К вечеру второго дня пути Роканнон не мог разогнуть спину, его лицо обветрилось, но зато он уже научился сидеть в высоком седле и не без сноровки управлять большим летающим животным из конюшен Халлана. Сейчас над ним и под ним простирались слои кристально чистого воздуха, пронизанного розовым света медленного заката. Чтобы как можно дольше оставаться в солнечных лучах (они любили тепло, как кошки), крылатые кони летели высоко. Могиен со своего черного охотничьего коня (интересно, подумал Роканнон, как его правильнее называть, конем или котом?) смотрел вниз, выбирая место для ночлега: в темноте крылатые кони не летали. Позади, на меньших белых конях, чьи крылья в предзакатных лучах огромного Фомальгаута казались розовыми летели двое «среднерослых».

— Посмотри, Повелитель Звезд!

Конь Роканнона вскинулся и завыл, увидев, на что показывает Могиен: нечто маленькое и черное плыло невысоко в небе, оставляя за собой в безмолвии вечера чуть слышное стрекотание. Роканнон махнул рукой, показывая, что надо сразу спускаться. Когда они опустились на лесную поляну, Могиен спросил:

— Это был такой же корабль, как твой, Повелитель Звезд?

— Нет. Это корабль, которому с планеты не улететь, вертолет. Доставить сюда его могли только на корабле, который гораздо больше моего — на звездном фрегате или грузовозе. Они явно решили захватить вашу планету. И явно высадились еще до того, как сюда прибыл я. Так или иначе, хорошо бы узнать, что они намерены делать, для чего им здесь бомбардировщики и вертолеты… Они легко могут подстрелить нас в небе, даже с большого расстояния. Нужно их очень остерегаться, Повелитель Могиен.

— Летел этот корабль со стороны, где живут «люди глины». Надеюсь, он нас не опередил.

Переполненный гневом, который вызвало в нем появление этого черного пятна на заходящем солнце, этого таракана, ползущего по чистой планете, Роканнон только кивнул в ответ. Кто бы ни были эти люди, нанесшие бомбовый удар по мирному исследовательскому кораблю, они определенно решили исследовать планету сами, занять ее и колонизовать или использовать в каких-то военных целях. Разумные формы жизни на планете (а их по меньшей мере три вида, и уровень технического развития у всех трех низкий) они либо будут игнорировать, либо поработят, либо уничтожат — как им покажется удобнее. Потому что агрессивную цивилизацию интересует только техника.

И в этом же, подумал Роканнон, наблюдая, как «среднерослые» расседлывают крылатых коней и отпускают на ночную охоту, именно в этом, быть может, уязвимое место и самого Союза Всех Планет. Его везде интересует только уровень технического развития. Даже не исследовав остальные континенты и вступив в контакт лишь с некоторыми из видов разумных существ на планете, две экспедиции, направленные сюда в прошлом столетии, начали продвигать один из видов к предатомному уровню технического развития. Он это приостановил, а в конце концов организовал этнографическую экспедицию и прибыл с ней сюда, чтобы побольше об этой планете узнать; однако особых иллюзий по поводу возможных результатов своей деятельности у него не было. Эти результаты в конечном счете будут использованы лишь как исходный материал для выбора вида, чье техническое развитие ускорить целесообразней. Так Союз Всех Планет готовился к встрече с Врагом. Сто миров были уже подготовлены и вооружены, и еще тысячу сейчас знакомили со сталью и колесом, тракторами и реакторами. Однако его работа заключается не в распространении, а в накоплении знаний, и, пожив на нескольких так называемых отсталых планетах, он не испытывал больше никакой уверенности в том, что так уж мудро делать ставку только на оружие и машины. Тон в Союзе Всех Планет задают агрессивные, изготовляющие орудия труда гуманоидные виды из Центавра, с Земли и из созвездия Кита, а они с пренебрежением смотрят на некоторые свойственные разумным существам способности.

На эту планету, думал Роканнон, у которой даже нет своего названия, а лишь обозначение, Фомальгаут-2, большого внимания, вероятнее всего, никто никогда не обратит, так как Союз, открыв ее, не обнаружил на ней ни одного вида, который уже превзошел бы уровень рычага и кузнечного горна. Другие разумные виды на других планетах продвинуть вперед было легче, легче было добиться, чтобы ко времени, когда внегалактический Враг вернется, они стали дееспособными союзниками. А Враг вернется обязательно, тут сомневаться не приходилось. Он вспомнил, как Могиен предложил противопоставить флоту сверхсветовых бомбардировщиков мечи Халлана. А вдруг окажется, что по сравнению с оружием Врага бомбардировщики эти все равно что мечи из бронзы? Вдруг оружие Врага телепатическое? Разве плохо было бы узнать побольше о разновидностях и возможностях телепатии? Политика Союза Всех Планет слишком догматичная, себя не оправдывает, а теперь, по-видимому, привела на одной из планет и к мятежу. Если буря, назревавшая на Фарадее еще десять лет назад, действительно разразилась, это означает, что молодая планета, которую вооружили и обучили военному искусству, решила теперь, отхватив изрядный кусок звездного пирога, создать собственную империю.

Роканнон, Могиен и двое слуг, темноволосые ольгьо, поели черствого, но вкусного хлеба из кухонь Халлана, попили желтого васкана из бурдюка и улеглись спать. Маленький костер со всех сторон обступали деревья, очень высокие, ветки которых сгибались под тяжестью остроконечных темных шишек. Среди ночи в ветвях зашуршал холодный мелкий дождь. Роканнон спрятался с головой под одеяло из мягкого, как пух, меха домашних крылатых хэрило и, не просыпаясь, проспал под шорох дождя всю долгую ночь. Крылатые кони вернулись на рассвете, и солнце еще не поднялось над горизонтом, а четверо путников уже летели к светлым глинистым берегам залива, туда, где живут «люди глины».

Опустившись на эту глину около полудня, Роканнон и двое слуг, Рахо и Яхан, растерянно огляделись: никаких признаков жизни вокруг видно не было. Однако Могиен с абсолютной уверенностью, свойственной представителям его касты, сказал:

— Они придут.

И правда, они пришли, шесть невысоких, приземистых гуманоидов, каких, в количестве четырех, Роканнон видел в музее годы назад; и опять, как тогда, они были Роканнону по грудь, а Могиену по пояс. Гдема были нагие, такие же беловато-серые, как глина вокруг — поистине «люди глины». Когда они заговорили, Роканнону стало немного не по себе, потому что непонятно было, который из них говорит; казалось, будто говорят все, но одним резким голосом. «Телепатия в пределах планеты», — вспомнились Роканнону прочитанные в «Карманном указателе» слова, и он с еще большим уважением посмотрел на безобразных маленьких человечков, владеющих этим редким даром. Его три высоких спутника, однако, никаких чувств, похожих на его, не обнаруживали. Вид у них был мрачный.

— Что нужно ангья и слугам ангья у Властителей Ночи? — спросил (или спросили) на «общем языке», диалекте языка ангья, использовавшемся для общения между всеми разумными видами на планете, один из «людей глины» (или все они разом).

— Я Властитель Халлана, — сказал Могиен, великан рядом с «людьми глины». — Около меня стоит Роканнон, хозяин звезд и дорог через ночь, служитель Союза Всех Планет, гость и друг рода Халлана. Воздайте ему почести! И отведите нас к тем, кто достоин говорить с нами. Есть слова, что должны быть сказаны, ибо скоро в теплый сезон пойдет снег, а ветры задуют наоборот, и вместо корней у деревьев начнут расти листья, а вместо листьев — корни.

«Просто удовольствие его слушать», — подумал Роканнон, хотя особой деликатности, надо прямо сказать, ангья не обнаруживал. Явно сомневаясь в правдивости сказанного «люди глины» безмолвствовали.

— То, что ты говоришь, правда? — спросил (или спросили) вдруг один (или несколько) гдема.

— Правда, — ответил Могиен, — и еще вода в море превратится в древесину, а у камней вырастут ступни с пальцами! Отведите нас к тем, кто вами правит, к тем, кто знает, что такое Повелитель Звезд, и не тратьте зря время!

Снова наступило молчание. Стоя среди низкорослых гдема, Роканнон испытывал сейчас какое-то не очень приятное ощущение, будто около его ушей вьются, задевая их крыльями, какие-то насекомые — это «люди глины» согласовывали телепатически свой ответ.

— Идемте, — сказали они наконец и, повернувшись, пошли по липкой глине.

Неожиданно они остановились, стали в кружок, наклонились, а потом, выпрямившись, расступились в стороны, и Роканнон увидел яму с торчащим из нее концом лестницы: вход в Царство Ночи.

Ольгьо остались с крылатыми конями наверху, а Могиен и Роканнон спустились по лестнице в мир пещер и перекрещивающихся, разветвляющихся туннелей, цементированных, с шероховатыми стенами и электрическим освещением; здесь пахло потом и прокисшей едой. Бесшумно ступая за ними плоскими и серыми босыми ногами, «люди глины» привели их в слабо освещенную, почти шарообразную, как пузырь воздуха в пласте каменной породы, пещеру и оставили там одних.

Они стали ждать, но никто не появлялся.

Интересно, подумал Роканнон, почему первые исследователи рекомендовали принять в члены Союза Всех Планет именно «людей глины»? Может быть, потому, что экипажи первых экспедиций на Фомальгаут-2 состояли из жителей холодной планеты в созвездии Центавра, и те, спасаясь от потоков тепла и слепящего света, исходящих от огромного солнца звездного класса А-3, с чувством огромного облегчения укрылись в пещерах гдема? Им, центаврийцам, самыми разумными на такой планете должны были показаться те, кто живет под ее поверхностью. Для него же, Роканнона, жаркое белое солнце и ночи, залитые светом четырех лун, резкие перемены погоды и дующие непрерывно ветры, плотная атмосфера и не слишком большая гравитация, благодаря которым здесь столько видов летающих тварей, были не только приемлемыми, но и просто его радовали. Однако, подумал он, именно по этой причине ему труднее, чем центаврийцам, объективно судить о здешних пещерных жителях. Соображают гдема хорошо. Кроме того, они телепатичны (а телепатия — явление куда более редкое и менее понятное, чем, например, электричество), однако первые экспедиции не придали этой их способности никакого значения. Они подарили гдема электрогенератор и космический корабль-автомат с запрограммированным маршрутом, познакомили «людей глины» кое с какой математикой, похлопали поощрительно по плечу — и улетели, бросив тех на произвол судьбы. А что делали коротышки с той поры? Он спросил об этом Могиена.

Молодой властитель, определенно ни разу в жизни до этого не видевший никаких искусственных источников света кроме свечи или смоляного факела, без малейшего интереса посмотрел на электрическую лампочку над головой.

— У них всегда хорошо получались всякие изделия, — сказал он свойственным ему крайне высокомерным тоном.

— Что-нибудь новое они в последнее время делали?

— Наши стальные мечи мы покупаем у «людей глины»; кузнецы, обрабатывающие сталь, были у них еще во времена моего деда; но что было раньше, я не знаю. Бок о бок с «людьми глины» мой народ живет с давних времен, мы позволяем им рыть туннели даже на границах наших владений, платим за мечи серебром. Говорят, что они богаты, но набеги на них запрещены обычаем. Война между двумя разными племенами к добру не ведет, ты знаешь сам. Даже когда мой дед Дурхал, думая, что они украли его жену, отправился к ним сюда, он не нарушил запрета и не стал заставлять их говорить. «Люди глины» стараются, если возможно, не лгать, но и не говорить правду. Любви к ним мы не испытываем, как и они к нам — наверно, они помнят те далекие дни, когда запрета еще не было. Храбростью «люди глины» не отличаются.

За спиной у них загремел голос:

— Склонитесь перед Повелителями Ночи!

Оба мгновенно обернулись; рука Повелителя Звезд легла на лазерный пистолет, а руки Могиена — на рукояти мечей, но Роканнон сразу заметил вмонтированный в вогнутую стену динамик и шепнул Могиену:

— Не отвечай.

— Говорите, пришедшие в Пещеры Властителей Ночи!

Оглушительный голос, казалось, не мог не вызвать страха, однако у Могиена лишь поднялись в ленивом недоумении высокие дуги его бровей. Немного помолчав, он спросил:

— Теперь, после того, как ты три дня летел на крылатом коне, ты почувствовал, Повелитель Звезд, какое это удовольствие?

— Говорите, вас слышат!

— Почувствовал. И полосатый конь легок в полете, как западный ветер в теплый сезон, — сказал Роканнон, используя комплимент, услышанный как-то за столом в Зале Пиршеств Халлана.

— У него очень хорошая родословная.

— Говорите! Вас слышно!

И они начали, между тем, как стена бушевала и ярилась, обсуждать разведение крылатых коней. В конце концов из туннеля появились двое «людей глины» и буркнули:

— Пойдемте.

Через разветвляющиеся туннели они привели Роканнона и Могиена к очень чистому, похожему на увеличенную игрушку маленькому вагончику на электрическом ходу, и вчетвером они быстро проехали на нем по туннелям несколько миль; глина осталась позади, теперь вокруг них был известняк. Остановился вагончик перед входом в ярко освещенный зал. В дальнем конце зала стояли на возвышении трое гдема. Как этнолог, при первом же взгляде на них Роканнон ощутил острый стыд: все трое показались ему на одно лицо. Как в свое время китайцы голландцам, а позднее — русские центаврийцам… Потом он уловил отличие двух «людей глины», стоявших по сторонам от третьего, стоявшего посередине: у этого на голове была железная корона, а властное лицо было белое и морщинистое.

— Что нужно Повелителю Звезд в пещерах Могущественных?

Формальный характер «общего языка», на котором они к нему обратились, в этой ситуации устраивал Роканнона как нельзя лучше, и он ответил на нем же:

— Я надеялся прийти гостем в эти пещеры, узнать обычаи Повелителей Ночи и увидеть ими творимые чудеса. Я надеюсь, что возможность для этого у меня еще будет. Но ныне происходит плохое, и сейчас меня привела к вам крайняя нужда. Я должностное лицо Союза Всех Планет. Я прошу вас доставить меня к звездному кораблю, который вам подарил Союз в знак его доверия к вам.

Все трое смотрели на него, и выражение их глаз не менялось. Благодаря возвышению, на котором они стояли, казалось, что они одного с Роканноном роста, и он смотрел, не в силах оторвать взгляд, на их широкие лица, чей возраст невозможно было определить, и в будто окаменевшие их глаза. У Роканнона было чувство, что все это происходит во сне, когда стоявший слева сказал на галапиджине:

— Корабль нет.

— Есть, — сказал Роканнон.

Наступило молчание, потом говоривший гдема повторил:

— Корабль нет.

— Говорите, пожалуйста, на «общем языке». Я прошу вашей помощи. На вашу планету высадились враги Союза. Если вы допустите, чтобы они здесь остались, планета эта перестанет быть вашей.

— Корабль нет, — снова повторил левый. Двое других стояли неподвижные как сталагмиты.

— Значит, я должен сказать другим Повелителям Союза, что «люди глины» не оправдали их доверия и не достойны сражаться в Грядущей Войне?

Ответом было молчание.

— Доверие либо обоюдно, либо его нет вообще, — сказал наконец на «общем языке» гдема, увенчанный железной короной.

— Если бы я вам не доверял, разве бы обратился я к вам за помощью? Выполните хотя бы вот какую мою просьбу: отправьте этот корабль с письмом в Кергелен. Не нужно, чтобы кто-то полетел на нем и потерял восемь лет: корабль до Кергелена долетит сам.

Опять наступило молчание.

— Корабль нет, — снова повторил скрипучим голосом левый.

— Пойдем, Повелитель Могиен, — сказал Роканнон и повернулся к «людям глины» спиной.

— Тех, кто предает Повелителей Звезд, предают не только их, но и древние обычаи, — высокомерно сказал, отчеканивая каждое слово, Могиен. — Еще в очень древние времена делали вы для нас мечи, «люди глины». Мечи эти не заржавели и сейчас.

И он вышел вместе с Роканноном вслед за сопровождавшими серыми коротышками; те молча отвели их к той же рельсовой дороге, и они, проехав снова через лабиринт сырых, но ослепительно ярко освещенных туннелей, вышли наконец в свет дня.

Они перелетели на крылатых конях на несколько миль к западу, за пределы территории, принадлежащей «людям глины», и опустились, чтобы посовещаться, на берег протекавшей через лес реки.

Могиен не мог отделаться от чувства, что он не оправдал ожиданий своего гостя; он не привык к тому, что ему мешали быть гостеприимным и щедрым, и сейчас лишь с трудом сдерживал возмущение.

— Пещерные черви! — пробормотал он. — Трусы! Никогда не скажут напрямик, что они сделали или хотят сделать. Все «маленькие» таковы, даже фииа. Но фииа все-таки можно доверять. Как ты думаешь, не могли ли «люди глины» отдать корабль врагу?

— Откуда нам знать?

— Я знаю одно: они его отдадут только тому, кто заплатит вдвое. Все вещи, вещи — кроме вещей, их не интересует ничего. Что имел в виду самый старый, когда говорил, что доверие должно быть обоюдным?

— По-моему, его народу кажется, будто мы, Союз, их предали. Начали помогать им, потом вдруг бросаем их на сорок пять лет, не общаемся с ними, не приглашаем больше к себе, говорим им, чтобы они надеялись только на себя. И вина тут только моя, хотя они этого не знают. С какой стати, коли на то пошло, должны они быть со мной любезны? Думаю, что в контакт с врагом они еще не вошли. Но если они и продадут ему корабль, это все равно ничего не изменит. Врагу от него пользы будет даже меньше, чем мне.

Роканнон стоял, ссутулившись, и смотрел вниз, на искрящуюся реку.

— Роканнон, — сказал Могиен, впервые называя его просто по имени, как родственника, — недалеко от этого леса, в неприступном замке Кьюдор, живут мои двоюродные братья, у них тридцать воинов ангья и три деревни «среднерослых». Они помогут нам наказать «людей глины» за их дерзость…

— Нет, — твердо сказал Роканнон. — Понаблюдать за «людьми глины» стоит, это ты своему народу скажи; действительно, враг может подкупить гдема. Но ради меня ни один обычай не будет нарушен и не начнется ни одна война. Это было бы бессмысленно. В такие времена, как сейчас, Могиен, судьба одного человека не имеет значения.

— Если она не имеет значения, — спросил Могиен и поглядел в небо, — то что имеет?

— Повелители, — прервал их стройный молодой ольгьо Яхан, — кто-то прячется за деревьями на том берегу.

И он показал на цветное пятно, появившееся и исчезнувшее за темными хвойными деревьями.

— Фииа! — воскликнул Могиен. — Посмотри на коней, — сказал он Роканнону.

Все четверо больших животных, навострив уши, уставились на деревья на том берегу реки.

— Повелитель Халлана приходит к фииа только с дружбой! — прозвенел над широкой, мелкой, но громко журчащей рекой голос Могиена.

И почти сразу же на том берегу, там, где под деревьями смешивались свет и тень, появилась маленькая фигурка. На ней мелькали пятнышки солнечного света, и поэтому она то вспыхивала, то гасла, ее было трудно удержать в поле зрения, и от этого казалось, что фигурка приплясывает. Она начала приближаться, и Роканнону почудилось, будто он идет по поверхности реки — так легко переходил фииа мелкую, просвеченную солнцем реку. Полосатый крылатый конь Роканнона встал и, мягко ступая толстыми ногами с полыми костями внутри, подошел к краю воды. Когда фииа вышел на берег, большое животное наклонило голову, и фииа, подняв руку, почесал пушистые уши. Потом он подошел к четырем путникам.

— Привет Могиену, наследнику Халлана, солнцеволосому, с двумя мечами!

— Голос был тоненький и нежный, как у ребенка, и маленьким и легким, как у ребенка, было тело, но совсем не таким, как у ребенка, было лицо. — И тебе привет, гость Халлана, Повелитель Звезд, Скиталец! — и на несколько мгновений странные, большие, светлые глаза задержали взгляд на Роканноне.

— Фииа знают все имена и новости, — сказал Могиен с улыбкой.

Однако маленький человечек в ответ не улыбнулся. Это поразило Роканнона, побывавшего с исследовательской группой, пусть ненадолго, в одной из деревень фииа.

— О Повелитель Звезд, — сказал нежный дрожащий голосок, — кто прилетает в крылатых кораблях и убивает людей?

— Убивает людей? Твоих соплеменников?

— Всю мою деревню, — сказал человечек. — Я пас скот на холмах. Услышал умом, как кричат мои родичи, и пошел в деревню, и они сгорали в огне и кричали. Над деревней были два корабля с вращающимися крыльями. Эти корабли выплевывали огонь. Из всей деревни, кроме меня, нет больше никого, и говорить умом мне теперь не с кем. Где у себя в голове я слышал родичей, теперь только огонь и молчание. Почему такое произошло, Повелители?

Он переводил взгляд с Роканнона на Могиена и обратно. Потом согнулся, как смертельно раненный, присел и съежился.

Могиен стоял над ним, положив руки на рукояти мечей, и его трясло от гнева.

— Клянусь отомстить тем, кто уничтожил фииа! Как такое могло случиться, Роканнон? У фииа нет мечей, нет богатств, нет врагов! Никого не осталось из тех, с кем он говорил умом, никого из его родичей. Один, без соплеменников, фииа не может жить. Когда он остается один, он умирает. Для чего они уничтожили всех его родичей?

— Чтобы показать свою силу, — ответил Роканнон. — Давай возьмем его с собой в Халлан, Могиен.

Высокий властитель Халлана опустился на колени возле маленькой съежившейся фигурки.

— Фииа, наш друг, садись со мной на моего крылатого коня. Я не могу говорить с тобой умом, как ты разговаривал со своими родичами, но и слова, которые говорят вслух, не все пустые.

В молчании сели четверо путников на крылатых коней, фииа — как ребенок, на высокое седло перед Могиеном, и кони снова поднялись в воздух. Им помогал лететь южный ветер с дождем, дувший в спину, и к концу следующего дня Роканнон увидел мраморную лестницу, поднимающуюся по лесистому склону, Мост-над-бездной, соединяющий два зеленых края пропасти, и башни Халлана в лучах долгого заката. Во Дворе Прилетов их сразу окружили жители замка, светловолосая знать и темноволосые слуги, они торопились рассказать новости: Реохан, ближайший к ним замок на востоке, сожжен, и все, кто там жил, сгорели: как понял Роканнон, сделали это, опять с вертолетов, несколько человек с лазерными пистолетами; воины и крестьяне Реохана погибли, не получив даже возможности ответить врагу хотя бы одним ударом меча. Люди в Халлане почти не владели собой от гнева и возмущения, но когда они увидели на крылатом коне, принадлежащем их молодому властителю, также и фииа и узнали, почему он здесь, к их чувствам прибавился еще и страх. Многие жители Халлана, самой северной твердыни ангья, до этого фииа никогда не видели, но все знали сказания об этом народе и знали о древнем запрете причинять ему зло. Нападение, пусть даже сколь угодно кровавое, на какой-нибудь из их собственных, ангья, замков в их представления о мире вполне вписывалось, однако нападение на маленьких фииа для них было святотатством. В них боролись теперь страх и гнев. Вечером того же дня, уже в своей комнате в башне, Роканнон услышал шум внизу, в Зале Пиршеств: это ангья Халлана извергали потоки метафор и метали громы и молнии гипербол, клянясь победить врага. Ангья хвастливы, мстительны, высокомерны, упрямы; у них не было письменности, а в языке отсутствовала форма первого лица для глагола «не мочь». Богов в сказаниях ангья не было, а были только герои.

Внезапно в этот далекий шум ворвался, зазвучав совсем рядом, в комнате, чей-то голос, и рука Роканнона на приемнике, который он настраивал, от неожиданности дернулась. Громкий голос рассказывал о чем-то на неизвестном Роканнону языке. Наконец он нашел частоту врага! Что враг говорил на на общегалактическом, было только естественно, если учесть, что на планетах Союза несколько сот тысяч языков, не считая уже занесенных в справочники планет вроде этой, а также еще не обнаруженных. Голос начал называть числа: их Роканнон понимал, потому что они были на языке цивилизации из созвездия Кита, исключительные математически достижения которой, а потому и ее числительные, распространились по всем планетам Союза. Роканнон слушал с напряженным вниманием, но понимал только числа.

Голос исчез так же внезапно, как появился, и из динамиков слышалось теперь лишь шипение атмосферных разрядов.

Роканнон посмотрел в другой конец комнаты, на маленького фииа, который попросил разрешение остаться с ним и молча сидел, скрестив ноги, на полу у окна.

— Это, Кьо, говорил враг, — сказал Роканнон.

Лицо фииа не изменилось.

— Кьо, — спросил Роканнон (по обычаю ангья, обращаясь к отдельным фииа, вместо личных имен употребляли названия деревень, в которых те живут, поскольку было неизвестно даже, есть ли у отдельных фииа свои имена или нет), — Кьо, если бы ты постарался, смог бы ты услышать врагов умом?

В коротких записях, сделанных во время единственного посещения им деревень фииа, Роканнон отметил, что фииа редко отвечают прямо на поставленные вопросы; и ему хорошо запомнилась их скрываемая за улыбкой уклончивость. Однако Кьо, волей судьбы погруженный в чуждую для него стихию звуковой речи, ответил на вопрос Роканнона.

— Нет, Повелитель, — сказал он сокрушенно.

— А можешь ты слышать умом других из твоего народа, в других деревнях?

— Немного. Если бы я в их деревнях жил… тогда, может быть, и смог бы. Фииа иногда переходят жить из родной деревни в другую. Рассказывают даже, что когда-то фииа и гдема говорили умом друг с другом как один народ, но это было давным-давно. Рассказывают, что…

Он замолчал.

— У твоего народа и у «людей глины» и в самом деле были общие предки, хотя теперь вы живете совсем по-разному. Что ты хотел сказать, Кьо?

— Рассказывают, что давным-давно на юге, на высоких местах, где все кругом серое, жили те, кто мог говорить умом со всем живым. Все мысли могли слышать они, Старые, Самые Древние… Но мы спустились с гор, одни в долины, другие в пещеры, и забыли ту, трудную жизнь.

Роканнон задумался. Никаких гор к югу от Халлана на континенте вроде бы нет. Он встал, чтобы взять «Путеводитель» и посмотреть карты, однако его остановил приемник, до этого шипевший на той же частоте. Опять зазвучал голос, но теперь далекий, гораздо слабее того, который он слышал перед этим; звучал то более, то менее внятно, в зависимости от помех, но говорил этот голос на общегалактическом:

— Номер Шесть, отзовитесь. Номер Шесть, отзовитесь… Говорит Фойе. Номер Шесть, отзовитесь.

После бесконечных повторений и пауз голос продолжал:

— …Говорит Пятница… Нет, говорит Пятница… Говорит Фойе; как вы меня слышите, Номер Шесть? Сверхсветовые должны прибыть завтра… и мне сейчас нужен полный отчет об обшивке «семь-шесть» и о сетях. Реализацией сногсшибательного плана пусть занимается Восточный отряд. Вы меня слышите, Номер Шесть? Завтра мы свяжемся по ансиблу с Базой. Будьте добры прямо сейчас передать мне информацию об обшивке. Обшивка «семь-шесть». Нет необходимости…

Голос потонул в приливе помех, а когда появился снова, расслышать удавалось уже только отдельные слова и обрывки фраз. Помехи, молчание, обрывки фраз — и вдруг врезался голос более близкий, он быстро говорил на неизвестном языке, который Роканнон слышал до этого. Говорил и говорил; не шевелясь, так и не убрав руку с «Путеводителя», Роканнон слушал. Так же неподвижно сидел в тени на другом конце комнаты фииа. Голос в динамике произнес две пары чисел, потом их повторил; при повторении Роканнон уловил слово, на языке цивилизации в созвездии Кита означающее «градусы». Он открыл блокнот и записал числа; по-прежнему слушая, открыл наконец «Путеводитель» на той странице, где начинались карты Фомальгаута-2.

Числа, которые он записал, были 2828 — 12140. Если это широта и долгота… Он углубился в карты: рука, державшая карандаш, раза два прикоснулась заостренным кончиком к точкам в открытом море. Попробовал вариант, где 121 означал западную долготу, а 28 — северную широту, и кончик карандаша оказался немного южнее горного хребта, пересекающего примерно посередине Юго-Западный Континент. Роканнон замер, не отрывая взгляда от карты. Приемник молчал.

— Что это было, Повелитель Звезд?

— Кажется, я знаю теперь, где они. Возможно. И у них там ансибл. — Он посмотрел на Кьо невидящим взглядом, потом взгляд повернулся к карте. — Если они и вправду там… Мне бы только добраться туда и расстроить их планы, мне бы отправить через их ансибл хотя бы одно сообщение Союзу, хотя бы…

В свое время картографирование Юго-Западного Континента было проведено исключительно с воздуха, и обозначены лишь горы и самые большие реки. Сотни квадратных километров неизвестности, и о точном местонахождении цели можно только гадать…

— Я не могу сидеть, сложа руки, — сказал Роканнон.

И, снова подняв глаза, встретил ясный, непонимающий взгляд маленького фииа. Встал и начал мерить шагами каменный пол комнаты. Приемник шептал и потрескивал.

У него только одно преимущество: враг не знает о нем и его не ждет.

— Хорошо бы использовать против них их собственное оружие, — продолжал Роканнон. — Я, пожалуй, попробую их найти. На юге. Не только твоих родичей убили эти чужаки, но и моих товарищей. Мы с тобой оба одиноки, оба говорим на неродном для нас языке. Я был бы очень рад, если бы ты остался со мной.

Он сам не знал, почему эти последние слова у него вырвались.

По лицу фииа мелькнула тень улыбки. Параллельно, не соединяя их, он поднял над головой руки. Огоньки свечей в подсвечниках на стенах раскачивались, подпрыгивали, меняя форму.

— Было предсказано, что Скиталец будет выбирать себе товарищей, — сказал фииа. — На какое-то время.

— Скиталец? — переспросил Роканнон.

Но на этот раз фииа ему не ответил.