36

Закончив процедуру чаепития, я сначала стала зыркать глазами по сторонам, а потом со всей осторожностью попыталась вертеть головой. Выяснилось, что в пределах нескольких градусов я осторожно могу поворачивать голову вправо и влево. Потом уже больно. Но самое главное, что я все равно ничего не увидела. Санитарка поняла мое недоумение и объяснила, что я лежу в общем зале, но чтобы не смущать мужиков и самой не смущаться, мою койку выгородили простынями. Да, это еще один и достаточно весомый аргумент в пользу переезда в Москву. Ну что же. Ко всему нужно относиться философски. Я сумела пройти под серьезным огнем противника, отделалась ранением, которое, примерно за месяц должно пройти. Уже хорошо. Теперь надо бы выяснить, кто были те бойцы, которые с риском для жизни вытащили меня с поля боя и доставили в госпиталь. Интересно также, как себя чувствуют те, с кем вместе я шла на прорыв: капитан Валя, Костя, полковник Астахов, Леша и многие другие. Но пока я вынуждена молчать, а завтра меня уже здесь не будет. Надо бы что-то придумать. Ага, кажется, сообразила.

Я постучала палочкой по кровати. Ко мне снова подошла санитарка. Я пальцами показала ей, что хочу что-то написать. Она сначала отрицательно помотала головой, но, наверное, вид у меня был очень умоляющий, потому что санитарка сменила гнев на милость и принесла мне карандаш и листик бумаги. Потом откуда-то достала дощечку и подложила под листик. Еще немного подкорректировала мое положение на кровати, чтобы писать было удобно. Я медленно, тщательно выводя буквы, написала, что хотела бы узнать о моих друзьях и знакомых. Санитарка взяла листок и исчезла. Отсутствовала она довольно долго. Часов у меня на руке не было, но по моим прикидкам она пришла примерно через два часа. Зато пришла она не одна, а с Костей. У того левая рука была на перевязи, а под глазом сверкал классический фингал. Сам Костя был доволен жизнью на все сто. В правой, здоровой, руке он тащил мой вещмешок.

— Здравия желаю, товарищ лейтенант госбезопасности. Рад, что для вас все обошлось. Мы, когда тащили вас, боялись, что не донесем. Кровь текла и голова болталась так, что, казалось, вот-вот отвалится. Винтовку вашу пришлось бросить. Только прицел с нее сняли, а сама винтовка в хлам. И парабеллум помят — тоже выбросили. А ваш Вальтер вот, целенький.

С этими словами Костя вытащил мой Вальтер и засунул мне его под подушку. Я слегка улыбнулась. Потом потребовала бумажку и написала: «А как там капитан?». Тут Костя помрачнел и сказал, что капитана убили в самый последний момент, когда думали, что все уже закончилось. Увидев, что я тоже заметно помрачнела, Костя затараторил, что зато Леша вообще без царапинки и даже сумел сохранить свой автомобиль. Полковник Астахов ранен в ногу и находится в этом же госпитале, только в другом зале. Я была готова еще расспрашивать его о других знакомых бойцах и командирах, но тут пришел главврач, сначала выгнал Костю, а потом устроил мне разнос за то, что вместо тихого и спокойного выздоровления я занимаюсь какими-то расспросами, которые никак не улучшают мое состояние. Не выдержав столь вопиющие обвинения, я даже попыталась что-то проговорить, но тут он на меня так рявкнул, что я моментально заткнулась.

Главврач ушел, и снова появилась санитарка, которая принесла мне обед. Что там было в тарелке, я так и не поняла. Что-то полужидкое с волосинками, кажется, капусты. И все это было чуть теплое и несоленое. Пришлось есть. После еды мне назначили мертвый час, но поспать так и не удалось, поскольку развешенные простыни изолировали меня от взглядов, но не от звуков, точнее от стонов других раненых. Пришлось просто лежать, прикрыв глаза, и думать ни о чем. Это оказалось очень трудно. Тогда я сообразила, что мне надо делать, и стала вспоминать шахматную партию Ботвинник — Капабланка из Авро-турнира 1938 года. Эту партию Ботвинник выиграл красивой жертвой слона. Помогло! Я настолько увлеклась разбором позиции, что даже не сразу уловила слова докторши, что сейчас меня будут отправлять в Москву. Кое-как мне удалось прошипеть, что хочу взять с собой пистолет. Докторша сунула руку под подушку, вытащила вальтер и покачала головой, удивляясь моей шустрости. Вот ведь как: больная, практически не двигается, а под подушкой ни с того, ни с сего образовался пистолет. Я посмотрела на докторшу, на то, как она любуется вальтером, и решила сделать широкий жест. В конце концов, она спасла мне жизнь. Я пальцами показала, что дарю ей это вальтер. Она стала отнекиваться, но довольно быстро позволила себя уговорить. Видно было, что с оружием она обращаться умеет, так что возможно, что вальтер ей пригодится. А я, что я. От «Светки» остался только оптический прицел, парабеллум искорежен осколком. Да и я сама нуждаюсь в серьезной починке. Вот пока буду лечиться в Москве, займусь своим вооружением. Найдутся люди, которые мне в этом помогут.

Тут подошли санитары с носилками. Несмотря на то, что перекладывали меня на носилки с максимальной аккуратностью, пару раз я пискнула — с ребром шутки плохи. При этом вдруг в голову пришла идиотская мысль, что Адам, наверное, тоже больше месяца болел после известной операции на ребрах. Тем более, что врач у него был неопытный, хотя и очень крутой. Пока я над этим думала, мне в ноги положили мой вещмешок, и носилки понесли по коридору, спустили на два пролета по лестнице и вынесли из здания. Какое здание тут использовали под госпиталь, я так и не узнала. А, впрочем, не все ли равно? Носилки со мной поставили в машину, в которой уже было несколько раненых, и машина тронулась. Вот тут мы начали стонать на разные голоса, потому что автомобиль отмечался практически на всех колдобинах. Но, слава богу, ехали мы недолго и подрулили прямо к самолету. Нас шустро перегрузили, и самолет сразу пошел на взлет. Еще два часа и нас уже выгружают на аэродроме в Москве. А вот тут всех прилетевших стали распределять по разным группам. Для каждой группы был назначен свой госпиталь. Меня, так вообще повезли в гордом одиночестве. Интересно куда?