150.

Только выйдя из здания генштаба, я сообразила, что совершенно не представляю, где я нахожусь и как отсюда добраться до моей гостиницы. На счастье мимо проезжало такси. В темноте шофер все-таки заметил отчаянно махавшую руками меня и остановился.

– Большой Кисельный переулок, пожалуйста.

– Это где?

Вот тебе и раз. А я думала, что все таксисты Москву хорошо знают. Ладно, попробую выяснить, какие места Москвы он знает.

– Сретенку знаете?

– Знаю.

– Вот туда и поезжайте.

– Это вам рублей в пять обойдется.

– Договорились, поехали.

Шофер, наконец, тронулся, и минут через двадцать мы уже ехали по Сретенке.

– Здесь прямо до трамвайной линии.

– Так тут Сретенка уже кончается.

Ну и упертый таксист.

– Зато начинается улица Дзержинского. А переулок как раз там.

– Так бы сразу и сказали, а то Большой Кисельный, Сретенка. Надо было сказать Рыбный на Дзержинке, и все.

А ведь действительно, Большой Кисельный расположен почти напротив рыбного магазина. Только поди знай, что шофер знает рыбный магазин и не знает Большого Кисельного переулка. Наконец, добралась до гостиницы. Стоп, мне ведь завтра снова в Генштаб. Может договориться с этим же таксистом? Нет, времени у меня будет достаточно. Сначала зайду в Наркомат, попрощаюсь с Трофимовым, и он мне подскажет, как быстрее добраться до Генштаба.

Утром я в первую очередь позвонила Романову. Он с радостью согласился на предложение Жукова и даже отказался взять деньги на билет до Минска. Договорились, что послезавтра я оттуда ему позвоню, и он скажет, когда приедет. После этого собрала свой баульчик и пошла в Наркомат.

Как раз, когда я разговаривала с Трофимовым, к дверям кабинета подошел Берия.

– Товарищ Северова, хорошо, что вы здесь. Зайдите в кабинет. Садитесь.

Сам Берия сел напротив и около минуты молча смотрел на меня. Потом заговорил.

– Вы возвращаетесь в Белоруссию. Какая там обстановка вы знаете не хуже меня и точно лучше, чем ее знает товарищ Жуков. Потому что вы видите ее с улицы, как оперативный работник, а товарищ Жуков видит ее из окна своего автомобиля. И, кроме того, видит только то, что относится к армии. Товарищ Жуков очень хороший командир, но там кроме воинских частей есть еще и население, причем в Западной Белоруссии много еще вражеских элементов или просто нейтральных людей, которым все равно, какая власть. Поэтому кроме тех задач, которые перед вами будет ставить товарищ Жуков, вы будете помогать ему в налаживании контактов с местными жителями. Кроме того, вы сами выдвинули идею о налаживании взаимодействия армейских подразделений с частями НКВД для борьбы с диверсантами. Возьмите на себя это направление. И еще. У товарища Цанавы с товарищем Жуковым сложные отношения. Старайтесь держаться подальше от этих проблем.

Берия немного помолчал, но потом, видимо приняв какое-то решение, продолжил.

– Я всегда относился отрицательно к вашей идее участия в партизанском отряде. И товарищ Сталин тоже. Но мы решили не препятствовать вам, надеясь на то, что вы сами сумеете сделать правильный выбор. Теперь вижу, что в чем-то, может быть, вы были правы. Если события пойдут по предсказанному вами сценарию пусть и с изменениями, внесенными действиями товарища Жукова, то боев в окружении, в том числе и с элементами партизанской деятельности, вам не избежать. В этом случае возможно, что вам придется отвечать и за безопасность товарища Жукова. Вы меня поняли?

– Так точно, поняла, товарищ Нарком.

– В мирное время при возникновении проблем всегда можете обратиться в Минске к товарищу Цанаве или позвонить сюда Трофимову, который тут же все мне передаст. А в случае начала военных действий, если будут проблемы со связью, не бойтесь принимать самостоятельные решения. Мы вам доверяем. Удачи вам, Аня.

С этими словами Берия встал, давая понять, что его напутственное слово закончено.

– Спасибо, Лаврентий Павлович.

Я вытянулась и вышла из кабинета.

– Анна Петровна, – это уже Трофимов. – До Генштаба по распоряжению товарища Берия вас довезет машина.

Тут я поняла, что теперь я уже не здесь, а там, в армии, или, как пока говорят, в РККА.