93.

В какой-то момент, когда ксендз крепко задумался над позицией, епископ что-то ему сказал. Ксендз коротко ответил, епископ еще что-то сказал. Хотя я не знаю польского языка, но папик, в свое время, приучил меня к чтению шахматных книг на разных языках. Я как-то подсчитала: в нашей библиотеке были шахматные книги на девяти языках, в том числе на всех славянских. Так вот, среди слов епископа я разобрала всего два слова: «скАчек» и «гОнец». Для себя я перевела их как скакун и бегун. Так это же на польском конь и слон! Вот гад! Пользуется тем, что я не знаю польского языка и в наглую подсказывает. Я сразу вспомнила бессмертное: «Лошадью ходи, лошадью.» Но, подумав, решила не возникать. Один мой знакомый шахматист говорил, что подсказчик – это твой добровольный помощник. Во-первых, он, скорее всего, подскажет неправильный ход, а, во-вторых, он помешает твоему противнику думать. Как тот парень оказался прав! Ксендз, в силу своего подчиненного положения, не мог окрыситься на епископа и послать того со всеми подсказками куда подальше. А думать тот здорово мешал. Через несколько ходов ксендз допустил явную ошибку и потерял важную пешку, позволявшую ему хоть как-то держать позицию. Сделав еще несколько, уже необязательных, ходов, он сдался.

– Да, пани Северова. Признаю, что вас недооценил. Вы не просто знакомы с шахматами, а играете очень сильно. Я не знал, что в Советском Союзе не только мужчины, но и женщины являются очень сильными шахматистами. Открою маленький секрет. Три года назад я был в Лондоне и там сыграл несколько легких партий с Верой Менчик. Так общий счет был в мою пользу. А тут меня обыгрывает неизвестная шахматистка, да еще черными, да еще в неправильном начале.

– Пан Каневский. Так ведь если сегодня это начало неправильное, то завтра оно может стать правильным. Все будет зависеть от того, насколько глубоко его исследуют шахматные теоретики – такие, как Алехин, Капабланка, Ботвинник. Насколько я помню, защита Алехина и защита Грюнфельда тоже сначала вызывали большие подозрения в правильности. Вот только за ними стояли авторитетные фамилии их создателей. А этот дебют я подсмотрела у одного малоизвестного мастера (поди проверь!).

Мы стали анализировать сыгранную партию. При этом я вытащила бумагу и карандаш и аккуратно записывала как ходы в партии, так и рассматриваемые варианты. Ксендз стал смотреть на меня с еще большим уважением. Епископ молчал и лупал глазами. Интересно, извинится ли он перед ксендзом? Думаю, что нет. Начальник, как-никак.

– Скажите, пани Северова. А завтра мы можем сыграть еще партию? Я жажду реванша.

– Нет, пан Каневский, завтра и еще несколько дней у пани Северовой будет много работы. А вот примерно через неделю, если ничто ей не помешает, она снова приедет к вам с доской и фигурами. Да, здравствуйте, пан Каневский. Старший лейтенант госбезопасности Северов.

Ой, а ведь это мой супруг незаметно подобрался. Наверное, подъехал на машине, ее отпустил, а сам тихо подошел. Понятное дело, что домой поедем вместе на (теперь моем) мотоцикле.

Ксендз сначала даже слегка вздрогнул от неожиданности, но быстро овладел собой и вежливо кивнул Васе.

– Добрый вечер, пан Северов. Ваша супруга очень сильная шахматистка. Буду рад еще раз встретиться с ней за шахматной доской. А сейчас не хотите ли выпить с нами немного вина?

Тут, видя, что Вася в некоторой нерешительности, я решила вмешаться.

– Извините, пан Каневский. Я совсем не пью вина. Все время помню печальные результаты увлечения вином Михаил Чигорина и Александра Алехина. Врачи говорят, что алкоголь даже в малых дозах наносит невосполнимый вред мозгу. Поэтому сама не пью спиртного и мужа отучаю.

– Да, примеры вы привели действительно серьезные. Но тогда чай?

Я посмотрела на Васю. Он чуть моргнул.

– Чай с большим удовольствием.