Михаил Михеев
Путь домой

Крейсер опускался на планету по баллистической траектории. Правильнее было бы сказать, не опускался, а падал – ни один двигатель корабля уже не работал, системы управления тоже вышли из строя. В многочисленных коридорах и каютах еще горели неверным красным светом аварийные лампы, но освещать им по большому счету было уже и нечего и не для кого – корабль умирал.

Силовые поля, которые, теоретически, должны были защищать его при входе в атмосферу, потухли еще во время боя. Изувеченная вражескими снарядами обшивка раскалилась от трения о воздух и сейчас отлетала пылающими лохмотьями. Больше всего крейсер напоминал болид, однако сгорать в атмосфере он не собирался – слишком велик был запас прочности, заложенный в него конструкторами, слишком тугоплавкой была его броня. У немногочисленных выживших членов экипажа, зажатых в недрах спасательных капсул, еще оставался шанс, что крейсер продержится до момента, когда войдет в плотные слои атмосферы, и капсулы можно будет безбоязненно отстрелить. Правильнее всего было сделать это еще на орбите, но вражеский линкор, точным залпом ссадивший с нее крейсер, несомненно, добил бы их. А внизу взрыв, который должен был произойти при падении корабля, надежно замаскировал бы капсулы от нежелательного внимания. Увы, надеждам людей не суждено было оправдаться.

Со страшным грохотом корпус корабля раскололся – очевидно, во время боя какой-то шальной снаряд повредил каркас. Сразу же изменилась аэродинамика, и воздух, как молотом, ударил изнутри по остаткам конструкций, разрывая крейсер на куски. До поверхности планеты долетели лишь пылающие обломки.

Надо отдать должное автоматике корабля – она среагировала вовремя, постаравшись отстрелить спасательные капсулы, однако отстрелилась только одна – остальные были затянуты в круговорот падающих обломков и вместе с ними рухнули на планету. Раскаленное месиво обрушилось на склон горы, вызвав гигантскую лавину, которая тут же погребла их под многометровым слоем снега. Уцелевшая же капсула перемахнула через горы и упала с другой стороны – ее двигатели так и не запустились, но запас прочности корпус имел колоссальный. К счастью, здесь не было снега, поэтому капсула просто съехала вниз, сбив по дороге несколько десятков валунов и вызвав небольшой обвал. Внизу, у подножия горы, она лежала несколько часов, прежде чем окончательно остыла, и лишь потом откинулась покореженная, но, к счастью, не заклинившая крышка люка, и из него с трудом, цепляясь трясущимися руками за оплавленную обшивку, вылез единственный уцелевший член экипажа крейсера «Меркатор».

Его звали Петр. Петр Виноградов, курсант, Военная академия военно-космических сил Земной федерации, третий курс, факультет навигации. В числе сорока таких же желторотых курсантов он находился на борту учебного корабля в учебном же полете. И вот – нарвались…

Вообще, курсант Виноградов никогда не хотел быть военным – он планировал стать обычным мирным, гражданским штурманом. Плохо разве? Сидишь себе в рубке, покуриваешь травку да вносишь координаты в компьютер, который сам за тебя работу делает. Деньги капают, все девчонки в порту твои – ну чем не жизнь? Это тебе не механиком на старой шаланде – у них хоть деньги и хорошие, но от постоянного контакта с реактором годам к тридцати ни волос нет, ни потенции. И не суперкарго, который одно название что космонавт, а по сути – дипломированный грузчик.

Здоровье, конечно, космонавту требовалось хорошее, но генная инженерия вкупе с высокотехнологичной фармацевтикой делали если и не чудеса, то что-то близкое к этому. За здоровьем своих граждан служба здравоохранения следила пристально.

Правда, чтобы стать штурманом, надо иметь еще и хорошие способности к математике, но как раз с этим у Виноградова проблем не было. Писал, правда, безграмотно, да и читать не любил, а вот точные науки ему всегда давались легко. Отец-профессор пророчил Петру большое будущее в науке, но парню совсем не улыбалось, подобно отцу, сначала угробить молодые годы на диссертации, а потом до конца жизни учить бездарей и лоботрясов в провинциальном вузе за грошовую зарплату, из всех благ наживая только язву. Так что пошел он и подал заявление в училище коммерческого космофлота. Экзамены сдал легко и вскоре уже учился в обществе таких же, как он, рациональных до циничности и в то же время в меру романтичных малолетних ботаников. Будущее казалось если не безоблачным, то вполне радужным. Но, к сожалению, счастье длилось так недолго…

Проучился он ровно неделю, а потом началась война. В принципе ничего удивительного в этом не было – люди постоянно с кем-нибудь воевали. Драчливая раса, что тут сделаешь. Наверное, поэтому они и стали самыми процветающими в обозримой части Галактики.

Так вот, началась война с таргами. Нормальная, давно предсказанная война – все аналитики еще удивлялись, почему она не началась раньше. Лет десять все висело на волоске – две цивилизации, примерно равные по ресурсам и технологическому уровню, бряцали оружием, скалили зубы, но при этом отчаянно пытались оттянуть начало конфликта. Так пытались, что даже выступили в союзе во время еще одной войны, с цивилизацией, заметно превосходившей и таргов и людей уровнем развития. А так как оба случайных союзника стремились произвести друг на друга впечатление и внушить, что они необыкновенно круты, то вложились в ту войну с таким энтузиазмом, что неожиданно для всех ее выиграли. На этом фоне обыватели с обеих сторон даже нервничать перестали – угроза, существующая слишком долго, становится угрозой привычной, а привычная угроза перестает восприниматься как угроза вообще. Даже туризм и взаимный культурный обмен развивался. Гастроли классического балета, например, у таргов пользовались стабильной популярностью.

Однако всему на свете приходит конец – и ожидаемый Апокалипсис разразился. Только вот Апокалипсис был какой-то неправильный – вместо того, чтобы все его участники сгорели в очищающем огне (ядерное и термоядерное оружие оставалось лишь на складах длительного хранения, но кварковое, мезонное и прочие современные виды вооружения, будучи намного мощнее, выдавали вполне схожие спецэффекты), корабли конкурирующих цивилизаций начали активные пограничные стычки, не вторгаясь при этом на территорию противника. Похоже, они все-таки напугали друг друга до мокрых подгузников и теперь, с одной стороны, не хотели воевать, а с другой, еще больше опасались демонстрировать коричневый цвет задниц. Вот и долбали друг друга эскадры боевых кораблей в глубоком космосе, пугая в первую очередь жителей нейтральных планет. Масштабы, надо сказать, были впечатляющими – со стороны Земной федерации в боях участвовало около четырехсот кораблей, от эсминца до авианосца включительно, не считая всякой шушеры вроде штурмботов и прочих авизо. Тарги оперировали схожими силами, их кораблей было чуть больше, но зато они немного уступали кораблям людей в классе. Ну а потери… За первый год войны люди потеряли семь кораблей классом не выше крейсера и около двухсот человек. О таргах сказать было сложнее, но, похоже, потери были сравнимы.

Так или иначе, но уже на второй день войны была объявлена всеобщая мобилизация, и первыми, как и ожидалось, под раздачу попали те, чьи профессии были связаны с космосом. И вот десятого сентября офигевший от неожиданно свалившихся на него перемен Виноградов уже примерял новенькие погоны курсанта начального училища военно-космической разведки и тупо старался понять, как его угораздило во все это вляпаться.

Для него, равно как и для его однокашников, сразу наступила мучительная переоценка ценностей. Оказалось, что есть не только необременительные занятия, тусовки и травка – вместо добрых и все понимающих преподавателей перед ними оказались строгие дядьки в мундирах, отправляющие на губу за малейшую провинность, а в общаге, которую почему-то обозвали кубриком, суровые сержанты, способные головой разбивать кирпичи, учили одеваться за сорок пять секунд. Свободное время вдруг исчезло – его место заняли бесконечные кроссы, тренажеры и занятия по стрельбе и рукопашному бою. А потом им объявили, что в связи с военным временем сроки обучения сокращены с пяти до трех лет, и не стало хватать времени даже на сон.

Вот тут-то все они и взвыли, но поздно. Некоторые, правда, решили схитрить и написали заявление об отчислении. Как ни удивительно, их и впрямь отчислили… Прямиком в армию, в десант – там смертников всегда не хватало. Остальные сделали выводы и стали тянуть лямку с удвоенным рвением.

Как ни удивительно, но всего полгода спустя Виноградов обнаружил, что армейская жизнь начинает ему нравиться. Все-таки привычка – великое дело. Постоянная боль в мышцах сначала притупилась, а потом и вовсе исчезла, жирок сменился мускулами, а через голову прошло столько информации, сколько в обычном коммерческом училище в нее не вбили бы и за два года. К тому же, когда Петр приехал домой на каникулы, оказалось, что девчонки к подтянутому и мускулистому курсанту проявляют не в пример больше внимания, чем к рыхловатому штатскому мозгляку. Жаль, что вместо трех месяцев отпустили только на неделю, ну да и хрен с ним – война же рано или поздно кончится. Виноградов ничуть не сомневался, что повоевать он даже и не успеет и попадет в конце концов в самую обычную пассажирскую или транспортную компанию, а навыки военного штурмана лишними не будут. Тем более что к этому все и шло – война текла вяло, без огонька, и становилась уже привычным неудобством, не более. Постреляют-постреляют, да и помирятся. Еще год, ну два – и все кончится…

После второго курса они уже умели не только прокладывать курс, но и самостоятельно пилотировать малотоннажные корабли, сносно стреляли, могли без проблем настучать по морде противнику вдвое крупнее себя – учили их на совесть. Каждый способен был при нужде справиться с любым механизмом корабля или грамотно владеть корабельными орудиями – пусть и хуже, чем те, кто занимался этим специально, но вполне сносно. На военном флоте был принят универсализм – кто знает, в какой ситуации ты окажешься и кого тебе придется подменять. На войне, как известно, убивают, и единственный шанс уцелеть – убить врага раньше, чем он убьет тебя. После окончания курса всех опять распустили на неделю по домам, а по возвращении началось то, чего все ожидали и все без исключения чуть-чуть боялись. Начался третий курс.

Третий курс, по программе, – это практика, практика и практика. На училище выделяются три корабля – старые лоханки, по недоразумению называющиеся вспомогательными крейсерами. Экипажи формируются из курсантов, только офицеры кадровые, и идут эти корабли по раз и навсегда утвержденному изумительно спокойному маршруту. Это первый рейс, призванный обкатать молодежь. Второй рейс – то же самое, но корабли идут уже поодиночке, по районам сложным для навигации. Там молодежи учиться самое то – и штурманы на проводке тренируются, и артиллеристы практику отстрела метеоров-астероидов получают, и механики… Ну, механики – это вообще отдельная тема. Почему учебные корабли такие развалины, а их ремонтом никто не занимается всерьез? Да потому, что чем больше неполадок – тем больше практики механикам. Главное, чтобы проблемы не были фатальными, а так – научатся устранять и течи в реакторе, и течи в канализации. Вперед, ребята, – учиться, учиться и учиться, как завещал великий Ленин! Кто такой Ленин, правда, никто не знал – говорили, что какой-то легендарный герой древности, но фраза у мужика все равно хорошая получилась, этого было не отнять.

Ну и ушли они в рейд – по полсотни желторотых курсантов и десятку офицеров на крейсер в первый рейс и те же офицеры и сорок курсантов во второй. Десять человек отсеялись – практически столько же, как и в другие годы. Стандартный процент – к космосу приспособлены далеко не все и те, что годны для полетов в планетарной системе, не всегда справляются с нагрузками в дальних рейдах. Психика у людей разная, что поделаешь, и предсказать, кто есть кто, заранее невозможно. Кто-то может выдержать несколько месяцев в бронированном гробу вдали от солнца, кто-то нет. Не зря из десяти офицеров крейсера трое были медиками, а среди лекарств был огромный запас всякой успокоительной дряни. Комната с мягкими стенами тоже в наличии имелась, – и, надо сказать, во время первого рейса редкий полет она пустовала, равно как и анабиозная камера.

Во время второго рейса все и произошло. Крейсер как раз вышел на орбиту ничем не примечательной планеты, расположенной в стороне от сфер влияния всех сколько-нибудь замешанных в конфликте сторон. Там его и зажал линкор таргов с труднопроизносимым названием, неожиданно выскочивший непонятно откуда и отсалютовавший земному крейсеру бортовым залпом в упор. Словом, мало не показалось.

«Меркатор» с самого начала не имел никаких шансов. Старая калоша с экипажем из салабонов – и линкор-рейдер последнего поколения, один из лучших кораблей флота таргов. Удивительным было уже то, что тарги не ссадили крейсер с орбиты первым же залпом, но тут курсантам просто повезло. Силовые поля их корабля соответствовали таковым кораблям классом выше – тяжелого крейсера или даже линкора не из самых новых. Дополнительная страховка – никому ведь не охота потерять корабль из-за того, что какой-нибудь шальной метеор проскочит мимо раззявы-курсанта, контролирующего системы активной защиты. Вот и ставили генераторы помощнее, и сейчас это очень пригодилось. Во всяком случае, первый удар крейсер выдержал – противник явно экономил ресурс своих батарей и бил на пониженной мощности. Для обычного крейсера этого должно было хватить, для «Меркатора» – нет.

К чести курсантов, они даже и помыслить не могли о том, чтобы сдаться. Вместо этого, они бросились по местам и даже успели отработать по корпусу неосмотрительно приблизившегося и столь же неосмотрительно ослабившего защиту вражеского корабля. Добились даже двух попаданий, из которых одно, хотя и было ослаблено защитным полем, пробило броню. Тарги этого не ожидали.

Вообще, эта псевдогуманоидная цивилизация славилась не только решительностью и почти человеческой драчливостью, но и неумением держать удар, когда что-то шло не так, моментально впадая в панику. На этом их уже не раз подлавливали в прошлых войнах и люди, и представители многих других цивилизаций. Сейчас это подарило экипажу крейсера лишние секунды жизни и призрачный шанс ускользнуть, однако тарги опомнились чуть раньше, чем «Меркатор» успел нырнуть за спасительную планету. На сей раз посланный ему вслед полновесный залп погасил защитное поле и точнехонько поразил двигатели крейсера. Потом линкор приблизился и вскрыл его броню, как консервную банку. А затем потерявший управление корабль вошел в атмосферу и устремился в свой последний полет – прямо на высящиеся под ним пики скал. Это был конец.

Зажатый противоперегрузочным креслом спасательной капсулы курсант Виноградов ничего этого не знал. Так уж получилось, что командир крейсера был опытным офицером с немалым боевым опытом. Капитана второго ранга Амбарцумяна не любили в училище, считая его говнистым и не слишком честным человеком. Насколько верны были эти оценки, сказать сложно, но в бою командир крейсера повел себя храбро и грамотно. Он слишком хорошо знал, что сделают с крейсером орудия линкора, – как-никак ветеран трех войн, было дело, горел уже. И он прекрасно понимал, что уйти его кораблю не удастся ни при каких обстоятельствах, поэтому первый и единственный приказ, который получили курсанты, был убираться в спасательные капсулы.

Одни курсанты не услышали приказа, другие проигнорировали его и остались на боевых постах вместе с офицерами и доблестно сгорели, когда крейсер получил-таки свое, а Виноградов, вместе с еще несколькими не столь доблестными сокурсниками, успел прыгнуть в спасательную капсулу. А потом корабль затрясло, последовал удар – и сознание вылетело из курсанта, как дятел из дупла.

Когда Виноградов пришел в себя, его окружала полная, просто поразительная тишина. Лишь спустя несколько секунд, а может, и минут, определиться со временем было сложно, он сообразил, что по-прежнему находится в спасательной капсуле, только почему-то вверх ногами. Кое-как отцепил страховочные ремни – и тут же сверзился на пол, точнее, на потолок, оказавшийся внизу. Приложился так, что зашипел от боли, но все-таки сумел встать и принялся искать клавишу включения аварийного освещения. Поиски заняли порядочно времени, потому что ориентироваться в перевернутой капсуле оказалось непривычно, однако курсант справился с заданием и все-таки сумел включить свет. Увиденное его порадовало.

За исключением того, что капсула перевернулась, ничего с ней не случилось. Вообще запас прочности у этих капсул был колоссален. Этакая бронированная спасательная шлюпка, позволяющая без особых удобств доставить человека от аварийного корабля к ближайшей планете. Простенький одноразовый гиперпривод, маломощный двигатель и набор выживания. Хотя были в этом и плюсы. Минимум удобств – это еще и минимум того, что может оторваться и начать летать по кабине, разнося все, во что попадет на пути. Сейчас, несмотря на падение, в капсуле ничего не было сломано, ни один предмет не сорвался с креплений. Можно сказать, повезло – какая-нибудь железка, прилети она в голову потерявшему сознание космонавту, могла привести к тому, что это сознание уже никогда не вернется, и поставить точку в его недолгой истории.

Кое-как сориентировавшись в перевернутом интерьере, Петр неловко дотянулся до пульта и, путаясь в клавишах, запустил энергосистему капсулы. Запищал сигнал, замигали, медленно разгораясь, экраны, и спустя пару минут он уже получал информацию о состоянии своего временного пристанища. То, что было снаружи, не могло не впечатлить, хотя, если честно, век бы всю эту экзотику не видеть.

Капсула лежала у самого подножия горы, на склоне, и борозда, которую она пропахала, съезжая по нему вниз, сделала бы честь любому плугу. Почва вокруг капсулы слегка дымилась или, скорее, исходила паром – верный признак того, что броня все еще была раскалена. К счастью, гореть вокруг было нечему, да и внутри капсулы сохранялась комфортная температура – изоляция в ней была что надо.

Из трех люков два были ниже уровня грунта, но один, аварийный, оказался сверху. Это было просто замечательно. Конечно, Петр выкопался бы в любом случае, но все же куда лучше, если можно просто выйти, а не махать перед этим до полного отупения БСЛ, сиречь большой совковой лопатой. Притом что лопаты не было, копать пришлось бы подручными приспособлениями вроде шлема от скафандра. Удовольствие, надо сказать, ниже среднего. К счастью, сия печальная участь Петра на этот раз миновала, хоть в чем-то повезло. Правда, открываться люк решительно отказывался, но это говорило всего лишь о том, что сработала тепловая защита. Ее можно было, конечно, отключить, но зачем? Капсула остынет – и люк откроется сам, так что стоило просто подождать.

Этому нехитрому занятию курсант и предался, и сам не заметил, как заснул – глубоко, без сновидений. Корпус капсулы тихо потрескивал, остывая, но сквозь покрытую окалиной броню и многочисленные слои изоляции внутрь не проникало ни звука. Сну его не мешал ни жесткий пол, ранее служивший потолком, ни осознание того, что он, возможно, оказался один на незнакомой планете. Скорее это была как раз реакция на стресс, и молодой, здоровый организм таким образом защитил психику хозяина – нормальная в общем-то ситуация. Два часа глубокого сна, после которого Виноградов проснулся здоровым и бодрым.

На сей раз люк открылся без всяких проблем, но вот вылезти из него оказалось не так-то просто. Если кабина при посадке, больше похожей на падение, не пострадала, то в узком тамбуре аварийного люка сорвалось и сместилось все, что могло сорваться и сместиться. Курсант потратил больше часа, чтобы, скорчившись в неудобной позе, разгрести образовавшиеся завалы. Когда он уже подумал о том, что проще было бы разгрести пару кубометров земли, чтобы вылезти из основного люка, щель между обломками оборудования наконец расширилась достаточно для того, чтобы можно было выбраться. И Виноградов, с трудом извернувшись, вылез наружу и в изнеможении уселся на оплавленную броню своей капсулы.

По склону капсулу несло километра три, если не больше. Сейчас она лежала, почти полностью зарывшись в грунт, и выкопать ее не было никакой возможности. Да и, если вдуматься, зачем? Гипердвигатель запускается только в открытом космосе, за пределами звездных систем, когда гравитационные возмущения перестают влиять на его работу, а собственные маневровые движки поднять капсулу с поверхности не способны в принципе. Их задача – сориентировать капсулу в пространстве, черепашьим шагом доплестись до системы и обеспечить маневрирование при посадке. Взлет – уже за пределами их возможностей.

Петр задумался. Надо было бы подняться наверх и посмотреть, что случилось с крейсером. Информация шла на компьютер капсулы до самого момента отделения ее от корабля, и поэтому курсант точно знал, что «Меркатор» упал совсем рядом. Но солнце, точнее, желтая звезда, его заменяющая, уже готова была опуститься за горизонт. Подумав немного, он решил подождать утра, залез в капсулу и аккуратно задраил за собой люк – во избежание, так сказать.

Спать, правда, совершенно не хотелось. Полночи Петр потратил на то, чтобы аккуратно выкрутить терминал компьютера и поменять режим экрана, дабы без проблем пользоваться оборудованием в перевернутой капсуле, а потом старательно изучал все, что нашлось в нем по этой планете. Нельзя сказать, что это было интересно, но курсант Виноградов прекрасно понимал простую истину – его дальнейшая жизнь вполне может зависеть от того, что он будет знать о творящемся вокруг. Увы, информации нашлось прискорбно мало, и была она несколько однобока.

Атмосфера вполне годная для дыхания. Ну, это Петр уже знал, в принципе это было первое, что он узнал о планете, еще до того, как выбрался из капсулы, благо анализ проводился автоматически. Чуть больше, чем на Земле, кислорода и инертных газов, чуть меньше азота, словом, ничего особенного. Болезнетворных микроорганизмов не выявлено… Да и были бы – ничего страшного. Всем, кто работал в космосе, в обязательном порядке делалась биоблокада, подавляющая девяносто процентов бактерий и практически все вирусы, вдобавок подхлестывающая иммунитет, что позволяло чувствовать себя комфортно на любой планете, не боясь сдохнуть или подхватить какую-нибудь гадость. Единственный минус – биоблокаду требовалось обновлять не реже чем раз в два года, но это уж были сущие пустяки.

Кроме атмосферы… Сила тяжести – ноль девяносто восемь от стандартной, период обращения вокруг звезды – полтора стандартных, читай земных, года. Ну, чуть больше, но это уже непринципиально. В сутках двадцать три с половиной часа, очень удобно, и часы наручные перенастроить несложно, благо такой режим в них предусмотрен. Ось наклона почти земная. Два больших материка и куча островов размером от нескольких десятков квадратных метров до Гренландии. Океаны соленые, практически как на Земле. Спутника у планеты нет – значит, нет ни приливов, ни отливов. Климат мягче земного, хотя все положенные климатические зоны присутствуют.

А теперь главное. Планета исследована около пятидесяти земных лет назад. Никакого интереса не представляет ни в плане ресурсов, ни с точки зрения стратегического положения. Единственный плюс – заселена людьми, очевидно потомки первой волны колонизации, случившейся более восьмисот лет назад, до Большой Усобицы. После нее люди почти двести лет не летали к звездам, поэтому колонии, оставшиеся без связи с материнской планетой, частью деградировали, а частью и вовсе погибли. На данной конкретной планете реализован первый вариант, причем деградация очень значительная, до уровня Средневековья примерно. Язык аборигенов – архаичный русский с примесями других языков, что, впрочем, не важно. Все равно человеческая цивилизация после Большой Усобицы использовала языки победителей – русский и немецкий, остальные канули в Лету и теперь встречаются лишь в старых книгах.

Исследовавшая планету экспедиция действовала согласно инструкции: провела съемку с орбиты, составила карту местности и вступила в краткий контакт с аборигенами для определения уровня цивилизации. Три недели на все про все, а потом – дальше, оставив, как и положено, аварийную базу. И вот это как раз было самым главным, потому что на такой базе была станция аварийной связи, позволяющая передать сигнал бедствия. То, что надо, потому что в капсуле гиперпередатчика не могло быть принципиально, он слишком велик.

Так что в случае, если не удастся найти крейсер, следовало отправляться на поиски базы. С этой мыслью Петр и уснул.

Утром, позавтракав сухпаем и запив его паршивым кофе из неприкосновенного запаса, Петр натянул оказавшуюся в комплекте капсулы полевую десантную форму, безразмерный комбез и куртку и повесил на пояс найденные в том же аварийном комплекте бластер и тяжелый десантный же нож. Пожалел, что нет зеркала – в капсуле не предусмотрено, но решил, что выглядит, случись встреча с аборигенами (всегда оставался шанс нарваться на кого-нибудь излишне любопытного), достаточно грозно. Что же касается опасных представителей местной фауны, то их курсант не боялся совершенно – стрелять его учили на совесть. Тот факт, что выстрелить он может и не успеть, в голову ему как-то не приходил – юношеский максимализм не оставлял места мысли, что кто-то может быть круче его, космического первопроходимца, пусть и невольного. Впрочем, отчасти он был прав – крушение корабля вызвало столько шума, что все зверье на много километров окрест предпочло разбежаться. К тому же далеко не всякий зверь способен причинить вред человеку, одетому в десантный комбез – наноткань не только не мнется и не рвется, отводит тепло и пот, защищает от дождя и жары, при этом позволяя телу дышать, но и распределяет энергию удара по всей площади тела. Очередь из крупнокалиберного пулемета в упор, конечно, не выдержит, но от пистолетной или автоматной пули защитит, да и выстрел из бластера, если вскользь да издали, остановит уверенно. Словом, по всем статьям незаменимая вещь.

По склону он поднялся быстро – не такой уж он был и крутой, этот склон. Правда, встречались места труднодоступные, но основы альпинистской подготовки входили в обязательный курс подготовки военного училища, и даже с учетом сокращенной программы кое-чему курсантов обучить успели. Так что спустя пару часов слегка запыхавшийся Виноградов уже стоял на гребне скалы и с тоской смотрел на засыпанное снегом плато. Прямо в центре была внушительная, затянутая полупрозрачным льдом воронка – там, похоже, все еще остывали обломки звездолета. Тяжело вздохнув, Петр перекрестился и начал осторожный спуск.

Весь остаток дня он, рискуя провалиться в глубокий снег с головой, ползал над обломками корабля со сканером. Результаты не обнадеживали – корпус корабля, расколовшийся еще в воздухе, от удара вообще разнесло в клочья. Вообще удивительно, как не взорвался реактор, но радиационный фон был заметно повышен, хорошо хоть, комбинезон защищал еще и от этой дряни. Как бы то ни было, выжить на месте катастрофы не мог никто.

К капсуле Виноградов вернулся уже в темноте. Как не переломал ноги на склоне – неясно, только чудом и объяснить можно. Залез в люк, кое-как протиснулся в каюту, не включая свет, нашарил в неприкосновенном запасе фляжку с коньяком, высосал ее до дна и вновь провалился в сон.

Утром болела голова. Ничего удивительного – за упокой пил, а настроение всегда влияет на результат. Разжевал таблетку от похмелья и кое-как вылез из капсулы, постоял на подрагивающих от нахлынувшей вдруг усталости ногах… На душе было мерзко – только сейчас до Виноградова дошло, что он остался один на незнакомой планете. Не то чтобы он так уж был близок с товарищами – по жизни одиночкой был, но все же… Не один год вместе проучились. Да и выбираться одному как-то тяжко. Курсант, звездолетчик-недоучка, волкодав комнатный. Не такой уж и недоучка, правда, третий курс – это, с учетом ускоренной программы, последний, но все равно ничего хорошего. Опыта нет совершенно, теоретик…

Словом, накручивал он себя, накручивал и постепенно как-то дошел до простой мысли, что сидеть здесь вроде бы и бесперспективно. Надо прорываться к базе, иначе состаришься да помрешь, и ни одна жаба по тебе не квакнет.

Ну что ж, до базы не так и далеко. Крейсер рухнул на один из крупных островов (повезло, мог и в океан плюхнуться), причем, если верить старым картам, остров этот был населен достаточно густо. Даже пара городов имелась, и один из них портовый. Во всяком случае, расположен на берегу, а стало быть, ориентирован на море и морскую торговлю – иначе зачем бы его там строить?

Для того же, чтобы добраться до базы, надо, всего-навсего, пересечь сравнительно небольшое море, ну а потом пройти около тысячи километров в глубь континента. Немало, конечно, но и ничего запредельного. Море, конечно, просто так не переплывешь, надо озаботиться транспортом, но раз есть порт – есть и корабли или хотя бы рыбачьи лодки. Стало быть, пункт первый – добраться до города, пункт второй – сесть на корабль, а дальше – куда кривая выведет. И не останавливаться, не раскисать, иначе проще сразу повеситься, потому что от безысходности и упадка духа людей в космосе погибло больше, чем от вражеских пуль.

Еще сутки Виноградов отлеживался, а затем, собрав то, что, по его мнению, могло пригодиться в дороге, задраил капсулу и отправился в город, логично рассудив, что «раньше сядешь – раньше выйдешь», а оставаясь на месте, с планеты рискуешь и вовсе никогда не выбраться. «Меркатор», конечно, будут искать, но вряд ли очень активно, особенно во время войны. Кроме того, точный курс корабля никому не известен. А раз так, оставалось надеяться только на самого себя.

Вначале идти было легко – сказывались тренировки и бесконечные марш-броски, за которые курсанты ненавидели инструкторов. А вишь ты – пригодилось. К тому же катастрофа произошла на самом краю горной цепи, фактически километром ниже начиналась вполне сносная для передвижения местность, без снега и с невысокой, не мешающей движению растительностью. Единственное нервировало курсанта – пасущиеся то тут, то там животные, похожие на коз, во всяком случае тоже четвероногие и рогатые, при его приближении тут же убегали – видимо, они уже встречались с человеком, и удовольствия им знакомство не принесло. Петр время от времени чисто рефлекторно поглаживал бластер – хороший такой бластер, десантный. Пять режимов огня, на максимальной интенсивности заряд, по слухам, пробивал слона от башки до задницы. Интересно, правда, кто им слона на опыты выдал? Батарея соответственно, в зависимости от режима, позволяет сделать от двухсот до тысячи выстрелов плюс две запасные в комплекте. Ну и подзарядить можно от солнечного света – какие-то хитрые солнечные батареи в оружие встроены. Правда, подзарядка не слишком эффективна, но все лучше, чем ничего. Плюс второй бластер в вещмешке лежит, и тоже с запасными обоймами. Жить можно.

А вещмешок-то давит, давит – килограммов пятьдесят на собственном горбу тащить приходится, не меньше. Ничего, зря, что ли, два года усиленных тренировок прошли? Мышцы – они ведь не для красоты нужны, а для силы. Нет, конечно, и красота нужна – девушкам нравится, проверено, но все же сила и выносливость – главное.

В общем, за день курсант отмахал километров пятьдесят. По пересеченной местности да с грузом за плечами – неплохой результат. Но вечером, на берегу чистейшей горной речки, Виноградов буквально рухнул на землю и с трудом заставил себя разбить палатку. Установил вокруг датчики сигнализации, чтобы никакой зверь незамеченным не подобрался, залез в эту самую палатку – и отключился.

Утро было мрачным. Отвыкшие от перегрузки мускулы ныли, а глаза упорно не хотели открываться, тем более что через плотную ткань палатки солнечный свет пробиться не мог. Хорошо еще, что вчера курсант догадался надеть солнечные очки – часть пути пришлось пройти по заснеженному склону, а снег под ярким местным светилом бликовал со страшной силой. Без очков можно было и зрение потерять.

Усилием воли заставив себя разогнуться, Петр вылез из палатки и посмотрел на окружающий мир мрачным взглядом. Вокруг, конечно, было красиво, да и плеск реки казался приятным и умиротворяющим, но как-то все равно не так…

Да, места живописнейшие. Горы, река, яркое… ну, пусть будет солнце на зеленовато-голубом небе. Словом, идиллия. Однако курсант Виноградов никогда не был ценителем прекрасного, и романтиком он тоже не был. Он был циником с юношескими комплексами, прекрасно это осознавал и сейчас хотел одного – выжить и вернуться домой. Именно так, и никак иначе, а романтику, природу и прочие красоты можно оставить на потом, когда все образуется.

Однако хандрить после не такой уж и запредельной нагрузки не следовало. Сбросив комбинезон, курсант заставил себя размяться, выполнив несколько упражнений из обычного десантного комплекса, потом сполоснулся в реке. Вода была кристально чистой и прозрачной настолько, что на дне был виден каждый камушек. А ведь глубина, похоже, была вполне приличной: судя по показаниям эхолота, метра три, не меньше.

Холодной вода оказалась настолько, что аж зубы заломило. Только хорошенько напившись, Петр сообразил, какую глупость сделал. Бегом вернулся к рюкзаку, схватил портативный анализатор, сунул в воду… Вода, самая обычная вода, без вредных примесей. Ну, в принципе можно было предположить, с ледников течет, но все равно на незнакомой планете следовало быть осторожнее.

Закончив с гигиеной, Виноградов быстро поджег горючую таблетку, вскипятил воду и запарил себе концентрата из сухпайка. Наследник легендарного «доширака» не подвел – вкус был приемлемым, а калорий и микроэлементов более чем достаточно. Конечно, это не полноценный домашний завтрак и не фирменное блюдо из дорогого ресторана, но все же после приема пищи и водных процедур жизнь стала казаться куда привлекательнее. Во всяком случае, лечь и не шевелиться больше не хотелось. Идти, правда, тоже не хотелось.

Позавтракав, Петр сложил палатку и, вновь взвалив на плечи рюкзак, бодро зашагал по берегу реки, благо текла она пока что в нужном направлении, да и карта в планшете курсанта подтверждала, что выведет она как раз туда, куда нужно. Город располагался в устье реки, так что теперь надо было только идти и ни на что не отвлекаться.

Увы, идти сегодня было тяжелее – сказывалась вчерашняя усталость. Да и берега изобиловали камнями, которые не слишком располагали к быстрой и легкой ходьбе. В общем, пройдя километров тридцать, Виноградов решил, что на сегодня с него хватит, и, хотя было еще светло, снова поставил палатку и с удовольствием расположился на ночлег.

В аварийном комплекте капсулы было много чего, в том числе и складной спиннинг. Когда Петр собирал рюкзак, он, отлично понимая, что каждый грамм ему придется тащить на спине, долго раздумывал – брать его или не брать. Во-первых, рыбалку он любил, а во-вторых, не знал, как будет в дороге с продуктами. Так что спиннинг занял свое законное место в рюкзаке, и теперь курсант решил, что пришло время его опробовать.

Конечно, результат рыбалки в незнакомом месте и на незнакомую рыбу был весьма сомнителен, однако то ли Петру повезло, то ли рыба здесь была непуганая и было ее море, но уже на шестом забросе он почувствовал рывок и после недолгой борьбы выволок на камни некрупную рыбину с серовато-коричневой спиной и блестящим брюхом. Рыба на первый взгляд ничем не отличалась от земных, да и на второй тоже. Экспресс-анализ (слава богу, многофункциональный анализатор был под рукой) показал, что рыба вполне съедобная, так что ужин оказался куда разнообразнее завтрака. И куда вкуснее. Только костей, на редкость мелких и острых, было в той рыбе просто до безобразия много, но все равно свежезажаренная, с дымком пошла на ура. Главное было ее по недостатку опыта не спалить – костер вышел хорошим, местная древесина горела жарко, и этой самой древесины, причем сухой, набрать удалось немало.

Следующий день прошел почти так же, разве что расстояние он преодолел большее да идти было легче. Похоже, Петр постепенно втягивался в режим движения, хотя ноги к вечеру налились тяжестью и ныли – почти полгода без серьезных нагрузок давали о себе знать. Все-таки относительный комфорт звездолета – палка о двух концах, никакие тренажеры не заменят таких вот марш-бросков. Впрочем, организм человека – штука гибкая, и прошлые навыки вспоминаются легко, поэтому не приходилось сомневаться, что скоро он окончательно войдет в норму. Это, кстати, было хорошо – идти до города оставалось, конечно, не слишком далеко, но расстояние по карте и расстояние, пройденное своими ногами, – две большие разницы, как говорили в легендарном городе Одессе. Вот тоже смешно – этот город полностью, со всем населением, уничтожен несколько столетий тому назад, а его все еще помнят. Воистину, коллективная память человечества непредсказуема и выкидывает порой совершенно неожиданные фортели.

Однако действительно втягивался – прошел почти столько же, сколько в первый день, но хватило сил на рыбалку и даже на купание. Последнее, конечно, было не слишком разумным, все-таки вода из горных ледников не слишком комфортна по температуре, но все равно хотелось, а охота, как известно, пуще неволи. Так что помылся, точнее, окунулся и, с трудом сдерживая неподобающий мужчине визг, выскочил на берег, постирался, а потом уже покидал блесну, опять же быстро зацепив пару некрупных рыбин, таких же, как в прошлый раз, или очень похожих – в местной ихтиофауне Петр не разбирался совершенно, да и откуда? Уж меньше всего единственная добравшаяся до этих мест за сотни лет экспедиция ставила себе целью классифицировать обитателей водоемов заштатной планеты.

Хотелось, конечно, половить еще, но Петр подавил пустой азарт. Зачем губить больше того, что хочешь, а главное, можешь съесть? Тем более что с едой проблем не было – запас сухпайка был достаточно велик, ведь курсант, за исключением самого первого дня пути, почти и не притрагивался к нему. Неизвестно, что будет дальше, а запас карман не тянет. Только кофе да чай пил, но и их расходовал предельно экономно.

А вот утро выдалось, как бы это точнее сказать, хлопотным. Вначале противно запиликала сигнализация, а когда курсант выскочил из палатки (хорошо хоть, мгновенно просыпаться по тревоге в них вбили на уровне рефлекса), обнаружилась и причина этого писка в лице двух аборигенов. Последние, одетые в какое-то рванье и вонючие, как бомжи (был такой культ, служители которого, подражая легендарным древним жрецам, не мылись никогда), деловито возились возле рюкзака, пытаясь его вскрыть. Аж два раза убогие: десантный рюкзак, он не каждому свое содержимое показывает, да и распороть его ножом не получится. Но почему они так воняют-то? Река же рядом, помыться да и постираться можно вполне.

– Эй, уважаемые! Ну-ка, отвалили от чужого имущества, а то ноги повыдергиваю… Я кому сказал, валите отсюда, уроды!

Ага, щаз-з… Местные бомжи, не обращавшие до того на Петра никакого внимания, как по команде, обернулись. У одного в руке материализовалось копье, на которое курсант до того не обратил внимания, второй поигрывал здоровенным топором и нехорошо щерился, сверкая всеми четырьмя кариозными зубами.

Хорошая привычка спать в комбезе. Во всяком случае, удара копья, пришедшегося в живот, курсант практически не почувствовал. Ну, вернее, почувствовал, но как легкий толчок. А ведь не ожидал, даже в мыслях не допускал, что сейчас его убивать будут. Умом-то знал, что на диких планетах может всякое случиться, но не осознавал всерьез, за что едва не поплатился, – как ни крути, а удар (пусть и не такой опасный, хотя и вполне прилично поставленный, надо признать) он пропустил и, не будь на нем непроницаемой брони, тут бы и помер. Но раз уж пошли такие разговоры, то грешно не ответить – иначе уважать не будут, у примитивных культур с этим строго. И пока длится секундное замешательство и наглый копейщик в недоумении смотрит на свое оружие, надо его бить. Именно этим Петр незамедлительно и занялся, ловко отведя копье в сторону левой рукой и зарядив аборигену с ноги в грудину, да так, что того приподняло над землей и отбросило на пару метров. Все, этот мешать больше точно не будет – после такого удара иные и не встают. Хотя, может, и встанет – бил-то босой пяткой, а не подкованным ботинком, но все равно получилось впечатляюще.

Второй выпучил глаза и, заорав что-то нечленораздельное, явно матерное, очертя голову бросился в атаку, размахивая неподъемной секирой. Совершенно зря, кстати, – мало того что получалось это хоть и грозно, но совершенно неэффективно, так еще и силы впустую тратил да равновесие с трудом удерживал. Петр положил руку на бластер, но тут же передумал, шагнул вперед и вбок, пропуская удар, и, когда нападающий, увлеченный собственным богатырским размахом, нырнул вперед, приложил его локтем по хребту. Убивать не рассчитывал – пленный позарез был нужен, чтобы сориентироваться в окружающей реальности. Увы, по неопытности не рассчитал. То, что с мерзким хрустом сломался позвоночник, было запланировано, а то, что абориген, падая, раскроил себе голову о камень – совсем даже наоборот.

Жаль, жаль! Петр подбежал к первому… Тоже мертвый. Ребра не выдержали удара и распороли все внутренности. Вот и лежит теперь, изо рта тонкая струйка крови течет, запеклась уже почти, глаза закатил. Словом, труп.

Говорят, когда в первый раз убьешь – переживаешь, не спишь потом, тошнит тебя или еще что… Ни фига подобного, ничего курсант Виноградов не почувствовал. На него напали – он оборонялся, не он – так его бы убили и оставили здесь лежать. Тяжелое копье со скверной ковки наконечником было тому отличным доказательством. Единственным чувством, которое сейчас испытывал Петр, было легкое сожаление о том, что допрашивать некого. Возьми он хотя бы одного живым – тот бы у него не то что разговаривал, а пел бы как соловей. Курс проведения допросов в полевых условиях был в училище факультативным, но Виноградов посещал его регулярно – мало ли что в жизни пригодится. В конце концов, вдруг надоест профессия пилота и решит он пойти работать, скажем, следователем?

По-хорошему, надо было бы обыскать трупы, но брезгливость Петр преодолеть так и не смог – уж больно от них воняло. Подхватишь еще каких-нибудь насекомых… Используя копье как рычаг, курсант скатил трупы к реке и отправил их плыть по течению, справедливо рассудив, что их или рыбы съедят, или просто изобьет о камни до полной неузнаваемости. Во всяком случае, с курсантом Виноградовым их ассоциировать уже никто не сможет. Трупы кантовать было тяжело – мужики были хоть и бедно одетые, но крупные и достаточно упитанные. Явно не голодали… Ну и хрен с ними. Петр зашвырнул вслед за ними в реку и орудия их производства, в смысле оружие, а не гениталии их папаш, и решительно вернулся к палатке – впереди предстоял долгий день, и надо было позавтракать.

К городу он вышел три дня спустя, когда тело уже окончательно привыкло к новому режиму, а жареная рыба успела изрядно надоесть. Город был… Ну, так себе городишко, прямо скажем. Несколько десятков одно– и двухэтажных домиков, жмущихся друг к другу и окруженных с трех сторон не слишком высокой крепостной стеной из грязно-белого камня. Четвертой стороной город упирался в море, с холма хорошо были видны невзрачные причалы, к которым прибились такие же невзрачные рыбачьи лодки и пара каких-то суденышек, похожих то ли на небольшие галеры, то ли на баркасы-переростки. Вокруг крепостной стены тянулись давным-давно оплывшие от времени, полузасыпанные остатки рва, перед воротами из потемневшей от времени, окованной грубыми железными полосами древесины, был заметен намертво вросший в землю подъемный мост. Словом, полный отстой, как любил говорить его однокурсник Фриц. Бывший однокурсник – Фриц погиб во время крушения «Меркатора», до конца не покинув пост управления огнем…

Это был последний день, когда Виноградов ночевал в палатке, – он решил пойти в город с утра, а то, попав туда под вечер, без денег, не зная местных реалий, ничего не стоило вляпаться в неприятности. Конечно, с парой бластеров можно было спалить дотла этот набор антиквариата, по недоразумению называющийся городом, раньше, чем его жители сказали бы «мяу», но зачем впадать в крайности? Курсанту хотелось попасть домой, а не завоевывать этот несчастный остров. Раз так, стоило договориться, а не начинать стрельбу с двух рук, тем более что как раз этим экзотическим искусством Петр владел из рук вон плохо.

К воротам он подошел слишком рано – утренний туман еще не рассеялся, – и ворота были закрыты. Можно было, конечно, перелезть через стену, даже с грузом в «лице» рюкзака это было несложно, но зачем? Петр был здесь чужой и не без основания считал, что лучше сначала попробовать по-хорошему, поэтому просто присел на здоровенный валун, который в числе десятка других валялся неподалеку от ворот явно в качестве скамейки для таких же, как он, бедолаг, и стал ждать, когда ворота наконец откроют. Заднице на камне было, конечно, холодно, но, как известно, лучше идти, чем бежать, лучше стоять, чем идти, лучше сидеть, чем стоять, лучше лежать, чем сидеть. Руководствуясь этим нехитрым принципом, курсант расположился со всем возможным комфортом.

Его терпение было вознаграждено достаточно быстро – не прошло и получаса, как створка ворот со скрипом открылась, а минутой позже открылась и вторая. В воротах материализовался хмурый пожилой мужик в кожаной куртке, долженствующей, видимо, изображать доспех, с коротким, широким, прямым мечом на бедре и копьем. Копье, правда, стояло чуть в стороне, прислоненное к стене. Мужик без интереса посмотрел на Петра и небрежно кивнул ему, мол, проходи, не мозоль глаза. Вот так, просто и буднично, безо всяких пошлин, денег на которые у него все равно не было, курсант Виноградов вошел в город.

Впечатление о городе можно было описать двумя словами: бедно, но чистенько. Когда-то город явно знавал лучшие времена, но было это давно. Мощенная в незапамятные времена камнем улица была в кое-как заделанных выбоинах, каменные же стены домов изрядно обшарпаны. Однако за порядком следили – Петр читал, что на улицах средневековых городов царили грязь и вонь, помои могли вылить прямо в окно, а здесь этого не было и в помине. Действительно, чистенько.

Петр прошелся по городу из конца в конец, внимательно глядя и слушая. Это только неумеха не сможет извлечь информацию из досужей болтовни, а имеющий уши и некоторые навыки анализа и услышит, и отделит зерна от плевел, и выводы сделает. К счастью, проблемы языкового барьера не стояло – язык и впрямь был русским, архаичным, разбавленным кучей незнакомых слов, но вполне понятным. На необычного покроя камуфляжную одежду Петра особого внимания тоже никто не обращал. Причина нашлась быстро – в одной из лавок, торгующих тканями, обнаружилась ткань камуфляжной окраски. Более грубая на вид и несколько иной расцветки, чем у Виноградова, но вполне обычная камуфляжка. Наверняка подобная одежда была у многих. Чуть позже он убедился в правоте своего предположения – как и на старушке Земле, всевозможные охранники и прочие околосиловые структуры здесь любили камуфляж. Очевидно, считали, что в нем они выглядят как что-то значительное, вроде спецназа. Чаще это, конечно, смотрелось смешно и нелепо, но местных, очевидно, такое положение вещей устраивало, а раз так – их проблемы, пускай себе балуются. Петру было как-то наплевать на местный менталитет и прочие изыски – ему требовалось здесь совсем другое.

К обеду он уже имел некоторое представление о том, что творится в городе и что, собственно, это за город. Назывался он Новгород-Заморский, основан был лет триста назад и служил перевалочной базой на бойком торговом маршруте. Город достаточно быстро вырос из провинциальной деревушки до нынешних размеров, после чего стабилизировался и существовал неплохо – не сказать что богато, но зажиточно. В порт заходили корабли, пополняли запасы воды и провизии, экипажи отдыхали в местных тавернах… А потом изменилась политическая ситуация, изменились и торговые пути, и город стремительно пришел в упадок. Теперь корабли в его порту были редкими гостями, даже пираты обходили его стороной – не на кого им было тут охотиться. Так что население города сократилось, и теперь местные жители прозябали в бедности и безвестности.

Правда, в порту стояло два корабля, но это была редкая удача для города. Осенний (а сейчас, оказывается, была ранняя осень) шторм заставил их отклониться от привычного маршрута и принес сюда. Один из них, кстати, уходил в море на следующий день и направлялся как раз на континент. Пассажира его капитан, возможно, и взял бы, но, увы, денег у Петра не было, а значит, надо было срочно их раздобыть, если он не хотел застрять тут на неопределенный срок, скорее всего надолго.

Так что было два варианта – или добывать деньги, непонятно, правда, как, или… Ну, о втором варианте думать не слишком хотелось. Петр ничуть не сомневался, что сможет захватить корабль вместе с экипажем, но вот то, что он сумеет контролировать этот самый экипаж на всем протяжении рейса, как раз и вызывало сомнения. Человеку надо есть, пить, спать и справлять прочие естественные потребности организма. Сутки, ну двое без сна продержаться можно. Виноградов, как подготовленный звездолетчик, продержался бы суток пять, ну плюс стимуляторы… Сколько продлится плавание через океан на этих скорлупках? Месяц? Два? Нет, нереально, надо искать деньги.

Прежде всего следовало выяснить, какие здесь деньги, какова их стоимость и где их достать. Информация – вот что требовалось, кто владеет информацией, тот владеет миром. А значит… Значит, в портовом квартале, ближе к вечеру, перебравший пива грузчик получил по голове, был аккуратно транспортирован в заранее присмотренное укромное местечко и быстро и жестко допрошен. После этого, правда, возник вопрос, что с ним делать дальше. С одной стороны, труп спрятать проще, с другой – вроде как и жалко, ни в чем ведь не виноват мужик. Впрочем, не так уж и сложно решалась проблема. Один укол – и мужик забылся сладким сном. Дня три проспит, а потом… Потом уже не важно.

Все как у людей – банк брать надо. И банк в городе был, принадлежал семье Шмальсон. Правда, какой город – такой и банк, но для целей Виноградова этого должно было хватить. Оставалось только дождаться темноты и спокойно заняться делом. Нехорошо, конечно, но если не можешь победить честно – просто победи. В данном случае главный приз победителю – возвращение домой, а такими кубками не разбрасываются.

Расположен банк, служивший одновременно и жильем семье хозяина, был не слишком удобно – в одном из домов, зажатом между другими такими же, только помельче да победнее. Ну, что делать – единственный на улице трехэтажный дом. Наверняка еще и подвал есть, так что сейф может быть где угодно, искать придется долго. Мощная стена, на окнах первого этажа решетки, внутри, за закрытой дверью, наверняка охрана. Но разве это препятствие для нуждающегося в деньгах космонавта?

Опыта в ограблении банков у Петра не было совершенно, и импровизировать приходилось на ходу. Опять же было два пути – легкий и тихий. Легкий – это сначала выстрел из бластера в дверь (ну, или вышибной заряд), потом войти внутрь, несколько хорошо прожаренных трупов и мешок денег в финале. Минус – перебудишь весь город, хотя бластер – оружие тихое, можно сказать, деликатное.

Однако Петр, немного подумав, решил выбрать путь тихий, благо альпинистская подготовка никуда не делась. Просто залез на крышу соседнего дома, аккуратно добрался по ней до банка, перепрыгнул разделяющие их метра три и снова полез по стене, на сей раз до верхнего окна. Напрасно, ох напрасно Шмальсоны чувствовали себя в безопасности.

Луны здесь не было в принципе, и ночи были темными, однако эта проблема решалась легко. Очки ночного видения, легкие и компактные, сделавшие лицо Виноградова похожим на изуродованную чьим-то кулаком стрекозиную морду, позволяли различить на камне каждую щель, а при необходимости посмотреть и сквозь него, поэтому проблем курсант не испытывал.

На окнах третьего этажа решеток не было. А вот стекло было, причем толстое и отменной прозрачности. Поглядев сквозь него, Петр убедился, что в комнате никого нет, и приступил к преодолению препятствия в лице собственно стекла. Извлечь его, к счастью, не составляло труда, и минуту спустя курсант уже бесшумно скользнул в дом. Правда, от окна до пола оказалось довольно высоко, мода у местных была, что ли, делать окна под самым потолком? Впрочем, ерунда, Петр спрыгнул и мягко, несмотря на тяжелые ботинки, приземлился.

Огляделся. Помещение было небольшим, практически не обставленным. Для чего оно использовалось, Петр не понял, да и, честно говоря, не собирался понимать. Вместо этого он крадучись подошел к двери, осторожно ее приоткрыл…

За дверью, незапертой и легко повернувшейся на отлично смазанных петлях, был коридор – узкий, тускло освещенный, с мягким красным ковром на полу. По сторонам коридора были добротные деревянные двери, подобные той, которую Петр только что открыл, из-за одной из них доносился богатырский храп. Стало быть, Петр угадал, третий этаж жилой. Оставалось определиться с тем, где могут быть так необходимые ему деньги. Баксы, дублоны, пиастры… Какая разница – главное, они были средством, позволяющим курсанту Виноградову вернуться домой, а стало быть, их надлежало добыть, несмотря ни на что.

Итак, где могут храниться деньги? Петр призадумался на несколько секунд. Третий этаж жилой, наверняка самое ценное хозяин держит под рукой, однако искать тут нельзя – чревато. Кто-нибудь проснется, попытается закричать, и тогда придется глушить всех, а к массовой резне Петр еще не был готов.

Первый этаж рабочий. Там принимают посетителей, скорее всего не самых важных. Возможно, там что-нибудь и есть, но наверняка немного. И еще там наверняка есть охранник, и его придется глушить наверняка, что чревато осложнениями. Вообще, неизвестно еще, что этот охранник может и умеет. Тех двоих у реки Петр положил не напрягаясь, но они были сбродом, а банк, скорее всего, охраняет человек, как минимум сведущий в военном деле. Поединок с таким противником может быть опасен, а значит, нежелателен, и этот вариант надо отложить на крайний случай.

Остаются второй этаж и подвал. Наверняка в подвале что-нибудь найдется, но туда нужно идти мимо охранника, что чревато. Нет, конечно, если прижмет, придется его все-таки вырубать, но хотелось бы обойтись без лишнего шума, а вот второй этаж следовало прошерстить. Наверняка рабочий кабинет хозяина располагается именно там, а раз так, должны там были быть и деньги, какая-то сумма, хотя бы на текущие расходы и на неотложные нужды. Исходя из этих соображений Петр и решил начать именно со второго этажа и, воровато оглянувшись, вышел в коридор и тихонько закрыл за собой дверь.

В конце коридора, за углом, обнаружилась лестница, по которой Петр и спустился на второй этаж. Относительно кабинета он угадал и нашел его легко. Ничего сложного – самая большая, самая дорогая на вид и вдобавок запертая дверь. Открыть ее оказалось несложно, замки были примитивные, и уже минуту спустя Петр оглядывал хозяйский кабинет. Было, правда, темно, но ноктовизоры еще никто не отменял, так что рассмотреть обстановку удалось неплохо.

Да, это он удачно зашел – обстановочка в кабинете была что надо. Рабочий кабинет явно предназначался еще и для встречи ВИП-клиентов, поэтому провинциальная роскошь прямо кричала о себе. Массивная полированная мебель, огромный стол, покрытый сукном, шкафы для документов… Отрегулировав ноктовизор на режим рентгена, Петр моментально определил, что половина из них пустует, а значит, стояли они тут больше для вида. Хотя в ближайшем к хозяйскому столу шкафу обнаружился неплохой бар с целой батареей бутылок. На одной из стен обнаружилась коллекция холодного оружия, подобранного не столько по функциональности, сколько по красоте. Хозяин банка, похоже, умел пустить пыль в глаза и без зазрения совести этим пользовался.

Обнаружился и сейф, точнее, несгораемый шкаф, стоящий в углу и расположенный так, что, с одной стороны, из-за мебели его не было видно случайному посетителю, с другой, доступ к нему хозяину был максимально облегчен. Неглупый, совсем неглупый человек проектировал здешний интерьер, ну да не все ли равно – курсанту было наплевать на его мозги, ему нужны были деньги.

Это очень хорошо, что несгораемый шкаф, а не полноценный сейф. Разумеется, никакими кодовыми, дактилоскопическими и биометрическими замками тут не пахло, обычный замок, закрывающийся ключом, но возиться с отмычками не было времени, да и курс разведки, который читали в училище, был ну очень уж факультативным. Отмычек, если честно, тоже не было. Был, правда, карманный лазерный резак, который Петр запасливо прихватил с собой из ремкомплекта капсулы, но использовать его не хотелось – емкость аккумулятора не беспредельна и, в отличие от бластера, от солнца его не подзарядишь. Корабельная сеть, от которой обычно заряжались подобные инструменты, в пределах видимости отсутствовала, а ближайшее место, где можно осуществить эту операцию, была десантная капсула. Тем не менее сейф резать пришлось бы именно им, а вот с несгораемым шкафом, тем более небольшим и намертво вмурованным в пол, можно было обойтись куда грубее.

Был такой прием, который использовался доморощенными медвежатниками еще во времена легендарной великой империи, называвшейся почему-то Советский Союз. Тогда профессиональных уголовников было мало, да и те боялись лишний раз пукнуть, но зато бойкая молодежь порой изобретала приемы, которые профессионалам и в голову прийти не могли. Берется железка, конец ее вставляется между дверью шкафа и его корпусом, после чего угол двери просто выгибался наружу, оставляя замок в целости и сохранности. С полноценным сейфом такой фокус, разумеется, не проходил, но ведь и сейчас был не сейф, да и металл так себе. А железок на стене висело более чем достаточно.

Выбрав меч покрепче, курсант, используя его как рычаг, в два счета справился с дверью и получил в качестве бонуса пару мешочков с золотыми монетами, небольшую шкатулку непонятно с чем, запертую на ключ, и целую кучу бумаг, как оказалось, долговых расписок. Деньги и шкатулка перекочевали в карманы. Шкатулка, правда, влезла с трудом, но карманы на десантной куртке были достаточно вместительными. Долговые расписки, надо сказать, были Петру совершенно не нужны, но им-то как раз применение нашлось моментально. Расписки полетели на пол, а на них сверху упал пиропатрон. Через пару часов он сработает, расписки вспыхнут, вместе с ними загорится все остальное… Даже если пожар потушат, подумают на кого-нибудь из местных, из должников, значит, который решил таким образом поправить свое финансовое положение. Ну, во всяком случае, есть такая вероятность и ею не стоит пренебрегать.

Оставалось только уйти тем же путем, что и пришел, но перед этим курсант задержался. Все-таки он был молод, ему не исполнилось еще и двадцати, и, как всем мальчишкам, ему нравились красивые железки… В общем, не устоял он – прихватил из коллекции бездарно ржавеющего на стене холодняка узкий палаш с красивой витой гардой. Ножен, правда, не было – пришлось сорвать со стены какую-то тряпку, непонятно что драпирующую… Как оказалось, дырку на обоях… Так вот, клинок, которым он даже не умел владеть, Петр хорошенько завернул и укрепил на спине, чтобы не мешал двигаться, и уже после этого покинул кабинет.

Обратный путь был еще проще – знакомая дорога как-никак. Стекло, правда, на место установить было довольно тяжело, но и с этим курсант кое-как справился, а особо усердствовать с заметанием следов не было смысла. Во-первых, окно было высоко, даже если и полезут проверять, что вряд ли, то далеко не сразу, а много времени новоявленному домушнику и не требовалось – не далее чем завтра он планировал покинуть остров вообще и этот город в частности. Во-вторых, все равно скоро разгорится пожар, а значит, всем будет не до окна.

Оставшееся до утра время Петр посвятил тому, чтобы, удобно расположившись под полусгнившей лодкой, вытащенной на берег, да так кверху килем и брошенной, оценить свой улов. Как оказалось, улов был неплох – полсотни золотых монет, которые в этих местах, если верить тому пьянчужке, ценились очень высоко, штук двадцать серебряных и шкатулка. Когда Петр, ловко действуя широким десантным ножом, сумел разворотить замок, в свете карманного фонаря перед ним заблестела горка ограненных камней, на вид явно драгоценных. Геммолог из курсанта был, конечно, никакой, но камни подозрительно напоминали рубины, сапфиры, и даже парочка похожих на бриллианты затесалась. Это было уже намного серьезнее и требовало вдумчивого осмысления, но позже, а сейчас надо было хоть немного отдохнуть и двигать покупать место на корабле, денег должно было хватить с избытком.

Утром в городе царил хаос. Народ собрался в центре посмотреть на бодро горящий банк, правда, тушить никто не спешил. Хлеба и зрелищ… Ну, за неимением хлеба хотя бы просто зрелищ. Дома вокруг каменные, а значит, не загорятся, так почему бы не понаблюдать? Когда еще увидишь, как недавние хозяева города на глазах превращаются в нищих…

Погорельцы торчали рядом. Жалкое было зрелище, хотя и немного комичное. Для кого как, разумеется, но местным, похоже, не было их особо жаль, а подошедшему поглазеть на дело рук своих Виноградову тем более. Ему, честно говоря, вообще было на них плевать – его сейчас занимали исключительно собственные проблемы. Не слишком красиво, конечно, но от чужих проблем стоило максимально абстрагироваться – иначе стремительно возрастал риск не решить собственную. А свои проблемы всегда остаются своими, стало быть, необходимо было ими и заниматься.

Убедившись, что никто не кидается на него с криками «вор» и «поджигатель», курсант направился в порт и уже двадцать минут спустя поднялся на борт лоханки, носящей, как ни странно, титул шхуны и гордое имя «Королева Вегаса». Вегасом, кстати, называли порт, из которого был родом капитан, – Петр не поленился и по дороге в порт заскочил в лавку картографа, где обзавелся отличной подробной картой. Не то чтобы она была ему очень нужна, на планшете все было, но вот сделать привязку информации к местным названиям, разумеется, стоило.

Вообще местные были храбрыми людьми. Выходить в океан на этих, с позволения сказать, кораблях… Увы, сейчас Виноградов был вынужден присоединиться к славной когорте смельчаков-смертников, покорителей местных морей.

Капитан Крунин, по совместительству еще и хозяин корабля, был высоким, кряжистым мужиком с русыми волосами и темной, слегка тронутой сединой бородой. На прямой вопрос, не возьмет ли он пассажира, капитан только буркнул: «Двадцать желтяков» – и отвернулся в полной уверенности, что разговор окончен – цена была запредельной. Услышав ответное «идет», он повернулся и посмотрел на Петра уже с куда большим интересом, но переиграть не пытался. Честно получил деньги и честно выделил Виноградову каюту, грандиозным размерам которой не позавидовала бы и собачья конура.

К полудню, когда остров уже растаял за горизонтом (шхуна была хоть и убогой, но шла ходко, да и ветер был попутным), курсант Виноградов познал все прелести морской болезни. Уж он-то был уверен, что ему, человеку космической закалки, привыкшему к невесомости, эта проблема не грозит. Ага, щаз-з. Он ходил бледно-зеленый и, перегнувшись через фальшборт, с чувством кормил ихтиандра под насмешливыми взглядами команды и сочувствующими – других пассажиров, которых набралось на удивление немало. Правда, несколько ближе с ними он познакомился лишь на третий день, когда привык-таки к качке и немного пришел в себя. Во всяком случае, перестал отдавать морю все, что успел съесть, хотя к этому моменту уже и сбросил несколько килограммов веса. Впрочем, философски рассудил он, если сбросились, значит, были лишние, и нечего их жалеть.

Попутчиков оказалось трое, что для такой небольшой посудины, как «Королева Вегаса», было немало. Высокий пузатый купец, хмурый и неразговорчивый, имя которого Петр забыл тут же, сопровождал свой груз. Собственно, его груз и занимал практически полностью трюмы корабля, и мрачное настроение купца объяснялось как раз тем, что из-за шторма и связанной с ним непредвиденной задержки он мог просто не успеть к большому торгу, который во все том же Вегасе и намечался, а значит, не только изрядно потерять в прибыли, но и вовсе оказаться в убытке. Что за товары были у купца, Петр не интересовался – какая ему разница.

Второй попутчик, седой как лунь граф Вольдемар Косецкий, немолодой, но крепкий телом, был быстр и точен в движениях, что выдавало в нем опытного воина. Граф возвращался на родину из какого-то дальнего вояжа. Куда и зачем он ездил, граф не распространялся, а Петр не стал интересоваться – во-первых, не видел смысла, а во-вторых, это было бы, на его взгляд, не слишком вежливо. Захочет – скажет сам, а на нет – и суда нет. Меньше знаешь – крепче спишь и дольше живешь.

Третий попутчик, или, точнее, попутчица – жена того самого графа, Валентина Павловна, почтенная матрона из тех, что и коня на скаку растопчет, и горящую избу плечом на бревнышки шутя раскатает. В этой даме было килограммов полтораста живого веса, но двигалась она, несмотря на дородность, очень легко, совершенно не стеснялась своей фигуры и обладала поистине неунывающим характером. С первого дня она решительно взяла шефство над Петром, и он не возражал – и не так скучно, и массу ценных сведений о мире узнать можно.

Еще у этой семейной четы было двое детей, сыновья-близнецы лет десяти, но их Петр даже в расчет не брал, потому что мальчишки целыми днями только тем и занимались, что носились по всему кораблю, лазили по вантам, задавали всем подряд кучу вопросов и были, похоже, любимцами экипажа. Родители, как ни удивительно, смотрели на это с явным одобрением – уж кем-кем, а снобами они точно не были.

Петр назвался собственным именем, благо оно сколь-либо необычным здесь не было, и представился сыном князя с одного из островов, специально выбрав тот, который находился в самом дальнем конце архипелага и почти не посещался кораблями. Типа выбрался из захолустья мир посмотреть и себя показать. Идеальная легенда – во все времена и в любой стране находились такие вот никому не известные шебутные провинциалы, лезущие во все щели и ничего не знающие об окружающем мире. Над ними подшучивают, посмеиваются, но никогда не принимают всерьез и потому не опасаются. А раз так, то под такой личиной можно спокойно путешествовать, не боясь привлечь к себе лишнее внимание. Да и странноватый говор, и куча глупых вопросов человека неосведомленного, почти что варвара, выглядит вполне логично. Главным было не выходить из роли и поменьше распространяться о себе, но это было не так и сложно.

Как он и предполагал, история удивления не вызвала. Вежливые улыбки и покровительственное отношение – да, разумеется, но никак не настороженность. Ну что же, этого он и добивался, тем более что и выглядел вполне по-варварски, во всяком случае так, как их представляют другие. Высокий по местным меркам, хотя и по земным метр девяносто совсем немало, широкий в плечах, черноволосый и мускулистый плюс одет необычно. Петр воспользовался моментом и стал со всей возможной скоростью восполнять недостаток информации о мире.

В общем-то познавательное двухнедельное плавание получилось полезным, хоть притом и донельзя скучным. Жаль только, что не прямиком на континент, а через северный архипелаг, но тут уж никуда не деться – так шли морские течения, и кружной путь оказывался быстрее прямого. Ну а раз уж все равно надо идти через архипелаг, то грешно не пополнить запасы провизии и воды. Сутки в порту – возможность размять ноги и поесть по-человечески, а то стряпней местного кока можно было тараканов травить, поэтому никто не возражал против небольшой задержки.

Вот тут-то их и подловили. Пути, по которым ходили торговые корабли, были известны не только их капитанам, но и пиратам, в чем не было ничего удивительного. Один такой и появился из-за небольшого острова на самой границе архипелага, и хотя «Королева Вегаса» была хорошим кораблем и капитан, рискуя, случись внезапный шквал, налететь на камни, приказал поставить все паруса, шансов у торговца не было. С каждым часом пиратский корабль, узкий и хищный, как акула, становился все ближе, а лицо капитана – все мрачнее.

Петр не слишком волновался. Конечно, не хотелось светиться, но раз уж пошла такая пьянка… Становиться участником рукопашной схватки в составе сборной торговца против пиратского экипажа хотелось еще меньше. Пиратов, как он успел увидеть (все-таки великая вещь бинокль, куда удобнее, чем используемые местными подзорные трубы), было человек шестьдесят. С учетом того, что их корабль был не намного больше убегающей шхуны, набились они на него как сельди в бочке. Будь на «Королеве» пушки, одним хорошим залпом картечью можно было бы изрядно проредить эту толпу, но, увы, секрет изготовления пороха в этом мире был утрачен, равно как и многие другие достижения цивилизации. Здесь и сейчас исход боя должна была решить рукопашная, а боги, как известно, на стороне больших батальонов.

Словом, когда пиратский корабль приблизился на оптимальную для стрельбы дистанцию, курсант решительно прошел на корму и сказал, чтобы все оттуда валили, а пассажиры и вовсе сидели в каютах и не высовывались. Капитан его послал – и тут же узнал о себе столько нового и интересного, что решил больше не спорить и, зло посмотрев на придурочного пассажира, ушел на нос. Видимо, решил, что хуже не будет. Остался только рулевой, которому Петр приказал держать корабль на курсе, и не дай ему бог рыскать – тогда и до абордажа не доживет.

Как на тренировке. Все как на тренировке. Бластер на максимальную мощность. Режим конуса – чтобы увеличить площадь поражения. Пластиковая кобура присоединяется в качестве приклада и удобно упирается в плечо. Прицелиться… Выстрел!

Курсант никогда не стрелял по живым мишеням – только на полигоне, по пластиковым щитам. Такого эффекта он не ожидал совершенно. Заряд из бластера ударил точно в нос пиратского корабля и прошил его насквозь, буквально вышибив корму, а в следующий момент корабль вспыхнул ярким, почти бездымным пламенем. С треском рухнули мачты, корпус стал рассыпаться, а над океаном разнесся ужасающий вой сгорающих заживо людей. Меньше чем через минуту лишь обугленные обломки говорили о том, что там только что было красивое и грозное по местным меркам судно.

Больше всех потрясен был капитан – остальные не сразу поняли, что произошло. Однако капитан на то и капитан, первый после Бога, и справиться с собой он тоже смог первым. Подошел к Виноградову, аккуратно убирающему бластер в кобуру, внимательно посмотрел на него и внезапно опустился на одно колено:

– Благодарю вас, князь. Если бы не вы…

– Капитан, – устало вздохнул Петр. – Бросьте. Я защищал не только вас, но и себя, поэтому благодарности неуместны. Самое большее, что вы для меня можете сделать, – это забыть о происшествии и никому ничего не говорить. Матросы и так не в курсе, как я это сделал, поэтому, думаю, выполнить мою просьбу реально. А так… Ну, могли они налететь на рифы, правда?

– А ты мне нравишься, парень! – внезапно расхохотался капитан, вставая. – Но уж хорошую выпивку мы тебе точно должны. И не волнуйся – мои ребята язык за зубами держать умеют.

Позже Петр узнал, что, по местным обычаям, он мог претендовать на то, чтобы и корабль и экипаж перешли в его собственность. Долг крови – вот как это называлось. Однако это было уже потом, а вечером, когда шхуна вошла в порт, его действительно напоили до изумления. Так напоили, что уже к середине вечера он ничего не помнил и очнулся только утром, на втором этаже трактира, в компании головной боли и двух немного потасканных, но симпатичных девиц. Машинально схватился за сваленную у кровати одежду – все, включая бластер, было на месте. Капитан оказался честным и благодарным человеком, а он, курсант Виноградов, глупым мальчишкой! И вел себя как идиот! Его сто раз могли убить и ограбить, хотя бы из-за этого самого бластера…

Быстро одевшись (девицы так и не проснулись) и, кривясь от головной боли и сушняка, он спустился в зал. Там в гордом одиночестве сидел капитан и цедил пиво – здоровье поправлял. Перед ним стояла целая батарея здоровенных глиняных кружек, частью полных, частью уже пустых. Поднял на Петра красные с перепою глаза и фыркнул:

– Ну ты, Петруха, даешь.

– Что?

– Что? Не помнишь ничего? На вот, выпей. – Он кинул в рот горсточку мелкорубленых сушеных кальмаров и, размеренно двигая челюстями, протянул курсанту одну из кружек.

Петр благодарно кивнул и в два глотка высосал живительную влагу. Пиво здесь, кстати, было вполне приличное – темное, крепкое.

– Ты же вчера нажрался в хлам и пообещал набить морду компании портовых грузчиков, которые за соседним столом пили.

– И что? – с интересом спросил Петр.

– Набил, – не прекращая жевать, спокойно ответил капитан. – Причем так, будто для тебя это плевое дело. Не то чтобы не вспотел – даже не напрягался. Слушай, где тебя так драться научили?

– Дома, где еще.

– Ну да, конечно. Только где этот твой дом? Можешь мне не говорить насчет острова – я бывал во многих уголках мира и нигде не видел такого оружия, как у тебя. Да и чтобы так дрались – тоже не видел, если честно. Так откуда ты, парень?

– Честно? Знаешь, кэп, тебе лучше не знать. Честное слово, толку в том знании немного, а проблем можно нажить.

– Ну и ладно, – неожиданно легко согласился капитан. – Так будешь слушать, что было дальше?

– Чего спрашиваешь? Рассказывай.

– А чего там рассказывать? Сначала набил им морды, потом поставил всем выпивку, потом опять подрался.

– С ними?

– Нет, тут местное ворье гуляло – так ты их из зала на улицу повыкидывал. Летали они, как птички, любо-дорого смотреть было, все четверо. Один тебя ножом ткнул – так даже куртку твою пробить не смог. Интересная у тебя, кстати, курточка…

– Ты не отвлекайся, рассказывай давай.

– А потом они вернулись с подкреплением, и тут мы всем экипажем встали и приняли участие в общем веселье. Словом, отдохнули как положено. Ну а потом ты прихватил девок и свалил. Ну и мы тоже, благо ты ухитрился снять на сутки весь трактир и соседний бордель в придачу. Кстати, за бордель от ребят отдельное спасибо.

– Нормально. И сколько это стоило?

– Два желтяка. Я хотел заплатить, но ты гордо отказался и заплатил сам.

– Понятненько. И какие у нас дальнейшие планы?

– Да никаких в общем-то. Пополняем запасы и выходим в море. Сейчас ребята подтянутся – и займемся, а ты отдыхай, пока время есть.

– Хорошо, кэп, спасибо. Слушай, а где здесь ножны заказать можно?

– Для меча? Тут, по соседству, неплохая мастерская. Проходить будем – покажу. Сделают быстро и качественно, если, конечно, у них заготовки имеются. Меч с собой или на шхуне оставил?

– С собой. И еще просьба. Ты фехтовать умеешь?

– Немного, а что?

– Научи, а? А то я как раз в этом полный профан.

Вот теперь ему, похоже, удалось удивить капитана по-настоящему. Внимательно посмотрев на Петра, тот пожал плечами:

– Что знаю – покажу, и ребята покажут, что умеют, но лучше попроси графа. Я слышал, боец он отменный, к тебе хорошо относится. Думаю, не откажет, хотя за месяц вряд ли ты многому научишься.

– Месяц?

– Ну да, нам до дому еще месяц добираться, а может, и дольше. Как с ветром повезет. Ты что, не знал?

Петр действительно не знал – как-то не озаботился спросить. Привык к скоростям родного мира, вот и не мог никак адаптироваться. Впрочем, изменить он ничего не мог, а значит, не стоило и переживать. Поэтому он позавтракал и в сопровождении капитана и повылезавшей из своих комнат команды вышел на улицу.

Четыре часа спустя Петр шел по городу с палашом на новенькой перевязи. Мастер и впрямь оказался редкостным профессионалом и, хотя и ворчал, что за такое время даже пуговицу не пришьешь, тем не менее расстарался. Главное ведь что? Главное – правильно простимулировать процесс. В качестве стимула выступила золотая монета, хотя Петр и подумал, что следовало бы начать немного экономить – все-таки их запас был не беспредельным. Это тебе не дома, на Земле, где золото – обычный, в изобилии встречающийся на многих астероидах металл, далеко не самый ценный и используемый лишь при производстве некоторых видов электрооборудования. Здесь золото имело цену, немалую цену, что интересно, и являлось вдобавок основным платежным средством.

Так вот, получив обещание столь щедрой платы, мастер расстарался и сделал простые, но добротные ножны точно в срок. Удобные ножны, надо сказать, – клинок сидел в них как влитой и совершенно не мешал идти, хотя непривычная тяжесть на бедре все же слегка раздражала. Впрочем, если вспомнить, бластер тоже вначале раздражал – и ничего, привык. И к палашу привыкнет, дайте только срок, а деваться некуда, меч здесь – обязательный атрибут дворянина.

До отхода корабля времени оставалось совсем немного, все, что ему требовалось, курсант уже закупил и отнес в свою каюту и теперь просто шлялся по городу, набираясь новых впечатлений. Город, носящий громкое имя Новая Пермь, как и Новгород-Заморский, изысками архитектуры не страдал, но был очень чистым, только раз в пять больше и ощутимо богаче. Вообще, в отличие от средневековых земных городов, здесь усердно следили за порядком и чистотой, водопровод был повсюду, а система канализации функционировала крайне эффективно. Все-таки русские, а именно они, судя по всему, составили в свое время костяк переселенцев, – народ, склонный к чистоте. Даже скатившись в техническом и, к сожалению, культурном уровне на много веков назад, кое-какие вещи они продолжали сохранять и даже преумножать, во всяком случае гигиена была более чем приемлемой.

Ближе к центру города Петр обратил внимание, что движение не таких уж и многочисленных жителей стало заметно плотнее и приобрело достаточно четкую направленность. Казалось, у всех появилось какое-то общее дело. Это было уже интересно, и курсант, ловко сцапав за плечо шустро лавирующего между взрослыми людьми пацана, спросил:

– Это куда все прутся?

Мальчишка, подтвердив избитую истину о том, что дети всегда в курсе всего происходящего, удивленно посмотрел на Петра, моментально определил в нем чужеземца и весело ответил:

– Так на площадь же, ведьму жечь!

После чего ловко вывернулся из рук Виноградова и моментально затерялся в толпе. Надо же, а тренеры в училище утверждали, что из такого захвата освободиться сложно.

А похоже, зря он так восхищался соотечественниками. Потеряли они намного больше, чем думал Виноградов, во всяком случае, в моральном плане точно. Что-то не помнил курсант, чтобы в истории Древней Руси была охота на ведьм – ее, похоже, позаимствовали из просвещенной Европы, чья хваленая культура была в точности скопирована с какой-нибудь зачуханной обезьяны. Впрочем, в местном диалекте попадались слова не совсем понятного происхождения – то ли английского, то ли французского, то ли еще какого-то. С кем поведешься, как говорится…

Не хотелось, если честно, но на площадь он все-таки пришел – пробиваться против движения на глазах уплотняющейся толпы себе дороже. Правда, на площади, довольно приличных, кстати, размеров, он притормозил, оставшись в задних рядах – оттуда потом можно будет спокойно, не привлекая внимания и не прикладывая лишних усилий, слинять. Однако пока приходилось терпеть, наблюдая не слишком аппетитное зрелище, разыгрывающееся на площади.

Ведьма, похоже, была не одна – костров планировалось целых три штуки. Хорошие такие костры – дрова, аккуратно сложенные и обильно политые водой, и столбы посреди них. Все правильно – к столбу приковывается ведьма (собственно, к двум уже прикованы), а дрова сырые – это чтобы жертва не умерла быстро, а медленно и мучительно зажаривалась. Со знанием дела все организовано, явно старались профессионалы, не в первый раз устраивающие подобные шоу. Между поленницами, по оставшемуся свободным пространству, лениво прогуливался какой-то хмырь в одежде, напоминающей облачение то ли католических монахов, то ли протестантских священников. Ну точно – господствующая религия здесь явно не православие. Ничего удивительного, конечно, – православие без государственной поддержки во все времена было не слишком жизнеспособно, так что, если нашелся ушлый святоша из конкурирующей конторы, шанс у него наверняка был. Судя по происходящему, шансом он воспользоваться сумел и теперь пожинал плоды собственных трудов, что в принципе вполне логично.

Между тем к третьему столбу тоже начали кого-то приковывать. Курсант присмотрелся, благо на зрение никогда не жаловался. К левому столбу прикрутили старуху, по виду – классическую ведьму, точно такую, как изображали на иллюстрациях к приключенческим книгам. Рыхлая, расплывшаяся, крючковатый нос… Словом, вечером увидишь – до утра не заснешь.

У среднего столба повис на цепях мужчина лет сорока – невысокий, худощавый, с заплывшим от побоев лицом. Похоже, признания здесь выбивали по тому же методу, что и в средневековой Европе. Одет, правда, в отличие от старухи, богато, можно сказать щегольски – салатового цвета рубаха, дорогие на вид штаны… Вот сапог не было, но оно и понятно – кто будет портить огнем хорошую вещь, которая вполне может кому-нибудь пригодиться? Одежда, правда, была грязная и драная, ну да в этом тоже ничего особенного – палач, видимо, не был любителем прекрасного, а мертвому шмотки тем более ни к чему.

К третьему столбу сейчас приковывали девушку. Ее-то за что? Похоже, опять же по примеру Европы – не дала кому надо, вот и объявили виновной во всех смертных грехах. Внешность разглядеть было сложно – к Петру она располагалась спиной, да и расстояние все-таки приличное… Хотя, опять же, если с земным Средневековьем параллели проводить, должна быть красивой – европейцы, как и положено варварам, почему-то самых красивых и жгли. Ну и хрен с ней, все равно обречена. Бросалась в глаза только некоторая замедленность ее движений – то ли опоили чем-то, чтоб не дергалась, то ли еще что-то сделали. А может, просто били до тех пор, пока смерть не стала казаться ей желанным избавлением от пыток. Во всяком случае, девчонка не визжала и не брыкалась, равно как и ее товарищи по несчастью.

Оставалось только досмотреть спектакль до момента, когда подожгут дрова и все внимание толпы будет приковано к происходящему, а потом тихо и незаметно слинять. А то еще найдется какой-нибудь юродивый, заорет, что вон тот чужеземец – тоже колдун, раз смотреть не хочет, и у кого-то обязательно появится желание разложить четвертый костер. Толпу легко разогреть, а вот успокоить куда сложнее. Курсант не сомневался, что уж он-то выберется, в крайнем случае достанет бластер и в два счета сам зажарит всех здесь собравшихся, еще и половину города разнесет на кирпичики, но капитана подставлять не хотелось – ему еще не раз придется заходить в этот порт и дурная слава может сослужить ему плохую службу. Как его примут после этого, догадаться несложно.

Вот тут-то судьба и подбросила Петру очередную шутку, неясно, правда, хорошую или плохую. Был ведь, был в Средневековье обычай, о котором Петр слышал и который, как оказалось, присутствовал и здесь. Короче, вышел какой-то жлоб в рясе и проорал нечто вроде «Кто считает, что приговор вынесен неправильно, может выйти на Божий суд за любого из приговоренных». Естественно, никто не вышел – дураков нема с церковью проблемы наживать, тем более что церковь представлял монах, без оружия, но с движениями опытного бойца. Видимо, здесь божий суд вершился голыми руками, без пролития крови, так сказать. Вроде в Средневековье так было принято. Так вот, местные промолчали, а Петр влез. Сдуру, наверное, приключенческих книг в детстве перечитал. И естественно, за девушку. Ну что тут сказать – рефлексы вперед мозга сработали, а может, гормоны взыграли, как-никак несколько месяцев воздержания – не шутка.

Толпа радостно взвыла в предвкушении еще одного бесплатного зрелища, на сей раз неожиданного и потому еще более интересного. Перед Виноградовым мгновенно расступились, давая дорогу, и он, мысленно проклиная собственную глупость, зашагал к центру площади, уже почти равнодушно слушая вопли монаха о том, что в случае проигрыша его имущество переходит в собственность церкви, а сам он признается еретиком и колдуном.

– Благородный господин желает биться на мечах? – с издевательской вежливостью осведомился один из трех монахов, которым, похоже, предстояло судить встречу. Создавалось впечатление, что в победу курсанта он ни на миг не поверил.

– Благодарю, – не менее издевательски отозвался Петр. – Я как-то не привык на безоружного с мечом.

– О, не волнуйтесь, в этом случае брат Федор тоже вооружится. Какое оружие вы предпочитаете?

– А как же «без пролития крови»? Или я не прав и здесь этот постулат не действует?

– Так это же не казнь, а божий суд.

– И все же, раз при нем нет оружия, то не будем терять время – я, знаете ли, тороплюсь. Приступим?

В глазах монаха, с которым Виноградову предстояло драться, мелькнуло нечто, похожее на одобрение. Одним движением он скинул рясу, под которой, как оказалось, скрывался могучий, без капли жира торс, и решительно вошел в обозначенный простой веревкой круг. Петр недолго думая снял перевязь с мечом, скинул куртку, благо десантный комбез его остался на корабле, рубашку, сапоги и пояс с ножом и бластером. Последнего, наверное, делать не стоило, все-таки совсем уж безоружным оставаться было чревато, ну да уж раз пошла такая пьянка…

Правила оказались до безумия простыми, человеческий мозг вообще ориентирован на стереотипы. Двое противников в одних штанах могли избивать друг друга как угодно. Запрещенным считался только намеренный удар в пах, хотя опытный боец наверняка мог провести его так, что никто бы и не понял, что это не случайность. А дальше – бой до смерти или до невозможности продолжать сопротивление, смотря что наступит раньше. Выход из круга – поражение.

Монах и курсант стояли друг напротив друга. Оба на фоне худосочных горожан выглядели внушительно – высокие, мощные, явно сильные мужчины. Монах чуть заметно улыбнулся и вежливо поклонился. Что-то этот поклон Петру напомнил, но вспоминать времени не было. Он чисто механически ответил тем же и тут же отступил, уклоняясь от молниеносного удара ногой в голову. Потом от второго, третьего… Ну и все, в голове как будто щелкнуло – банальное карате с легким налетом местного колорита. Опасно, конечно, но не то чтобы очень – в училище им преподавали куда более жесткий и эффективный армейский рукопашный бой. Не столь красивый, конечно, зато позволяющий расправиться с врагом быстро и навсегда. Правда, на стороне его противника наверняка был немалый опыт реальных схваток, а на стороне курсанта – лишь тренировки в спортзале, но зато он не пытался драться. Ну не учили его драться – его учили убивать, в крайнем случае калечить, и результат был соответствующий. Уклонившись от очередного удара, что оказалось не так уж и сложно – реакция у него была намного лучше, и движения противника казались немного замедленными, – он пробил своему противнику в печень и поймал его на бросок. С трудом удержавшись от того, чтобы сломать монаху локтевой сустав, перенаправил движение и просто вышвырнул его за пределы круга.

Вокруг все замолчали – такого финала никто не ожидал. Пожалуй, только монах понял, что случилось и чем для него должен закончиться бой. Он спокойно встал, подвигал рукой и с удивлением посмотрел на Петра. Потом так же спокойно вновь поклонился ему и, подобрав с земли рясу, пошел прочь. Толпа расступилась перед ним – похоже, монах был местным чемпионом, и потому его поражение было сенсацией малого масштаба. Остальные монахи, те, что совсем недавно изображали судей, замерли в классической театральной немой сцене, не зная, что делать.

– Освободите ее, – спокойно сказал Виноградов, затягивая шнурки на ботинках.

– Кого? – как будто очнулся тот монах, что озвучивал условия поединка. Очевидно, случившееся стало для него шоком.

– Девушку, кого же еще. Да бегом, а не то в следующий раз никто вам просто не поверит.

Довод подействовал. Девушку на удивление быстро, курсант едва успел одеться, отвязали от столба и толкнули к Петру. Тот еле успел ее поймать – цепи с нее не сняли, хорошо хоть, изначально скованы были только руки. Правда, на ногах она почти не стояла – все-таки хорошо ее опоили. Петр одним движением забросил почти невесомое тело на плечо и состроил страшную рожу. Монахи отшатнулись, а толпа на площади моментально расступилась, давая Виноградову дорогу. В полной тишине он вышел с площади и моментально, за первым же поворотом, припустил бегом и через пару кварталов свернул в первый попавшийся переулок.

Воровато оглянувшись, он осторожно сгрузил свою вялую ношу, прислонил ее к стене и повернулся, собираясь уходить.

– Не советую, молодой человек.

Виноградов обернулся. С противоположной стороны переулка к нему неторопливо приближался тот самый боевой монах. Шел он совершенно бесшумно, и даже плотная ряса не могла скрыть кошачью плавность его движений. Подойдя к девушке, монах присел перед ней на корточки, приподнял ей веко, посмотрел, пощупал пульс на шее, зачем-то помассировал виски и тяжело вздохнул:

– Она придет в себя через пару часов и будет совершенно беспомощна, но к тому времени ее уже найдут и снова отправят на костер.

– И что? С меня, думаю, довольно того, что я ее с костра вытащил.