Книга: Дальний поход
Назад: Глава 2
Дальше: Глава 4

Глава 3

Балтийское море. 28.03.2065
Встречу с братьями по разуму, крови и языку из Сестрорецкой Рабочей Республики я представлял себе в самых радужных красках.
Предполагалось, что когда мы войдём в Финский залив, то на открытых международных радиочастотах сразу же вызовем на связь местные власти. Обозначим себя, они укажут нам курс к уцелевшим пирсам, а возможно, даже вышлют нам навстречу лоцманское судно. Дальше фрегат причаливает к берегу, и нас с радостью встречают. Я веду переговоры с республиканскими начальниками, объясняю нашу ситуацию и делюсь с ними информацией о том, что творится в мире. После всего этого мы договариваемся с ними о сотрудничестве в торговой сфере, и наш отряд делится на две части. Фрегат под командованием Скокова и двадцать десантников возвращаются на ВМБ «Гибралтар» и помогают Семёнову в его трудах. А я вместе с остальными воинами при содействии и поддержке властей Сестрорецкой Республики начинаю поход на ридну Кубань.
Однако я ошибался, а всё из-за того, что изначально опирался на недостоверную и неполную информацию, полученную от Эрика Тролля. Скандинав так ярко и красочно расписывал счастливое и добропорядочное общество всеобщего равенства и братства, которое царило в СРР, что другие прибалтийские анклавы ни мной, ни командирами отряда как возможные будущие партнёры просто не рассматривались.
Впрочем, Эрик ввёл меня в заблуждение не специально и зла за поражение своих братьев-викингов под Мальмё на нас не держал. Он давно уже не был в этих краях и о том, что творилось на территории Ленинградской области и Прибалтики последние пару лет, знал чрезвычайно мало. Оттого всё происходящее с нами в этот день мы воспринимали не так, как могли, если бы владели более полными сведениями об изменениях в жизни Сестрорецка за минувшие полгода.
Итак, сегодня «Ветрогон» вошёл в Финский залив. День начинался просто замечательно. Солнечное раннее утро и спокойное море. Мы со Скоковым стоим на ходовом мостике и разговариваем о какой-то ерунде. Радиосвязь работает, через час-другой мы собираемся вызывать на связь Сестрорецкий радиоцентр, и тут на открытой частоте раздаётся истошный женский крик:
– Помогите!!! Спасите!!! Убивают!!! Кто-нибудь, на помощь!!! Умоляем!!!
Кроме этих слов более ничего, треск динамика – и всё смолкает. На несколько секунд мы с кавторангом замираем в ступоре. В крике было столько страдания и боли, а на заднем фоне ещё и маленький ребёнок плакал, что долетевший к нам через радиоэфир крик о помощи по нервам ударил очень сильно.
– Что это было? – задал я Скокову риторический вопрос.
Капитан фрегата пожал плечами:
– Хрен его знает!
Взяв в руки укавэшку, я вызвал корабельную радиорубку:
– Кум, это Мечник. На связь!
– На связи! – не замедлил с ответом командир БЧ-4.
– Крики слышал?
– Да.
– Можешь определить, далеко это от нас и какой пеленг?
– Сигнал был чёткий, так что, скорее всего, радиоточка находится недалеко. А пеленг мы не засекали, но если сигнал пойдёт вновь, то сразу определим.
– Понятно. Отбой связи!
Пока я разговаривал с радиорубкой, Скоков колдовал вокруг экрана радара, включал разные режимы работы, отсекал помехи, запускал одному ему известные программы и, провозившись пару минут, сказал:
– Четырнадцать миль практически прямо по курсу есть одиночная цель. Скорость – шесть с половиной узлов, траверз городка Локса. Если перейдём на полный ход, то за тридцать пять минут домчим.
Скоков посмотрел на меня, и я, согласившись с его предложением, быстро принял решение:
– Полный ход, и играй боевую тревогу. Непонятно, что там за судно, но крики настолько душераздирающие, что людей требуется спасать. Мало ли что. Может, тонут, а возможно, что-то иное…
Не дослушав, капитан сразу начал отдавать команды:
– Машинное отделение, полный ход! Команде фрегата и десанту боевая тревога! Боцманской команде аврал, приготовиться к проведению спасательной операции!
Стремительно увеличив скорость с семнадцати узлов экономного хода до тридцати узлов полного, рассекая узким стальным корпусом серые балтийские волны, фрегат устремился вперёд, и через двадцать семь минут мы увидели тех, кто нуждался в спасении и молил о помощи. Прямо по нашему курсу, всего в трёх милях на воде горела большая парусная шхуна, которую обстреливал из мелкокалиберных орудий и пулемётов двухтрубный винтовой пароход, водоизмещением от восьмисот до девятисот тонн.
– Сергеич, – обратился я к капитану фрегата, – заходи между пароходом и парусником. Остановим бой, разберёмся, кто здесь и кого уничтожает, а уже после этого и определимся, кто нам друг, а кто просто так, мимо проходил.
– Понял.
Фрегат заложил крутой поворот и, не сбавляя скорости, обошёл разваливавшуюся на части горящую шхуну по левому борту, а я взял трубку радиотелефона и на открытой волне вызвал пароход:
– Говорит капитан Александр Мечников! Неизвестный пароход, немедленно прекратить стрельбу, лечь в дрейф и выйти на связь! Всякая попытка оказать сопротивление будет сразу пресекаться! Жду вашего ответа!
Мне никто не ответил, хотя антенны радиосвязи на пароходе были видны, и вместо того, чтобы сбавить скорость и прекратить стрельбу, пароход только усилил обстрел обломков парусника. Не менее трёх тяжёлых станковых пулемётов били по барахтающимся в воде многочисленным людям, а пара пушек калибра 45–50 мм разбивали в щепы каждую целую доску, за которую могли бы зацепиться эти бедолаги, среди которых было немало женщин и детей.
– Мечник, – вышел на связь Кум, – пароход пытается вызвать берег. Но передатчик у них слабенький, мы его сигнал помехами забили.
– Хорошая работа, связь. Продолжайте следить за эфиром.
– Есть!
– Игнач, – посмотрев на безжалостную расправу над гражданскими людьми, я вызвал командира артиллеристов, – на связь!
– БЧ-2 на связи!
– Подави огневые точки парохода и ударь ему под винты, но аккуратно, чтобы судно осталось на плаву.
– Сделаем всё красиво, с ювелирной точностью! – пообещал пластун.
Проходит всего несколько секунд, и начинают работать наши АК-630. Шестиствольные орудия артиллерийского артавтомата раскрутились, каждая из двух установок «Ветрогона» выплюнула несколько коротких, не больше чем по сорок тридцатимиллиметровых снарядов, очередей, и всё смолкло. С дистанции в девятьсот метров, пусть даже и на ходу, наши опытные комендоры заставили замолчать пушки парохода, подавили пулемётные огневые точки и разбили ему винты.
– Крепыш, поведёшь абордажную партию на борт парохода! – отдал я следующую команду.
– Есть! Ты с нами?
– Да, – подтвердил я и, повернувшись к Скокову, сказал: – Сергеич, сейчас десант высадится на пароход, нас не жди, сразу двигай спасать людей.
– Угу.
Скоков согласно кивнул, а я, подхватив находящийся в штурманской рубке АКС и разгрузку с боезапасом, помчался на основную палубу. Пока я на ходу экипировался и спускался, фрегат уже притёрся вплотную к борту парохода, и на него с криками: «Всем лежать, работает десант!» – перескочили два взвода абордажников. Я последовал за ними. Фрегат отвалил от захваченного нами парохода, и я прошёл туда, где была наибольшая суета, то есть на корму.
Разоружённая команда парохода сноровисто тушила небольшой пожар, а несколько наших воинов следили за их работой. Чуть в стороне, подле надстройки, замерли Крепыш и ещё трое бойцов отряда, а напротив них стояли двое мужиков. Первый – приземистый полноватый человек в военно-морском бушлате чёрного цвета без погон и знаков различия, молчаливый и угрюмый. Второй – смуглый, похож на азиата, пожилой и сухопарый, одет в новенький полевой камуфляж. На его погонах – три больших полковничьих звезды, и в отличие от моряка он нервничает, потрясает в воздухе кулаками и что-то выкрикивает. Судя по всему, Крепыш общается с главными командирами на борту, и именно они мне сейчас и нужны.
Я подошёл и остановился за спиной Крепыша, который настороженно оглядывался и держал руки на перекинутом поперёк груди автомате. Не встревая в разговор, я вслушался в эмоциональную речь азиата:
– Повторяю, перед вами полковник Всероссийской армии Идрис Закая, и я выполняю приказ вышестоящего командования об уничтожении мятежников из руководства бывшей Сестрорецкой Рабочей Республики! Ваши действия оцениваются мной как пиратство, и о вашем нападении на находящееся под моим командованием судно будет немедленно доложено в Москву! Учтите, так просто это вам с рук не сойдёт, и Калининград ответит за свои действия!
Полковник брызгал слюной, выкрикивал множество разных слов, и из того, что он наговорил, я понял следующее. Торговый водный маршрут между Сестрорецкой Республикой и Московским диктатом, который с недавних пор стал называться Всероссийским, вроде как с претензией на объединение всех территорий бывшей России, существует уже как минимум пару лет. Из Прибалтики в Москву отправлялись наёмники, дары моря, некоторые ресурсы и кое-что на меновую торговлю, а из столицы РФ обратно поступали боеприпасы, немного горюче-смазочных материалов и самые примитивные радиостанции.
Обе стороны были довольны своими отношениями, и так продолжалось до тех пор, пока московский правитель Иван Магомедович Степанов не решил прибрать Прибалтику к рукам. Шесть месяцев назад в Сестрорецкой Рабочей Республике, которая строила коммунизм и базировалась на основах учения марксизма-ленинизма, появилось столичное спецвойско, по сути своей элитный охранно-карательный батальон. В Сестрорецке к их приезду уже всё было готово. Местные ренегаты и шпионы диктатора провели бескровный переворот, а после этого объявили Сестрорецк и весь Карельский перешеек Прибалтийским районом Всероссийского диктата. Немногочисленные вооружённые силы СРР были взяты под контроль солдатами спецвойска, а флот, три парохода, несколько парусных шхун и восстанавливаемый корвет Балтийского флота проекта 20380 «Стерегущий», сменили своих командиров.
Простой народ, как всегда, побурчал, поспорил, немного повозмущался, но сопротивления войскам московского диктатора не оказал. Жизнь продолжалась, люди работали и отдыхали, рожали детей, хоронили стариков, и поначалу в Сестрорецке и прилегающих к нему территориях ничего не изменилось. Однако московская власть, оглядевшись и закрепившись на новом месте, переждала зиму и начала устанавливать свои порядки. Среди граждан провели политинформацию и объяснили, что Москва уже больше десяти лет находится в окружении орд дикарей-каннибалов и ведёт войну во имя всего разумного, доброго и светлого. Раз так, то и Сестрорецк переводится на военное положение. Выдаваемые на руки рабочим и их семьям продовольственные пайки урезались на сорок процентов, а жители бывшей СРР должны были незамедлительно готовиться к тому, чтобы сформировать боевые дружины ополченцев и отправляться на фронт.
Что было дальше, мне виделось вполне ясно. Граждане новообразованного Прибалтийского района воевать не хотели. Многие рванули на ПМЖ к своим соседям, питерским поисковикам и военным в Гатчину, кто-то ушёл партизанить в леса, а бывшие лидеры коммунистической рабочей республики вместе с семьями погрузились на самую быструю парусную шхуну и направились ещё дальше, в Калининград. Видя такое дело, командиры столичного спецвойска стали местных граждан ловить. В каждом посёлке и городке брались заложники, а в погоню за беглыми лидерами был послан полковник Закая. Так бы их и изничтожили без всякой жалости и перетопили в студёных весенних водах Балтийского моря, но они успели выкрикнуть по радио мольбу о помощи – и вот мы здесь. Как итог: пароход разбит, часть беглецов будет жить, а полковник Закая считает нас калининградцами, которые пришли на помощь беглецам и помешали ему выполнить приказ.
В свете того, как произошла наша первая встреча с местными жителями и войсками Москвы, возникает закономерный вопрос: как мне и отряду поступить дальше? Пока это не совсем понятно. Есть несколько вариантов развития событий, и, чтобы выбрать наилучший, нам необходима более полная информация о том, что же сейчас происходит на берегу. Послушали одну сторону, а теперь придётся выслушать другую.
– Задолбал ты, полковник! – Невозмутимый Крепыш слушал выкрики московского офицера долго, но и он устал. – Захлопни пасть и жди решения своей судьбы!
– Да я… – попытался ответить ему полковник, но короткий и резкий удар прикладом автомата по печени заставил его согнуться пополам.
Крепыш повернулся ко мне и виновато сказал:
– Мечник, ну, честное слово, достал уже, гав-гав, гав-гав. Как собака какая-то…
– Нормально, – ответил я.
– Что с ним делать?
– Покарауль пока, а как фрегат всех людей из воды выловит и вернётся, тогда и решим.
– Есть.
Я огляделся. Пожар на борту был потушен, весь экипаж согнали в кучу – всего на пароходе оказалось около семидесяти человек. Пара десятков пленных, как и полковник Закая, – в камуфляже, видимо, солдаты спецвойска, остальные одеты в робы и штормовки, наверняка моряки из Сестрорецка.
– Скажите, а что с нами будет? – подал голос до сих пор молчавший человек в бушлате.
– А ты кто?
– Капитан парохода «Выборг» Сомов. Вместе с экипажем был мобилизован на службу Всероссийскому правительству для поимки мятежников и дезертиров.
– И что, не жалко было топить женщин и детей?
Сомов поник головой и еле слышно ответил:
– Жаль, конечно, но у нас дома свои семьи, и, если бы мы пароход в погоню за шхуной не повели, они бы пострадали.
– Понятно, методы нового правительства стары как мир и оригинальностью не отличаются. Что с вами делать, разберёмся, а пока скажи мне, кто из ваших бывших правителей, которые на шхуне удирали, самый авторитетный?
– Так понятно кто, Генеральный Секретарь партийной ячейки товарищ Белов.
– Ещё кто?
Моряк опасливо покосился на полковника Закаю, который начал приходить в себя, и быстро ответил:
– Главный идеолог товарищ Зубровкин и Верховный комиссар товарищ Плетнёв.
– Что за люди? Договориться с ними возможно?
– Сейчас да. Раньше они интриговали много и за власть между собой боролись, а теперь им делить нечего, всё руководство под москвичами и их ставленниками, так что на сотрудничество пойдут.
Пока суд да дело, к борту парохода вновь прижался «Ветрогон», я вернулся на фрегат и принял рапорт Лиды, которая со своим взводом помогала боцманской команде проводить спасательную операцию и вела учёт вытащенных из воды людей:
– Спасено тридцать два человека. Из них семь мужчин, двенадцать женщин и тринадцать детей. Все размещены в третьем матросском кубрике и медотсеке.
– Проведи пофамильный опрос и узнай, уцелели ли такие граждане, как Зубровкин, Белов и Плетнёв. Если таковые имеются, накачайте их обезболивающими и стимуляторами, а после этого на ходовой мостик. Сделай это срочно.
– Сделаю.
Боевая подруга коротко кивнула и умчалась в надстройку, а я поднялся на ходовой мостик. Скоков, который слушал радиопереговоры абордажной партии и успевший разобраться в том, что здесь происходило, спросил:
– Что теперь делать будем?
– В смысле?
– Ну, мы же с москвичами столкнулись, и теперь получается, что через столицу России не пройти, а обходить Московскую область кругалями – дело хлопотное.
– Чепуха это всё, Максим Сергеич. – Я присел в штурманское кресло. – Про то, что мы пароход остановили и бывшую сестрорецкую власть от смерти спасли, на берегу не знают, и если всех свидетелей пустить на дно, то никаких следов не останется.
– Значит, топим пароход?
– Пока нет. Людей губить ума много не надо, а судно неплохое, и его можно кому-нибудь из приморских жителей продать. Например, тем же калининградцам или прибалтам. Они и экипаж, и московских солдат месяц-другой придержат, а нам больше и не надо. Это как один из возможных вариантов.
– Логично, хотя опасность того, что в Сестрорецке про это узнают, есть.
– А-а-а! Нам не привыкать, выкрутимся, если что.
Прерывая наш разговор, на мостике появились Лида, а за ней следом пожилой мужчина далеко за пятьдесят. Худой, глаза ввалились, и вид очень измождённый, однако глаза внимательные, обшаривают всё вокруг, и голова находится в постоянном движении, поворот вправо, поворот влево.
– Разрешите? – спросила Лида.
– Да, проходи и гостя представь, – сказал я.
Мужчина подошёл вплотную, остановился напротив моего кресла и, чуть кивнув, представился сам:
– Бывший комиссар Сестрорецкой Рабочей Республики Яков Алексеевич Плетнёв.
– Вы забыли добавить к слову «комиссар» приставку Верховный, Яков Алексеевич.
– Откуда… – начал было Плетнёв, но посмотрел на захваченный пароход «Выборг» и сам себе сказал: – Конечно же предварительный допрос команды и московских солдат.
– Да, – подтвердил я и спросил: – Кто мы, вы уже в курсе?
– Ваши матросы объяснили.
– Яков Алексеевич, так получилось, что мы вас спасли случайно, и с московскими властями нам вступать в конфликт пока нежелательно. Если мы отпустим вас и отбуксируем «Выборг» в некое тихое место, вы сможете там пересидеть пару месяцев?
Бывший Верховный комиссар над ответом долго не раздумывал и, звонко щёлкнув пальцами правой руки, радостно сказал:
– Такое место имеется. В Калининграде нашу шхуну ждут верные люди. Московской агентуры в тех краях пока нет, и пару месяцев мы сможем тихо пересидеть в одной из приморских деревушек. Только вот своим ходом пароход до пункта назначения не дойдёт…
– Это понятно, с буксировкой мы вам поможем.
– И что, ничего за это не возьмёте?
– А что, у вас имеются ценности?
– Нет. Мы люди идеи, нам золото и прочие богатства в личное владение не требуются. В чём были, в том на шхуну и грузились, а когда пароход стал нас нагонять, из пулемётов отстреливались, вот и поплатились за это жизнями близких людей.
– Хочу вам сказать, что вас изначально не собирались в плен брать.
– Даже так, – еле слышно прошептал Плетнёв. – Всех коммунаров решили под корень вырубить… Ну, гады, дождётесь, поднимется рабочий класс, и все кровью захлебнётесь…
Плетнёв шептал ещё что-то, но я его остановил и спросил:
– Итак, Яков Алексеевич, мы с вами договорились?
– Конечно. Вот только позвольте дать вам совет.
– Говорите.
– Вам не стоит отправляться в Сестрорецк на своём корабле.
– Отчего же?
– У вас его постараются реквизировать в пользу законного правительства России, попросту отберут и фамилии не спросят. И получится так, что, хочется вам того или нет, а вы всё же вступите в конфликт с московским спецвойском, у которого найдётся чем вас встретить.
Задумавшись, я прикинул возможные варианты нашей первой встречи с новой сестрорецкой властью и пришёл к выводу, что в чём-то Плетнёв прав. Если тот же полковник Закая, невеликая шишка в спецвойске, ведёт себя так, как если бы его слово – закон для всех и вся, то как на появление в гавани отличнейшего корабля отреагируют его начальники? Конфликт действительно возможен.
– И у вас есть идеи, как этого избежать? – спросил я комиссара.
– Думаю, что да.
– Излагайте.
– Вам необходимо выйти на связь с гатчинскими военными. У вас с ними много общего, и точки соприкосновения вы найдёте быстро. А уже после этого вы можете вести разговор с генералом Шариповым, который сейчас командует спецвойском и представляет в наших краях Всероссийский диктат.
– Мы подумаем над вашими словами, Яков Алексеевич. Пока отдыхайте, а вечером я жду вас для более обстоятельного разговора, при котором вы укажете точные координаты того места, куда следует отбуксировать «Выборг».
Сопровождаемый Лидой комиссар Плетнёв покинул ходовой мостик. Мы со Скоковым переглянулись, и кавторанг с недоумением произнёс:
– Забавный дядечка. Только-только из студёной воды вылез и на борт поднялся, а уже на ходу подмётки рвёт и в интригу влезает.
– А что ты хотел, Сергеич? В СРР Верховный комиссар – это то же самое, что у нас начальник ГБ. Конечно, масштабы здесь не те, что в Конфедерации, но суть человека неизменна.
– Тогда его поведение становится понятным. И как бы нам не пожалеть, что мы на помощь беглецам поспешили.
– Что сделано, того назад не воротить, и лично я считаю, что мы поступили и поступаем правильно. Отдадим пароход вместе с солдатами и экипажем Плетнёву, а уж он сам разберётся, как с ними поступить. Мы в этих краях люди прохожие, и всерьёз встревать во все местные разборки не стоит.
– Это верно. – Скоков встал, подошёл к планширю и, посмотрев через иллюминатор на наш очередной плавучий трофей, спросил: – Когда начинать буксировку?
– Прямо сейчас. Курс на Калининград.
Назад: Глава 2
Дальше: Глава 4