Глава 11. Облава на волка

Вообще поход начался очень приятно – небольшое волнение на море и отличная видимость. Почти все время эскадра шла девятнадцатиузловым ходом, а это было зрелищно. Все же две оперативные группы в полном составе шли курсом на юг. Вот во время такого похода, когда на море спокойно, а ты стоишь на мостике корабля, который идет полным ходом, невольно и мысли тоже несутся вперед, куда-то далеко-далеко. Кругом серебрится величавая водная ширь. По ней скользят темно-серые силуэты кораблей. Сверху глядит голубое небо с белыми барашками медленно плывущих куда-то облаков и ярким солнцем. Только дым из множества труб портит эту картину. На душе так хорошо, так спокойно при виде всего этого великолепия, даже хочется петь.

Такие ощущения могут быть только в море. До чего же чарующе красиво море! Нельзя не поддаться обаянию этой красоты! А в голове, несмотря на то что стараешься сосредоточить все внимание на далеком горизонте и окружающих кораблях, возникают другие, далекие картины. Картины, дорогие сердцу. Переносишься туда, где теперь царит мирная тишина, где не витают призраки войны и смерти, где все дышит спокойствием и уютом. Домой, к любимой и любящей жене, которая скоро должна родить. И так ясно, так реально представляешь себе эту картину, что невольно оглядываешься вокруг, как бы в поисках ее. Да, в мечтах улетаешь далеко. Но вдруг приходишь в себя, стряхиваешь это наваждение и начинаешь ходить по мостику и, чтобы отвлечься, задаешь ничего не значащий вопрос вахтенному или сигнальщику, и снова смотришь вперед. Теперь тебя поглощает другая мысль: если твой противник в море, не дать ему скрыться в проливе. Перехватить и уничтожить.

Вскоре после того, как отряды разделились, погода стала портиться, небо затянули свинцовые тучи, ветер стал крепчать, потом разразился дождь. Ближе к полуночи погода стала еще хуже, ветер разогнал такую волну, что пришлось уменьшить ход до пятнадцати узлов, чтобы облегчить положение эсминцев, которые на больших ходах зарывались в волну.

Во втором часу ночи, несмотря на шторм и сильное волнение, наша оперативная группа вышла в район перехвата, расположенного в тридцати милях северо-западнее Эрегли. До побережья Турции оставалось пройти каких-то двадцать миль. Здесь я развернул свой отряд в завесу шириной в тридцать пять миль, в надежде, что «Гебен» еще не повернул назад и находится где-то восточнее нас. Вот когда я очень сильно пожалел, что на линкоре нет какого-то простенького допотопного радара. Я буду не я, если в этом мире первый радар не появится лет на пять раньше, чем в том времени, откуда провалилось мое сознание. А сейчас нам в этой темноте без всякого радара надо обнаружить этот проклятый крейсер, если он в этот самый момент будет возвращаться назад.

– Да, не так-то просто будет его обнаружить в этой темноте, когда на море шторм и шквалистый ветер, правда, он уже стихает и, возможно, к утру совсем утихнет. Ваше превосходительство, а если он все же вернулся, пока мы шли сюда? – высказал свои опасения мой флаг-офицер Вердеревский, вглядываясь в черноту штормового моря.

– Дмитрий Николаевич, а я все-таки уверен, что он еще где-то там у Зонгулдака, но вскоре пойдет обратно. Адмирал Эбергард приучил Сушона, что после того, как наш штаб получает сообщение об обнаружении «Гебена», у нас проходит полдня на раскачку, пока флот соизволит выйти в море на его перехват. Вот этим он и пользовался и всегда успевал скрыться. Вот и сейчас я надеюсь на то, что они будут рассчитывать на нашу медлительность. Пока получим сообщение да пока подготовим корабли к выходу, он успеет сбегать до Зонгулдака и проскочить обратно в пролив.

– А как же тогда транспорты? Он что, бросит их нам на растерзание?

– Я точно утверждать не буду, бросит он их или нет. А было хотя бы раз такое, чтобы германские корабли прикрыли собой транспортные суда?

– Что-то не припоминаю я такого.

– То-то и оно. Наверняка «Гебен» проводит конвой только до Зонгулдака, а возможно, отважится пройтись до Эрегли и побежит назад прятаться в проливе.

– Ваше превосходительство, но если он проводил караван только до Эрегли, то мы опоздали, и он уже где-то на подходе к проливу. Тогда и Новицкий не успевает перекрыть пролив.

– Подождем до утра, тогда станет известно: ускользнул он от нас или еще в море.

Ночь прошла в нервном напряжении, каждую минуту ожидали появления кораблей противника.

Под утро шторм пошел на убыль, корабли уже не так болтало на волнах, как ночью, да и видимость перед восходом солнца с каждой минутой становилась все более отчетливой. Но впоследствии за восточной частью горизонта, откуда должны появиться корабли противника, стало трудно наблюдать из-за встающего солнца. С рассветом я расширил дистанцию между кораблями, и теперь завеса имела ширину в сорок пять миль. Это значит, что идущий крайним «Дерзкий» находился в шестидесяти пяти милях от берега. Время неумолимо бежало, но море до сих пор было пустынно, и с каждой пройденной милей на душе начали скрести кошки – неужели «Гебен» опять сбежал.

– Ваше превосходительство! – обратился мой адъютант. – Наша служба радиоразведки перехватила интенсивные радиотелеграфные переговоры из района Зонгулдака и Стамбула.

– Удалось что-нибудь расшифровать?

– Только в общих чертах, но и так понятно. Порт Зонгулдака находится под обстрелом, и турки запрашивают помощь у флота.

– Это означает, что Каськов блокировал выход из порта и приступил к его бомбардировке. Но радиограммы от Каськова пока не было, так? И мы не знаем, там или нет «Гебен», – размышлял я вслух.

– От Каськова пока ничего нет, – проговорил Никишин таким тоном, как будто это он виноват, что Каськов молчит.

– А раз Каськов молчит, это значит только одно – «Гебена» в порту нет, – продолжал я свои размышления. – Да, его там нет, и он где-то в море. Но где? «Гебен» на призыв не откликался?

– Молчит, ваше превосходительство, – тут же ответил Никишин.

– Передай разведке – следить за эфиром и, как только все радиограммы расшифруют или откликнется сам «Гебен», сразу доложить.

Корабли завесы малым ходом продвигались курсом на восток, я решил дойти до Эрегли, глянуть на порт, а вдруг там скрывается какая-либо заманчивая цель. Если нет, то развернуться и идти к Босфору. Но Новицкий также молчит, значит, «Гебен» там не появлялся.

– Ваше превосходительство! «Гебен» нашелся, – с радостью в голосе объявил появившийся на мостике начальник радиоразведки оперативной группы лейтенант Квасников.

– Где он? Говори быстрей.

– Только что получили от Каськова кодированный сигнал о местонахождении «Гебена». А также заработала его собственная радиостанция. Из предыдущих переговоров, что мы сумели расшифровать, стало понятно, его заставили вернулся к Зонгулдаку, чтобы отвлечь наши корабли от обстрела судов в порту, которые очень страдают под огнем наших кораблей.

Первым моим порывом было – идти к Зонгулдаку. Но я сразу же отказался от этой идеи. Нет, Сушон долго там не задержится. Немного постреляет и повернет назад, думал я.

– Ваше превосходительство, идем на соединение с Синопским отрядом? – задал вопрос командир линкора каперанг Кузнецов. – Надо помочь адмиралу Каськову.

– Нет, Иван Семенович, мы подождем его тут. С тремя броненосцами «Гебену» не справиться. Да, он вполне может нанести им серьезные повреждения, но и сам может их получить, что уже не раз доказывалось при встрече с ними. Сушон не будет ввязываться в долгую перестрелку, как только получит несколько гостинцев, так и засобирается домой. У него только два пути. Первый – прорваться в Босфор. Другой – идти в один из болгарских портов и где-то там скрыться.

Через сорок минут мы получили сообщение от Каськова, из которого узнали, что после двух попаданий «Гебен» ретировался курсом на норд-вест.

Только по приходе в Севастополь, читая докладную контр-адмирала Каськова, я узнал подробности как самого боя броненосцев с германским линейным крейсером, так и об уничтожении большей части транспортов в порту.

– Итак, господа офицеры, у нас до встречи с «Гебеном» есть как минимум два с половиной часа. Но это если он сразу пойдет к проливу. Но он может пойти и кружным путем. Адмирал Сушон очень осторожный. И уже просчитал, что на одном из выбранных им путей к Босфору его могут поджидать наши корабли.

– Поспешили мы с выходом, ваше превосходительство, надо было взять с собой один гидрокрейсер, сейчас бы он нам пригодился в поиске германского крейсера.

– Тогда нам нужна была скорость, Дмитрий Николаевич, мы спешили во что бы то ни стало перекрыть пролив и не упустить германца. А гидрокрейсера нам были только помехой, для их охраны не было ни одного свободного эсминца. А оставлять их без охраны, сам понимаешь… Вдруг какая-то вражина им повстречается, и мы лишаемся такого ценного корабля.

– Но если судить по курсу, что передал нам Каськов, «Гебен» сейчас направляется к берегам Болгарии.

– Ну и пусть направляется, ему там негде спрятаться. Возможно, что так он хочет запутать следы. Как ты думаешь, он знает, что его уже обложили? И только вопрос времени, когда мы его обнаружим.

– Я предполагаю, что об одной-то из наших оперативных групп Сушон знает. Вы сами приказали Новицкому запереть пролив линкором. Турки давно уже разглядели его корабли со своего высокого берега и предупредили Сушона каким-нибудь кодированным сигналом, что не смогли расшифровать люди лейтенанта Квасникова. О нас он, возможно, не знает, мы пока ничем себя не выдали, даже радиопередачи не отправляли, а только принимали.

– Мне отчего-то кажется, что он и о нас знает. Только не знает, где мы его караулим.

– Михаил Коронатович, я вот чего опасаюсь: у «Гебена» запас хода в два раза больше, чем у нас. Кроме того, мы сожгли чуть не половину топлива, спеша сюда, и его у нас осталось только на двое суток экономичным ходом. «Гебен» в это время ходил экономичным да средним ходом. Я вот к чему это говорю, у немецкого крейсера угля должно быть еще много, и он может затеряться где-то посредине моря и выждать момент, когда нам придется уходить обратно в Севастополь для пополнения запасов.

– Дмитрий Николаевич, а твои предположения очень даже верны и могут быть к месту. Угля действительно пожгли мы много, но будем надеяться, что Сушон до этого не додумается и не будет прятаться несколько дней в море, а предпримет попытку прорыва. А побережье Турции – это не побережье Скандинавии, тут шхер и фиордов не наблюдается, и отсидеться ему просто негде. Значит, рано или поздно он даст о себе знать. Нам, конечно, желательно, чтобы это случилось раньше.