Глава девятнадцатая, в которой Лале пытается быть умницей
Днем Амиро, Осиновый город, ослеплял своей красотой. Но на рассвете… Слов всего мира не хватило бы, чтобы описать его. Хрустальную прозрачность воздуха и зеленовато-голубую влагу небес, нежность осеннего ветра и жестокость утреннего холода, терзающего заплаканное лицо, четкий контур алого листа на покрытой инеем земле и ломкость замерзшей травинки — это тонкое и сильное чувство, мягкой кошачьей лапой наступавшее на грудь…
Но мне было все равно.
Из комнаты сначала вывели Мило — побледневшего, заспанного, с заломленными за спину руками и с острым лезвием у трепещущей жилки на шее. В дверях он оглянулся ко мне, и этот взгляд через плечо, исполненный муки и тревоги, отпечатался в памяти, как острая грань перстня отпечатывается в сургуче. И только горше становилось оттого, что Мило беспокоился не о своей судьбе. И я, наставница, ответственная за его жизнь и судьбу, ничего не могла поделать. Помощи ждать было неоткуда.
А слабому, глупому сердцу так хотелось, чтобы кто-то сказал: «Все будет хорошо, Лале» — и спрятал в надежных объятиях.
Спустя малый оборот пришла и моя очередь. Укутав плечи шерстяным пледом, я вышла на улицу. Солнце еще и не думало взбираться на небо, лениво раскрашивая облака из-за линии холмов. Улицы были пустынны. Ледяные камни мостовой сначала обжигали босые пятки, а потом всякая чувствительность исчезла. Ах, если б можно было так же заморозить и душу! Но в груди лишь сильнее разгорался пожар, раздуваемый чувством вины.
Ты мнила себя мудрой и хитрой, Лале? Право, не смеши людей. Весь ум остался в стенах дворца, и за пределами столицы двести лет испарились, оставив высокомерную и рассеянную девицу. Порой мудрость заключается в том, чтобы послушать советов спутника, у которого опыта побольше. А что сделала я? Поддалась мимолетному капризу, закрыв глаза на разумное предостережение. И вот — расплата.
А как насчет другой сказки — о неуязвимой и могущественной Лале? О, бесспорное вранье, еще более отвратительное потому, что лгала я самой себе. Сила хранителя ключа предельно эгоистична. Ею нельзя поделиться, одолжить ее или направить на благо других людей. Любая рана затянется, всякая дверь откроется… но лишь для одного. И что могу сделать я, девятая в раскладе, когда против меня могущество целого Дома?
Ничего.
Будь я одна, то не испугалась ни капельки. Подумаешь — поймали. Отвернутся — и поминай как звали. Не остановят ни оковы, ни засовы, ни решетки — разомкну, отопру, водой просочусь сквозь пальцы.
Но нас двое. И вся моя неуязвимость и неуловимость сходит на нет. Мило не может остаться здесь…
А это значит, что я не имею права и дальше творить глупости. В моих руках — чужая жизнь. Надо всего лишь вспомнить, ощутить вновь тяжесть двух столетий на своих плечах… Четыре короля — четыре эпохи интриг, уверток, лицемерия и плясок на лезвии ножа. Это не могло пройти даром.
Меня ведут в обитель Ласковой Осени… А все дворцы изнутри одинаковы. Я справлюсь.
— Сударь, долго ли еще идти? Признаться, эта прогулка становится довольно утомительной… — мои ресницы вздрогнули и опустились. Я и так не вышла ростом, а босая, с вьющимися от влаги волосами, закутанная в тонкую шерсть, кажусь еще меньше. Как не пожалеть эту хрупкую и слабую девочку?
Ответом мне было молчание. И, хотя сталь больше не ласкала горло, я чувствовала себя пленницей. Ну что ж, разыграем представление…
Это легко. Запнуться о камень. Шатнуться вперед, закусывая губу. Позволить крохотной слезинке прочертить по щеке дорожку.
Действия привычны и отточены до совершенства. Сама Тирле, проницательная и хитроумная, порой не могла различить, когда я играю, а когда нет.
— Наберитесь терпения, госпожа, — бесстрастно произнес тот из воинов, что был за старшего.
— Что со мной будет? — спросила я тихо, пряча глаза. — Почему это происходит?
На сей раз он откликнулся почти сразу, помедлив лишь мгновение.
— Это мне не известно, госпожа. Я только выполняю приказы.
Ложь я почувствовала сразу. И еще, очень глубоко — опасение. Этот человек определенно знал, кого он вел на встречу с Амиро, и был прекрасно осведомлен, что я могу сделать. Вряд ли воин имел представление о ключе — ведь ни единого взгляда не удостоилась убегающая за воротник цепочка. А еще мне ни разу не заглянули в глаза прямо и открыто…
Ах, вот оно что… Кажется, меня здесь знали только как Безумного шута. Карту из чужого расклада, непредсказуемую и обладающую довольно неприятной разновидностью могущества. А Мило определили как волшебника, но вряд ли кто-то подозревал о его воровских навыках. Значит, в этой игре у наших стаканчиков — двойное дно. Уже неплохо.
Если так, то причиной для «приглашения» мог оказаться вовсе не визит в библиотеку. Амиро вполне в состоянии ощутить присутствие в городе еще одной карты и проявить любопытство. Конечно, ворваться в гостиницу и выдернуть даму из постели ни свет ни заря — не лучший способ произвести впечатления, но не исключено, что царь просто играет. Приручает, запутывает — можно назвать это, как угодно.
И если я права, то в следующий раз он погладит меня уже по шерстке, а не против.
К счастью, идти пришлось чуть больше малого оборота. Потом меня посадили в закрытую карету, вновь приставив лезвие к горлу, и мы покатили. Окна были закрыты наглухо. То ли для того, чтобы я не могла запомнить дорогу, то ли чтобы никто не увидел, какую гостью везут во дворец.
На сей раз путь занял около часа.
В карете было довольно тепло. Постепенно ноги отогрелись, ступни сначала мелко-мелко закололо, а потом чувствительность вернулась окончательно, и стало почти жарко. Со мной остались лишь двое воинов, остальные, видимо, отправились к месту службы другим путем. Развлекать пленницу беседой никто не собирался, да мне это и не требовалось. Все, что можно, я из своих сопровождающих уже вытянула, и потому посвятила оставшееся время тому, чтобы успокоиться. Каково же было мое удивление, когда обнаружилось, что сделать это невероятно сложно!
«Держать маску» еще получалось, но недолго. Стоило расслабиться, как эмоции брали свое. И это у меня, шута Ее величества! У меня, у которой игру было не отличить от настоящих чувств! Сотню лет я держала себя в узде, срываясь лишь тогда, когда говорили об одиночестве или о Лило. И вот за какие-то два месяца владение собой превратилось в миф, а я — в истеричную девицу… И когда это началось? Как я не заметила перемен? Как упустил их Мило?
— Госпожа? С вами все в порядке? — голос воина прозвучал встревожено.
— О… да, в порядке, — улыбнулась я, сгоняя с лица болезненную гримасу. — Не извольте беспокоиться. Просто замерзла. И чувствую себя… неловко.
— Мы скоро прибудем во дворец, госпожа, — ровно произнес второй мой страж, глядя в сторону. Чужое лицо, узкое, тонкое, словно точеное, с высокими скулами и непроницаемо-черными глазами, излучало напряжение. — Там вам предложат достойные вас одеяния. Наберитесь терпения.
«Достойные меня одеяния»… Если речь идет не о тюремной робе и кандалах, то значит я оказалась права и Амиро попытается меня задобрить — хотя бы красивым нарядом и вежливым обхождением. О, сколько раз я видела, как пользовалась этим приемом прекрасная моя королева Тирле! Запугать, ошеломить, ошарашить силой, а потом — приласкать, успокоить. Грубое обращение подчиненных выставить их собственной инициативой, извиниться и предложить действовать заодно… И в то же время — не давать забыть, что в любой момент все может вернуться к первоначальному варианту. Стража, темницы…
Видимо, Амиро учился по тем же книгам. Либо все правители в чем-то совершенно одинаковы.
— Госпожа, прошу.
Я очнулась от размышлений. Один из стражников, тот, что был за главного, уже стоял на улице, протягивая мне руку. Клинки исчезли в складках одеяния так же незаметно, как появились. Сердце заколотилось в груди от тревожного предчувствия — тук, тук, как барабан.
— Уже на месте?
— Да, госпожа.
С удовольствием воспользовавшись предложенной рукой, я вышла из кареты. Кажется, меня подвезли к черному ходу — вокруг были только кусты, слишком густые и неухоженные для парадного парка, да прятались за изжелта-зеленой вязью листвы беленые хозяйственные пристройки.
— Нам сюда. Прошу, — стражник немного подтолкнул меня к ступеням. А там, у самых дверей, стояла та, которой он собирался сдать меня, образно говоря, с рук на руки.
Это была довольно высокая женщина, хотя значительно уступающая ростом Ее величеству Тирле. Выкрашенные в темно-пурпурный цвет волосы чьи-то умелые пальцы уложили в высокую прическу, украшенную березовыми листьями и семенами клена. Нарядилась незнакомка изысканно — золотисто-бежевая накидка, длиною до колена, темно-зеленые штаны, и того же цвета узкие вторые рукава блузы, почти незаметные за широкими складками верхнего одеяния. Туфли с загнутыми носами были желтоватыми, с мелким лиственным орнаментом. Красные брови и губы на этом выбеленном до полной неестественности лице словно нарисовал тончайшей кистью талантливый художник. Темные, как у всех горцев, глаза смотрели из-под начерненных ресниц внимательно и изучающе.
— Колдунья Киле, — уважительно поклонился женщине стражник. — Гостья прибыла.
Колдунья? Ох, нелегко мне придется! Такую даму никому в противники не пожелаешь… Я с трудом сумела сохранить внешнее спокойствие, надеясь, что навыки шута и актрисы меня не подведут.
— Вижу, мастер Такарим, — благожелательно улыбнулась она. — Хорошая работа. Следуйте за мной, госпожа, — и Киле развернулась и скользнула в открытые двери, как морская змея в темный грот.
Надо же, какая самоуверенность! Неужели она и мысли не допускает, что я могу сбежать? Или так надеется на свое колдовство?
«Спокойно, Лале, — сказала я себе, подавив глубокий вздох. — Ты должна вести себя разумно… До тех пор, пока не выручишь Мило».
Киле невозмутимо ждала внутри. Увидев меня, она кивнула, не скрывая довольства, и так же стремительно пересекла зал, направляясь к лестнице. Я поспевала бы за ней без труда, если бы хотела, но обычному человеку такое было бы не под силу. Поэтому приходилось иногда отставать, изображая сбившееся дыхание. Благо во дворце было на что посмотреть, даже в крыле для прислуги.
Изнутри резиденция главы Дома Осени очень напоминала простую загородную усадьбу. Много дерева — полированного, покрытого лаком, черненного… Из камней осенние отдавали предпочтение янтарю — в оконных витражах, узорах на потолке и целых картинах, составленных из мелких осколков разных цветов. Но больше всего мне полюбились чудесные гобелены с горными пейзажами. Было нечто завораживающе прекрасное в острых линиях скал, утопающих в дыму алых листьев, что вновь и вновь притягивало взор.
— Проходите сюда, госпожа, — Киле отступила на шаг, пропуская меня в залитую золотистым светом комнату. Мы поднялись на несколько этажей, и здесь, на высоте, солнце уже властвовало безраздельно. — Не бойтесь.
Я остановилась так резко, словно воздух перед моим лицом вдруг затвердел, и обернулась, впиваясь взглядом в ее глаза. А теперь главное — не показать своего страха, спрятать неуверенность. Пусть колдунья видит только силу.
— Вы знаете, кто я? — вопрос слетел шорохом сухого листа. Обманчиво мягко, как прикосновение к губам отравленного вина.
К чести колдуньи, она не дрогнула, но зрачки вдруг расширились, превращая темно-коричневое в черное.
— Вы — госпожа Лале Опал, — тихо ответила Киле. — Безумный шут. Но вам незачем становиться моим врагом. Вы не станете…
— Верно, — я опустила ресницы, и Киле прерывисто вздохнула, выдавая сковавшее ее напряжение. — Не стану. Взять заложника — очень старая игра. И не вполне честная.
— Вашему ученику ничего не грозит, — алые губы сжались в тонкую линию. Как будто рана на ее лице. — До тех пор, пока вы ведете себя благоразумно.
Вот как? Значит, угрозы… Ох, Мило, Мило, во что же тебя втравила наставница…
— В таком случае, жду благоразумия и от вас, — ответила я с достоинством, проходя в комнату. И, конечно, под «ними» я подразумевала не только колдунью.
Убранство отведенных мне покоев оказалось несколько… неожиданным.
— Это ведь купальня? — я села на бортик и зачерпнула в горсть синеватой воды. В воздухе плавал запах жасмина и имбиря — странное сочетание, сладкое и острое в то же время.
— Да, госпожа, — склонила голову колдунья. — Светлейший Амиро рад предложить вам свое гостеприимство. Позвольте мне помочь вам… — она осторожно протянула руку к шерстяному пледу, служившему мне накидкой. Глаза Киле опустила, не рискуя встречаться с моим взглядом. Любопытно получается — я боюсь ее, она боится меня…
— А я рада этим гостеприимством воспользоваться, — вздох подавить не удалось. «Рада», как же! Будто у меня есть выбор. — Но помощь мне не требуется, разве что потом, с прической, — я отступила в сторону от колдуньи.
— Госпожа, прошу, не брезгуйте моей помощью… — ровно повторила колдунья. Конечно, ведь наверняка ей велели не спускать с меня глаз!
— Нет, — мягко улыбнулась я. У меня были кое-какие планы, и присутствие посторонней только помешало бы. — Я справлюсь и сама. Подождите снаружи. Клянусь, я не буду убегать и творить глупости… Но вежливый хозяин уважает право гостя на уединение, верно? Или я не гостья, а пленница?
На выбеленном лице не отразилось ничего — ни единого чувства.
— Я буду за дверью, госпожа, — чуть склонила голову колдунья и отступила к выходу. Видно, решила, что спорить — дороже выйдет, а следить за «дорогой гостьей» можно и тайком.
— Благодарю, — я с глухим щелчком захлопнула створки и усмехнулась. Не знаю, как собиралась колдунья за мною наблюдать, но через эту дверь она не увидит ничего. Закрывать пути можно и от взглядов. А пока самое время проверить, как там мой мальчик. И если его обижают…
И что тогда? Ворвусь и попытаюсь отбить? Ох, Лале, Лале, будь умнее…
Я нерешительно положила пальцы на ручку и потянула створки на себя. Дверь медленно, бесшумно сдвинулась, открывая узкую полоску. Я глубоко вздохнула и заглянула в щель.
Комната была окутана паром с горько-сладким запахом миндаля. Солнце пробивалось сквозь янтарный витраж, сквозь бумажную ширму, окрашивая неподвижную воду в золото. Мило сидел у самого края, на верхней ступени, где глубина была не больше локтя, и водил ладонью по медовой поверхности. Капельки вспыхивали на мокрой спине, как огненные опалы.
К щекам прилила кровь. Мне стало жарко. Или это в его купальне вода была такой горячей?
— Господин, позвольте услужить вам, — негромко произнес высокий, мелодичный голос.
Я вздрогнула и чуть не хлопнула дверью от испуга. Девушка, которая раньше оставалась за ширмой, ало-золотой тенью скользнула к Мило, опускаясь на колени у самой воды. Светлые волосы незнакомки почти полностью укрывал темно-красный платок, а широкие рукава у локтей перетягивала лента.
Служанка? Для Мило? Неужто он сам не справится? Бред, право слово! Мило не переносит, ненавидит, когда его касаются посторонние! Он позволяет это только мне — трепать по шелковым прядям, хватать за руку, плюхаться с размаху на колени…
Дверь подалась вперед. Я чудом удержала ее, не позволив родиться скрипу. По спине пробежал холодок — чуть не попалась.
Девушка тем временем поставила на пол шкатулку и откинула крышку. Звякнули флаконы, и горький аромат миндаля стал сильнее, мешаясь с теплом и мягкостью корицы.
— Что предпочтет господин? — ее тонкие пальцы огладили грани флакона. Мне захотелось, чтобы стекло ощетинилось ядовитыми шипами.
Мило обернулся, в бессознательно-смущенном жесте сгибая ногу в колене, будто закрываясь.
— Поверь, я не стою твоей заботы, потому что сам привык прислуживать, а не… — он столкнулся со мной взглядами — глаза в глаза.
Его ресницы неверяще распахнулись.
Я беззвучно хихикнула. Глупое положение, на редкость глупое…
Мило залился краской и съехал аж на две ступени вниз, очутившись сразу по шею в воде, но взгляда не отвел. Лишь чуть-чуть опустил ресницы.
— Господин? — встревожено подняла служанка голову от шкатулки.
На лице Мило расцвела шальная улыбка.
— Ничего. Продолжай, — произнес он ровно. На щеках заиграли ямочки, делая его младше, чем есть. Румянец, потемневшее золото волос, искусанные губы… Я лишь усилием воли удержалась от того, чтобы не выскочить и не надавать мальчишке оплеух — пусть ведет себя прилично! — И, пожалуй, сегодня я предпочел бы… — темные очи с фиолетовым отливом подернулись туманной поволокой — …корицу.
Я готова была поклясться, что мальчишка сделал это нарочно. Неужели он флиртует со служанкой? Или это часть коварных замыслов? Что он о себе вообразил! Ну да ничего, у меня в играх — в любых! — опыта побольше.
«Ничего не делай. Оставь заботы мне. Я вернусь за тобой», — сказали мои руки. Жесты выходили острыми, рваными, я никак не могла унять плавящий кости жар. Поскорей бы окунуться в воду…
Мило словно невзначай коснулся уха — «Слова услышаны». Умница. Значит, есть еще надежда, что разум его не до конца затуманила красота девицы из осенних.
Капля воды сорвалась с пальцев и скользнула по загорелой шее…
Я резко хлопнула дверью. Услышат? Ну и пусть. Несносный мальчишка!
Вода в моей купальне оказалась чуть теплой. В другое время я бы разозлилась, но сейчас была только рада. Даже навязчивый запах жасмина и имбиря казался теперь естественным, как дыхание ветра. Еще немного — и меня сморил сон, но тут в дверь гулко постучали. Пришлось вылезать, обтираться полотенцем и спешно натягивать одежду, чтобы впустить позабытую Киле.
Надо заметить, колдунья, изволновавшись от ожидания, порядком растеряла свою горскую невозмутимость и кукольное равнодушие. Все то время, пока Киле расчесывала и перевивала непослушные рыжие волосы с листьями и подгоняла одежду из прохладного бело-зеленого шелка под мой невеликий рост, она тихонько причитала: «Что скажет Светлейший, о, как он будет недоволен…» У меня это не вызывало ничего, кроме смеха да легкого раздражения от затянувшихся приготовлений. Право, даже дома я меньше готовилась к выходу в люди! Но мне тогда помогал Мило…
Как он там, мой мальчик? Наверняка выгнал все-таки эту служанку — иначе и быть не может.
— Это все? — с облегчением спросила я, когда последний локон был заколот у виска почти невидимой шпилькой. Сейчас мне было совсем не страшно: Мило никто не держал в темнице, даже стражу не приставили. Если пожелаем — убежим в любое время.
— Да, госпожа, — с достоинством поклонилась колдунья. — Теперь вы готовы предстать перед очами Светлейшего.
Я только усмехнулась. Вот уж отличие мышления — Ее величество никогда не интересовал внешний вид гостей. Приехали они в традиционных своих нарядах или в равнинных, только с дороги, неумытые даже, или благоухающие ароматными маслами… Главное, чтобы сама она, Тирле, сияла, словно холодный бриллиант.
Что же касается меня… Думаю, такую Лале не признал бы даже художник, Тарло.
Непокорные рыжие пряди, обычно затянутые в сотню косичек, Киле смягчила бальзамом и уложила затейливым каскадом, переплетя волосы с желтыми и зелеными листочками. Позолотила нежные веки и немного — губы, утянула и без того тонкую мою талию рубашкой на шнуровке, укутала в волны белого и бледно-зеленого шелка… Пожалуй, появись я в подобном виде на балу, на меня польстились бы не только любители подразнить закостеневших в ханжестве придворных льстецов.
— Сюда, госпожа, — Киле указывала дорогу.
На сей раз я не пыталась казаться слабее, чем есть, и держалась рядом с колдуньей, не отставая от нее ни на шаг. Мне не терпелось поскорее увидеть Лорда Осени и узнать, какого ворона ему все-таки от нас понадобилось.
Дерево и янтарь, солнечный свет и приглушенные краски гобеленов — все это промелькнуло в один миг, сливаясь в теплый, сонный образ. А потом коридоры и лестницы вдруг кончились, распахнулись двери… и я утонула в осени.
Ласков взгляд — ветра ток.
К ветру льну… я — листок.
Солнца тлен — жжет ладонь.
В прядь вплетен клен-огонь.
Высь слепит — столь ясна.
Гордость — в прах… Я честна.
И слова — все мертвы.
Златом ломким листвы
Я к ногам льну твоим.
Ветер — взгляд. Сердце — дым…
— Приветствую тебя, милая Лале, — чисто и светло улыбнулся Амиро Ласковая Осень. — Приветствую тебя, о возлюбленная дочь Холо.
— Приветствую вас… Светлейший… — едва разомкнула я непослушные губы. Едва… ибо владыка Осеннего Дома оказался непозволительно юн и прекрасен для своих двух с половиной столетий.
Ни единого мазка краски не было на его лице, словно выточенном из белоснежного камня. Под светлыми, но такими густыми и длинными, что любая черноволосая красавица позавидует, ресницами сияли глаза — голубоватые в зелень, словно осеннее небо. Гладкие, как шелк, локоны рассыпались по темно-синей ткани одеяния прихотливой волной, отсвечивающей то золотом, то медью, то серебром. Он смотрел на меня сверху вниз — ласково и тепло, будто солнце, но казалось, что это я стою на пьедестале — столько уважения и восхищения было в этом взгляде.
Лишь после третьего глубокого, до рези, вздоха я сумела совладать с чувствами и посмотреть на Амиро вновь — непредвзято. Высокий, красивый, могущественный… и напропалую использующий силу обаяния Лорда Осени, одной из величайших карт.
— Откуда вы знаете Холо? — спросила я, глядя ему прямо в глаза. Ключ под зеленым шелком платья стал горячим, как кипяток. — Я не помню, чтобы вы посещали поместье Опал…
Амиро тихо рассмеялся:
— Не помните? А ведь мы встречались там… Да и лорд Опал часто навещал и мою скромную обитель… Разве для подобных Холо расстояния были преградой? Разве такое уж неодолимое препятствие долгие дороги и для тебя, маленькая путешественница? — он вдруг неуловимо для взгляда скользнул, оказавшись рядом со мною. Чтобы заглянуть снова в его глаза, пришлось задрать голову, словно я разговаривала с Ее величеством Тирле или с собственным учеником. — Ты ведь гуляешь теми же путями, что и он…
— Кем он был для тебя? — упрямо повторила я вопрос, лишь немного изменив его.
— Тише… — он коснулся пальцем моих губ, будто запечатывая их. — Ты ведь пришла в Дом Осени в поисках совсем других ответов. Верно, маленькая расхитительница библиотек?
— Я не собиралась ничего забирать из вашего хранилища! — от неожиданности я даже забыла, что собиралась все отрицать. Амиро нахмурился и отстранился — и свет померк. Теперь стало ясно, что мы находимся не в тронном зале, а в подобии гостиной — с коврами, подушками на полу, янтарными витражами на окнах и низким столиком, уставленном вазами с фруктами и сладостями. — Вы сердитесь? — сорвалось с языка.
Он с грацией, редко доступной для людей его роста, опустился на подушки и указал рядом с собой:
— Нет, милая Лале. Как я могу сердиться на дочь Холо? Пусть и названную… — Амиро отщипнул одну виноградину, но не съел ее, а просто перекатил в пальцах, согревая. — Холо был моим учителем. И другом. И… впрочем, не важно. Можно сказать, что Холо был для меня всем. И в память о нем я не трону ни тебя, ни мальчишку, хотя вы нарушили достаточно законов.
— Мило ни в чем не виноват, — стиснула я зубы, мысленно ощетиниваясь. — Он не может спорить со мною и поступает так, как я велю. Так что если и захотите кого-то наказать, то можете гневаться на меня.
— Ты не слушаешь, милая Лале? — насмешливо выгнул он брови. — Я не могу сердиться на тебя. Ты — дочь Холо.
— Зачем же тогда этот спектакль со стражей? — в груди начала закипать злость, густая и черная, как смола.
— Все для твоего блага, — терпеливо улыбнулся Амиро. — Ты стала слишком беспечной и самоуверенной.
— Я не нуждаюсь в воспитателях! Тем более из Дома Осени!
Чем дальше, тем больше становилось путаницы. Амиро говорил, что знал Холо — и я ему верила. С наставника сталось бы подружиться с наследником трона просто из любопытства, а узнав Холо, не полюбить его было нельзя. Лорд Осени утверждал, что не желает мне зла… и я чувствовала ложь. И зависть. Быть может, Амиро действительно не стал бы бросать нас с Мило в темницу и уж тем более объявлять Дому Камней и Снов войну по такому дурацкому поводу, но… кажется, дело было вовсе не в привязанности к Холо. Иначе бы лорд не посылал за нами воинов. Это слишком смахивало на оскорбление и попытку запугать, а вовсе не воспитать во мне ответственность.
— Что вам нужно от меня, Амиро? — прямо спросила я, отбросив чувства. Нельзя мне сейчас быть слабой, особенно с таким, как владыка Дома. — Говорите прямо.
— Мне? Ничего, милая Лале, — пальцы отщипнули еще одну виноградину. Теперь в ладони грелись уже две ягоды. — Просто выслушай мой рассказ… и сама решай, что делать дальше.
— Будет ли мне позволено заглянуть потом в библиотеку?
— Это не понадобится. Я знаю, что ты ищешь, и дам ответы на все твои вопросы.
— А что потом? — сердце замерло. — Ты отпустишь нас?
— Вас? О, я не стану вас держать, — улыбка вновь коснулась его губ. — Но если кто-то захочет остаться — я буду рад. Ты — дочь Холо, которую он, без сомнений, захочет навестить… А твой ученик… весьма интересен и сам по себе, — взгляд Амиро сделался задумчивым. — Я не прочь продлить нашу встречу…
— Думаю, мы с Мило уже пресытились осенним гостеприимством и не станем задерживаться здесь, — едко откликнулась я, напуганная тоном владыки. Неужели Ласковая Осень попытается оставить моего ученика в заложниках? Ох, Лале, соберись! — Прошу прощения за дерзость, — произнесла я, будто бы смирившись. — С нетерпением жду рассказа.
— Поверь, эта история не займет много времени, — почтительные интонации в моем голосе явно доставили Амиро удовольствие. Мягкая, почти неощутимая угроза растворилась в воздухе, словно развеянная порывом ветра. — А началась она довольно давно… Полторы тысячи лет тому назад Дома побережья объединились под рукой жестокого властителя, которого звали Лордом Волн. Впервые с начала времен расклад приморья стал полным. Огромная сила вод сосредоточилась в руках одного-единственного человека… увы, слишком молодого и запутавшегося в себе, чтобы распорядиться ею верно. Чтобы удержать трон, Лорд бросил все силы на войну с соседями. Земли Дома Осени тогда располагались большей частью в горах, и им ничего не грозило, а вот прочим пришлось несладко. Используя могущество карт, войско прибрежников покоряло малые государства один за другим, пока однажды Дом Волн не рухнул под собственной тяжестью. В гневе Лорд проклял свой расклад и пожелал смерти всем предателям и непокорным. И столь велика была сила ненависти владыки, что пришла из моря огромная волна и затопила земли до самых северных гор.
Так это случилось впервые.
Спустя пятьсот лет появился новый Лорд Волн. И вновь не хватило ему мудрости удержаться от того, чтобы призвать силу морских глубин. И еще раз был принесен расклад побережья в жертву, и лишь ценой великих потерь сумел остановить Прилив приливов один из Домов.
— Дом Самоцветов… — прошептала я.
— Да, Дом Самоцветов, — без улыбки согласился Амиро, и тень благоговения на миг мелькнула в его глазах. — Ее величество Малахит была воистину мудрейшей и могущественнейшей правительницей с начала времен. Она оставила добрую память по себе и заслужила вечную благодарность всех, кто пережил второй Прилив.
Третий раз погибель из вод была призвана по глупости человеческой.
Лорд Побережья, собравший полный расклад последним, среди наследия предков обнаружил свитки, в которых был ключ к великой силе. И решил… испытать ее. Так волны накрыли земли, сметая все на своем пути… Лишь Дом Камней и Снов устоял вновь, лишившись всего расклада, кроме Лорда Теней. И… Дом Осени.
— Вы поднялись в горы… — мои глаза распахнулись в изумлении. — Вы… знали заранее?
— Да, — просто ответил Амиро. — Ибо века, которые мы прожили в тиши и безопасности, позволили сохранить и могущество расклада, и знания о прошлом. Но постепенно Дом Осени покорил множество ближних княжеств и раскинулся на многие дни пути от гор. Если прилив придет сейчас, мы будем так же уязвимы, как и жители побережья.
— И что вы хотите от меня? — невольно повторила я вопрос, но на сей раз без вызова в голосе.
— Ничего, — улыбнулся Ласковая Осень. — Для начала — дослушай, милая.
Я покорно сложила руки на коленях и уставилась на лорда в упор, широко распахнув глаза. Кажется, Ее величество называла эту маску «воплощенное внимание»… и ужасно не любила ее. Ох, и доставалось же мне, бывало, веером по затылку…
— Прелестно, — вздохнул Амиро непонятно отчего, отводя взгляд. Виноградины нетронутыми вернулись на блюдо. Я подумала-подумала… и цапнула одну ягодку. Теплая… Нежная сладость разлилась по языку, напоминая и о скудном ужине, и о пропущенном завтраке. — История повторяется, Лале. Несколько лет назад из библиотеки Дома Осени исчезли древние нерасшифрованные свитки. А потом в одном из прибрежных государств смерть настигла короля, королеву и наследников — одного за другим.
— Вы говорите о Доме Раковин и Песка? — нахмурилась я. Ларра мне нравился, и сама мысль о том, что он может оказаться очередным безумным властителем, пачкала, будто смолой. — Но расклад побережья неполон!
— Разве? — зелено-голубые, как осеннее небо, глаза нехорошо сузились. — Я думал, что ты умнее, милая. Говорят, что Ее величество объявила о помолвке?
— Да, но прекрасная и мудрая Тирле не собиралась отдавать свой расклад… — слова застряли в горле.
Не собиралась. Но расклады сливаются, и старшая карта может быть только одна. А что, если во время обряда Ларра возьмет над Тирле верх и завладеет раскладом?
Меня пробрала дрожь.
Если все так, как говорит Амиро, и в руках Ларры — ключ к силе моря, то на сей раз остановить прилив будет некому — Дом Камней и Снов лишится расклада, и…
— Есть еще одно «но», лорд, — произнесла я медленно. — Даже владея картами нашего Дома, Ларра не сумеет призвать Прилив. Ведь расклад должен быть принесен в жертву… а я умереть не могу.
Я подняла взгляд. Амиро смотрел на меня, склонив голову на бок.
— Все так, милая… Но ты — единственная, кто способен уйти из расклада, если нечему будет держать тебя в Доме. Лале…
Амиро внезапно наклонился, оказавшись близко-близко — еще немного, и мы столкнулись бы носами. Запах осени — сухих листьев, инея на траве по утрам и блеклого солнца — окутал меня, как пуховое одеяло.
— Холо прожил шестьдесят лет, прежде чем покинул наш мир в поисках чудес на дальних дорогах, и все эти годы он маялся, как пленник! Я помню его, помню полный боли взгляд, помню одинокие вечера в поместье Опал и гитару с порванными струнами! Лале…
Жаркое дыхание опалило мои губы, но все, о чем я думала сейчас — как не потеряться в тусклом осеннем небе, что ослепило меня. Опять колдовство…
— Ты так похожа на него — я вижу это в твоих глазах, чувствую в токе твоей крови… Тебе плохо здесь. Почему ты так цепляешься за этот мир, милая?
Лицо мое одеревенело — такой ужас нахлынул от горячих слов Амиро.
— Потому что там будет одиноко… — прошептала я. — А здесь у меня есть…
— Кто, Лале? Кто держит тебя, свободную странницу по дорогам миров?
Голова кружилась, словно я сотню раз сделала «колесо» на потеху Ее величеству.
— Не… знаю… Я… Безумный шут Дома Камней и Снов…
— И только? — Амиро отстранился, разочарованно скривившись. — А я-то было подумал, что ты чем-то отличаешься от Холо, не способного любить никого, кроме себя. Уходи, — он опустил голову, и водопад волос занавесил лицо. Я засмотрелась на тускло мерцающие пряди… и охнула. Один волос — белый, другой — золотой, третий — рыжий. И бывают же совпадения!
— Подождите, — я вдруг вспомнила нечто очень важное. — Могу я задать вопрос… о Кириме-Шайю?
— Лорд Багряного Листопада? — ровно спросил Амиро. — Что ты хочешь знать о нем?
Я замялась.
— Вы говорили, что не причинили бы вреда ни мне, ни Мило… Кирим-Шайю разделяет ваши взгляды?
Амиро странно посмотрел на меня — с удивлением и печалью.
— Кирим не причинит вреда никому, за Шайю я не поручусь… — последовал странный ответ. — Но почему ты спрашиваешь, дочь Холо?
— Ну… не знаю, как объяснить вам… Просто случалось много странного, а я видела алых мотыльков рядом с ним, и потом тоже…
Лорд Осени мягко рассмеялся, стряхивая печаль, словно капли воды.
— Алые мотыльки… Ну и воображение у тебя, Лале. Достойное королевского шута! Красные бабочки в нашем Доме — символ страсти, соблазна… Твой ученик, милая, сейчас очарован их пляской, — добавил он, опуская ресницы.
Я вскочила на ноги, чуть не запутавшись в складках горского одеяния.
— Что с Мило?
— О, мальчик замечательно проводит время, — хитро улыбнулся Амиро. — Взгляни!
Он провел рукой, и в воздухе словно отворилось окно. И за этим окном был Мило. Но не один. Не один.
На подушках восседала, поджав под себя одну ногу, леди в алом шелке. Багряные, как последние лучи заката, пряди были собраны у висков в кольца. Красавица капризно поджала пухлые по-детски губы и прикрыла глаза. А Мило, мой недотрога Мило, обряженный сейчас в глупые белые тряпки, лежал, уронив голову к ней колени. Леди что-то говорила ему, ласково поглаживая золотые волосы. И ученик даже не пытался отвести властную руку, позволяя белым пальцам перебирать шелковые пряди, касаться сомкнутых губ, чертить невидимые линии по загорелой коже…
— Почему?… — только и сумела выдохнуть я.
— Почему? — задумчиво откликнулся Амиро. — Я не понимаю, в чем суть твоего вопроса, Лале. Почему Мило не в темнице? Он мой гость, так же, как и ты. Почему он не один? Я позаботился о том, чтобы гость не заскучал, только и всего.
— Кто она? — картинка притягивала взгляд и в то же время вызывала отвращение, словно вид ядовитой змеи. — Почему Мило слушает ее?
— Эта леди — Река Памяти Дома Осени. Великолепная рассказчица, надо заметить… Все очень просто, Лале, — голос Амиро стал на два тона ниже, так, что пробирал теперь до костей. — У твоего ученика очень приметные волосы… Такие бывают лишь в царской семье Дома Осени. Не знаю, кто в молодости не позаботился о своем бастарде — кто-то из моих братьев, или отец, или я сам, когда гостил во владениях Холо… но сейчас мальчику предлагают выбор — остаться здесь и жить в неге и почете, как одному из царевичей, или вернуться в Дом, который вскоре падет. Как ты думаешь, что выберет твой драгоценный ученик?
— Меня, — сорвалось с губ прежде, чем я взяла верх над чувствами. — Свою наставницу и долг перед Домом, — попыталась я исправить положение.
Амиро поморщился и развеял картинку.
— Ты все бежишь от себя, Лале… Как это знакомо мне, — вздохнул он. Пристально заглянул в мои глаза и произнес, будто в сомнениях: — Открою тебе одну тайну. В землях Дома Осени есть чудесный сад. Говорят, что тот, кто засыпает под сенью его цветущих вишен, познает смысл своей жизни… Эти ягоды — из того сада, Лале, — Амиро протянул мне две вишенки. Я вздрогнула — на столе вишни не было. — Побоишься ли ты встретиться лицом к лицу со своими страхами?
— Я не так глупа, чтобы есть волшебные ягоды, не зная, чем это может закончиться, — попыталась я отстранить ладонь, но Амиро вложил вишни в мою руку и ловко сомкнул пальцы. Ягоды в кулаке оказались холодными и твердыми, будто лежали на льду.
— Попробуй, — искушал меня Амиро. — Вы все равно не покинете дворец раньше утра, когда Мило примет решение. Вдруг он захочет остаться здесь?
Я похолодела. Ждать до утра… в неизвестности. Ни за что!
Вишни оказались кислыми, как молодое вино. Я проглотила их с косточками… и провалилась в сон.
И оказалась в ночном саду. Вокруг порхали глупые красные мотыльки, освещая утопающие в цветах деревья.
Я сделала шаг. Под ногой хрустнуло. Я опустила взгляд.
Косточки. Тонкие, будто птичьи. Или мышиные…
Алое сияние потускнело — это бабочки прыснули в разные стороны, теряясь среди переплетения ветвей.
— Где я? — голос прозвучал хрипло, испуганно. — Где? — повторила я, не ожидая ответа.
Но он пришел.
— В моих владениях, — произнес Амиро откуда-то из темноты. — Глупая, глупая Лале… Ты так ничему и не научилась. Доверилась врагу из чужого Дома — как наивно!
— Что было в этих ягодах? — сорвалась я на крик.
Невидимый Амиро рассмеялся. Совсем рядом, над плечом.
— Снотворное. Всего лишь сильное снотворное. Ты не умрешь, нет, всего лишь проведешь несколько дней в забытьи… Но за это время я успею провести ритуал. Твой мальчик уже почти согласился…
Я резко развернулась, выбрасывая руку, но пальцы ощутили лишь пустоту. Иллюзия?
— Причем здесь Мило?
И снова смех.
— В нем кровь моей семьи, Лале… Я начинаю стареть, но теперь… Можно просто забрать тело мальчишки — и жить долго, как волшебник. Почему, ты думаешь, я сумел протянуть двести с лишним лет? А, Лале?
— Не знаю! — выкрикнула я в отчаянии. — Отпусти Мило!
— Не могу, — притворно горький вздох в темноте. — Иначе мне придется принести в жертву собственного сына… А это тело почти готово.
— Нет!
— Да, Лале, — издевательски протянул он. — Да. Не суетись. Погуляй здесь еще немного. Твой мальчик тоже спит — но теперь он уже не проснется. Яд в его крови, яд в его сердце… Мальчик хочет кричать — и не может. Мальчик хочет сбежать — но тело сковал лед. Не вздохнуть, не спастись…
Я завизжала — громко, надрывно… и бросилась бежать. Опрометью, не разбирая дороги. Ветви хлестали по лицу, хрустели под ногами кости, а вслед мне несся хохот Амиро:
— Опоздаешь, опоздаешь!
А через мгновенье ноги подкосились, и я рухнула навзничь.
На подушки.
— Как спалось, милая Лале? — улыбнулся Амиро, не подозревая, что только что его образ мучил меня в кошмарах. Жертвы, вечная молодость… Бр-р… Кажется, здесь прошла лишь секунда — во рту еще был кислый вкус вишни. — Лале?
Я не ответила. Просто вскочила на ноги и в один миг оказалась у дверей. Поворот ключа, щелчок…
— Госпожа? — Мило удивленно и немного смущенно приподнялся на локте. Рука осенней леди соскользнула с трехцветного шелка волос и бессильно упала. — Вы не подумайте, это вовсе…
Но мне не хотелось ничего слушать. Я просто метнулась к нему, оттолкнула леди и крепко-крепко обняла мальчишку — руками, ногами, вжимаясь лицом в его грудь так, что у него чуть кости не треснули.
— Не оставляй меня, Мило… никогда не оставляй… пожалуйста, пожалуйста… Мило…
— Лале… — его руки осторожно, а потом все смелее обняли меня за плечи, погладили по спине. — Не бойтесь. Куда я без вас…
Мило осторожно отстранил меня. Я подчинилась, чувствуя себя совершенно потерянной.
— Лале… — выдохнул он… и наклонился к моим губам.
Просто прикосновение. Чуть теплое, соленое… И слишком короткое.
— Простите меня, госпожа… Больше я не позволю нас разлучать…
Мне хотелось сказать Мило, что он ни в чем не виноват, а только я, что он мне нужен, что без него я задохнусь, сойду с ума, погибну… Но вместо этого я тихо шепнула:
— Спасибо.
И, кажется, ему было этого достаточно.
