Глава двадцать пятая или «воин на ночь бреется» (20 июня 1941 года, пятница)
Максим пришел на встречу заранее, но успел и забрать свой последний заказ в городе. Точнее, последнюю звенящую партию.
Прогулялся, тщательно вспоминая маршрут, недавно проделанный ночью. О! Как к месту слова товарища Ленина. Промедление смерти подобно, ну а дальше, если кто помнит, следует список архиважнейших объектов любого города.
Друг за другом стояли теплушки под вооруженной охраной, тот самый эшелон с боеприпасами, взлетевший на воздух утром двадцать второго июня, после того, как немцы вошли в город. Иначе не понять причину смерти какого-то заслуженного немца. Кто там писал «моей лошадке ядрышком полмордочки снесло». Примерно так и было, но вместо ядра прилетело колесо железнодорожного вагона.
К югу от вокзала находится целый комплекс различных складов.
Цистерн Максим насчитал штук сорок.
Знакомых логотипов, типа «Роснефти», капитан на них не увидел, но предположил в качестве их содержимого нефтепродукты для местного потребления: бензин, мазут и различные масла.
Две эстакады нависли над путями, с запада и востока. Дальше в сторону границы – стойки домкратов для смены колесных пар. Двойная колея русского и европейского стандарта пролегала между Тересполем и Брестом, но тележки меняют лишь под пассажирскими вагонами. Еще дальше к границе – здание таможни и пропускной пункт пограничников.
Да, работы непочатый край. Оставлять железнодорожный узел немцам – непозволительная роскошь, но заняться проблемой должен был разведчик, еще не подозревающий об этом.
Около десяти утра Ненашев дождался Елизарова на ажурном пешеходном мостике над путями.
— Как идет охота? — Максим гордо вытянул шею и скрестил руки на груди.
Елизаров фыркнул. Тоже мне, нашелся – Чингачгук Большой Змей.
— Вот смотрю я на тебя иногда – одна моль в голове.
— Не надо! — погрозил указательным пальцем Максим. — Только тараканы!
— Хорошо, пусть будут тараканы, — устало улыбнулся пограничник, — ловим, больше чем хотим, но меньше чем надо. На допросах они утверждают, что немцы ждут какого-то особого сигнала. Спасибо тебе за мосты. Данные подтвердились, и Баданов помог.
— С этого и надо было начинать. Хочешь сказать, что ты теперь на короткой ноге с командиром полка очень не склонным к мистике?
— А что бы ты на его месте сделал, услышав такое предсказание?
— Кто-то меня краснобаем обозвал и дальше про «Известия» пытать пробовал.
Михаил поморщился. В предчувствия, пророчества и прочую религиозный бред он никогда не верил, однако в предсказанный Максимом день вскрыли гробницу Тамерлана. Ну, а какая-то ясновидящая бабка жене майора нагадала, вернется муж из командировки, но убьют его на близкой войне. Теперь сидит в тюрьме, готовится к суду за антисоветскую агитацию.
В городе, кроме штаба шестидесятого полка войск НКВД по охране железнодорожных сооружений, расквартирована еще его рота. Двести с лишним человек. У каждого объекта несут службу, а иногда и живут, бойцов по двадцать-тридцать. Мост через границу готовили к подрыву именно они, а там, где проходила линия границы, стояли часовые в зеленых фуражках.
Да, что там тихо позванивает в вещмешке капитана?
— Максим, клад, что ли нашел? Тогда делись.
— Клюв вареньем сразу не намазать? Хорошо – черпай, но не урони – усмехнулся комбат, снимая петлю с горловины вещмешка.
Елизаров держал в руках жетон из обычной ложки с дыркой, выбитой фамилией и каким-то номером. Разведчик вопросительно посмотрел на комбата, зачем так портить имущество? Тот достал из нагрудного кармана маленький черный пенальчик и покрутил его в руках.
Пограничник разжал пальцы, вспоминая про бирки на шее немецких и финских солдат.
Последний заказ Ненашева в Бресте не задержали и выполнили быстро. Денег не взяли, приняв в оплату слегка укоротившиеся ложки, попутно узнав, как сложится судьба советских купюр. Назревал неплохой гешефт.
Максим еще раз попытался объяснить, что ждет мастера и его общину, но он тот отмахнулся: не может быть, жили при Сталине – проживем и при Гитлере. Конечно, можно ожидать погрома, но, по меньшей мере, большинству повезет, они выживут. Заплатим выкуп и сделаем все, что сможем. Может быть, евреям-коммунистам и будет плохо, но должен же кто-то, во время любой власти, работать в городе?
«А кто присылал тебе машину, лодку и самолет», — Панов зло закончил анекдот о человеке, молившем бога о спасении, но представшим в раю перед всевышним. Утонул в наводнение.
Может быть хоть так, иносказательно, до мозгов дойдет?
А если нет, то хромающий после тяжелого ранения человек, в форме железнодорожника, с медалями «За отвагу» и «За оборону Сталинграда», как и в прошлый раз, в сорок четвертом году вернулся в Брест, узнавая знакомых котов, собак, камни. Нет прошлых евреев на улице, сгинули в землю у Бронной горы.
****
Когда-то Панов лежал в госпитале рядом с командиром разведбатальона, штурмовавшим город Грозный. Так о чем удовлетворенно и спокойно говорил тот капитан: хватило времени наклепать перед первым боем смертных медальонов. И те и эти, молодые с обезображенными лицами, а иногда и без них лежали рядом в камуфляже. Лишь по ним и опознавали потом.
А когда бирка, звякнув, упала на дно мешка, Ненашев с грустью подумал, даже в царской императорской армии простой солдат шел в бой, имея на себе круглый или шестиугольный металлический опознавательный значок. Фонды бумаг с Первой мировой сохранились чуть ли не идеально. Сколько, где и кто лежит.
— Неужели, завтра?
— В ночь на воскресенье.
— Уверен?
— Жарко сегодня очень, как бы под солнечный удар не попасть, — капитан облокотился на перила.
— Ладно, пошли. Сам же хотел, — толкнул Михаил комбата.
Причиной встречи являлся шкурный интерес комбата.
Максим просил подобрать ему пистолет калибром миллиметров в девять. Еще лучше – пару. Все равно лежат без дела на складе рядом с вокзалом. А капитан покорнейше просит все выдать ему во временное пользование, на весь угрожаемый период. Потом вернет.
Про «ТТ» капитан однажды отозвался так: машинка хорошая, но ему надо не делать во враге сквозные дырки, а сбивать с ног первым выстрелом.
Во «временное пользование», ухмыльнулся Елизаров. И патроны тоже? Ну и жук.
Однако про склад капитан разузнал верно.
Небольшой арсенал находился прямо в комнате первого этажа милицейского общежития рядом с железной дорогой на Граевской стороне.
Трофеев из колющих, режущих и стреляющих предметов в НКВД навалом. Сказать, что население прятало оружие, значит, ничего не сказать. Находили пулеметы и минометы, а в лесах поначалу стояли тщательно спрятанные пушки. А сколько еще изымалось погранохраной!
Что-то из трофеев не пропадало, а сразу шло в расход. Из образовавшегося запаса снаряжали закордонных агентов, не давать же разведчику в руки «ТТ» или советский наган. Также делали подарки руководству, когда появлялся особо ценный экземпляр.
Остальное оптом сдавалось в Наркомат обороны, для чего военкомат установил специальный ежемесячный день, заказывая для мероприятия небольшой и скромный на вид грузовик-трехтонку.
Елизаров посмотрел, как загорелись глаза капитана при виде оружия. Но интересовался Максим лишь типовыми немецкими экземплярами. Всей той сборной солянки, что стоит на вооружении вермахта, не осилить. И как их интенданты умудрялись справляться с таким кошмаром?
Он умело пощелкал затвором знакомого карабина 98k, покрутил в руках пистолеты-пулеметы MP-38 и MP-40. Увидев в единственном экземпляре пулемет MG-34, Ненашев начал выяснять, как разбирать эту штуку, и как менять ствол.
Панову такая штука ни разу в руки не попадалась.
«Ну, как ребенок» — улыбнулся Михаил, но вмешиваться не стал. Он не удивился, что оружие капитану хорошо знакомо, а подождал, пока Ненашев не наиграется с немецкой машинкой. Максим игрался до тех пор, пока из боевой личинки в его карман не упал ударник.
В русском языке есть прелестное слово из трех букв. По смыслу означает «нет», но произносится чуть-чуть иначе. Так что «нет» вам, поручик, а не пулемет.
Затем пограничник отвел его к пистолетам. Тут все быстро, альтернативы нет. Есть у каждой страны собственная гордость.
— Эта пара, пожалуй, мне подойдет.
Комбат держал в руках два пистолета «VIS-35», еще довоенного выпуска из легированной стали. Елизаров присвистнул. Губа не дура. Такое оружие, под девятимиллиметровый патрон, хорошо шло в подарок.
— Хорошо, забираем. Оформляйте, по моей линии – разведчик кивнул кладовщику.
Минут через пятнадцать командиры шли обратно по знакомому пешеходному переходу. Ненашев убедился, склад на месте и не охраняется. Дверь закрыта на внутренний замок и не опечатана. Тем лучше, меньше станет неизбежных жертв, но подстраховаться стоит. Капитан задержал разведчика.
— Вот и хорошо. Как тебе вид?
Пограничник поморщился, пахло паровозным дымом. Вид, как вид. Пути, вагоны, цистерны. Советские паровозы и кургузые польские. Пути на север и юг так и остались на европейской колее.
— Ты что опять задумал?
— Эвакуация из Бреста семей командиров и совработников запрещена. Так?
— Да, — насупился Елизаров.
— Суета сует и ловля ветров. Подумай, куда побегут женщины и дети, когда начнется. И как пригодится немцам наш подвижной состав. Стоп! Быстро не отвечать, смотри, будто сверху.
Рука Ненашева, как взлетающий самолет, поднялась плавно вверх, а растопыренная ладонь, словно зонтиком накрыла вокзал и город.
Разведчик вновь позавидовал капитану. Где так готовят, но главное, где учат все так понятно объяснять?
В школе, обычной советской школе, где воспитанные при сталинизме кадры, даже в эпоху застоя, еще боролись за каждого ученика. И, почему-то, особенно тщательно, если видели в нем инженера.
— Да, сюда.
— Ты бы изъял отсюда взрывчатку и детонаторы. И с винтовками надо что-то делать. Подумай, вдруг вновь дружины рабочие появятся, как в тридцать девятом.
— Я поговорю с милицией.
— Вот именно. Раздолбаи! Знал бы, сам за пистолетами зашел. А хочешь, загляну к тебе утром с тем самым пулеметом?
— Уверен?
— Легко, — усмехнулся капитан, бросил вещмешок и, пугая прохожих, сделал стойку на руках, используя перила, как импровизированные брусья.
После двух недель собачей жизни его Ненашев находился в неплохой форме. Худею я от вас, дорогая редакция, и вся моя семья худеет вместе со мной.
*****
Под конец дня Максим пришел к знакомому домику, но неожиданно получил холодный прием.
— Опять ваши наших постреляли.
— Ну, и у нас есть идиоты, — капитан попытался поймать ее за руку.
— Что-то слишком много! — гневно выкрикнула Майя и ушла.
Вечер перестает быть добрым.
Тот случай раздули. Изданный по гарнизону приказ предписывал командирам находиться в городе без личного оружия. Во избежание «несчастных» случаев и выработки выдержки при общении с недовольным местным населением. Вовремя, блин!
Как знакомо по его старой армии. Перестраховка.
Накануне событий в Баку у них изъяли стрелковое оружие. Дабы не провоцировать. В общем, ради торжества демократизации и приобретенных либеральных ценностей, оружие погрузили на пароход и вывели подальше на рейд, наказав команде строго соблюдать нейтралитет.
А потом город взорвался. Люди, спасаясь от погромов, бежали к ним за помощью, а они все «ждали команды» и готовились биться врукопашную. Повезло, никто с той стороны не поверил, что разоружило их свое же начальство. После оружие раздали, но было поздно.
Следующим гвоздем программы стал лозунг: «Русские, не уезжайте, нам нужны рабы и проститутки!» Местные недавно покончили с армянами и искали еще кого-то, для укрепления национального самознания. Ибо без пятен чужой крови быстро новое независимое государство быстро не построишь. Так было не только там. Через год рухнул Советский Союз. Еще через один Панов уехал служить во Владивосток. Его артиллерийский катер достался новому суверенному государству. На металлолом.
Какая у него печальная история. Может, стоит расплакаться? Ну, что же, попробуем посидеть во дворе дома, ожидая, когда остынет девушка.
Максим аккуратно расстелил на земле плащ-палатку и начал неторопливо перебирать один из пистолетов. Хорошая машинка, но, как дисциплинированный командир, он поедет в город без личного оружия. Работа предстоит… душевная, себя показать и других посмотреть. Нож, естественно, не в счет.
Ненашев собрал пистолет и покрутил его в руке. Прицелился. Накладки из дерева и без капли лака. Совсем не скользит в руке, поверхность впитает пот.
Максим искоса посмотрел на девушку. Как там, отошла от праведного гнева? Все равно выбора у нее нет. Если что, отправит на восток в товарном вагоне. Тогда уж, со справкой о прошлой работе на органы.
Набор документов в полевой сумке, гарантировал возможность Майе Чесновицкой остаться в живых, и не превратится в отработанный агентурный материал. А потом, должен же кто-то привезти его документы в Москву. Он давно выбрал девушку на роль курьера, женщинам гораздо проще находить общий язык друг с другом.
*****
Пани смотрела на Ненашева и думала, что погорячилась.
Хотя нет, пусть позлится. Мужчина рядом должен гореть огнем, а не скрывать чувства и такой темперамент. Она, конечно, устала быть одна, но это не повод сразу сдаться. Чесновицкая раздражалась, уж слишком капитан пытается выглядеть спокойным.
Майя сердито топнула ногой. Никакого внимания. В этот миг она начала раскаиваться за грубую фразу. Да! Причем тут он! Сегодняшний день вывел ее из себя.
Большевики опять неизвестно куда вывозят людей.
Над поляками давно перестали смеяться. Наоборот, жалели.
Частушку «гоп, мои гречанки, все жиды – начальники, белорусов мы в колхоз, а поляков на вывоз» давно не пели. Забирали всех, по каким-то непонятным спискам. В чем они виноваты? А какая страшная картина на вокзале! Людей грузят в вагоны, а они плачут. Даже мужчины рыдают, как дети.
Еще эти страшные слухи, про неминуемую войну с немцами. В магазинах давно ничего не купить. Хорошо, что Максим помогает продуктами. И слова «потом заплатите», Майя понимала: не хочет унижать.
Про пенсию мама, как жена польского офицера, может забыть навсегда. Всем «бывшим» большевики их отменили особым указом. Хватит, попили крови у народа. Хорошо, что она может еще поесть на кухне в ресторане.
Лишь в день, когда у Советов выборы наступал праздник. В прицепном магазине устраивали распродажу по удивительно низким ценам, и повсюду звучала музыка.
Проклятое место. Проклятое время, где бесконечно умножается число несчастий.
Остатки гордости не позволяли подойти к капитану.
Да, выразилась резко, но хотелось, чтобы первый шаг к примирению сделал он. Он же мужчина! А еще повторил те слова, сказанные ночью. Если мужчина лжет, то женщина всегда чувствует. Или она совсем потеряла голову?
Жаль, лодочную базу, где прошло их первое настоящее свидание, заняла русская погранохрана. Говорят, что на воскресном празднике будут катать всех желающих по реке. Но какие там маленькие катера!
Ожидание стало невыносимым. Нет, он определенно насмехается над ней. Так что же с ним?
Волнуясь, Майя подошла и посмотрела Ненашеву в глаза.
Максим не здесь. Несколько минут назад еще торопился и вновь неожиданно впал в какой-то ступор. Такое один раз уже было. Его постоянно что-то гнетет. Как хотелось бы знать!
Майя осторожно зашла с боку и потрясла капитана за плечо, вспоминая прошлую реакцию. Приятно конечно, когда тебя защищают. Но если вдобавок желают раздавить, то совсем не смешно. Впрочем, если мужчина слышит все, что говорит женщина, значит, она не красавица.
Он очнулся.
— Извини, я наверно погорячилась, — с трудом произнесла девушка.
— Да нет, все правильно. Мы чужие для вас. Как варвары, пришли и разрушили спокойную и мирную жизнь, — грустно усмехнулся Ненашев, — а еще отняли у тебя надежду. Все правильно?
Чесновицкая изумленно посмотрела на него.
— Да, это так. Только когда началась война, я поняла, как уютно было жить в нашей Варшаве. Потом нас предали, и та Польша погибла. Но почему вы забираете людей? В чем их вина?
— В том, что они хотят жить как раньше и не любят нашу власть.
«Ну, хотя бы честно», подумала она. Так откровенно никто из русских не говорил.
Ненашев не кривил душой, зная, что такое война.
Жила-была девочка, о чем-то мечтала, верила в будущее. А потом пришли чужие люди, дом сожгли или выгнали хозяев на улицу, мечты испоганили, а будущее навсегда убили. Так в чем же она виновата? В том, что родилась в неудачное время?
— А разве такую власть можно любить? Ты хоть знаешь, как мы жили до вас и немцев?
— Хорошо знаю.
Капитан вспомнил фотографии. Польша еще не раздавлена войной. Джентльмены и леди улыбаются друг другу. В магазинах изобилие еды и одежды. Шопинг в Германию. Везде галантная публика, молодые и не очень, но счастливые лица. В летних кафе ни одного свободного столика.
«Он был сторонником гуманных идей, не зная про ужасно одетых людей», — знакомый мотив прозвучал в голове Панова. И у него была своя прекрасная страна и очень правдивая история. То дело не только польское. Тот, кто не желал эпохи перемен, так и не осознал, в какое прекрасное время он жил.
Майя посмотрела на Максима. Первый парень, с которым даже поругаться нормально нельзя.
Но то, что ответит ее капитан, важнее жизни. Тому, что Россия всегда унижала Польшу, учили в школе, а отец смеялся над учебниками. Почему он тогда не гнушался служить великой империи? Да не захвати Советы власть, еще неизвестно, где бы жила их семья – в Киеве, Москве или в том, блистательном, Петербурге. Пусть с оговорками, но даже офицерам с явным польским происхождением Империя гарантировала карьеру.
— А где тогда теперь моя страна?
Саша, глядя в ее наполненные слезами глаза, мгновенно вспомнил счастливые лица девушек-повстанцев, идущих на смерть ради родины Польши в том безумном и бессмысленном восстании.
— В тебе самой. Не забывай про нее никогда.
— Ты что, знаешь все на свете?
— Я так однажды свою страну потерял.
— Так как же ты тогда можешь им служить?
Девушка запнулась, вспоминая первую встречу. Она тоже служит тем, кого ненавидит. Какое теперь утешение в гордости, если миром постоянно правят обстоятельства. Ты потихоньку привыкаешь к неверному выбору, надеясь, что завтра обязательно взойдет знакомое с детства солнце. Но не бежать же к немцам, они убили папу.
Капитан задумчиво потер рукой подбородок.
Для него-то все решено, но как формулировка вопроса похожа на сомнения общечеловека: стоит ли беззаветно отдавать жизнь за Родину, какой бы она ни была? Надо! Начнешь сюсюкать, навсегда останешься без нее. Да, есть и наверно еще будут черные и белые страницы у нас в истории, но разберемся сами без подсказок слева и справа. А иначе получится так: «Не хватает мне здесь привычной среды обитания», так выразился из Парижа один подмосковный вор-министр.
— Большевикам? — усмехнулся Максим и покачал головой. — Я служу только стране. И давай прекратим ненужный разговор. Скоро все изменится.
— Что, и Польша возродится? — ой, как язвительно прозвучал следующий вопрос.
— Да, но не сразу, и не Речь Посполитая «от можа до можа». О ней начнут грустить лишь безумцы.
Чесновицкая в изумлении опустилась рядом с ним.
— Значит, я права. Ты не тот, за кого себя выдаешь!
— Ну, скажем так, я еще и готовлю – улыбнулся Максим, подбирая подходящую фразу. — Мы завтра идем в Дом Красной Армии, там будут и москвичи. Как бы мягче и деликатнее выразится… разогреваться перед концертом.
Она понимающе улыбнулась. Банкеты богемы для нее не новость. Но чтобы так было и у русских?
— Как меня туда пустят? — попасть в красивый дом, что недалеко от вокзала – проблема неразрешимая. Пускают советских работников, командиров Красной Армии и офицеров вермахта. Ну, и особ женского пола – жен, или кого благородные доны соблаговолят пригласить. — Ты пойдешь со мной?
Ненашев хотел развести руками. Мол, куда денешься с подводной лодки, но опомнился.
— Сначала скажи, ты твердо решила покинуть Брест?
— Разве ты сможешь мне помочь? В Германию меня не пустят, да и я не хочу их видеть. Меня не пустят через вашу старую границу.
— Слишком много вопросов, а решение одно. Или да, или нет.
— Да. Но ты мне не жених. Даже если об этом грезит мама.
— Поздно! — Ненашев показал ей новенький паспорт. Да, как же улыбался Елизаров. Мол, теперь ты у меня в долгу и на крючке.
«Вот он какой! — она скрестила руки на груди. — Все за меня решил».
Надо дать ему пощечину, резко встать и уйти. Но это единственный способ покинуть Брест в пассажирском, а не в товарном вагоне.
— Почему это для тебя так важно?
— Не будем говорить обо мне, хорошо?
— Я должна уезжать одна?
— Нет, вместе с мамой. Завтра.
— А ты?
— Я остаюсь. Если предложение тебя смущает, отдай мне паспорт. Его надо сжечь, иначе подставим хорошего человека. — Панов поймал себя, что ни капли не фальшивит. Он дает ей билет в будущее.
Неужели тебя зацепило? С такими словами здесь ловить нечего.
Да, зацепило! Не согласишься, тебя вывезут в теплушке. Поселение лучше, чем смерть. Черт, что можно будет назвать правильным решением?
— Ты не оставил мне выбора. Но на что мы будем жить? И, если это предложение, зачем так спешить?
Уф! Уже нормально. Вариант «я подарю тебе эту звезду» с умной девушкой не катит.
— Денежный аттестат едет вместе с тобой. Мне он тут не нужен. Ордер на комнату тоже. Хоть какой город, но далеко от границы. Только в дороге не пугайся и не обзывай русских варварами. И билеты до Москвы. Вас там встретят, но чтобы помогли, надо говорить только правду. Хорошо? — он взял девушку за плечи и немного потряс.
— Да, — Майя не представляла, что свадьба может быть именно такой. Заочной. Без романтики. Где ее белое платье, кольца, цветы и гости? Она никогда не хотела быть чьей-то девушкой, и вдруг сразу стала женой. На глазах навернулись слезы, руки безвольно опустились.
Но нет, она не сломалась. Панна внимательно посмотрела на Ненашева и, как обычно, прикоснулась к волосам. Максим перевел дух. Критическая точка пройдена, и капитан подал ей небольшую коробочку.
«Хоть что-то», — Чесновицкая немного успокоилась.
— Завтра будет слишком поздно. Остальное обещаю потом.
Да, странная штука жизнь: вместо удара по лицу ты получаешь поцелуй.
— Почему завтра уж поздно?
— Потому что я знаю все наперед. Мне можно верить. Ну, я пошел. Скоро твоя мама вернется. Сможешь по-женски ей все объяснить? Я и так чуть не сошел с ума.
Максиму неожиданно захотелось уйти и не причинять ей боль.
«Почему он убегает, боится остаться?», — слезы почти сразу высохли.
Майя раздраженно посмотрела на разложенное перед русским оружие.
Похожий пистолет перед войной выдали отцу.
Вот почему он торопится! Представлять, как Ненашев лихо рубит головы немцам, она давно не могла. Хватило тех картинок на плакатах в Варшаве. Иллюзии исчезли в прошлый раз. Он, как и отец, хочет отправить ее подальше от границы. Будто именно ее Гитлер гонит на восток.
Навстречу восходящему солнцу, подумалось ей. Нет, я не хочу больше никого терять. Сердце защемило, но она взяла себя в руки и постаралась улыбнуться. Каким-то чудом ей это удалось.
— Ты встретишь бошей прямо здесь?
— Давай не будем рыдать, плакать или стонать. Это мои люди и мой батальон.
— Тогда, если ты теперь мой муж, то будь ласков, хотя бы со мной погулять на свадьбе. Или ты собираешься поберечь силы? Так что, прошу пана.
Одинокий рыцарь, вышедший со своим отрядом биться против огромного дракона. Но в глазах Максима не было одержимости, лишь холодный расчет. Он выживет, или знает, как выжить. Чесновицкая, впрочем, теперь уже – Ненашева, постепенно успокоилась.
В ответ ее капитан шутливо, двумя пальцами отдал честь. Хорошо, что так закончилось. Повиснет на шее женщина – и сразу легче. Все же есть в этом времени что-то прекрасное. По крайней мере, эта девушка первой протянула ему руку ладонью вниз.
