Глава двенадцатая или «шпионская». (9 июня 1941 года, понедельник)
В прошлом году почту в СССР сделали рентабельной, а в сорок первом решили навести на предприятия связи культурный вид. Не должны советских людей встречать облезлые стены, невыносимые очереди и, частенько, хамоватые сотрудники .
Но поскольку корреспонденцию теперь теряли редко, почтовая карточка Ненашева, подписанная чужой фамилией, в воскресенье оказалась на Московском почтамте. Потом ее понесли на Знаменку, в девятнадцатый дом, именуемый остряками за цвет «шоколадным».
Здание теперь выглядит значительно внушительнее выстроенного в девятнадцатом веке двухэтажного особняка с широкими крыльями корпусов и восьмью колоннами в центре. До революции на фасаде значилось «Александровское военное училище», а теперь ничто не указывало, что в одном крыле разместилось Разведуправление РККА.
Да, именно сюда писал Саша, поскольку НКГБ, если верить «историкам», в услугах Панова давно не нуждался.
В этот день красивая блондинка, полируя маникюр, сурово смотрела на бывшего штабс-капитана царской армии Нелидова. Его полковничьи погоны дрожали от страха, а руки выводили на картах синие жирные стрелы, насквозь пронзающие Белоруссию. Опытный шпион в тридцать девятом году попался полякам, далее переселился в камеру на Лубянку.
Как, исходя соплями, рыдал о нем весь германский генштаб!
Пропал, сгинул ценный кадр, рекомендованный самим Канарисом. Кто же заменит главного консультанта и организатора командно-штабных игр по России? Кто допишет знаменитый план тридцать шестого года: взять Минск на пятый день войны? Пять лет им страдали немцы!
А то знаменитое майское танго! Тьфу, вальс в германском посольстве? В середине мая, на приеме, по паркету скользил посол Шуленбург, восхищенно держа в руках русскую красавицу и шепча ей что-то романтичное на ушко. Но разведчица осталась холодна к фашисту. Кружась с немцем по посольству, последовательно передвигаясь из одной комнаты в другую, она считала пятна от снятых со стен картин. Когда разрядность переполнилась, в голове вспыхнула лампочка: «скоро война» .
Дипломаты Гитлера как-то за месяц ухитрились узнать о поступившем указании от девятого июня. Фантастика или там был настоящий арийский попаданец. Впрочем, коктейль-прием в немецком посольстве в Москве был, но в июне, за несколько дней до начала войны, но все было на местах .
Но заместителю Меркулова, товарищу Фитину, еще предстояло прокрасться в кабинет товарища Сталина мимо храпящего на боевом посту секретаря Поскребышева. Девятнадцатого июня он посетителя не заметил .
Так что доверять тем, кто писал или посмертно редактировал «мемуары» ветеранов разведки, Панов не мог. Ну, не тянул он пока еще на мастера разгадок закулисных интриг и разоблачителя масонов высокой степени посвящения .
У Саши случай клинический. Его преследовали постоянные, навязчивые, маниакальные подозрения, что аналитикой в госбезопасности считали статистику выявления и раскрываемости.
Все, что шло не по профилю конторы, занимавшейся политической разведкой, не обобщалось, лишь учитывалось. Да, материалы специальной сводкой докладывалось в Наркомат обороны. «Выслано Тимошенко. Судоплатов», «Военные сведения переданы НКО. Меркулов» есть в резолюциях документов, шедших в Разведупр, обозначенных как сведения наивысшей степени достоверности, не подлежащие проверке.
В пользу подозрений Панова говорил товарищ Судоплатов и его собственный жизненный опыт. Да, принеси он такой «Календарь сообщений агентов резидентуры» из Берлина своему генералу…
Саша, когда вписывал текст в почтовую карточку, поморщился, вспоминая обидный урок.
«Ты что, Панов, сдурел, где выводы, обобщения, сопоставления? Где графики, расчеты, критерии и оценки? Я решение должен принять, а не думать за каждого!» — красный от стыда человек со звездой на каждом просвете погона вылетел из кабинета. Хорошо хоть, в команде был, постепенно отучили от работы почтальона.
Обращаясь в Разведупр, капитан знал, что и он сейчас больше похож на проходной двор. Контору несколько лет лихорадило от смены начальников и внезапных обновлений трудового коллектива. Однако «Перечень донесений о военной подготовке против СССР» внушал Панову некий оптимизм.
У военных явно не одна извилина. В отличие от коллег-чекистов, они скрупулезно внесли туда графы: «за период», «начало наступления» и «причины» нападения.
А на рассекреченных шифротелеграммах встречались слова: «в целом материал опять бессистемный и неудовлетворительный», «материал Ариец преподал в том же безобразном стиле, что и раньше» — резидент военной разведки «Арнольд» (он же – генерал-майор Тупиков).
Впрочем, откроем главный секрет предвзятости Саши в отношении блондинок. Он предпочитал брюнеток.
*****
Мареева недоуменно посмотрела на почтовую карточку, пришедшую почему-то из Бреста. Некто сожалел, что придется задержаться в Белоруссии до двадцать второго, а может и вовсе. И не успеет воспользоваться ее приглашением, и посетить немецкую выставку в субботу, четырнадцатого июня. Подпись «Арнимов», далее в тексте, написанном дрожащим почерком послесловие: привет Косте Леонову.
Тридцатитрехлетнюю женщину, в капитанском звании, с орденом Красной Звезды, вряд ли можно было назвать красавицей. Симпатичной, да. Круглое и открытое мальчишеское лицо, большеватый рот, короткая стрижка, небольшая ямочка на подбородке. Как раз такое лицо должно быть у участкового педиатра, которым Полина мечтала стать.
За плечами две «командировки» в Германию и Швейцарию, множество успешных вербовок, награждение. Знание трех языков. Муж-орденоносец, воевавший в Испании. Дочь, фотографию которой ей разрешили держать при себе. Арест родственников, недоверие руководства, увольнение из органов – и тут заступился Ворошилов. За границу ее из-за анкеты больше не пускали, а поручили заниматься учебной работой, да переводом письменных донесений агентов.
Странная она вещь, память. «Альтернатива, Альта, Ариец, Арним» , — выстраивал цепочку Максим. Логика давалась Панову легко – наследственное, ее еще учил в детстве отец.
Введенный через два года после Победы предмет, отменили в пятьдесят шестом, как и «Психологию», обязательную для изучения в старших классах .
Негоже, мол, советским школьникам логично мыслить. А то засунут еще следующему неадекватному руководителю «кукурузину» без всяких там пленумов.
Пусть и содержало послание намек, но на предсказание, когда все тут же засуетятся, не тянула. Саша заранее знал, что оно потонет в массе приходящей в Разведупр информации. Многословное сообщение тоже не написать, проколешься в мелочах и подробностях, сразу вызывая недоверие.
Нет уж, пусть сами додумывают, кто он такой и вставляют в свои привычные шаблоны.
«Ох, смотри! Свои же органы грохнут тебя Ненашев!», думал начинающий «парагвайский шпион». Он ломился не в парадную дверь, а так, невзначай, заглядывал с черного хода.
Так чем же запомнилась Саше товарищ Мареева? Наверное тем, что добровольно вызвалась остаться в Москве резидентом, на случай оккупации. Пощады не стоило ждать вдвойне – национальность и должность. А еще, особыми связями. Ее ученики постепенно вырастали в начальство.
Через полчаса Леонов и Мареева узнали, что единственным стопроцентно подходящим к сообщению культурным мероприятием, станет выставка в Германском посольстве. Немцы решили представить в Москве результаты балканской компании .
Тонкий немецкий юмор. Но вновь шаблон. За день до вторжения в Норвегию германские дипломаты пригласили на приватный киносеанс местного премьера. Лента называлась «Поход на Польшу».
Так что же дальше? Ни малейшего намека на дальнейший контакт «Арнимов» не давал, лишь намекал что-то насчет предстоящего культурного мероприятия.
*****
Панов, таки, решил заняться польской проблемой, но в общемировом масштабе уже все предрешено. Резидент польской разведки в Бресте даже не думает, что через пятьдесят дней большевики станут союзниками и СССР выступит за создание независимого польского государства, в границах национальной Польши.
«Хотите, господа, или нет, а договор придется подписать», — ухмыльнулся Панов, почти в точности повторяя слова английского министра иностранных дел. Черчилль думал здраво, ему совсем не нужны в Лондоне люди, объявившие войну его долгожданному союзнику. Единственной реальной силе против Гитлера на Европейском континенте.
Так что к конторе немолодого поручика Панов доверия не испытывал. «Служба победы Польши», она же «Союз вооруженной борьбы», она же «Армия Крайова», она же…
Ах да! Ее в январе сорок пятого официально распустили. Задача выполнена – Польша освобождена. Так что, следует использовать вместо «повстанцы» термин «бандформирования» или короче – отморозки.
По инструкциям эмигрантского правительства из Лондона, поручик должен был бороться против двух врагов, разорвавших страну на части и договорившихся не допускать «польской агитации».
Для пана Новицкого товарищ Ненашев – откровенный враг.
Директива о диверсиях и организации партизанских отрядов в тылу Красной Армии ему должна быть известна. Она дана на случай, если Советы начнут наступать на запад, тем самым освобождая Польшу. «Мы ждем тебя, красная зараза, спаси нас от лютой смерти» не только лозунг Варшавского восстания. Еще довоенный официальный слоган звучал примерно так .
Бывшему полковнику пан Новицкий пока врагом не казался, до лесных боев в сорок третьем еще далеко.
Кадровый контрразведчик, профессионал. Участник боев с большевиками под Варшавой. Затем занимался немецкими гостями. Удачно, в Берлине ему точно бы отвели камеру на солнечной стороне, а, хорошо расспросив, и вовсе отделили бы голову от тела. Как-то неудачно сложилась судьба одного туристического бюро, состоящего из работников имперской безопасности. После поражения Польши перебрался во Францию, повоевал и там. На нелегальную работу пошел сам, так что, в его личном мужестве и готовности умереть за свою Польшу, капитан не сомневался.
Ненавидит русских?
Будем считать все пережитком проклятого царизма. Вон, Отто Эдуардович Бисмарк, делая очень честные глаза, откровенно советовал царю обрусить Польшу на Висле, как навсегда онемечил он Данциг и Познань. А на деле – плевался с результатов. Когда он чуть поработал на ниве смены национального сознания, то сразу дошло: от русских сюрпризов надо ожидать гораздо больше .
Нация, имевшая когда-то хоть какое-нибудь, соплей перешибить, государство, обязательно сделает его возвышенным, чистым идеалом, и будет считать оккупантами даже тех, кто кормил ее с ложечки черной икрой.
Потому продвинутых завоевателей всегда интересует территория, свободная от проживающего там народа. Лучше всего процесс ассимиляции протекает через геноцид. Рецепт, проверенный временем.
Так в пантеон одной европейской страны оказались зачислены свежеиспеченные герои из Народных Сил Бронных, истово боровшихся за чистоту польской нации петлей, ножом и дубиной. А в официальных друзьях оказались исторические враги из ОУН, вырезавшие несколько десятков тысяч поляков на Волыни.
«Но, еще Польска, не згинела, пока мы живем…», — промурлыкал Ненашев, вспоминая «Радослава», кавалера одиннадцати Крестов отважных и ордена Виртутти Милитари двух степеней . Человек, неоднократно объявленный то предателем, то шпионом, то героем. Потому как его книги о Варшавском восстании вредны любой современной Польше .
Да, были и такие поляки. Почти как в «Четыре танкиста и собака», но предпочитавшие освобождать немецкие концлагеря на трофейных «Пантерах», заставляя охрану сразу заскорбеть низом. И капитулировали тогда не все. Радослав ушел из Варшавы, продолжая партизанить до прихода русских из Красной Армии .
Вот и шел Панов к пану Новицкому, в таком вопросе разоруженный. Все от человека все зависит, и ничто так не сближает, как наличие общих врагов.
Однако раскрывать свое «кацапское» или «москальское» инкогнито Саша не спешил. Он человек интеллигентный: «я иду к тебе с приветом, утюгом и пистолетом» или если неминуемые безобразия нельзя прекратить, то их надо возглавить.
Максим поставил мотоцикл в тени Московской улицы, будущей, послевоенной части проспекта Машерова. Бросил внимательный и дружелюбный взгляд на стоящего рядом милиционера.
Тот понятливо кивнул, а капитан, не опасаясь за сохранность агрегата, уверенно направился в двухэтажный особняк городского почтамта. Новицкий его здесь видел, когда он отправлял бандероль в Москву, с расчетом, что прибудет она по адресу в субботу или воскресенье.
Контрразведчик вздохнул, видя, как капитан направился прямо к нему.
«Чтоб я видел тебя на костылях, а ты меня одним глазом!», примерно таким был смысл мысли. Капитан, как проклятье последних дней, но хорошо, что пришел без чемодана.
Он машинально почесал колено. В случайность не верилось. Человек с двойным дном. Бандероль Арнимова, отправленная в Москву, содержала одну книгу, всю исчерканную карандашом. Разгадать шифр они и не пытались, а фамилию пан Александр прочитал в квитанции.
— Снова посылка в Москву? — душевно улыбнулся служащий почты.
— Ценное письмо, — буркнул Ненашев и протянул конверт, наблюдая реакцию. Да, профессионал, хоть и вздрогнул, но не изменился в лице, читая «Пану Французу, лично». Интересно, текущий псевдоним он назвал правильно?
— Пан капитан, здесь нет адреса.
— И марки, конверт не заклеен.
— Тем более, я не могу отправить письмо.
— Может, надо прочитать?
Новицкий неторопливо взглянул в листок, стараясь выгадать время. В голове мысль: «Никто еще в зал не вошел, значит, блокировали выходы и ждут на улице…»
Рядом раздался глубокий, с досадой, вздох:
— Не впадайте в отчаяние, это не ваш стиль.
Русский укоризненно посмотрел на него и, не спеша, нашарил в кармане гимнастерки удостоверение. «Максим Ненашев», прочитал Новицкий и немного успокоился.
Капитан раньше предъявлял справку, где фотографию наклеили рядом с текстом об утраченном документе.
— Вы просто напрашиваетесь на знакомство. Верно?
— Настаиваю, — чуть иронично произнес Ненашев.
— Сможете подождать несколько минут?
— Без проблем, — демонстративно сплюнул Максим. — А если решите задержаться надолго, то пойду договариваться с будущим бургомистром Бреста.
Теперь Новицкий никуда не исчезнет. Должен понять намек. Как вести себя в оккупации поляки продумали заранее. Как и немцы, решившие определенным образом использовать их кадры.
Минут через пятнадцать мотоцикл капитана оказался рядом с летним кафе вблизи Мухавца.
— Итак, что вы хотите? — задал вопрос контрразведчик.
— Честно? Как на духу? — Ненашев усмехнулся.
— Именно.
— Призвать польского офицера в Красную Армию.
— Знаете, у меня один недостаток: я не умею общаться с дураками…
— Стоп! — Ненашев поднял указательный палец руки. Потом лист бумаги перекочевал из его полевой сумки в руки Новицкому. — Возьмите себе, но это не шантаж.
Максим смотрел, как у контрразведчика вытягивается лицо. Непросто читать скромное досье на себя и думать, где опять допущена промашка. Был такой эпизод в жизни поручика, стоивший больших нервов.
Человек все сделал правильно, все учел и вдруг – гестапо. Пришлось вывозить в безопасное место семью, а самому перебираться на советский берег, где его точно никто не знал. А тут опять: «вы ждали нас с моря, а мы пришли на лыжах».
— Вижу, хорошо подготовились.
— Надеюсь! — сердито буркнул Максим, а пан Александр вздрогнул, услышав, как негромко лязгнул затвор. Однако, что-то тяжелое под салфеткой, чуть царапая стол, поехало под правую руку поручика. На вопросительный взгляд капитан пояснил:
— И вы тоже должны хотя бы так контролировать ситуацию.
— А он заряжен? — дернув щекой, спросил пан Александр.
— Дураком вы меня недавно обозвали! А теперь, я похож на идиота?
Поляк ошарашено посмотрел на капитана. Так просто? И никаких шпионских игр? Хочешь, дальше слушай этого человека. Хочешь, закатай ему пулю в лоб и беги. Застрелиться самому? О, в какое искушение его вводит Ненашев, если не боится потерять собственную жизнь.
— А! Вижу, не хотите. Думаете, стану вербовать? Ошибаетесь, скорее наоборот.
— Что все это значит?
— Хотите знать недалекое будущее? Когда отсюда уйдут Советы, Брест-Литовск и окрестности включат в рейхскомиссариат «Украина», — как можно небрежнее произнес Максим. — Ассимиляцией займутся ребята из ОУН, так что тут даже кошки перестанут мяукать по-польски.
— Откуда информация? — хрипло задышал поляк, сжимая кулаки.
— Оттуда, — мотнул капитан в сторону границы, — документ скоро оформят. Все учтено, в том числе и готовность людей убивать друг друга. Красивое решение, не находите?
Рука Новицкого поползла под салфетку и нащупала рукоять пистолета, а Ненашев умолк иронично цокая языком и бросая укоризненный взгляд. Должен же пан понимать, как наследили они сами на Украине и в Белоруссии, да так, что их чванство полсотни лет спустя превзойдет наглость «новых русских».
То, что он видел в девяностом году в Баку, тут повторится очень скоро. Новая украино-польская война не за горами. И не только.
Запад предусматривает для колоний особое «общеевропейское» право на самоопределение. Каждому известно, что для развитой страны напасть на ту, где живет дикий и отсталый народ для развитой страны – дело богоугодное. Как же иначе вывести его из варварства и приобщить к благам цивилизации.
Следующий этап: рабы должны научиться резать друг друга, постепенно приближаясь к настоящей демократии. Британская империя, над которой скоро зайдет солнце, опробовала методику первой, действуя по старинному рецепту: «разделяй и властвуй».
Немцы тоже идут сюда с пониманием, что все объединяющее живущие здесь народы должно быть разрушено . Даже русский, из запланированного горьковского генерального комиссариата, должен отличаться от коллеги из тульского генерального комиссариата и горой стоять за самобытность, ненавидя чужаков .
Ну, а предатели найдутся. Зло всегда есть, как и охотники дать ему тридцать серебряников.
Полыхнет тут хорошо. После ухода Красной Армии хватит лишь искры и начнется тотальная война всех против всех. Жуткая, бессмысленная, кровавая. Польские, белорусские и украинские деревни давно перемешались друг с другом.
А немцы начнут подливать в костер бензинчика. Чтоб не затухал, подбирая в свои команды настоящий «интернационал» ублюдков. Белорусскую Хатынь жег 118-й шуцманшафт. А по-русски: полицейский батальон из добровольцев западных областей Украины и изменивших Родине военнопленных других славянских национальностей .
«Он провоцирует», — опомнился пан Александр.
— Во-вторых, господин поручик, я не шучу. Откровенно скажу, что вы мне не нравитесь. Вместо вас я предпочел бы видеть «Хубаля» , – Ненашев сложил пальцы характерным жестом, но не стал креститься, — или «Радослава» .
«Хорошо, что смотрел старые фильмы», порадовался Панов, а лицо Новицкого покраснело, этот «Арнимов» в его профессионализме.
Но до профессионального диверсанта «Радослава» ему еще далеко, а партизанский отряд «Хубаля», не подчинившегося приказу уйти в подполье, восемь тысяч немцев все же загнали в ловушку и в трехчасовом бою разбили.
— Если вы такой знающий, то какую ошибку я сделал там? — уязвленный контрразведчик мотнул головой в сторону того, что теперь стало зоной государственных интересов Германии.
— Надо было правильно выбирать себе друзей. Особенно в Париже, — Панов намекал на личность с неизвестной ему фамилией. Новицкий так и не сообщил имя в воспоминаниях.
— Даже так? — лицо Новицкого приобрело хищное и недоброе выражение. — А вы хотите сказать, что станете моим лучшим другом?
— Недоверие – лучшая основа для совместной работы, — Ненашев достал из кармана «капитанскую сигару» и неторопливо раскурил. — Хотите? У русских неплохой табак, но цены кусаются.
«На кого он работает? На немцев?», — в голове контрразведчика крутилось множество вопросов. «Арнимов» потихоньку прокалывался в мелочах. Готовили его основательно, но в очень большой спешке.
— Фамилия Грацеметич, ничего не говорит? — выдохнув клуб дыма, спросил Ненашев.
— Гарацимович, — машинально поправил его поляк и тут же сжал зубы, вспоминая фамилию предателя, арестованного за шпионаж в пользу немцев накануне войны.
— Господин Гапке теперь недалеко. Он снимает квартиру где-то в Тересполе.
— Гапке? — переспросил контрразведчик.
— Угу, встретите, передайте привет! — Ненашев обратно поцарапал стол и осторожно разрядил пистолет. Потом демонстративно выложил перед поляком патрон, побывавший в стволе. — Заодно спросите, что случилось в Варшаве с архивом контрразведки .
«Интересно, что ответит Новицкий», — капитан замолчал, предлагая додумывать мысль собеседнику.
— Вы хотите сказать?
— Я хочу сказать, что больше не доверяю никому на той стороне.
Новицкий глянул на него и что-то сердито пробормотал по-польски. Клял себя, что сразу не посмотрел «Арнимову» в глаза. Слишком вызывающе молодо выглядит человек, судя по взгляду, проживший около сорока лет.
— Не понимаю. Говорите, на английском, — с небольшим акцентом демонстративно выдал Панов.
Если немецкий пришлось учить самостоятельно, то английский начали вбивать еще со школы, где помешанная на предмете учительница требовала повторять ответ до тех пор, пока не услышит правильное произношение.
— Хотите получить от меня помощь?
— Оцените перспективы. Скоро мне вновь придется отправиться туда, — капитан мотнул головой на восток. — Но прежде, хочу избавиться от того, что у меня в голове. Вы же делитесь с друзьями информацией?
— Хотите поделиться дезинформацией? — иронично посмотрел на него поляк.
— Пусть решают там, — улыбнулся Максим, поднимая глаза вверх.
— За моей подписью?
— Можете добавить, что сведения требуют проверки. Кстати, фразу придется вставлять всегда.
Видя, что контрразведчик колеблется, Максим пробормотал:
— А рядом случаи летают, словно пули…, — ну, и так далее, в четыре строчки.
— Чьи стихи? — пану Александру нравилось, как стоял вопрос.
— Автор еще неизвестен, но фамилия созвучна польской, — польстил ему капитан.
Пан Александр наморщил лоб. Не каждый день тебя достают люди, утратившие канал связи. И хотя возможностей у «Арнимова» больше, ситуация делает его равноправным партнером.
— Пожалуй, я подумаю над вашим предложением.
— Идите в дупу! — дернул щекой Максим, но из-за стола не встал. — Обговорим подробности.
