Глава 16
…Вот и последний день Совета Властителей. Я сижу в первых рядах круглой арены, где установлена трибуна Старшего, ощущая затылком ненавидящие взгляды обоих врагов. Особенно, графа дель Лари. Тот вообще готов убить меня прямо здесь и самым жестоким образом. Кому приятно, когда за твоей спиной перешёптываются о позоре твоей семьи? Хотя на самом деле ничего подобного даже в мыслях не было. А вчерашний скандал вообще… Я явился на бал вместе со своей подружкой, причём, первым. И когда появилась настоящая Иоли дель Лари, то девчонку просто не пустили на бал, заявив, что она – самозванка. А настоящая дочь графа уже давно внутри вместе со своим любовником дель Парда. У девушки случилась истерика, и служанки с трудом привели её в чувство. Примчался разъярённый папаша, которого тут же известили о происшествии, но когда он вместе с дочерью вломился в зал, мы с моей Иоли номер два выскользнули на улицу через второй выход, сели в сани и умчались на одолженный мне сьере Ушуром двор, в котором располагалось его представительство в Ганадрбе. К моему удивлению, моя маленькая разбойница старается изо всех сил насолить сводной сестре. Похоже, что для неё месть семье дель Лари стала новым смыслом жизни… Ну а ночью… Ожидать от неё, что бывшая дама с большой дороги окажется невинной было, по крайней мере, глупо. И уже на вторую ночь в одной постели она сама не выдержала и довела меня до безумия… И такое повторялось каждую ночь, а по приезду в город, и не по одному разу. Поначалу я думал, что Лжеиоли просто хочет забеременеть от меня, надеясь, что это спасёт ей жизнь, но та исправно глотала противозачаточные настои, а страсть не только не ослабевала, но и возрастала с каждым разом… Что же с ней делать теперь? С девушкой, которая так похожа на дочь дель Лари? С самого начала я не собирался оставлять её в живых, а теперь вот думаю, что можно, пожалуй, и сохранить ей жизнь. Когда графство падёт и войдёт в состав баронства, смысл брать на душу лишний грех смерти? Юрайта Симс сможет жить спокойной жизнью, выйдет замуж, родит детей, и необязательно от серва – ведь девчонка необыкновенно красива… Стоп, Атти… Ты что, начинаешь попадать под её очарование и непосредственность, когда она не играет графиню, а является сама собой? Той самой красавицей-дикаркой? Подумай ещё раз. Взвесь всё, что только можно и нельзя, и подумай ещё раз хорошенько… Она действительно слишком много знает о тебе. Так стоит ли оставлять ей жизнь? Могила – самое надёжное место для хранения любых тайн… Старший поднимается со своего места, читает ритуальную фразу, закрывая очередной Совет Властителей. Ну и пустопорожняя говорильня! Разбирали мелкие претензии соседей друг к другу. Приняли пару тупых законов, выделили из одного графства надел для старшего сына, потому что папочка уж слишком зажился на свете – ему стукнуло семьдесят, а всё жив. Хотя здесь живут чуть ли не в три-четыре раза меньше нас. А сервы имеют и того короче отмеренный срок. Тьфу… Едва удерживаюсь, чтобы не сплюнуть в реальности, а не мысленно. Наконец Старший дёргает верёвочку, торжественно звучит колокольчик. Всё. Совет закончился. Я начинаю продвигаться к выходу из зала. Хочу быстрее уехать из Ганадрбы обратно, в Парда. На выходе из здания Совета передо мной возникает согбенная фигура лакея в непонятных цветах одежды, и тот всовывает мне в замшевую перчатку клочок пергамента. Записка? Любовное письмо? Не привлекая внимания, незаметно прячу послание в карман, мне подают верхнюю одежду, выхожу на улицу, усаживаюсь в седло Вороного, мчусь к себе. Не думал, что процедура закрытия настолько длинная и нудная. Рассчитывал выехать после церемонии, но придётся задержаться на сутки. Может, купить себе ту усадьбу, что продаётся? Неподалёку от конторы сьере Ушура? Пожалуй, так и сделаю… Вороной спокойно держится за лошадьми моих подчинённых, и я извлекаю на свет пергамент. Кривыми каракулями там нацарапана короткая фраза: 'Надо поговорить. Дело чести. Буду, как стемнеет'. И печать дель Лари. Граф решил сыграть ва-банк? Ну-ну… Бросаю поводья слуге, треплю довольного пробежкой коня по шее, потом слуги уводят его на конюшню, а я поднимаюсь своим привычным широким шагом на второй этаж, где мы располагаемся вместе с Иоли номер два. Там находятся жилые и гостевые помещения. Девушка сидит у горящего камина. Её лицо печально, словно падение последнего листка с осеннего дерева. Я вхожу в комнату, ещё пахнущий морозом, подхватываю её с маленькой скамеечки, на которой та расположилась, обнимаю, целуя в губы:
– У нас получилось, дорогая! Они клюнули!
Но Юрайта по-прежнему печальна, не понимая, в чём дело, отпускаю её и спрашиваю:
– Что-то случилось? Тебя кто-нибудь обидел?
Она качает прелестной головкой в знак отрицания, а голос шелестит, словно камыш на ветру:
– Нет, сьере барон…
– Тогда что такое? Наоборот, надо радоваться!
Она улыбается сквозь слёзы, потом вновь шелестит:
– Простите, сьере, барон… Я рада… За вас…
Её губы дрожат…
– Меня убьют здесь, или когда мы будем в дороге?
..Сказать ей правду, или солгать?.. Я молчу, потом всё же решаюсь:
– А ты хочешь жить?
– Конечно, хочу! Но… Это же невозможно… Всё написано у вас на лице…
– Что написано?! Чего ты выдумаешь?!
…Я лгу, и мы оба знаем об этом… В двери стучат, и мы отшатываемся друг от друга. Юрайта напряглась, словно струна, губы по-прежнему дрожат, и, кажется, что её дрожь усилилась.
– Войдите!
Появляется местный слуга, кланяется:
– Сьере барон… Вас спрашивает мужчина и женщина. Они не представились, но говорят, что вы знаете, кто они.
– Да, конечно. Пусть их отведут в гостиную, и накроют на стол, что-нибудь изысканное. И лучшее вино.
– Разумеется, сьере барон.
Слуга выходит из комнаты, а я вновь поворачиваюсь к бывшей разбойнице:
– Пойдём…
– Кто там?
– Твой отец и сестра.
Девушка словно оживает, её глаза загораются пламенем ненависти, и голова склоняется в поклоне:
– Благодарю вас, сьере барон, за последнюю милость… Я не могла даже подумать о столь добром и милосердном поступке с вашей стороны…
– Идём. Только накинь вуаль. Снимешь её, когда пожелаешь…
…Мы входим в гостиную рука об руку. У жарко растопленного камина застыл граф, протянув к огню озябшие руки. Он с ненавистью смотрит на меня, на мою спутницу, пытаясь разглядеть её черты лица через плотный батист. Безуспешно. Иоли сидит в кресле. Впрочем, встречает она меня таким взглядом, что мне лучше бы умереть, пожалуй, сразу.
– Граф, виконтесса…
Я отвешиваю лёгкий, слегка ироничный поклон. Дель Лари открывает рот, пытаясь что-то сказать, но тут открывается дверь и на пороге появляются слуги, несущие закуски и вино. Мгновенно и бесшумно накрывают на стол, исчезают. Я выдвигаю один из стульев:
– Прошу, дорогая…
Юрайта грациозно садиться, по-прежнему скрывая лицо:
– Сьере граф, доса Иоли – прошу и вас к столу. Думаю, наш разговор стоит начать с бокала хорошего вина…
Моя разбойница потягивает руку, наполняет бокалы из цветного стекла густым малинового цвета, напитком. Твою же мать! Это же Мой Ликёр!!! Как раз малиновый! И подсунуть его мне!!! Убью гадов! Но приходится держаться. Граф подходит к столу, выдвигает себе стул, плотно усаживается. По другому не сказать. Основательно. Прочно. Плавной походкой подходит Иоли, так же сама выдвигает стул и устраивается за столом. Тянется к бокалу, потом пробует:
– Какая прелесть…
– Итак, сьере граф, какое дело вы хотели обсудить со мной?
Тот мгновенно вспыхивает:
– Негодяй! С помощью какого колдовства ты смог обмануть всех и опозорить мою кровиночку, мою единственную дочь?!
Делаю глоток, затем совершенно спокойным голосом отвечаю:
– Единственную ли?
– Разумеется! У меня нет других дочерей, кроме Иоли! И я никогда не изменял своей жене! Ни разу! Чем горжусь и буду гордиться! А ты, молокосос…
– Полегче, граф. Это вы пришли ко мне. А не я к вам.
Он мгновенно осекается. Крыть нечем.
– Говорите сразу и по делу. Что вы хотите от меня. Конкретно.
Тот сопит секунд пятнадцать, потом упирается в стол кулаками, приподнимается, нависая грозной глыбой и медленно цедит:
– Узнав о позоре моей дочери на церемонии вашего баронства, я был взбешён! Потому что Иоли в тот момент находилась в замке Доур, и у меня есть добрая сотня свидетелей, которая может подтвердить это.
…Я молчу. Юрайта тоже… А граф продолжает:
– Но слухи не просто появились и затихли. Они продолжали множиться. И с каждым разом всё хуже. Достойные доверия люди клялись, что Иоли стала вашей любовницей и живёт в вашем замке. Мало того – она спит с тобой. Мальчишка! Моя дочь стала твоей любовницей! Вначале я хотел тебя просто убить, но закон… О, этот проклятый закон!!!
Патетически восклицает он и на мгновение отрывает кулаки от стола, потрясая ими в воздухе. Потом вдруг мгновенно успокаивается и опять усаживается на стул, залпом глотает ликёр. Морщится. Выдыхает совершенно спокойно:
– Подумав и взвесив всё, я решил, что если ты женишься на моей дочери, то позор будет смыт. Брак – достойный выход из ситуации, в которую мы все попали.
– Вы хотите, чтобы я взял в жёны вашу дочь?
Иоли бледнеет, краснеет, в меня вновь впивается кипящий ненавистью взгляд, я едва заметно раздвигаю губы в ухмылке.
– Да. Иначе я буду опозорена на всю оставшуюся жизнь.
– Один момент, сьере граф… В принципе, я не возражаю против брака. Как такового. Но вот в этом случае я не могу принять решение. И вот почему…
Поворачиваюсь к Юрайте, осторожно вытаскиваю из её причёски булавки, которыми закреплена вуаль. Оба гостя жадно всматриваются в её лицо, и… Куп-де-грас. Добивающий удар. Никогда не любил французов, как и прочие граждане Империи, но некоторые их выражения в русском языке используются…
– Так на ком из ваших дочерей я должен жениться, сьере граф? На той, кто действительно была моей любовницей, и кто делил со мной постель и кров всё это время? Или на Иоли, к которой я никогда не прикасался даже пальцем? Девочка не рассказывала вам, сьере граф, как я предпочёл её обществу дочь барона дель Оворо, очень бедного человека, и многократно уступающей по красоте вашей дочери?
– Ты…
Иоли шипит, пытается вскочить, но у неё не выходит. А моя разбойница склоняет головку в знак приветствия – моя матушка успела вышколить её на редкость. А может, происхождение помогло…
– Отец… Сестра… Рада вас видеть…
Графа словно бьёт молнией:
– Т-ты… Ты… Кто ты?!
– Дочка Урфы Симс, сьере граф. Помните такую?
Улыбается так, как никогда не сможет Иоли.
– Сьере граф… Батюшка… Вы даже не знали о существовании второй дочери? Не так ли? Хвала Высочайшему за это! Сьере Атти… Милый… Спасибо тебе…
На меня смотрят полные любви и нежности глаза, и, кажется я понимаю, что девушка пытается ими сказать… Хочу ответить, но она кладёт свою ладошку мне на руку, вновь обращаясь к отцу:
– Батюшка… Вы хотите, чтобы Атти, мой Атти, женился на Иоли, чтобы смыть её позор? Но что вы скажете теперь? Молчите?
Торжествующе смеётся. Потом вынимает что-то из своего платья, бросает себе в бокал. Яд? Откуда?!
– Человек, которого я любила и люблю всем сердцем никогда… Слышите, вы, оба!
Её голос становится невероятно сильным и гордым…
– Никогда не возьмёт в жёны подделку, потому что у него есть оригинал! Или был!
Снова смеётся, на этот раз коротко и зло. Залпом осушает свой бокал и падает замертво. Вот же… Спасибо тебе, малышка… Если бы я мог… Особенно, когда в последний миг она сбросила свою маску и показала истинные чувства…
– Сьере граф, вы слышали, что сказала ваша дочь. Думаю, всё решено.
Выхожу из-за стола, наклоняюсь к Юрайте, поднимаю мёртвую девушку на руки, нежно целую в лоб. Спасибо… Спасибо…
– Вас проводят.
Последние слова, что я бросил, выходя из гостиной… Быть бароном – вовсе не весело. Зато подло. И – жестоко… А ещё – мерзко и гадко…
Захожу в спальню, которую я делил с Юрайей, кладу хрупкое тело на постель, в которой узнал с ней так много и даже был счастлив. Лицо девушки спокойно и печально. Появляется слуга. Подаёт мне перчатку. Значит, мне удалось выиграть. Граф купился. Это объявление официальной войны. Как дель Лари не хотелось избежать её, но гордость оказалась сильнее. Воистину, быть владетелем…
– Похороните девочку, как знатную даму. У неё было больше чести и достоинства, чем у многих из тех, кто принадлежит к самым древним родам.
Слуга смотрит с удивлением, но послушно выходит. Я следом за ним. Перехожу в гостиную. Семья дель Лари уже отбыла. Граф не хочет показывать свой позор. Откуда то появляются женщины, начинают суетиться. Я слышу, как в спальне звякают тазы, кувшины. Тело обмывают, согласно обряда. В гостиную, где я стою у окна, входит одна из служанок:
– Сьере барон, какое платье одеть на усопшую?
На Юрайте было чудесное, и очень дорогое платье. Но было ещё одно. То, в которое девушку нарядили на бал в Совете…
– Белое, с вышивкой.
Женщина теряется:
– Но оно же…
– Это самое малое, что я могу сделать для малышки… И пусть придёт служитель Высочайшего. Я хочу, что посмертные молитвы читали всю ночь. О плате не беспокойтесь.
– Как пожелаете, сьере барон…
Она кланяется и выходит прочь… Спустя час меня зовут, я захожу в спальню – Юри словно спит. Нежное прекрасное лицо теперь спокойно. Кажется, что вот-вот распахнёт свои глаза, хлопнет пушистыми, невероятной длины ресницами, без всякой краски или химии, и скажет:
– Как же хорошо…
…По утрам, после бурной ночи иногда я позволял ей чувствовать себя обычной женщиной, равной мне по положению, на рабыней или пленницей… Тот, кто сделал всё это, настоящий мастер своего скорбного дела. Киваю, в знак того, что я доволен. Достаю из кошелька, что всегда висит у меня на поясе, горсть серебряных бари, высыпаю на столик:
– Вам. Спасибо за…
Больше ничего не могу сказать. Слова застревают в горле… Машу рукой, выхожу обратно в гостиную. Да где же этот проклятый монах?! Но тут из комнаты раздаётся монотонное бормотание. Понятно. Он ждал, пока я не решу, что всё в порядке… Ночь я не сплю. Впрочем, как и все остальные в поместье. Это обычай. А утром, едва отслужили заутреннюю службу в храмах Высочайшего, скорбная процессия отправляется на кладбище. Камень уже готов. Надгробие из прочного базальта. Обычное для этих краёв и одновременно роскошное. С надписью угловатыми рунами 'Юрайта Симс'. Но есть и ещё кое-что. Чуть ниже вторая, неизвестными здесь символами универсального шрифта Русской Империи: Юрайта дель Лари – Кузнецова. Никто не сможет прочитать их. Мастер, который резал знаки, думает, что это украшения рода. В смысле – родовые символы рода дель Парда. Так ему было сказано. Заплатил втрое, и он справился безупречно. К тому же – почести и слава, ведь это не просто заказ обычного барона, но и купца вышей гильдии, которых на всё Фиори едва наберётся пять человек… Закрытый гроб везут на скорбных санях, заваленных ветками дерева юх. Крышка закрыта. В этом мире не принято показывать лица умерших живым, чтобы они не забрали чужие души раньше времени. Город ещё спит. Так что нам никто не мешает. Выезжаем за стены. Затем – кладбище. Четверо сервов опускают гроб в могилу. Забрасывают промёрзшей землёй. Тишина стоит такая, что слышно, как комья барабанят по дереву. Наконец лишь шуршание почвы и шумное дыхание коней. Мои люди все здесь, потому что сразу же после обряда я уезжаю в Парда. Пора начинать войну… Монах, что читал молитвы, монотонно бубнит Пожелания Высочайшему. Всё. Утверждают камень в изголовье, вставляют в землю четыре колышка по углам холмика. Обряд закончен. Служитель подходит ко мне. Я же должен заплатить… Сую было руку под плащ в кошелёк, но тут же в голову приходит другая мысль, и я киваю Ролло. Тот понимает без слов, вытаскивает из перемётной сумки отпечатанную в нашей типографии Святую Книгу, подаёт мне, и я передаю её монаху:
– Или желаете деньги, святой отец?
Тот рассматривает писание – его цена не меньше золотого фиори в местных условиях. Раскрывает, рассматривает удивительно ровные, без помарок строчки. Затем, восхищённо вздохнув, возвращает мне:
– Это слишком много за простой обряд…
Удерживаю его руки.
– Эта девушка значила для меня намного больше, чем все деньги мира, отче… Оставьте себе, на память о несчастной душе. И иногда поминайте её в своих молитвах…
Монах удивлён моей щедростью, согласно кивает головой, затем накидывает капюшон одеяния на голову, прощается и уходит, крепко прижимая подарок к груди.
– На коней!
Мои сопровождающие прыгают в сёдла. Слуги сьере Ушура тоже тянутся к выезду с кладбища. Машу рукой:
– Я догоню.
Люди уезжают, и в этот миг чёрное небо озаряется первыми лучами рассветного утра. Я подхожу к надгробию, кладу на него руку, с которой сдёрнул перчатку:
– Прощай, девочка. Я ведь так до сих пор и не знаю ответа на вопрос, смог бы убить тебя, или приказать сделать это. Может быть, ты и осталась жива. Спасибо тебе за то, что избавила меня этого выбора. И прощай. До следующей зимы.
Отхожу от могилы, вспрыгиваю в седло и замираю, словно громом поражённый – в ушах вдруг слышен голос:
– Спасибо за доброту, Атти… И за то, что дал возможность отомстить… Милый… Любимый мой…
Стук копыт Вороного по промёрзшей дороге. Я догоняю своих людей и умеряю бег. До Парда слишком далеко, чтобы мучать коней бессмысленной бешеной скачкой. Поэтому наша кавалькада движется спокойным шагом, немногим быстрее, чем обычный пешеход. Иногда мы даже обгоняем других аристократов, так же, как и я бывших на Совете Властителей. Они смотрят вслед колонне воинов в одинаковых доспехах, что неслыханная, невероятная роскошь в этих местах. Глядят на мрачного всадника в чёрных одеждах на вороном жеребце без единого пятнышка и упряжь, отделанную серебром. Перешёптываются. Вспоминают слухи. Кое-кто откровенно побаивается. Но не особо. – Пока властитель не доберётся до своего замка – он неприкосновенен. Это – Закон. И никто не осмелиться нарушить его. Постепенно я вновь прихожу в норму, хотя у меня на душе скверный, мерзкий осадок. Так добираемся до Саль. Сьере Ушур и его супруга встречают меня с радостью. И от всей щедрости души. Здесь, отдохнув сутки, я окончательно становлюсь прежним Атти, расчётливым дельцом, жёстким хозяином огромного, по местным временам, комплекса различных мастерских, копей и рудников. И даже начинаю опять улыбаться. Купеческая чета видит, что я возвращаюсь один, и Лжеиоли нет рядом со мной, но не задают никаких вопросов, за что я им благодарен. За их чуткость и деликатность. Утром следующего дня мы прощаемся, но я знаю, что скоро мы встретимся вновь. Мне нужны наёмники, а привлечённые слухами о будущей в войне вояки уже собираются в Саль, надеясь на поживу.
Снова стучат копыта, но на этот раз мы спешим, потому что до дома, до замка Парда, совсем недалеко. Позади двухнедельный путь. Пролетаем нашу заставу, где сервы, стоящие в охранении, приветствуют нас радостными криками, ведь теперь их хозяин – полноправный барон! Совет утвердил меня. Навстречу непрерывно попадаются колонны возов, везущих грузов. Точно так же громадное количество попутных грузов. Как там в замке? Сьере Ушур спешит сделать запасы товаров, и мои заведения трудятся круглосуточно. Теперь это можно позволить – людей полно. И хотя я твёрдо пообещал своему другу, уж его то я могу считать таковым, что кампания не затянется, и максимум, через месяц после начала всё будет кончено, но осторожный купец перестраховывается. Иначе в его деле нельзя. Покупателей не волнуют причины. Есть договор, и его надо выполнять даже ценой чьей то жизни… Вылетаю на вершину перевала, и вот он – Парда. Замок с алыми крышами из черепицы, чей свет виден даже через огромные сугробы. И там, внизу, в этих стенах живёт женщина, которая для меня дороже всех на свете – мама…
