ЧАСТЬ II. БОЕЦ
Глава 8. День икс
Воскресенье прошло, словно в тумане. Не помню, как пришел домой в субботу, не помню, как лег, как что-то отвечал матери… Я слушал музыку. Не так. Музыку!
Как я мог раньше пропустить мимо себя такое? Почему не слышал ничего подобного? Да, качество оставляло желать лучшего. Да, местами звучали довольно наивные вещи, совершенно немодные и откровенно смешные. Были моменты, назвать которые грамотно у меня не хватит словарного запаса (я все-таки не музыкант), но от которых несло таким примитивизмом, что скручивались уши. Но почти каждое произведение несло в себе драйв и энергию, от которых душа вырывалась из тела и не хотела возвращаться. Это было неистовство ритма, неистовство мотива, доводящее до слез. И я плакал.
Все воскресенье никуда не ходил, сидел дома. Слушал и качал, качал и слушал, искал в сетях старые архивы, древние, как само время, поднимал комментарии и биографии, и уже к вечеру имел некое представление об эпохе, о стилях и направлениях (зачастую неразличимых на глаз), о биографиях, да и об истории Золотого Века вообще.
Это было классное столетие, рубеж XX–XXI веков. Жаль, что оно закончилось так трагично. Но эти годы канули в Лету не зря, они оставили нам великое наследие.
Утром в понедельник, стоя в вагоне подземки и слушая уже знакомую «Аббу» (кстати, это не исполнительница, а группа. У них две вокалистки с очень похожими голосами. А Родина их, действительно, Швеция, еще та, старая, не похожая на нынешнею, хотя поют на английском), я думал о Бэль. О том, кто она, что за человек. И кто ее родители.
С одной стороны, это импульсивная маленькая дрянь, не знающая, чего хочет ее левая нога. Но с другой — умная и рассудительная сеньора, которая заткнет за пояс любую девочку в нашей школе, по всем параметрам. Как она сходу по полочкам разложила то, над чем я бился много лет… Многого стоит!
В общем, это очень умная девочка, которая прячется за маску ребенка. Возможно, они с маской в несколько более сложных отношениях, это не банальная мимикрия, но рассуждающий психолог в ней превалирует.
И еще, за вчерашний день я понял то, от чего пытался бежать в субботу. Понял и спокойно принял. Мне нравится Бэль. Нравится до чертиков! Не хочу употреблять слово «любовь», им можно всё опошлить, но жить без нее… Не смогу. Так или иначе, она должна остаться в моей жизни.
А значит, я должен быть ее достоин. Я, человек с не очень… Высоким статусом, и потому должен доказать это и ей, и ее семье. А если так, то сегодня нужно начинать решать свои проблемы, доказав это вначале себе самому.
Voulez-vous
Take it now or leave it
Now is all we get
Nothing promised, no regrets
Voulez-vous
Ain't no big decision
You know what to do
La question c'est voulez-vous
Voulez-vous…
— подбадривали меня голоса из далекого прошлого.
* * *
Школа. Наверное, я все же смогу воспринимать ее без ненависти. Ведь это просто здание, в котором я и мне подобные получают знания, без которых тяжело устроиться в жизни. Она не виновата, что в ней учатся и работают подонки.
Да, преподаватели некоторые… Скверные люди! Тот же командор, вызверяющийся на слабых, но пресмыкающийся перед сильными. И Кампос со своей бандой, устанавливающий бандитские законы. Но они — отражение общей Системы, контролирующей нашу жизнь. Школа кончится, а «командоры» и «кампосы» останутся. И дай бог, чтобы их было не больше, чем здесь!
Школьный двор встретил меня привычным фоновым шумом, издаваемым рассосавшимися вокруг фонтана группировками по интересам. Все что-то обсуждали, о чем-то спорили, кто-то с кем-то ругался — нормальное времяпровождение перед началом занятий. Я принялся искать того, кто мне нужен, но неожиданно был атакован сзади.
— Нифигасе у тебя реакция! — почесал Хуан Карлос ушибленную руку.
— А нечего со спины прыгать! — усмехнулся я.
— Я ж не зло, я так…
— И я так. Хотел бы сломать — сломал бы.
— Ладно, проехали! — примирительно махнул он. — ЗдорОво!
Мы обнялись и присели на край парапета фонтана. Я выбрал место так, чтобы видеть арку, следить за входящими. Согласно утрешнему плану, мне требовалось поймать двух человек, очень разных, но очень нужных, и я не знал, кого лучше ловить первым.
— Как выходные?
— Расскажу — не поверишь, — усмехнулся я.
— А это что у тебя? Ух ты!
Его лапищи потянулись к навигатору. Инстинктивно я перехватил их.
— Руки мыл?
— Я тоже себе такой хочу! Дай посмотреть?
Я расстегнул и дал ему. Он надел его, внимательно изучил изображение на козырьке, куда я преднамеренно вывел три видеовыхода с боковых камер, чтобы иметь представление, что происходит вокруг, и прицокнул языком.
— Где взял?
— Поносить дали.
— Нутром чую, дорогая штука!
— Угу. — Я согласился.
— А кто дал?
— Барышня одна. Ты ее не знаешь. До субботы.
Я умолчал о том, что эта барышня его банально забыла, как Маша-растеряша из маминой детской книжки. Я тоже забыл, вспомнил о нем только в подземке, уже отъехав от «Площади де Сан-Мартина». Но я ведь не хозяин, мне простительно!
— Кстати о барышнях. С тебя бутылка!
Он скорчил заговорческую мину.
— За что? — Я напрягся, приготовившись к какой-нибудь пакости. А как иначе, это же Хуан Карлос.
— За Николь. Ту девушку.
— А что с той девушкой? — не понял я.
— Ну… Я ей немного объяснил вчера, что она нравится одному человеку, который от природы очень скромный…
Я чуть не врезал некому конструктору-судостроителю-самоучке в челюсть. Сдержался в последний момент. Он же ехидно усмехнулся, принимая мою реакцию совсем за другое.
— Только не говори, что она тебе не нравится!
Я обреченно вздохнул. Ну, зачем он сюда влез?
— Слушай, я тебя просил об этом? — И почувствовал, что начинаю заводиться.
— Но она тебе нравится!
Добрый мальчик. Альтруист, блин, недоделанный! Поотрывать бы ему ноги его альтруистичные! И язык!
— Я? Тебя? Об этом? Просил? — по слогам выдавил я. Хуан Карлос воззрился с недоумением.
— В чем дело, Хуанито? Что-то не так?
— Все не так! — Я почувствовал, что еще немного, и сорвусь на крик. — Кто тебе сказал, что она мне нравится?
— Да ты не нервничай! А разве это надо говорить? Я тебя сколько уже знаю, ты так на нее смотрел…
— Я много на кого так смотрю! И что, всем будешь меня сватать? Или ты думаешь, что я такой неудачник, что не могу подойти к понравившейся девушке и познакомиться сам?
— Ну… Да.
Святая простота! Я так и застыл с открытым ртом.
Повисло недоброе молчание. После эдакого признания, моя самооценка, только-только выровнявшаяся, начала показывать отрицательную динамику.
«Шимановский, ты и сам хорош! Как там говорится, «не надо зеркало ругать, когда лицо некрасивое»? Как-то так.
Что было бы, не встреть ты в субботу Бэль? Как бы ты тогда отреагировал на эту новость? Растерзал бы негодяя, или удавился от стыда? Все правильно, ты — неудачник! И тебя таким воспринимают! Если уж лучший друг о тебе такого мнения… Это о многом говорит.»
«Значит, утром ты принял правильное решение. С таким общественным мнением мечтать о Бэль… Не стоит.»
— Слушай, дружище, — я взял себя в руки и попробовал говорить спокойно. — Не знаю, что там тебе привиделось, как кто на кого смотрел, но в делах сердечных я пока еще в состоянии обойтись без твоей помощи. И более того, та девушка, в том смысле, который ты вложил, меня не интересует. Понимаешь?
— Нет. — Хуан Карлос покачал головой.
— Я не хочу с нею встречаться. У меня есть… Другая девушка, которая мне нравится и которую я буду добиваться.
— Уж не та ли барышня? — он усмехнулся, кивнув мне на голову.
— Все возможно. Поэтому делай что хочешь, но ты кашу заварил, ты и расхлебывай. А у меня дела, извини.
— Какие еще дела? — воскликнул он. — Так что, получается, я напрасно…?
Но я его уже не слышал. Я шел наперехват человеку, которого ждал, только что вошедшему, но не дошедшему до толпы подружек сбоку от фонтана. Это не самый важный человек из ожидаемых, но терять момент я не собирался. В кругу подруг, а она почти всегда в кругу подруг, сделать то, что я хочу, невозможно.
— Эмма, подожди!
Швабра, а это была она, обернулась. Я быстро подошел, резко обнял ее за талию, рванул к себе, и не давая опомниться, смачно поцеловал в губы. Пришлось немного встать на цыпочки, ну да бог с ним.
Несколько секунд ничего не происходило — она не успела сообразить, что надо дергаться и вырываться. Ну, не ожидала от меня такого! А когда сообразила, стало поздно — со стороны это смотрелось как горячий страстный поцелуй влюбленных. Которые в ссоре, не могут выяснить отношения, но все равно любят друг друга. И ее смачное отпихивание выглядело как декорация, а не защита невинной девушки от посягательства на свою честь. Люди еще помнили пятницу…
Она испуганно подалась назад, оглядываясь по сторонам на окружающих и ища поддержки.
— Шимановский? — в ее голосе не было предела изумлению.
— А кто ж еще, звезда моя! — потянул я, строя из себя заправского мачо. — Или не соскучилась?
— Но…
Что именно «но» — она не смогла сформулировать. Я же чувствовал, что мы становимся центром излишнего внимания, люди отрываются от своих дел и оборачиваются к нам. Для ошеломления Швабры того, что есть, достаточно, а становиться эпицентром новых сплетен в мои планы не входило. Хватит старых.
— Быстро! За мной!
Она не прекословила.
Я уверенно тащил ее за руку через двор, не останавливаясь. Она то и дело спотыкалась, ошалело оглядывалась, но семенила следом. Никто не заступил нам дорогу, не возмутился, не спросил, как дела — как будто мы встречаемся незнамо сколько лет, и произошедшее — наши личные проблемы. Весь школьный двор вернулся к своим делам, моментально забыв и о Шимановском, и о Долорес. Даже ее подружки. Это стало для Швабры сюрпризом, потрясением, даже большим, чем мой поцелуй.
Вошли в здание. Я тащил ее по коридорам, мимо аудиторий, к закутку за лестницей первого этажа, где уборщицы оставляют инвентарь. Обычно там закрыто, но я знал пароль от него — случайно нашел в школьной базе, когда искал адреса недоумков банды Толстого. Встретившиеся нам люди также игнорировали сие действо, что еще более угнело мою спутницу.
— Что ты себе позволяешь, Шимановский? — взъярилась она, когда я втолкнул ее внутрь и закрыл дверь. Послушный свет включился автоматически.
— Милая Эмма… — я подошел к ней мягкой походкой хищника на охоте и грубо, но не сильно, толкнул назад, сажая на грязный, видавший лучшие времена, пластиковый столик. — Милая Эмма, заткнись, пожалуйста, и слушай сюда!
Она заткнулась. Было в моем тоне нечто такое, что подсказывало — перечить не стоит.
— Сейчас ты сделаешь две вещи. Первая — скажешь мне, кто хозяйка игры. И вторая — что ты будешь ей должна, когда не выполнишь условие лотереи.
— Я… — Она дернулась, вдохнула воздуха, но беззвучно выдохнула.
— Какой лотереи?
— Эмма, мы взрослые люди. Я могу превратить твою жизнь в ад. Веришь мне?
Я приблизил лицо к ее и внимательно посмотрел в глаза. Она подалась назад, но я предусмотрительно схватил ее за плечи.
— Я вижу, что ты не хотела мне зла, что ты просто выполняешь чужую прихоть, чужую дурь. И я даже готов пойти тебе навстречу, помочь тебе. Но мне нужны ответы. Что вы загадали?
Эммануэль ссутулилась и опустила глаза. И, кажется, покраснела.
— А можно я не буду это говорить? Это все равно не касается никого, кроме нас.
— Это что-то связано с сексом? Нетрадиционным сексом?
Она кивнула. Жалко как-то кивнула.
— Это очень… ОЧЕНЬ плохая вещь!
Блин, что ж надо было такого загадать, чтоб сама Эмма Долорес ударилась в краску? Не думал, что такое существует! Но дело это не меняет.
— Ладно, раз касается только вас… Но имя «хозяйки» ты назовешь!
— А если назову, ты со мной переспишь?
Ее глаза ехидно блеснули. Швабра резко, слишком резко, к моему изумлению, пришла в себя. Отошла и сразу перешла в контратаку. Я не ожидал такого, не так быстро, потому сдал позиции, уйдя в оборону.
— А чего сразу «переспишь»?…
— Тогда зачем я буду говорить, если ты все равно этого не сделаешь?
Логично! Пожалуй, она не так безнадежна в плане интеллекта, как я считал. Но, тем не менее, силовая партия окончена, я не смог задавить ее. Пат.
Но это только партия, не битва. Вторая запланированная мной партия носит название «дипломатия», и в ней у меня преимущество.
— Ладно, Эмма, давай по порядку. Ты знаешь меня? Знаешь, что я без башни и мне пофигу, кто и что из себя представляет в этой школе?
Она кивнула.
— И что если я упрусь — меня не сдвинешь и танком?
Она вновь кивнула.
— В течение какого срока ты должна переспать со мной? Месяц? Два? Полгода?
— Три. Три месяца… — грустно пробормотала она.
— А ты можешь им сказать, что сделала это? А я подыграю?
— Нет, нужно видео.
Прикольные девочки! Я с них падаю!
— Закон «О порнографии», параграф первый, пункт третий, определение понятия «порнография». УК ВК статья 113 пункт два, «Нарушение закона «О порнографии», штраф и лишение свободы до пяти лет. Вы перед игрой это почитали?
Она покраснела. Да, почитали. Но все равно играли.
— Мы никому не показываем его! Смотрим сами и тут же стираем!
— Все равно. Пять лет смотреть на небо в клеточку из-за глупой игры?
Она промолчала.
— Эмма, я тебе уже говорил, я могу пойти навстречу… — Я изменил тональность на участливую. Честно, никогда такого не делал, все знания почерпаны из литературы и сетей, даже не думал, может пригодиться. Старый добрый трюк — «хороший гвардеец — плохой гвардеец». Один угрожает, другой обещает содействовать и защитить. В моем случае я представлял сразу обоих, но по очереди. — Давай договоримся: я соглашусь на твои условия, и даже дам официальное согласие на порноролик, чтобы не было проблем, если что.
Она кивнула.
— В обмен ты скажешь, кто хозяйка, и еще окажешь для меня некую услугу.
При слове «услуга» Эмма встрепенулась.
— Ничего противозаконного, — поспешил успокоить я. — Просто мне нужно найти одного человека, но я не знаю где и как его искать.
Она пожала плечами.
— Что за человек?
— Скажи, ты знаешь тусовку? Я имею ввиду высший свет, аристократию. Самых богатых людей планеты и членов их семей.
— Ну… Немножко, — задумчиво потянула она, не совсем понимая, что я хочу.
— В среде первой сотни много модов?
— Достаточно. А что?
— Мне нужна девушка, ориентировочно двадцать — двадцать пять лет. Блондинос. Дочь главы клана, входящего в золотую сотню. Много среди знати таких?
— Ну, есть…
— Можешь назвать хоть одного человека?
— Сильвия Феррейра.
Я чуть не выругался. Опять эта Сильвия, блин! Третье упоминание за два дня! То там всплывает, то тут…
Я задумчиво почесал подбородок. Бэль — самая богатая невеста в Солнечной системе? Да ну! Так не фартит!
С другой стороны, встретить аристократку в людном месте без охраны — вообще не фартит!
— У клана Феррейра глава — мужчина, «Железный Октавио». У семьи этой девушки номинально глава — женщина.
— Дон Октавио взял фамилию жены, — разбила мои умозаключения Эмма.
Я задумался. Крепко задумался. И лишь спустя какое-то время, когда прозвенел звонок на занятие, смог сформулировать мысли:
— Давай так. Я расскажу тебе все, что о ней знаю, все детали. Ты же проверишь всю золотую сотню и составишь список, кто это может быть в принципе. Возможно, кроме Сильвии есть еще кандидатки, подходящие на эту роль.
— Это же титанический труд! — Эмма округлила глаза.
— А я разве говорил, что будет легко? Не говорил. Но если не хочешь, я пошел. А ты жди три месяца, и отпахивай то, что вы там загадали.
Я демонстративно развернулся, но она вскочила и схватила меня за локоть.
— Я согласна! Не уходи!
Сразу бы так!
— Что еще?
— Еще ты говоришь имя «хозяйки» и немного подыгрываешь в моих представлениях… Скажем так, в представлениях с воспитательными целями, которые я организую по отношению к ней. Идет?
— Это все?
— Да. В обмен я сделаю то, что ты хочешь, но это произойдет на моих условиях, где и когда скажу.
Эмма кивнула.
— Хорошо. Это Карина.
Я усмехнулся.
— Так легко сдаешь подругу?
— Сама виновата. Я, правда, ничего не хотела тебе плохого. Это она тебя туда написала. Я даже не поверила сразу и пыталась протестовать… Но игра есть игра.
«Угу, игра есть игра. Именно поэтому, девочка, мне тебя нисколечко и не жаль. Ты огребешь свое, Карина свое. А пока ты составишь для меня список кандидаток, кем может являться Бэль.
Да, я обещал, что не буду выяснять, кто она. Так я и не буду! И даже Эмма не будет, а лишь составит список кандидаток среди не такого уж большого количества семей аристократии.»
«И еще, кто может в этой школе лучше ориентироваться в высшем свете, как не гламурные шлюхи? Из всех знакомых мне людей Эмма сделает это быстрее всех.»
— Она мод-блондинос, — начал я. — Аристократка. Ее семья входит в число первых ста семей. Номинально глава клана мать, реально всем управляет отец. У нее есть сестра и брат (брату скорее всего восемнадцать, но не бери это за точную цифру), а еще взрослый кузен, лет тридцати.
— Этого мало. У всех есть кузены и братья, — покачала она головой.
— Я тебе говорю всю информацию, которой владею. А ты бери и сравнивай, подходит или не подходит человек под эти параметры.
Эмма кивнула.
— А зачем она тебе? Кто это такая?
Я непроизвольно коснулся обруча навигатора на голове.
— Эмм, у тебя свои секреты, у меня свои.
* * *
В столовой было шумно, как обычно. Я сел за столик у стены, вокруг привычно установилась мертвая зона. Не то, чтобы меня презирали или боялись, просто так повелось, но мне отсутствие рядом шумных соседей нравится, помогает сконцентрироваться на собственных мыслях. С Эммой я поговорил, но это меньшее из моих бед. Гораздо более беспокоило, как повести беседу с другим человеком, чтобы тот согласился помочь, или хотя бы не выгнал с порога.
— Привет!
Я поднял глаза. Передо мной стояла с подносом та девушка, Николь. С самым агрессивным видом. Блин, только этого мне не хватало!
Указал ей напротив. Села. Посмотрела на меня как-то… Непонятно. Ну-ну!
Я молчал. Оправдываться мне не за что, а говорить нечего. Пускай начинает первая, раз пришла.
— Мы вчера виделись с Хуаном Карлосом… — начала она издалека.
— Ты его давно знаешь? — перебил я.
— Несколько лет. — Легкое пожатие плеч. — Это он мне рекомендовал подать документы сюда, в эту школу.
Вот даже как? Не знал!
— Мы друзья… — для чего-то смущенно добавила она.
— Молодцы!
А что ей на это ответить?
— Он вчера рассказывал про тебя. Что ты… Что я тебе…
— Что ты мне нравишься?
— Да.
Этот придурок, что, не поговорил с ней после нашей утренней беседы? Я его точно убью!
— Понимаешь, он ученый. Инженер. И неплохой инженер! — я пытался собраться с мыслями и найти слова, чтобы не обидеть ее. — Иногда я хочу убить его за некоторые вещи, но понимаешь, он видит мир иначе, чем другие. Все творческие личности видят мир иначе. Поэтому ты двадцать раз перепроверь то, что он говорит, и только потом делай выводы.
Она согласно кивнула.
— Я для этого и пришла. Сделать выводы.
От нее разило неловкостью. Но она хотя бы знает, что Хуан Карлос трепло, значит, не все так плохо.
— Он не прав. Ошибся. Самую малость, но ошибся. Ты красивая, даже очень красивая, но…
— У тебя есть другая, — понимающе кивнула она, и я не понял, с разочарованием или нет.
— Пока нет. Но надеюсь, что будет.
— Понятно.
Нет, все-таки с грустью. Я ей нравлюсь? Этого только не хватало!
Чтобы уйти от темы, решил перевести разговор на что-нибудь более нейтральное.
— Ты титуляр?
Она кивнула.
— Знаешь, я уже много думал над этим… Мне кажется, нам, титулярам, нужно держаться вместе. Помогать друг другу. Ты в курсе, что происходит в школе?
— Конечно.
— Это не правильно.
— Везде так. Бывает еще хуже.
— Мы не везде! — повысил я голос. — Мы в одной из лучших школ планеты! Это не трущобы на окраине!
Она усмехнулась.
— И что это меняет? В трущобах проще: кто сильнее, тот и прав. А что мы можем здесь? Мы здесь никто! Все вытирают о нас ноги, и сверстники, и администрация! Если бы себя кто так вел у нас на районе — мигом бы объяснили, что почем! А тут одним можно безнаказанно делать то, что нельзя другим!
Она права. Но не стоит опускать руки. Если опустишь их сейчас, так и будешь ходить по жизни — с опущенными руками.
— Это называется классовое родство. Оно не дает им топить друг друга.
— Скольких платников при тебе отчислили за неуспеваемость? — продолжала заводиться девушка. — Я совсем недавно здесь, полгода, но что-то не помню никого! А титуляров — человек десять! Хотя за нас корона регулярно перечисляет деньги, мы здесь не за бесплатно учимся!
— Мы — каждый сам за себя! — возразил я. — Барахтаемся, барахтаемся… А нас топят поодиночке! В этом наша проблема, в отсутствии единства! Только вместе мы сможем решить свои проблемы!
Она рассмеялась.
— И как это будет выглядеть? Самим организовать банду и колотить обидчиков? За территорией? Как они? А с учителями что делать? Им тоже морды бить?
Мне смешно не было.
— Почему нет? Не надо так утрировать, все более реально, чем ты думаешь. Я про морды. Я делал это, но в одиночку, поэтому меня поставили на место. А если нас будет десяток?
— То нас будут бить десятком, а не одиночками! — хмыкнула она, но уже тише.
— Ты думаешь, Виктору Кампосу нужно лишнее к себе внимание? — я усмехнулся в ответ. — Пусть и вызванное поведением сына? Да ДБ зубами вцепится за это дело, такие случаи на дороге не валяются! А если драка с применением чего-нибудь эдакого? Представляешь, как можно его шантажировать, определив Бенито отдыхать в казематы суток на пятнадцать?
— Я… Я не думала об этом… — ошеломленно уставилась на меня Николь…
— Бьют слабых, это закон жизни. И одиночек. Но для начала неплохо просто собраться и обменяться информацией. А уж потом решить, что делать дальше.
Она задумалась.
— Ты смелый.
Я пожал плечами.
— Я рассудительный.
— Нет, ты смелый. Но боюсь, единственный смелый в этой школе.
— Ты не права. Другие тоже смелые. Но они не знают, что делать. Каждый бьется лбом о свою стену, и в итоге расшибает лоб.
— А если они, правда, начнут ловить нас поодиночке? А если подключат административный ресурс? Здесь же все принадлежит им!
— Ты когда-нибудь слышала такое слово, «революция»?
Николь покачала головой.
— Не получится. Они просто отчислят нас всех.
— А мы подадим коллективную жалобу в департамент образования, параллельно иск о нанесении побоев, причинение ущерба и ущемлении личного достоинства. Подкрепленные фактами и уликами. Параллельно сольем эту информацию в СМИ. Через день, ручаюсь, не более, здесь будет такая инспекция из ДО… Они сделают все, чтобы пойти на уступки, восстановить нас и утопить в шоколаде! Слово «лицензия» еще никто не отменял, а она окажется под вопросом!
Действительно, если нас будет хотя бы с десяток, да если никто не побоится драться за свои права, как дрались рабочие начала двадцатого века…
Мечты. Во всяком случае, пока.
Я придумал совершенно иной план, не включающий в себя никаких революций, никаких СМИ и прочего. План, касающийся одного меня. Но если у нее получится найти хоть кого-то, довести эту мысль хотя бы до двух-трех человек… Можно будет смело простить Хуана Карлоса, ибо это благодаря ему состоялся наш разговор.
— Ты думаешь, я смогу помочь? — потянула девушка.
— Думаю, да. Ты красивая и общительная, тебя будут слушать. Моя же репутация слишком испорчена, слишком радикальна, чтобы кого-то впечатлить.
— Понимаю. — Она задумалась. — Хорошо, я попробую.
— Объясни, что ПОКА ничего противозаконного делать мы не будем. Ничего, идущего в разрез с уставом и решениями администрации. Пока нам надо лишь оценить возможности. У меня есть кое-какие мысли, как провернуть всё без революций.
— Ты ими поделишься? — улыбнулась она.
— Обязательно. Но не сейчас. Не хочу сглазить, все на волоске, зависит от помощи одного человека, за которого ручаться я не могу. Кстати, можно у тебя спросить о Кампосе?
— Что «о Кампосе»? — лицо ее сразу посерело.
— Хуан Карлос говорил что-то о нем и тебе.
Она замялась и опустила голову.
— Он меня преследует. Вроде как ухаживает, но…
Я отложил вилку и превратился весь во внимание.
— С этого места поподробнее.
— Привет-привет, а вот и я!
«И как всегда не вовремя» — чуть не вырвалось у меня вслух. Но я молча отодвинул поднос и отсел, освобождая место горе-конструктору.
— А чего это вы такие грустные? Что обсуждаете? Может…
Николь зыркнула на него так, что тот заткнулся на полуслове. Затем повернулась ко мне:
— Он постоянно ходит вокруг, делает намеки, приглашает на свидания.
— А ты?
— А я его боюсь.
— Он тебе нравится?
— Нет. И когда он поймет, что я его… Не буду с ним… Я не знаю, что делать. Это страшный человек!
— Почему?
— Он грозил перебить моих родных, если я… Если буду встречаться с другими.
Девушку затрясло. Да, это в стиле Толстого. Вот урод, а!
Я нежно взял ее за руку и успокаивающе погладил.
— Не бойся. Мы что-нибудь придумаем. Я сумею тебя защитить. Толстый получит по заслугам, обязательно…
Глаза Николь подернулись влажной пленкой. Чтобы постыдно не разреветься, она быстро вскочила и схватила поднос.
— Извините.
Затем с улыбкой, конкретно мне, добавила:
— Спасибо…
После чего быстро убежала прочь.
— Она из Флор дел Параисо. Жуткое место! — прокомментировал Хуан Карлос.
Я кивнул. Про этот район слышал. Трущобы. Гвардия боится заглядывать в те края ночью.
— Он ее выцепит там, спокойно, среди дня. И сделает, что хочет. И никто пальцем не пошевелит, чтоб помочь. Да и кто рискнет?
И почему я узнаю самые важные новости последним?
— Ладно, что-нибудь придумаем. А пока извини, дела.
— Опять дела! Я только собрался с ним поговорить…
— Извини. Отнеси, пожалуйста, мой поднос… — и я отодвинул к нему свой недоеденный обед. Его ругань вслед не слушал, потому, что увидел человека, которого искал полдня.
— Дон Алехандро?
Куратор обернулся.
— Хуанито? Что-то случилось?
В глазах его плескалась тревога.
— Пока еще нет. Но чтобы не случилось, мне надо с вами серьезно поговорить.
— Насколько серьезно? — нахмурился он.
— Так, чтобы нас не могли слышать посторонние уши… — Я картинно обернулся на проходящих мимо девчонок с младшего курса. Дон Алехандро понятливо хмыкнул и почесал подбородок.
— Разговор долгий?
— Это будет зависеть от вас.
Он помолчал, о чем-то задумавшись.
— У тебя сейчас что, химия?
— Да.
— Через десять минут подходи в мой кабинет.
Ну, Шимановский, отступать некуда.
* * *
— Дон Алехандро, мое предложение покажется вам слегка… Незаконным. Но все же дайте возможность изложить его до конца, и только потом пинайте.
— Ну, говори, что там удумал! — усмехнулся куратор в своей артистичной манере. Я его заинтересовал, а это главное.
Я вновь сидел перед ним в его кабинете, как и в прошлый раз. Но теперь у меня была иная задача, и от того, расположу ли к себе старика, зависит многое.
— Мне нужна схема расположения камер системы внутреннего наблюдения.
Пауза.
— А пароль к базе данных учебной части тебе не надо? Или «клъютч от квартьйиры, гдье дьенги льежят»? — добавил на ломаном русском.
— Ключ не надо… — я отрицательно покачал головой, намекая на серьезность восприятия этого предложения. Он вновь усмехнулся, на сей раз от моей наглости. — А схему камер можно.
Куратор встал и прошелся по кабинету. Я не торопил. Он должен понять, что это серьезно. Раз я спрашиваю ТАКОЕ, то готов идти до конца.
Он, по большому счету, не сильно рискует. Я не собираюсь светить схему, показывать кому бы то ни было, да и взять ее можно много где. Но факт есть факт: в том, что я затеваю, он окажется сообщником.
— Продолжай, — махнул он, дозрев, и уставился в альпийское окно релаксационной программы.
— Два месяца назад ее величество назначила на пост главы департамента образования нового человека, я вчера этим вопросом интересовался. Одну тетку из Корпуса, которую все заочно боятся…
— Эта тетка четырех генералов повесила! — гневно перебил куратор.
Оно и к лучшему.
— Ее программой был лозунг наведения порядка в сфере школьного образования. Я понимаю, воз и ныне там, но пока министр — человек новый, это можно использовать в своих целях, дон Алехандро.
— И как же, мой юный друг, ты собираешься это использовать? — усмехнулся он. — И с чего ты взял, что воз и ныне там?
— Вижу. Ничего за это время не изменилось. И вряд ли изменится. Где она — и где мы! — я показал ладонью уровень пола и уровень куда достану.
Дон Алехандро скептически хмыкнул. Кое в чем он был со мной не согласен. Но общий настрой разделял.
— Продолжай.
— Я хочу сделать так, чтобы Кампоса и его дружков исключили. Для этого спровоцирую его под камерами, устрою знатный дебош…
— И ничего этим не добьешься. Скорее исключат тебя.
— Я подам жалобу во все возможные инстанции. Если понадобится — выйду на министра.
— Да кто тебе даст, выйти на министра!
— Министр сама выйдет на меня.
Дон Алехандро присел напротив, внимательно слушая.
— Я сделаю дебош таковым, что не отреагировать власти не смогут. Не знаю, что это будет, но не рядовое избиение. Возможно, я буду не один, нас будет несколько, но пока это под вопросом. В любом случае, замолчать это им будет не под силу. Не в этот раз.
— Ты не знаешь возможностей хозяев этой школы. Они смогут всё! Например, разрушить ваши будущие карьеры, чтобы вас не приняли ни в одно стоящее место.
— Может быть. Но лицензии им не видать.
Куратор встал и нервно прошелся по кабинету. Я его озадачил. Но он не видел в этой затее того, что видел я — успеха.
— Ты так говоришь, будто у тебя есть знакомые во всех сферах деятельности, которые отмажут от чего угодно.
У меня есть знакомые. В той или иной степени. И это не Бэль, которую тоже можно попросить, скажем, выйти на опытных журналистов, которые помогут в раскрутке сюжета о школе имени генерала Хуареса, одной из лучших, но в которой царят тюремные порядки.
— Кое кто имеется… — я коварно усмехнулся.
— Может быть, может быть! — подозрительно быстро согласился дон Алехандро. — Продолжай.
— Я собираюсь спровоцировать Толстого на массовый беспредел и опубликовать данные об этом в сетях. Но для этого нужно, чтобы все было заснято на камеры системы безопасности. Затем будет комиссия департамента образования — они не могут пропустить мимо такое в момент, когда глава ДО говорит на всех углах о наведении порядка в частных школах и защите обладателей грантов.
— Ты точно уверен, что сможешь обставить дело так, чтобы они клюнули? — глаза дона Алехандро сверкнули.
— Уверен! — Я почувствовал, что в животе что-то съежилось. Я не был уверен настолько, насколько декларировал, но драться за это буду, не щадя себя. Если понадобится — продам душу дьяволу. Куратор прочел это в моих глазах и удовлетворенно кивнул.
— Хорошо. Продолжай.
— А затем мне понадобитесь вы.
— Я???
Он даже закашлялся от удивления.
— Вы. Когда комиссия прибудет, вы сделаете все, чтобы вывести администрацию на чистую воду за прошедшие случаи. Я имею в виду тех титуляров, которых отчислили за последний год. И тех, кто бил их, но которых не отчислили.
Куратор натужно рассмеялся.
— Малыш, а зачем это мне надо, выводить администрацию на чистую воду? Я пожилой человек, у меня есть все, что нужно: прекрасная работа, стабильная зарплата, уверенное будущее. Зачем мне подставляться и рисковать неизвестно ради чего?
— Чтобы стать директором школы, конечно же!
Молчание. Лишь изумленный взгляд карих глаз.
— Когда прибудет комиссия, вы валите Витковского. Все огрехи, все стрелки — всё, что находите, переводите на него. НО!!!
Я сделал паузу.
— Но на него одного. Дескать, это из-за дона Витковского в школе творится беспредел.
Естественно, его место останется вакантным. Акционеры люди практичные, а еще злопамятные, волчий билет директору обеспечен. И тут вы отчитаетесь перед ними, что, дескать, если бы не вы, не ваши показания, то тень легла бы на всю школу, а не на продажного директора. Вы — спаситель школы, и готовы и далее защищать ее, уже в другом статусе.
Я замолчал. Дон Алехандро задумчиво сопел, потирая подбородок, смотря в одну точку где-то за моей спиной. Наконец, усмехнулся.
— Долго думал?
— Нет. Главное не придумать, главное решиться.
— А мести Кампосов не боишься?
Я отрицательно покачал головой.
— Или я, или Толстый. Третьего не дано.
— Зря, — усмехнулся он. — Виктор Кампос — слишком опасный человек, чтобы упускать его из вида.
— Я сделаю все так, что дело примет официальный оборот. Там он будет бессилен.
— Как бы тебе самому не заплакать от официального оборота!
— Значит, поплачу.
Дон Алехандро вновь осмотрел меня удивленным взглядом. Да что он во мне такого нашел?
— А директор-то тебе что сделал? Его-то ты за что?
— За компанию. Кем-то же придется жертвовать! Да и сам он виноват во всем.
Куратор вновь задумался.
— Да, сам виноват. Приходится жертвовать… А если все же не достучишься? До министерства? И самого отчислят, и ребят подставишь, которые за тобой пойдут?
— Ребята — это край. Для начала попробую своими силами. — Я вздохнул. — А не достучусь — есть еще СМИ. Пока еще есть.
— Чтобы привлечь внимание СМИ, надо устроить в этих стенах нечто поистине глобальное. Революцию, маленькую войну! На меньшее крысы пера не размениваются! Осилишь?
— Осилю.
Он побарабанил пальцами по столу, наконец изрек:
— Вот и замечательно. А пока марш на занятие! Я подумаю.
Парень ушел минут десять назад, а старый куратор все сидел и смотрел то на дверь, то на открытую голограмму планшетки, на которой ничего не было написано, и думал. Наконец, процитировал:
«Кем-то придется жертвовать!»
— Мальчик, кто из тебя вырастет? Кто вылупится? Ты уже способен жертвовать, хотя даже не догадываешься, что это такое. Вот только сейчас пожертвуешь плохими, теми, кто виновен, виноват в собственной трусости, но кто будет следующим? Кем пожертвуешь через год? Через пять лет? Десять? И какова будет Великая Цель, ради которой будет совершаться это?
Наверное, они все же правы, раз пасут тебя столько лет…
Пальцы его притронулись к вихревому полю клавиатуры, на планшетке проявились первые буквы.
Главе департамента безопасности…
* * *
Март 2447 года, Венера, провинция Полония, Новая Варшава
— Изоляция. Полная изоляция на все время эксперимента. Никаких контактов с внешним миром, никаких посылок, передач, связей с близкими. Это большие деньги, но согласитесь, за просто так их не платят.
— Я не… — У Войцеха пересохло в горле. — А как же?…
— Никак. — Сеньора решительно покачала головой. — Исследовательская группа будет размещена в специальном охраняемом бункере, местоположение которого засекречено, непосредственно рядом с лабораториями. Еда, предметы быта, простейшие детали комфорта — все будет своевременно доставляться. Допускается изучение новостей, выход в информационные сети, но все в одностороннем режиме: никаких писем, почты, форумов и прочего.
— Это настолько важный эксперимент, что создаются такие беспрецедентные меры?
Сеньора задумалась.
— Ее величество считает, что да. А следовательно, все остальные не могут считать иначе. Я понятно объясняюсь?
Куда ж понятнее! Войцех кивнул. Эта юная выскочка-королева, не успела взойти на престол, а уже устраивает шоу с секретными экспериментами. Ну что может быть эдакого в генном программировании? Да, официальной конвенцией создание модов запрещено. Но все спецслужбы мира, без исключения, тайно проводят подобные исследования, это интересное и увлекательное занятие, если отбросить такие условности, как мораль. Но после революционных открытий Хуана Четвертого в мире не произошло ни одного крупного прорыва в этой области, те опыты стали вершиной генетики, как науки, пусть далеко не каждое государство решиться повторить их.
Мы знаем о генетике и генах почти всё: что где и как вставить, добавить, убрать, чтоб получить тот или иной результат. Еще остались неисследованные области, вариативным подбором «наудачу» можно добиться некоторых результатов, но это мелочи. Ничего глобального, революционного, создать уже невозможно. То есть, вполне достаточно было бы организовать обычные секретные исследования в обычном секретном институте, коих на планете достаточно, а не устраивать шоу с изоляцией персонала. Насколько он знал, это крайняя степень секретности, для самых важных исследований, к которым генетику отнести нельзя.
Девочка на троне считает иначе. Забавно!
Но сеньора права, что бы там ею ни двигало, каковы бы ни были ее цели и как бы к этому не относились он, сидящая напротив безопасница и сотни других людей, которые будут участвовать в проекте, главное то, что считает Сказочница, а не они.
— А если эксперимент займет не один год, что тогда? — задал он единственный по настоящему важный вопрос. Сеньора Морган ни капельки не смутилась.
— Тогда вы проведете в бункере не один год. На тех же условиях.
Затем подумала и добавила:
— Но мне кажется, ее величество не будет против небольшого охраняемого отпуска персонала. Это стандартная отработанная процедура, вы ее знаете.
Войцех не знал, но кивнул. Догадался. Отпуск, в котором за каждым твоим шагом будут следить специальные агенты, а прослушка не выключится ни на секунду.
— Да, никакой свободы, но это лучше, чем совсем не видеться с родными.
Теперь он понял, почему выбрали именно его. Да, он неплохой специалист. Но именно неплохой, не более. Зато он — свободен, холост и ничем не обременен, в отличие от более опытных и ценных кадров. И беден — с удовольствием погонится за лишним центаво. А если речь идет о СТОЛЬКИХ центаво…
Словно читая его мысли, сеньора вынула из нагрудного кармана и протянула стандартную пластиковую карточку без опознавательных знаков. Из «серых», разовых, что не контролируются системой слежения за платежами. Они не требуют идентификации личности или авторизации, но при потере их также невозможно восстановить: потеря — так потеря. Зато удобно скинуть на нее деньги, чтобы идти в ресторан, или за покупками. Хорошая вещь!
— Здесь аванс. Оплата за первые полгода.
Войцех привычно вставил ее в специальный разъем браслета. От суммы, высвеченной на табло, сделалось дурно.
— Но это же…
— Половина. Как я и сказала.
Сеньора принялась невозмутимо раскачивать кресло влево и право, наслаждаясь его реакцией.
— Как только вы дадите принципиальное согласие, эта карточка станет вашей собственностью. Условия вы знаете, сумму аванса видели. Возьмите. — Безопасница протянула другой кусочек пластика, одновременно забирая карточку назад. — Это моя визитка. Как только решитесь, свяжитесь со мной. А пока распишитесь.
И дала лист бумаги с распечатанным текстом. На сей раз бумага была обычной, синтетической.
— …«Обязуюсь сохранять в тайне»… — Войцех быстро пробежал текст глазами. Сеньора кивнула.
— Стандартная подписка о неразглашении. Вы понимаете, что будет, если нарушите ее?
— Понимаю.
— Детские игры в национализм закончены, сеньор Красуцкий. Добро пожаловать во взрослую жизнь.
— Ваши документы, сеньор?
Здоровенный гвардеец-латинос с «мотыльком» за плечом и поднятым забралом шлема устало перегородил дорогу.
Снова латинос. Да, сильно изменилась Варшава — двадцать лет назад их тут было днем с огнем не сыскать. Теперь чуть ли не на каждом перекрестке стоит наряд, а в нем один — два стража имеют южные корни. И кроме гвардии их тут достаточно — каждый десятый в толпе смуглокож.
Переселенцы? Местные полукровки? Стражи — скорее первые, а вот смуглая молодежь — вторые. Времени наплодить их было достаточно. Но если переселенцы до конца жизни осознают, что они здесь чужие, живут на чужой земле, то их дети резонно будут считать ее своей, со всеми вытекающими следствиями. Политика, о которой говорила сеньора, в действии.
Да, они вытесняют местную культуру и местное население, но делают это медленно. Только то, что он провел почти два десятка лет вдали, дает возможность трезво оценить происходящее и подивиться масштабам. А ведь парни и девушки, идущие по улицам, смеющиеся, занятые важными делами юности, даже не представляют, что когда-то было иначе!
Они, все они, оторваны от Родины, от Большой Земли. Пускай, та несколько столетий фактически оккупирована, там не трогают их культуру, дают жить по своим законам. Дети же или внуки этих мальчиков и девочек своей культурой будут считать культуру Латинской Америки, а своей историей — историю Империи, и не будут испытывать от этого никакого дискомфорта.
Он шел по родному, но чужому городу и прислушивался к себе, но не чувствовал злости. Да, обидно. Но это обида маленького ребенка, участвовавшего двадцать лет назад в акциях протеста, в избиении этнических латинос, провокациях против военной полиции, губернатора и прочих. Этот ребенок давно им не управлял, тюрьма, где все равны, независимо от национальности и веры, взяла свое. Обидно, но это жизнь. И еще, он не был уверен, что для его народа конфронтация с хозяевами планеты, жесткими и жестокими людьми, не стесняющимися стрелять в женщин и детей, депортировать миллионы в тесных трюмах военно-транспортных кораблей, лучше, чем ассимиляция.
Сам город был совсем не той Варшавой, из которой он когда-то уезжал. Он покидал нищую, забытую всеми высшими силами, дыру, где процветала безработица и коррупция, где основная масса людей ютилась в больших типовых коробках довоенной постройки, в которых и развернуться толком нельзя. Сейчас его встретил сияющий современный город, ничем не уступающий Альфе. Довоенные короба посносили, маленькие домики частных кварталов — тоже, улицы расширили и спрямили, уничтожив старую планировку, но внеся элемент порядка. Отовсюду смотрели современные здания, сияли рекламы и баннеры. Витрины магазинов и салонов больше напоминали бутики прошлого. Исчезла нищета, люди одеты хорошо и добротно, пусть и по латинской моде. Город встал на ноги.
И еще, он не видел больше печати забитости на лицах, ущербности, нигилистического радикализма — дескать, мы единственные и брошенные, вокруг одни враги и все нас обижают. Его соплеменники плавно превратились в обычных подданных короны, как в десятках других провинций, и находили это для себя выгодным и приемлемым.
Вот тебе и Сказочница! Медленно, никуда не торопясь, никого не прессуя и не репрессируя, планомерно отстраивая и накачивая деньгами его родной город, добилась того, что лет двадцать назад казалось невозможным в принципе. Он невольно все больше и больше уважал ее. Ненавидел, но уважал.
— А? — он поймал себя на мысли, что слишком глубоко погрузился в себя. Настолько, что не заметил двух гвардейцев в полном боевом снаряжении, что-то у него спрашивающих.
— Сеньор, ваши документы? — повторно откозырнул один из них. Делал он это согласно инструкции, без эмоций, хотя про себя наверняка поносил его за рассеянность. Еще одно различие между ними — местный бы всячески показал свое недовольство, и плевать на всякие там инструкции.
— Вот. — Войцех вытащил карточку с чипом из нагрудного кармана и протянул стражу. Тот молча вставил ее в ручной терминал, просканировал его сетчатку и задумался.
— Только справка об освобождении?
— Да. Я еще не успел получить документы.
— Желаю удачи. — Молодчик снова откозырнул и вернул карточку. — Не затягивайте с документами.
— Спасибо.
Войцех кивнул и двинулся дальше. Естественно, он не любил гвардию. Но не до того смешанного чувства злости и ненависти, какое присутствует у большинства бывших заключенных. Тюрьма не сломила его, и он прекрасно помнил, что сам взял нож в руки — ему не за что их ненавидеть. Единственно, это были латинос, и недолюбливал он их только за это.
Перекресток. Он узнал его и остановился, как вкопанный. Здание напротив педантичные «имперцы» не снесли, оставили, лишь отделали и разукрасили рекламой. И на первом этаже все так же находился ресторанчик. Пусть, вывеска его теперь иная, и название продублировано на испанском, но это все то же заведение, где они отмечали выпускной, и где еще раньше он впервые поцеловался с девушкой.
Ноги сами внесли внутрь. Да, часть уюта за годы потерялась, теперь это не заведение для влюбленных, а недорогая пивная для работяг, но приступ ностальгии не прошел. Он, словно в тумане, зашагал по знакомым плитам, потерявшим от времени лоск, но отчего-то не замененным на новые, и сел к барной стойке. Плечистый усатый бармен славянской внешности невозмутимо протирал стаканы.
— Что пан изволит?
Сказано было на родном непривычном языке. «Пан». Давно он не слышал такого обращения.
— Не знаю. — Он пожал плечами. — Я не был тут двадцать лет. Чего-нибудь из старого доброго.
— Пиво ему налей! Лучше нашего старого доброго пива ничего нет! — подал голос захмелевший мужик слева, тоже плечистый и накаченный, с короткой стрижкой и большим шрамом на щеке.
Через минуту перед ним стояла старинная деревянная кружка с пенным напитком.
— Где пропадал-то? — улыбнулся мужик и протянул руку. — Кароль!
— Войцех! — Он задумался. Говорить про тюрьму не хотелось. Но, похоже, здесь ныне собираются люди, которых трудно удивить этим словом.
— «Пуэрта де Диос».
Это название говорило само за себя. Мужичок, потянув жалобное «Уууу», покачал головой. Бармен, не спрашивая, поставил рядом вторую кружку.
— За счет заведения.
«Пурта де Диос», «Ворота Бога», на самом деле являлись таковыми для многих. Тюрьма для самых-самых, сверхстрогого режима. Многие, отправляясь туда, точно знали, что оттуда попадут только к богу — слишком большие сроки. Сбежать из нее невозможно — куда сбежишь, «голый», из под купола без подземных коммуникаций? Она даже не охранялась толком, скорее охрана охраняла саму себя от заключенных. Это ад, но пройдя тот ад, становишься сильнее, как нигде больше.
— И как там? — задал глупый вопрос Кароль. Видимо, хмель брал свое. Бармен косо зыркнул на него, но мужик сделал вид, что не заметил.
— Хреново. — Войцех усмехнулся, переводя все в шутку. — Лучше расскажите, как тут.
— А как у нас может быть? Тихо, как в морге! — незаметно подключился к беседе бармен.
— Отстроились, смотрю. Город на себя не похож.
— Это да. Город совсем не тот ныне… — потянул Кароль. — Вот раньше было!..
— Зато работа у всех есть! — перебил бармен. Видно, он не разделял нытье по поводу «старых добрых времен». Войцех как-то сразу зауважал его. — И дома новые постоянно строят, чуть ли не каждый год купола возводят. Я, вот, в свое время в армию только из-за этого ушел — негде работать было!
— О, служил? Где? — оживился Войцех.
— Сто вторая летная. А ты?
— Двести девяносто пятая десантная. — Рыбак рыбака видит издалека. Он протянул руку и пожал бармену. — Войцех.
— Ярослав.
— Сорок первый стрелковый, особого назначения! — вновь потянул руку Кароль. Все дружно рассмеялись.
М-да, сразу трое, прошедших горнило королевской армии, здесь, в анклаве, где до сих пор терпеть не могут чужаков-латинос? Летчик, десантник и спецназовец? Забавно!
— Только вот последнюю неделю неспокойно как-то стало, — продолжил Кароль. — Видал, черноты понагнали? — и он кивнул за спину, где располагалась витрина и окно на улицу.
— Я думал, это местные, — развел руками Войцех.
— Ага, как же! Нужны нам тут эти «местные»! — процедил Ярослав, отставляя стаканы в сторону.
— Пришлые они, усиление у нас, — поддакнул Кароль.
— Да я не только про гвардию, я и про простой народ. — Войцех поделился наблюдениями. — Многовато их стало. Чуть ли не каждый десятый. И всё молодежь!
Собеседники грустно потупились, даже бармен Ярослав.
— Что тут сделаешь? — выдавил он. — Ну, много их! Но живут ведь тихо, не строят из себя завоевателей, наших не унижают. Поначалу били их, бывало, потом привыкли.
— Но черноты столько в гвардии не наберется, хоть их всех мобилизуй! — недовольно фыркнул Кароль. — Со всей планеты нагнали, со всех провинций! Русские, кстати, там тоже есть, хотя мало.
— Почему?
— Корневая нация — опора власти! — ответил за него Ярослав. — А москали им такие же чужаки.
Глядя на его недоуменное лицо, Кароль похлопал по плечу и соизволил объяснить с самого начала.
— ЧП у нас тут случилось, парень. Авторитета одного на неделе завалили крупного. Жестоко завалили! С расчлененкой и всеми делами. Бунта они опасаются, вот и понагнали, в ком уверенны.
— И что, правда, бунт зреет? — по спине Войцеха поползли мурашки дурного предчувствия.
— Да откуда? — махнул рукой Ярослав. — То ж криминал, а то народ.
— Не скажи! — помахал пальцем Кароль, язык его уже начал заплетаться, и Войцех понял, что попал в удачное время для получения самого полного объема информации о родине. — Не бунта они опасаются, а разборок криминальных. Чтобы те, кто под Мексиканцем ходил, мстить не начали и весь город в крови не утопили.
При слове «Мексиканец» Войцех покрылся испариной. Он почувствовал, что надо встать и бежать, пока не поздно, но не мог уйти, не дослушав.
— А что произошло-то?
И бармен, и Кароль, дружно хмыкнули. Слово взял Ярослав, видно, как обладающий более полной информацией.
— Кто-то напал на дом Мексиканца. Это местный авторитет, «смотрящий» за Варшавой. Слыхал про такого?
— Как не слыхать! — не стал врать Войцех. — Одну зону топтали. Он тоже в «Пуэрто де Диос» отдыхал. Только я в «мужиках» ходил, а он в «паханах». Но видеть его видел.
— Так вот, кто-то решил, что засиделся он на этом свете. Но самое интересное, как его кончили. Не бомба, не снайпер, а настоящий штурм.
— В его доме до двух десятков бойцов сидело, — подключился к разговору Кароль. — У меня кум в гвардии, он мне много чего рассказал. Так вот, всех перестреляли, как баранов. Иглами в бошку. Никто не успел даже оружие поднять! С нескольких сторон штурмовали, говорят, минут за пять управились.
— А главное-то, что не только братков мочили, — перебил Ярослав и глаза его сверкнули. — И слуг, и девочек, что там в тот момент находились — всех кончили!
— Сволочи! — Кароль сжал кулаки.
— Наши братки, как узнали, поклялись, что найдут их. На крови поклялись! И гвардия с ними — там ведь тоже люди. Вот после этого сюда черноту-то и перекинули. Могут, когда надо, работать!
— Кто ж это их так? — воскликнул Войцех, хотя уже знал ответ. — Известно?
— Знамо кто, конкуренты! — ответил Кароль.
— Какие конкуренты? — смерил его презрительным взглядом Ярослав. — Окстись, сержант!
— Ну, не наши, не местные… — Кароль скептически скривился. Было заметно, что у него есть версия, но вслух, перед ним, пока еще чужаком, он говорить боится.
— Может ДБ? Или ИГ? — начал перебирать версии Войцех, пытаясь вытянуть мужиков на откровенность. Ему нужна была эта откровенность, нужно было подтверждение, хотя бы косвенное. Слишком долго он провел в застенках, жизнь слишком разучила его бояться.
Ярослав деловито прокашлялся.
— ДБ так не работает. Ну, оставят пару-тройку трупов, не без того, но те живьем берут. А ИГ?… Зачем Мексиканец контрразведке?
Кароль махнул рукой, призывая говорить потише, и подался вперед.
— Ходят слухи, что не чист наш Мексиканец был на руку. Не про криминал я.
— А про кого? — не понял Войцех.
— Местный «бизнес», крыши, поборы, все прочее — это так, подработка его. Основное же дело — информация. — Старый спецназовец сделал паузу. — Он занимался тем, что по дешевке покупал ее и перепродавал нужным людям.
— Кланам?
Кароль загадочно усмехнулся.
— И не только. Планета большая! Говорят, и с властями сотрудничал, с теми же ДБ и контрразведкой. Потому те на его выкрутасы в городе сквозь пальцы смотрели.
На том и погорел наш Мексиканец — на информации. Что-то про кого-то не то собрал.
— Про силовиков?
Кароль резко замолчал.
— Мне-то откуда знать? Может про силовиков! Может про кланы. У них вон сколько наемников! У каждой семьи, почитай, своя армия имеется!
Ярослав презрительно оглядел своего, как понял Войцех, друга, и отрицательно покачал головой, после чего тоже нагнулся пониже.
— Не кланы то были, парень. Смотрю, на стукача не похож, а я в людях пока разбираюсь. Корпус это. Корпус телохранителей. Шавки Сказочницы.
«Ну вот, прозвучало» — пронеслось в мыслях у Войцеха. Вставать и бежать? Внутренний голос настоятельно рекомендовал сделать это, но ноги не шли — хотелось дослушать.
— Сам думай, в пехоте служил. Я, авиатор, и тот уразумел. Не под силу наемникам такое — штурм дома-крепости в охраняемом районе.
— Почему?
— Потому. Никаких данных о времени налета в системах слежения не осталось, операторы разводят руками и несут лепет. Главный сервер управления гвардии сразу после штурма «полетел», данные за несколько часов благополучно стерлись. Свидетелей нет, все мертвы, а кто со стороны что-то видел — молчит, как рыба. Что это напоминает?
— А почему не силовики? — выдавил Войцех, и поразился осведомленности простого бармена. Хотя, маленький город, анклав, все всё знают — это вам не тридцатимиллионная Альфа. — Та же ИГ?
— Нет. — Бармен снова покачал головой. — Силовики так не работают. ИГ бы взяла его по-тихому, никто б ничего не узнал. И трупов столько бы не оставили.
— Говорят, последнее время Мексиканец копал под Веласкесов, — подлил масло в огонь Кароль. Войцех усмехнулся.
— Копать под корону? Вору-авторитету? Смешно!
— И тем не менее. — Ярослав просверлил его глазами и взял в руки отставленный стакан. — Свечу не держал, но слушок такой ходит. Настойчивый такой слушок!
— Копал, копал! — закивал пьяный спецназовец. — Точно говорю. И работать так, как работали его убийцы, могут только ангелы. Проверено!
Войцех сидел ни жив ни мертв, пытаясь изо всех сил не выдать заинтересованности. Судя по хваткому взгляду бармена, это получалось не очень. Но его приняли за «своего», доверяли, и это многого стоит.
Кароль отхлебнул пива, затем, отставив кружку, воскликнул:
— Дурак Мексиканец! Чтобы копать под Веласкесов, нужно быть как минимум Феррейра! Вот и поплатился за дурость!
Войцех крепко приложился к своей кружке, допивая ее, начал вторую. Правда, вкусное пиво.
— Не может этого быть. Даже если б он и копал под корону, у Сказочницы десять тысяч способов, как прижучить маленького авторитета из далекой провинции. Не станет она посылать ради этого ангелов творить беспредел.
— Там волосы нашли, — как бы про между прочим произнес Ярослав. — Женские. Длинные.
— Среди наемников много баб. Латинос узаконили равноправие во всем. В армии их вообще чуть ли не треть!
Бармен скептически усмехнулся.
— Согласен. Но только почему их сразу забрал ДБ на экспертизу? После чего благополучно «потерял»? У нас весь город за этим делом следит, это проверенная информация. А уж ДБ-то просто так никогда ничего не теряет!
Слишком много нестыковок, Войцех, слишком много!
— Ненавижу сучек! — пробормотал Кароль и стукнул кулаком по столу. Глаза его плавно окутывал хмельной туман. — Пришли, постреляли всех и ушли!
— Это акция, Войцех. — Ярослав повесил стакан и взял новый. — Они не сильно шифровались, как видишь. Люди должны были понять, чьих рук дело. Их цель — обозначить: так будет с каждым, кто замахнется на корону. Быстро, без пощады, как эти сучки и умеют.
Воцарилось молчание. Войцех медлил, не хотел уходить, хотя понимал, что безнадежно опаздывает. Но все же сидел.
— Говорят, они все зомби…
Кароль мрачно покачал головой.
— Не зомби они. Да, глаза у них… Мертвые. Но это только кажется.
— Ты их видел?
Тот кивнул.
— В армии, году на четвертом. Мы обложили дом, где пятеро краснобородых заперлись. Заложников взяли, человек десять, дети маленькие там были. Потому нам штурм запретили, мы ж армия, не наш профиль. Побоялись. Ждали ДБшников, а прилетели ЭТИ…
Он скривился, затем вспыхнул:
— Представляешь, писюхи, лет по пятнадцать! Может шестнадцать. Это еще не ангелы были, а так, молодняк. Их на кровь так натаскивают.
— Освобождая заложников?
— Убивая мясо, которое не жалко.
— Только не девочки то были, демоны во плоти! — продолжал он с жаром. — Просто выглядели, как девочки. Видели б, как они двигались!
Войцех помнил, как они двигались. Не забыл.
— И как штурм, взяли?
— Да. Быстро, четко, жестоко. Мы даже до пяти досчитать не успели. Рр-аз — и все, выводят заложников. — Он задумался. — Только знаете, что нас поразило? Обыденность! При штурме погиб заложник, женщина, и они начали резать всем яйца . Сами! — он покачал головой.
— Раз на штурм сами шли, пусть сами и режут, — усмехнулся Войцех. — Подумаешь — молодняк! Убивать же не молодняк!
— Угу! — Кароль согласно кивнул. — Вот что бы вы ждали увидеть в глазах пятнадцатилетних писюх при этом? Страх? Отвращение? Мерзость? Ничего подобного! Усталость! У них у всех в глазах была лишь усталость! От обычной приевшейся рутины!
Он вновь помолчал.
— Не люди они. Не зомби, но и не люди. Не могут люди так.
Пользуясь возникшей паузой, Войцех допил пиво и спросил, где туалет. Пора сваливать, засиделся он, но сначала неплохо сходить по делам.
Внутреннее расположение в заведении изменилось, кое-что здесь все-таки перестроили. Теперь туалет находился рядом со вспомогательными помещениями, и в коридоре рядом приятно пахло из кухни. Сделав дело, он пошел обратно, но в последний момент, ведомый чувством опасности, уже толкнув дверь, правда, легко, замер.
Возле стойки, спиной к нему, стояло три молоденькие девочки лет двадцати — двадцати трех в черно-синей форме бойцов ДБ, с иглометами за плечами, и что-то спрашивали у активно кивающего и отрицающего бармена.
«Нет, не знаю такого. Первый раз вижу… — прочел Войцех у него по губам.
Попался! Как последний лопух попался! И ведь сидел же, ждал!
Дождался!
Он оставил дверь приоткрытой, и, стараясь идти спокойно, отправился назад, к кухне.
Итак, Мексиканца взяли. Допросили и убили, иначе зачем он им нужен. У них хорошие методы допроса, рассчитывать, что тот его не выдал, глупо. То есть, Варшава превратилась для него в одну большую ловушку, им оставалось лишь ждать, пока он где-нибудь не засветится, чтобы захлопнуть ее.
Подключать гвардию к его разработке Корпус не станет, это утечка, потому гвардейцы на улице его не тронули. Но базы данных гвардии, ДБ, и всех остальных силовых структур под контролем, они узнали где он в тот момент, когда его чип коснулся считывающего устройства патруля.
Бежать? Куда? Документов у него нет, а какие есть — делал Мексиканец, по ним его найдут быстрее, чем по нынешним. Вырваться из города, не показав при этом документы, можно, только, если брести пешком, в скафандре, по поверхности, до соседней провинции. Мягко говоря, гиблое занятие.
Но это все потом. По его душу УЖЕ пришли, и первым делом нужно скинуть хвост, уйти от этих троих.
Туалет. Не то. Дальше. Он помнил, что двадцать лет назад у этого здания был черный ход, и теперь тот ход — его единственный шанс.
«Служебный вход». Коридор. Посудомоечная. Кухня.
— Пану что-то нужно? — какая-то молодица в переднике. Молча идти дальше — отстанут. Поворот. Еще поворот. Многое изменилось! Но выход должен остаться. Кладовая, еще кладовая. А вот и он.
Заперто!!!
Войцех выругался. Замок на двери выхода стоял не электронный, обычный, но навыков взломщика у него не было.
Спрятаться! Где? Ресторан небольшой, помещения маленькие, да и выдать персонал его может, попытайся он прорваться куда-нибудь в укромное место. Что делать?
Для начала он вернулся в исходную точку, к двери в главный зал — авось пронесет. Девочки все еще стояли. В коридоре было достаточно темно, и он спокойно смотрел на них, не боясь быть увиденным. В двух из них угадывались полукровки — черты лица как латинские, так и европейские. Это были две совершенно одинаковые шатенки, близнецы или клоны. Видел их он в полоборота, но этого достаточно, чтобы понять — опасные противницы. Третья, темно-темно русая, по-видимому, командир, все еще беседовала с барменом. Тот спокойно ей что-то объяснял. Рядом поддакивал уже в дупель пьяный Кароль и оживленно жестикулировал. Доспехи на всех трех девчонках легкие, не стесняющие движений, но годящиеся разве для защиты от огнестрела. То есть, ловят человека, не имеющего тяжелого оружия — но у него такого и нет. Сами же вооружены достаточно солидно — иглометы средней мощности «Жало», вещь коварная и легкая. Шлемов девочки не имели, но пластиковые козырьки, на которых отображались данные системы ведения боя, на глазах висели.
Близняшки внимательно обшаривали глазами зал, присматриваясь к каждому клиенту. Одна из них случайно посмотрела на дверь. Он машинально подался назад, но пронесло — не заметила.
В этот момент Ярослав картинно развел руками и что-то гневно воскликнул. Кароль, поддерживая его, начал крыть третью девчонку отборным матом, впрочем, напрочь ею игнорируемым. Тяжело вздохнув, та повернулась.
Да, черты европейские. Такие почти не встретишь у настоящих европейцев, но их по-прежнему упорно называют так. Молодая, глаза цепкие и пронзительные. Махнула, близнецы развернулись к выходу, но вдруг сама она посреди зала остановилась.
…И медленно повернулась к нему.
Он вновь отпрянул, но краем глаза заметил, что девчонка идет в сторону двери. Назад, срочно назад!
Туалет? Нет, не вариант. На кухню? Но там же негде спрятаться!
Что она увидела? Как его почувствовала?
Послышался скрип двери и шаги по первому коридору, до поворота. Оставалась пара секунд, и Войцех принял решение — подался назад, спрятавшись в нише мощной бронированной двери, очевидно кладовки.
Шаги рядом, в нескольких метрах, но его не должно быть видно. Замерла у туалета, задумалась. Войцех услышал щелчок спускаемого предохранителя, игломет, напитываясь энергией батарейки, издал тихое характерное «ууу». Он вжался в бронепластик косяка и старался не дышать — против игл нет ни единого шанса Вдруг открылась дверь туалета, из нее вывалился мужик, напевая под нос заплетающимся языком: «Врагу не сдается наш гордый «Варяг», пощады никто не жела-а-ет…»
Мужик скрылся за поворотом, скрипнула открытая до упора дверь. Девчонка исчезла внутри, послышались звуки открывающихся по очереди дверей кабинок.
Бежать! Прямо сейчас!
Нет. Он внял голосу здравого смысла и остановил готовое сорваться тело. Да, он проскочит, но в зале осталось еще два ангела, близняшки-полукровки. А сзади будет эта, со взведенным иглометом.
Бум! Бум!
Раздался гулкий звон попадания металла в пластик, удар и звук ломающейся, сорванной с петель двери.
— Эй, ты чего! Охре…
И далее грубый испуганный мат. В ответ звонким девичьим голоском скупое, даже равнодушное:
— Perdуneme.
Кому-то не повезло «заседать» в это время. Ему подсознательно было жаль мужика: сидишь, никого не трогаешь, вдруг ломается дверь и перед тобой деваха в форме с иглометом. Заикой можно остаться!
Может рискнуть и напасть из-за двери? Он не слабый, и реакция у него отменная — все эти годы активно занимался физически, плюс армейские навыки. Да и игломета бояться не стоит — подобные штуки средней и малой мощности стреляют не только иглами, но и капсулами, вряд ли девчонка нацелилась сразу на поражение.
Не успел. Единственный шанс — удар из-за двери — он проморгал, преследователь вышла из туалета, и теперь их разделяло десять метров чистого пространства, как нельзя удобного для стрельбы. Он не успеет даже вскрикнуть.
Войцех сидел и молился, иного ему не оставалось. Шум ругани стих, дверь туалета закрылась. Девчонка стояла на пороге и смотрела в его сторону, направив оружие перед собой. Он чувствовал ее, будто видел, серо-стальные глаза профессиональной убийцы дырявили его даже сквозь толщу коробки люка.
Столько лет отсидеть, и так глупо попасться? Печально!
Девчонка сделала шаг, медленный и неторопливый, шаг хищника на охоте. Он в конце коридора, есть вероятность, что она пойдет на кухню. Еще шаг, и еще. Мягкий и неторопливый. Нет, прошла мимо кухни, прямо к нему.
Войцех приготовился драться. Да, он уступает ей в скорости реакции и оружии, но у него за спиной десантные войска и «Пуэрто де Диос». Он дорого продаст жизнь!
Когда он приготовился прыгать, впрочем, не строя иллюзий, девчонка замерла, как вкопанная. Простояв с полминуты, произнесла:
— Слушаюсь! — И зашагала прочь.
Последнее, что он услышал перед тем, как она скрылась за поворотом, были слова:
— Роза, Мия, уходим. Его нашли.
Войцех перекрестился. Ему в очередной раз повезло. Крупно повезло!
Через пять минут он яростно тер лицо водой из-под крана, не решаясь выглянуть в большой зал. Поджилки тряслись. Он все еще не мог поверить в удачу и не спешил уходить. Вдруг дверь туалета открылась, и со стеклянными от выпитого пива глазами, шатающейся походкой вошел Кароль, напевая себе под нос. Исчез в кабинке, вернулся через минуты две. Стал рядом, вымыл руки и также ополоснул лицо, не замечая его. Лишь идя к двери, совершенно трезвым голосом, не вяжущимся с походкой и взглядом, бегло бросил:
— Больше не подставляй старину Ярослава.
Из-за его плеча полетел предмет, который Войцех инстинктивно поймал ладонью. Ключ.
— Это от черного хода. Чтобы больше здесь не появлялся — мы не воюем с Веласкесами.
