Глава 21
ЧЕЛОВЕК С ДВУМЯ ЧАЙКАМИ
(Санкт-Петербург, 20.. год)
Сегодня дела начинались ближе к вечеру. По такой уважительной причине Роджер запланировал на утро «большой расслабон»: отваляться в постели за все минувшие и все будущие недосыпы. И потому позволил себе самые пиратские выражения, когда в девять ноль-ноль чья-то нечестивая лапа заколошматила к нему в номер.
Нехорошо поминая святых угодников, подполковник в полосатых трусах доковылял до двери.
– Кто? – вопросил хмуро.
По ту сторону послышался безоблачный голосок:
– Самый счастливый человек!
После такой аттестации Роджер отворил свою обитель и воззрился на пришельца. Пришелец, облачённый в некогда синий комбинезон, был мал ростом и неурочно пьяноват. Одной рукой он сжимал вантуз – усладу водопроводчиков, другой – чемоданчик с инструментом.
– Вы – самый счастливый? – уточнил, на всякий случай, Роджер.
– Самый! – удостоверил визитер. И без перехода поинтересовался: – Это у вас фекалии не проходят?
– Чего-чего у меня не проходит? – опешил подполковник.
Визитер отчего-то обиделся:
– Ну ты чо, не сечёшь? У тебя сортир в говне топнет?
– А! Так бы и сказал! – обрадовался Роджер. – А то – фекалии, фекалии…
Водопроводчик повинно смутился:
– Пардоньте, за интеллигента вас принял! Дык у тебя, что ли?
– Нет, не у меня. У меня – полный ажур.
– Ну так бы сразу и сказал! А то морочишь голову людям! – и ранний гость вознамерился отбыть на поиски топнущего сортира.
Но Роджер уже не хотел его отпускать:
– Минутку, приятель! А почему вы – самый счастливый?
– А я в нашу эпоху тотальной разобщенности и социального неравенства пребываю под наркозом, – ухмыльнулся приятель. – Перманентно! Вот как щас: с самого утреца – и уже под наркозом! Сто грамм беленькой, а поверх – два стопаря портвешку – заполировать, значит. Обстоятельно!
И к месту пьяненько икнул:
– Человечество страдает. Глобально! Там – экология, тут – терроризм. Или, скажем, толерантности недостаёт иным-некоторым. Отседа – острый душевный дискомфорт. А мне – хошь бы хны! Вот и выходит: как ни кинь, а я и есть – самый наисчастливый.
После чего перешел к злобе дня:
– Ладно, пойду шукать – кто там в обнимку с фекалией налаживает мирное сосуществование!
Но Роджер снова не дал ему приступить к исполнению служебного долга. Ухватил за рукав, попенял:
– Слушай, а ведь некрасиво это! Человечество страдает поголовно, а хорошо – тебе одному. Поделился бы счастьем своим!
– А чего? Меня жаба не душит, бери! – согласился гость. И протянул подполковнику вантуз. – Пошли! Вот сортир от говна прочистим – и примем наркозу для тотального счастья всех, значит, трудящих!
К такому варианту подполковник оказался не готов. От вантуза убрал руки за спину:
– Спасибо, я повременю! Ты покамест без меня… это… прочищай!
Он закрыл за гостем дверь. Хмыкнул: весёлый городок! Один счастливый житель сыскался, и тот – специалист по фекалиям!
* * *
Пытаясь убить время до вечера, подполковник щёлкнул пультом телевизора. Экран осветился, на нём ожили кадры криминальной хроники: стая бритоголовых, взяв в кружок, избивала ногами чернокожего ровесника. Роджер выругался, включил другой канал. Там прокручивали архивную кинопленку времен Второй мировой: японские офицеры замораживают руки пленным маньчжурам. Опять не то! Ледогоров снова нажал на пульт – и подполковничьему взору явился неувядаемый Ван-Дамм, элегантно творящий окрошку из плохих парней.
– Да что вы, сговорились? – рыкнул подполковник и переключился на благословенный канал «Культура», интеллигентный и доброжелательный. «Культура» демонстрировала американский фильм про жизнь обитателей саванны: львы рвали на куски теплую тушу антилопы.
Истекающая кровью плоть напомнила Роджеру о вчерашних деликатесах Бомжа, а потом навела на более далекие воспоминания. И снова перед глазами возник тот день, сотканный из одуряющей жары, из пота с пылью и озверелой канонады гаубиц…
Где-то в жаркой Африке…
Невыдуманная история капитана Ледогорова
Он, тогда ещё – капитан КГБ, со своими «Кондратами» наступал в составе моторизованного полка МПЛА. «Кондратами» Роджер именовал офицеров ангольской армии за их неизменное обращение «камрат» – «товарищ». Но его «Кондраты» были «Кондратами» особыми. Можно сказать – «Кондратами» с большой буквы: из этих ребят капитан Ледогоров формировал элитный отряд – зачаток будущего Управления специальных операций Народной республики Ангола. И сейчас, в ходе общего наступления, они отрабатывали свои, сугубо специфические задачи.
В конце концов, благополучно выдавив унитовцев, они ворвались в провинциальный городишко на севере, неподалеку от границы с Заиром. Роджер чувствовал себя, как крокодил на диете. Весь день продвигались с боем, во рту – ни маковой росинки, разобиженное брюхо уже и урчать перестало. И тут – как по заказу: ресторанчик прямо на пути, и ароматы от него веют – слюной изойдешь. Шашлык – не шашлык, но мясо жарится с дымком! Голодное воображение, как нищий художник с Монмартра, тут же всё нарисовало: и какое это мясцо сочное, и какая хрустящая у него корочка.
«Превратим фантазию в реальность!» – хмыкнул оголодавший капитан и, сопровождаемый «Кондратами с большой буквы», ринулся в ресторацию.
Рассредоточились, начали методично обследовать помещение за помещением: не затаился ли гдеунитовский недобиток с подствольным гранатометом? Охотящимся барсом Ледогоров заскочил в подсобку. Пусто! Вывалился обратно в полутемный коридор, уперся взглядом в тяжкую металлическую дверь, рывком отвалил ее в сторону. Тут же отпрыгнул вбок, кувырнулся через плечо – вперед и вправо. Упруго привстав на колено, повёл по сторонам десантным «калашом». Непроизвольно поёжился: капитана обжигало морозом – словно из раскалённого ангольского августа залетел в родной российский январь.
За пару секунд, в которые уложилась нехитрая эта акробатика, Ледогоровские глаза привыкли к темноте. Им предстала большая холодильная камера. Массивные крюки, подвешенные к потолку, пустовали: мясо лежало на полу. Но это были не коровьи туши.
На подёрнутом инеем полу ровной армейской шеренгой были уложены девять голых мужчин. У каждого живот был вспорот, выпотрошен и нафарширован рисом.
А через открытую дверь лились пьянящие запахи от невидимой жаровни. И тут до Ледогорова дошло – что за «шашлык», благоухая, румянится на кухне. Роджер скорчился в жестокой судороге, и его вырвало тёмной желчью.
На осклизлых от крови дорогах войны Алексей Ледогоров навидался всякого и полагал себя тёртым калачом. Но эти «мясные полуфабрикаты» врезались в его память, как врезается в человеческую плоть иззубренный стальной осколок.
С того дня стоило Роджеру учуять запах жареного мяса, как в голове мутилось, перед глазами всплывали зеленые дирижабли, а ноги начинали трястись, как от приступа коварной тропической малярии.
…Итак, телевизор был решительно выключен. Но времени до встречи с профессором-букой оставалось ещё немерянно. Подполковник уже и медитировал не единожды, и про «Жанетту» с какао на борту намурлыкал раз этак двадцать, и пытался читать книжонку, купленную по случаю на вокзале. Не помогало: минуты тянулись, как безразмерный чулок, на котором Ледогорову впору было повеситься.
И тут – о, счастье! – жалобно пискнул телефонный аппарат.
– Добрый день, Карл Юхансович! – произнёс интеллигентный голос. – Это Фёдор Маркианович, Палата мер и весов. Дмитрий Иванович просил напомнить: завтра направляем вам двух новых поверителей.
– Какой ещё Дмитрий Иванович? – уточнил Роджер.
Голос изумился:
– Что значит – «какой»? Дмитрий Иванович у нас один: Менделеев. Вы что, нездоровы нынче, Карл Юхансович?
– Нездоров, – буркнул Алексей Николаевич, подстраиваясь под стиль незнакомого шутника. – У меня легкая мигрень, несварение желудка и этот (как его?) апоплексический удар. Да, совсем забыл сказать! И я – не Карл Юхансович!
Положив трубку, подполковник вновь предался безрадостному ожиданию. По роду службы ему приходилось ждать часто и подолгу. Но темперамент – это тебе не носовой платок: его в карман не спрячешь. Роджеру казалось – часы вступили в преступный сговор с автором ультиматума.
Но вот, наконец, протекало восемь вечера – и подполковник сладострастно нажал на кнопку звонка в квартире Доцента-Бомжа…
* * *
На сей раз никто ничего не жарил на кухне, и даже сбрендивший DVD-плеер помалкивал в тряпочку. Но Роджеру сегодня пришлось погорячее.
Как только румянощёкий Бомж представил гостей друг другу, сразу же вспыхнула взаимная «нелюбовь с первого взгляда».
Странноватый профессор, смахивающий на древнего викинга, заслышав о принадлежности визитера к «органам», тотчас набычился. Он на дух не выносил государство и госаппарат – диктатуру посредственностей, которые перекрывают кислород исполинам духа, Гроссмейстерам. Особую же ненависть питал к «гэбистским сукам», цепным псам режима – что коммунистического, что теперешнего, который и не знаешь, как обозвать.
Ну а сейчас к всегдашнему неприятию примешивались и вовсе уже особые резоны. Не по мою ли душу заявился столичный вурдалак? Эх, крючконосый, попался бы ты мне годик назад! Я б тебя на бутерброд намазал и крысам помоечным скормил!
Пират Викингу симпатизировал не более. «Супермен хренов, думает – челюсть отрастил, так все перед ним в позу прачки встанут! Погоди, индюк надутый: я тебя ногами затопчу и рук не замараю!».
И оба кривили душой. При всем горячем желании Викинг не стал бы посланца ФСБ ни на что намазывать. Понимал: если «органы» и впрямь вышли на Платоновский след, то за этим гадёнышем пришлют другого – ещё гаже. Да и Роджеру топтать профессора было не с руки: предстояло ещё сто раз перепроверить – тот ли это гусь, что накатал ультиматум президенту? И потому подполковник, фонтанируя улыбками, нёс какую-то ахинею – лишь бы завязать хоть какой, хоть убогонький разговор.
Но разговора не получалось. Глянув волком и оборвав «вурдалака» на полуслове, Викинг спросил без экивоков:
– Ну? И чего надо? Чего вынюхиваете?
Роджер же сиял, как новогодняя елка:
– Да без дела, понятно, у нас в командировки не отправляют! – И туманно пояснил: – Приехал вот – искать одну зловредную иголку в вашем питерском стоге сена…
А сам, не глядя, вроде бы, на профессора, сканировал его – внешность, мимику, жесты.
Внешностью природа «клиента» не обделила. Была в нем не просто мужская красота и сила, а какая-то особенная выразительность. И совсем уже бросалась в глаза одна деталь. Профессор представлял собой этакую белокурую бестию. И только брови, упрямо сросшиеся на переносице, выделялись угольной чернотой. На Платоновском лице они казались чёрной птицей, распластавшей крылья в полете. А сверху, в светло-русой шевелюре, снегом белели несколько седых прядей. И когда Платонов откидывал волосы со лба, снежные эти пряди распадались надвое – будто бы над чёрной птицей парила большая и белая: догоняла и всё не могла догнать.
А поскольку весь Платоновский облик намекал Роджеру на суровых варягов, то и птицы тотчас превратились в белую и чёрную чайку. И реяли эти чайки, как над волнами, над синими всплесками профессорских глаз.
«Вот и особая примета, лучше не придумаешь!» – подумал мстительно подполковник.
А «человек с двумя чайками», наплевав на всякие политесы, двинулся к выходу:
– Ладно, пошёл я. Не о чем нам балясы точить. Привет дедушке Феликсу!
– Уходите? – спросил добродушно Роджер, проигнорировав насчёт дедушки. – Да и мне пора.
И, не дав Платонову опомниться, взял его на абордаж:
– Заодно подскажете, как добраться до автобусной остановки. А то я, знаете ли, с детства топографическим идиотизмом страдаю!
– Заблудиться в каменных джунглях опасаетесь? – осклабился Викинг. – Это правильно! Водятся у нас серые волки: хлебом не корми – дай гэбиста на зуб попробовать!
Хозяин дома с откровенным наслаждением наблюдал всю эту сцену («Любопытственно, любопытственно!»). Кабы дошло до мордобоя, – подумалось подполковнику, – Бомж и вовсе плясал бы от радости.
Шашлык из человечины.
Способ приготовления
Лук нарезать полукольцами. Человечину промыть, удалить пленки и сухожилия, нарезать кусочками массой 600–700 г, посыпать солью и специями, соединить с луком., измельчёнными чесноком и зеленью, перемешать. Выдержать в прохладном месте не менее 4–5 часов. Подготовленное мясо нанизать на шампуры и жарить над углями. Подавать шашлык с репчатым луком.
Из «Книги о вкусной и здоровой пище для людоедов»
