138.
Еще полтора дня мы работали, если можно так сказать, в штатном режиме, но на второй день после обеда Мехлис после очередного «разбора полетов» мрачный как туча заявил.
– Считаю, что проверку следует прекратить. Результаты крайне неутешительные, о чем я сейчас доложу товарищу Сталину. Уверен, что оставшиеся два дня покажут примерно то же самое. А у нас, возможно, – тут он кинул быстрый взгляд на меня, – времени на исправление ситуации почти не остается.
С этими словами Мехлис вышел, чтобы позвонить по ВЧ наверх, а мы остались вдвоем с Серковым, причем теперь на меня уставился уже майор.
– Мне почему-то кажется, Аня, что у вас и у товарища Мехлиса есть какая-то дополнительная информация, которую в Генштабе не знают.
– Товарищ майор. О том, что знают и что не знают в Генштабе спрашивать надо не у меня, да и не у товарища Мехлиса, так как не мы определяем, кому и что сообщать.
Майор увидел, что даже, если я что и знаю, то говорить об этом не намерена. Впрочем, как человек военный, да еще работник Генштаба, он меня прекрасно понял и, надеюсь, не обиделся.
Минут через тридцать вернулся Мехлис.
– Товарищи командиры. Через 10 минут мы выезжаем в Минск. Там нас будет ждать самолет. Вместе с нами полетит товарищ Павлов. Охрану я уже предупредил. Собирайтесь.
А чего собираться? Взяли свои немногочисленные вещички и в машину. И пяти минут хватило. Через два часа к нашему кортежу присоединились две машины Павлова и всем кагалом мы въехали на аэродром. Еще через тридцать минут мы уже взлетели и взяли курс на Москву. Выглянув в иллюминатор, я заметила, что параллельно нашему курсу летит самолет. Посмотрела в иллюминатор другого борта – и там виден самолет.
– Это наше сопровождение, – пояснил Серков.
– А когда мы летели в Минск, они тоже были?
– Конечно. Члена Правительства полагается охранять не только на земле, но и в воздухе. Вы просто тогда на это внимания не обратили.
Ух, какие же мы важные персоны! Пусть главный – Мехлис, но мы ведь при нем. Значит можно считать, что и нам положена такая охрана, как людям из аппарата Правительства.
Ладно, пока летим есть время немножко подумать. Что, если весь список выявленных проблем и недостатков упорядочить (ну въелась в меня эта привычка упорядочивать информацию – в конце концов я программер или кто) по степени ответственности Павлова: например, за общую организацию дел в округе отвечает именно он, а за некомплект личного состава или, скажем, явную нехватку транспортных средств ответственность на него возлагать не стоит. И так далее. В самолете авторучкой писать неудобно, ухабы, то есть воздушные ямы, попадаются. Сама я вроде бы не очень от этого страдаю, но авторучка из-з атряски может давать кляксы, что нежелательно. Поэтому я в первый раз решила использовать второй компонент подарочного набора – карандаш. Выпросила у запасливого Серкова пару листов бумаги и стала чиркать на них свои мысли по этому поводу. Ясное дело, что Серков бумагу выдал мне не просто так, а поинтересовался «на что, мол, нужен барину фрак?». Я от коллеги секретов не держу (кроме государственных), поэтому майор вытащил листки и для себя – чем он хуже!
Вот так за работой время пролетело совсем незаметно, и я даже была недовольна, что полет закончился слишком быстро – не все успела записать. Сразу после посадки Мехлис подозвал нас к себе и спросил, что это мы там писали. Интересно, у него глаза на затылке что ли? Ведь сидел – не оборачивался. Но нам скрывать нечего – доложили. Мехлис тут же отобрал все наши записи и спрятал в свой портфель. Правда, за инициативу похвалил.
– Теперь слушайте внимательно. Я еду к себе в наркомат. По дороге завезу вас, майор, в Генштаб, а вас, Аня, в ваш наркомат. Там сидите и ждите. Скорее всего, мы сегодня еще встретимся.
Только войдя в Наркомат, я вспомнила, что одно поручение Берии так и не выполнила. Парабеллум остался дожидаться меня в столе у майора Григорьева. Я же не виновата, что в Барановичи мы не попали.
В приемной сидел Трофимов. Увидев меня, он тут же подхватился и зашел в кабинет к Берии. Выйдя оттуда через пару минут, сделал приглашающий жест. Я вошла в кабинет и обратилась к Наркому с приветствием.
– Здравия желаю, товарищ Генеральный комиссар госбезопасности.
– Здравствуйте, товарищ Северова, проходите, садитесь. О результатах инспекционной поездки комиссии товарища Мехлиса мне докладывать не нужно, так как сегодня в 22 часа будет совещание у товарища Сталина. Возможно, что там вам предложат выступить. Расскажете все, что сумели увидеть, услышать и понять. А сейчас расскажите про историю с телефонистами. Хочу услышать все от первого лица.
Я коротко рассказала об идее проверки и о том, как она произошла в 56-й стрелковой дивизии.
– Собственно моей заслуги в самом задержании не было, товарищ Нарком. Все очень грамотно сделала группа лейтенанта Геворгяна из НКГБ Белорусии. А я просто помогла доставить задержанных.
– Вы несколько преуменьшаете свою роль, товарищ Северова. Разумеется, товарищ Геворгян хорошо выполнил свою работу, и его обязательно отметят в приказе по наркомату. Но вся операция стала возможной только благодаря вашей идее с проверкой, поэтому вас мы тоже наградим. Меня только удивляет, как ваши немного странные идеи дают такой положительный результат.
– Честно говоря, меня саму это тоже очень удивляет, товарищ Нарком, – не удержалась я.
В этот момент зазвонил телефон. Судя по цвету, правительственный. Берия тут же снял трубку.
– Слушаю, товарищ Сталин.
Ого, так это не просто правительственный, а непосредственно от товарища Сталина. Ну да, вон еще один правительственный стоит. Тем временем, разговор продолжался.
– Да, товарищ Сталин. Готовы и сразу же выезжаем.
Берия положил трубку и сделал мне знак рукой. Значит, пора ехать в Кремль. Интересно, а выспаться я сегодня сумею? Утром в дивизии, днем в самолете, вечером на совещании. Ну и денек! Ой, чуть не забыла. Выйдя из кабинета, я вытянула из кобуры наган, а из сумочки Вальтер и все вручила Трофимову.