Глава 9

Более двух часов я просидела за книгами, но почти ничего существенного для себя не почерпнула. Разве что увидела на картинках, что пращу можно раскручивать не только в горизонтальной, но и в вертикальной плоскости. Для меня это плюс, так как не только повышается точность, но и обеспечивается скрытность. Взяла на заметку. Еще посмотрела разные конструкции арбалетов и твердо поняла, что без специалиста мне никогда что-либо подобное не сделать. Про лук я нашла много материала, прочитав который лишь утвердилась во мнении, что его точно делать не имеет смысла. То есть сам лук сделать вроде бы можно, но вот правильные стрелы — полный аут. Это не арбалетный болт, который можно вырезать даже из простого полена. И что еще меня огорчило — в этих книгах я ничего не нашла про метательные орудия типа баллист.

Посмотрела на часы и решила, что на сегодня хватит. Оттащила обе книги на стол к Елене Викторовне. Она их аккуратно, но быстро пролистала (доверяет, но проверяет), вложила туда вынутые ранее листики и сказала, что все в порядке. Мы вежливо распрощались, и я двинула назад в наркомат. Есть еще час на обед.

Только я уселась в столовой, предвкушая неторопливое поглощение ароматного супа и большой котлеты с картошкой, как увидела в дверях капитана Скворцова. Он встал у входа и начал сканировать обеденный зал. Не иначе как меня ищет. В тоске помахала ему рукой, но капитан сам заметил меня и ринулся к столику.

— Анна Петровна, товарищ Северова. Лаврентий Павлович уже два раза вас спрашивал. Я звонил в библиотеку, но там сказали, что вы ушли. Хорошо, что пришли обедать к нам, а то где бы я вас искал. Пять минут вам на обед, и поднимайтесь к наркому.

Скворцов повернулся и убежал, а я с испорченным настроением стала без всякого аппетита поглощать обед. Компот допила уже стоя. Но твердо решила, что подниматься буду медленно — пусть хоть немного еда переварится. Поэтому к кабинету я, отдуваясь, добралась минут через десять. Скворцов тут же нырнул внутрь, выскочил и пригласил меня войти.

— Товарищ Северова, — встретил меня Берия, — оставьте ваше оружие товарищу Скворцову и идемте со мной.

На выходе я вытащила наган из кобуры и «вальтер» из сумочки и, отдав их Скворцову, засеменила за Берией, который неожиданно крупным шагом быстро пошел куда-то в боковой коридор. Мы спустились по лестнице и вышли во внутренний двор, где нас ждала машина. В старинных машинах я не разбираюсь, но, судя по комфорту внутри, она была на должном уровне. Нарком галантно предложил мне сесть первой. Я решила не выделываться и, благодарно улыбнувшись, села. Берия сел рядом, и машина очень плавно и очень резво для данного времени тронулась с места. Берия поднял перегородку, после чего повернулся ко мне и заговорил:

— Товарищ Сталин перенес совещание, на котором нам надо обязательно быть. Пока едем, хочу предупредить, что на этом совещании будут еще два человека, которые в курсе вашей истории, но они ничего не знают о судьбе СССР. Поэтому обсуждаться будет только будущая война.

— А если кто-то, пусть случайно, затронет эту тему?

— Не думаю, но в крайнем случае, если товарищ Сталин не прикроет это направление разговора, я возьму инициативу на себя. Вы говорите только о войне и отвечаете на вопросы только о войне.

— Все понятно, товарищ Берия. Не беспокойтесь. Я прекрасно понимаю, что шаг вправо или шаг влево… Ну дальше ясно.

— Вот именно. Ни шагу в сторону.

К этому моменту машина, заехав в Кремль, остановилась у здания, куда обычным смертным в мое время вход был строго запрещен. Во всяком случае, я прекрасно помнила, что при прогулках по Кремлю милиция строго следила, чтобы люди не заходили за определенные, четко очерченные границы. Наверное, и сейчас сюда никого из посторонних не подпускают.

В приемной сидели еще два человека. Один из них, хмурый пожилой мужчина, был в военной форме с очень большими звездами. Я подумала, что это наверняка маршал, и не ошиблась. Берия, представляя меня, сказал:

— Вот, товарищ Шапошников, это и есть Анна Петровна Северова, материалы которой вы прочитали. Анна Петровна, это товарищ Шапошников, Маршал Советского Союза и заместитель наркома обороны.

Я поприветствовала его:

— Здравия желаю, товарищ маршал.

Шапошников слегка искривил губы — наверное, это должно было обозначать улыбку — и ответил на приветствие:

— Здравствуйте, товарищ младший лейтенант.

Второй из мужчин в форме политработника был среднего роста, с густой черной шевелюрой и с таким носом, что ошибиться в его национальной принадлежности было нельзя. Берия представил его как армейского комиссара первого ранга Льва Захаровича Мехлиса. Мехлис посмотрел на меня с подозрением, но поздоровался вежливо. В это время секретарь товарища Сталина открыл дверь в кабинет и пригласил всех войти. Для меня это означало, что сейчас я увижу то ли самого страшного злодея всех времен и народов, то ли гениального правителя и мыслителя. Но, войдя в кабинет, я испытала полное разочарование. Около большого овального стола стоял невысокий симпатичный усатый дедушка, который смотрел на вошедших, как мне показалось, даже с некоторым любопытством. Без ложной скромности я решила, что любопытство относится ко мне, поскольку остальных он, конечно, видел много раз.

— Здравствуйте, товарищи. Проходите, садитесь. Я собрал вас немного неожиданно, потому что события последних дней, к сожалению, не позволяют нам откладывать решение очень важных вопросов. Товарищ Берия уже представил вам товарища Анну Петровну Северову, которая неизвестно каким образом попала к нам из начала XXI века. Прежде чем пригласить ее сюда, мы внимательно в течение двух месяцев присматривались к ней, чтобы понять, какой она человек. За это время товарищ Северова проявила себя достойным человеком, хотя некоторые личности, возможно, составили о ней несколько другое мнение. Но с ними наши органы уже разобрались.

Я почувствовала, что щеки начинают гореть, уши, кажется, тоже. Берия при этих словах товарища Сталина еле заметно улыбнулся, а Мехлис посмотрел на меня уже с некоторым удивлением, смешанным, кажется, с опаской. Впрочем, может быть, я преувеличиваю. Тем временем Сталин продолжил:

— Вы все ознакомились с документом, который по моему заданию вчера подготовила товарищ Северова. Документ настолько секретный, что даже по правительственному телефону она не рискнула рассказывать мне о его содержании.

В этот момент заулыбались уже все.

— Мы с товарищем Берией знаем, что на самом деле товарищ Северова лучше излагает материалы устно, чем записывает их на бумаге. В данном документе очень конспективно изложены крайне важные данные, рассмотреть которые следует безотлагательно. Поэтому прошу задавать вопросы. А пока вы готовитесь, первый вопрос задам я. Скажите, товарищ Северова, насколько вы уверены в дате нападения? Сидите, сидите. Неудобно, когда дама стоит, а мужчины сидят.

Прежде чем начать говорить, я с удивлением заметила, что сейчас за столом сидит уже не «добрый дедушка», а, как сказали бы теперь, руководитель крупной корпорации, ведущий совещание топ-менеджеров.

— Товарищ Сталин. Во всех книгах, которые я читала, а также во всех беседах с ныне здравствующими ветеранами Великой Отечественной войны я видела и слышала только одну дату: 22 июня 1941 года. Правда, не помню где, я прочитала, что сначала Гитлер планировал напасть 15 июня, но по каким-то причинам отодвинул срок нападения на неделю.

При этих словах Шапошников слегка кивнул. Возможно, он знал, что это за причины.

— Товарищ Сталин, разрешите? — Шапошников встал. Сталин жестом усадил и его, разрешая задать вопрос. — Товарищ Северова. Из ваших бумаг следует, что немецкие войска к сентябрю уже прошли всю Белоруссию. Как немецкие войска сумели так быстро преодолеть озера и болота Белоруссии?

— В некоторых книгах было написано, что лето в Белоруссии выдалось очень жарким и сухим. Многие болота пересохли.

— Еще вопрос. Согласно вашим материалам, Москву спасли сибирские дивизии, переброшенные с Дальнего Востока. А что японцы? Почему они не напали на нас?

— О том, что японцы не нападут на нас, наша разведка получила доказательные сведения от агента. — Тут я сделала паузу и посмотрела на Берию. Он кивнул. Сталин, заметив наш обмен взглядами, усмехнулся в усы. — От агента Рамзая, работавшего в Японии. В книгах я читала сразу две причины: во-первых, японцы хорошо запомнили урок Халхин-Гола, а во-вторых, они очень обиделись на Гитлера за договор с нами 1939 года. Когда Гитлер потребовал от японцев нападения на СССР, они стали кормить его завтраками: типа завтра, послезавтра и тому подобное. Потом заявили, что нападут после падения Москвы. А в декабре 1941 года японцы напали на США, потопив их флот около Пёрл-Харбора. После этого война стала в полном смысле мировой, и вскоре ни у кого не осталось сомнений, что японцы на СССР вообще не нападут. Кстати, именно после официального вступления в войну Соединенные Штаты начали оказывать нам реальную помощь сырьем, оружием, продовольствием и тому подобное. А до этого времени поддерживали нас только на словах.