Книга: Сын безумия
Назад: Ведьма
Дальше: Эпилог

Часть вторая

Вместе

Невысокий и щуплый пожилой мужчина топтался за спиной Зафса. Сын отстранился от матери, обернулся к своему спутнику и произнес:
— Позвольте вас представить. Леди Даяна Геспард.
Женщина повернула счастливое, мокрое от слез лицо к гостю и улыбнулась.
— Профессор Горентио Эйринам.
— Вы приемный отец Зафса? — спросила леди.
— Нет, — поклонился ученый. — Я имею честь быть другом этого юноши.
— Очень рада. — Даяна положила руки на плечи гостей. — Пойдемте в дом.
Приказав челноку возвращаться на базу, леди повела сына и его друга к дому. Она держала Зафса за руку и не хотела даже на секунду расцепить пальцы.
Он приехал. Ее сын выполнил обещание, и эта встреча стоила всех тревог, волнений, бегства и жизни в изгнании. Даяну переполняла радость, ее любовь изливалась на сына, мысленные приветствия проносились на одном дыхании и — почти не встречали отклика.
«Ты меня не слышишь?!» — спрашивала она сына.
— Очень слабо, — шепотом ответил Зафс.
«Почему?! Ты потерял способность к мысленному обмену?»
— Не потерял. Убил. Почти.
«Чем?! Как?!»
— Потом, — шепнул ей Зафс и, пропуская вперед, взошел на крыльцо дома.
Бабус сидел возле собранных Даяной котомок и клевал носом. Сегодня утром его госпожа приготовила дорожные сумки и наказала деду никуда не отлучаться.
— Возможно, нам придется спешно уезжать уже сегодня ночью, — сказала она. — Пусть дети спят одетыми, а ты сиди у двери и жди моего возвращения.
Бабус и ждал. Боролся с дремотой, пил крепкий вар, но все же не уследил. Пропустил возвращение госпожи, а когда открыл глаза, то удивился так сильно, что чуть не упал с лавки: его дорогая госпожа привела в дом гостей. Заморских, хоть по одежде сразу и не поймешь, и очень дорогих. Лицо лесной колдуньи изменилось до неузнаваемости, она просто лучилась от радости и не сводила взора с высокого молодого мужчины с грустными глазами и выправкой хорошо тренированного воина.
— Это мой сын, Бабус, — совсем не глядя на преданного друга, сказала леди. — Его зовут Зафс.
Пивная Кружка перебросил взгляд на второго гостя, и тот представился самостоятельно:
— Эйринам. Горентио Эйринам. Друг этого замечательного юноши.
— Хм, Бабус, — буркнул Пивная Кружка. — Так все меня зовут.
— Несказанно рад, — поклонился Горентио.
Два старика придирчиво изучали друг друга. Мать и сын были так заняты встречей, что селянину и профессору ничего не оставалось, как только неловко обмениваться репликами.
— Вару хотите? — предложил Бабус, а сам подумал: «Что-то великоват сынок у нашей леди. Сколько ж ему лет?.. А ей сколько?!»
— Спасибо, не откажусь, — улыбнулся Эйринам, а сам подумал: «Занятный старикан. И вероятно, неиссякаемый кладезь всяческих туземных историй…»
— А вам вару с листьями кантаны или… бессонницей страдаете?
— На ваше усмотрение, любезный.
«Хм, видать, шибко ученый. „Любезный“, „на ваше усмотрение“. Поди, во дворцах вары пивал. Не опозориться бы перед заморским гостем…»
«Похоже, я выбрал не ту программу языкового гипнообучения. Никак не ожидал, что леди Геспард будет общаться с простолюдинами…»
— А может, капельку винца?
«Винца, винца… Как отреагирует мой метаболизм на местное „винцо“?»
— Леди Гесп… Простите, госпожа Даяна. Как вы отрекомендуете мне местное вино?
Хозяйка дома едва взглянула на профессора и смутно улыбнулась:
— Пейте без опаски.
«Точно заморский ученый, — еще больше утвердился в догадках Бабус. — Винца испробовать боится, у госпожи спрашивает».
И налил Горентио щедрую порцию лучшего вина из запасов Даяны. Подумал немного и плеснул в свою кружку из той же бутылки. «Сегодня можно. Сегодня, видать, праздник. Так сколько ж ей лет?!»
По всем Бабусовым меркам, его госпожа была женщина молодая. В дочки Бабусу годилась. И вдруг — сын совсем мужчина.
«Не-е-ет, что-то здесь не то. Не может у нее быть такого сына. Разве что приемный?»
Пробуя терпкое и довольно приятное вино, Эйринам наблюдал, как недоуменно разглядывает Зафса старик, прозванный почему-то Пивной Кружкой.
— Не будем им мешать, — шепнул ученый деду и, тихонько подергав того за рукав дорожного сюртука, сказал: — Покажите мне, пожалуйста, где тут у вас… удобства.
Понятие «удобство» в лексиконе Бабуса ни с чем не ассоциировалось. О том, что конкретно имеет в виду заморский гость, дед догадался по интонации.
— Сортир, что ли?
— Да, да… сортир, — кивнул на всякий случай Эйринам.
— Так это мигом. Так это рядом, — с непонятной историку гордостью засуетился дед. — Прямо в доме, только по ступенькам вниз пройти. У нашего старосты такого сортира нет. Дворец, а не сортир!
— Дворец? — опешил Эйринам и решил, что все же зря он кивнул. В его лексиконе «удобства» никак не ассоциировались со столь значительными сооружениями. — Ну что ж, — вздохнул ученый, — разберемся на месте. Пойдемте в ваш «дворец».
В небольшой деревянной пристройке Эйринам, к своему удивлению, обнаружил искомое: огороженный деревянной перегородкой нужник в виде ящика с дыркой посередине. Опустив голову, профессор убедился — таки «удобства». Дыра была сквозная и вела в выгребную яму.
Профессорский интерес к дырке Бабус понял по-своему:
— Ну, что я говорил. Дворец. Даже не воняет.
— Действительно… не воняет, — задумчиво согласился профессор и выставил Пивную Кружку за дверь. Если бы он этого не сделал, старик, пожалуй, остался бы лично наблюдать, как ощущение благодати от сухого и теплого «дворца» исходит от посетителя.
«Нравы, однако…»

 

Даяна и Зафс, держась за руки, сидели за столом друг напротив друга.
— Только через твои пальцы, мама, я чувствую, как что-то возвращается ко мне.
— Но почему ты все забыл? — с тревогой спрашивала мать.
— Не все. Я помню нас. Моя память превратилась в длинный коридор, где много запертых дверей. Я в них стучу, но они закрыты. И лишь одна дверь открывается мне — дверь в личную память, как в кладовую. Там я вижу тебя, твой мир, твои ощущения и переживания.
— А память легиса?!
— Я не знаю, кто такой легис, — медленно покачал головой Зафс.
— Ты не знаешь, кто такой легис?!
— Не знаю.
— Но это — ты! Ты принадлежишь расе правителей Вселенной, ты один из них.
Даяна встала из-за стола, отошла к окну и какое-то время смотрела в темноту. Зафс чувствовал ее огорчение, печаль, тревогу, но, как только мать выпустила его пальцы из своих рук, ее мысли потеряли конкретику и доносились лишь смутным ощущением эмоций. Хотя в последний раз новый препарат был принят еще на орбите, ментальный дар не возвращался к Зафсу. Транквилизатор продолжал действовать, и только руки леди Геспард помогали юноше вновь чувствовать себя прежним, способным на мысленный обмен. Связь матери и сына не потерялась со временем.
Даяна вернулась к сыну, но не села, а, опираясь ладонями о стол, нависла над ним:
— Чем же они пичкали тебя? Чем «тормозили»? Профессор Нергунт-о-Лавит говорил, что, вероятнее всего, это вовсе не возможно…
— Как видишь — получилось. Причем последний препарат я приготовил сам.
— Расскажи, — попросила Даяна и села. — Начни с самого начала.
Зафс не стал облекать мысли в слова, он крепко сжал пальцы матери, сосредоточился и, с каждой минутой все увереннее, понесся по коридорам своей памяти. Первые шаги и разбитые колени, занятия на тренажерах и разговоры с доктором и Риммой Варнаа, Левера промелькнула воздушным облачком…

 

Бабус и Эйринам на цыпочках вошли в зал и немного понаблюдали за странной картиной. Сын и мать, закрыв глаза, держались за руки. Их лица зеркально отображали переживания друг друга. Вот брови сына сошлись к переносице, и лицо Даяны тотчас отразило подобную эмоцию, вот Зафс чему-то улыбнулся, и леди тут же расцвела в ответ. Зафс вздрогнул, и Даяна словно отшатнулась в страхе.
— Колдовство, — уважительно промямлил Бабус.
— Вы полагаете? — Профессор в недоумении потер рукою подбородок.
— А то! Эти… с островов и не на такое способны.
— С островов? — тихонько повторил Эйринам.
Бабус с удивлением покосился на слишком уж заморского гостя, и Эйринам прикусил язык: «Острова. Почему у базы нет сведений о людях с островов?»
— Колдуны, они — такие. Потрутся мозгами друг о друга — и все.
— Что — все? — осторожно уточнил профессор.
— Знают все. А у тебя камня нет?
— Какого… Нет камня.
— Почему? Денег жалеешь?
— Жалею, — вздохнул Эйринам.
— Тогда пойдем винца выпьем. Тут уж горю не поможешь. А камушек я тебе достану. У хозяйки их целых три.
— Да?
— Угу.
«А винцо все же крепкое», — подумал Эйринам и двинулся вслед за Бабусом к бутылке и кружкам.

 

Зафс разжал пальцы и почти лег грудью на стол. Ментальный контакт так истощил его разум, что не оставил сил даже на обычный разговор.
Пот, выступивший на его лбу, Даяна утерла крошечным носовым платочком.
— Как это все мучительно, — тихо сказала она. — Ты добровольно отказался от мыслей и памяти. Это страшная жертва.
— Да, — хрипло отозвался сын. — Но иначе было нельзя. Память как-то завязана на ментальных способностях, когда они просыпаются, активизируется и память.
— И все же, — медленно произнесла Даяна, — ты мог избавить себя от этой пытки…
— Избавить? — вскинул голову Зафс. — И предать родителей?
— Нет, ты не понял. Из нашего общего прошлого я знаю — ловушки на людей-менталов не действуют против легисов. Они не рассчитаны не эманации вашего уровня. Вы — другие.
— Я… зря?! Я зря терпел эту пытку?!
Известие так подействовало на Зафса, — двадцать лет он напрасно испытывал мучения! — что подняло его с места, несмотря на усталость. Обойдя застывшую в кресле мать, он подошел к окну и со злостью ударил кулаком о стену.
— Нет, Зафс! — крикнула ему в спину Даяна. — Все было не зря! Тот, кто сам много выстрадал, не заставит страдать других! — И добавила мягче: — Я благодарна доктору Варнаа, он воспитал тебя настоящим мужчиной. Вряд ли у меня получилось бы лучше. Поверь, твои страдания не напрасны.
Медленно, опустив плечи, Зафс вернулся на место. «Все обман. Запомни — все обман!» — так сказал ему отец на прощание. Но к пониманию такого обмана юноша не был готов.
— Ты чувствуешь себя преданным? — догадалась Даяна. — Напрасно. Твой отец сделал все, что смог, — он спас тебя. И меня он тоже спас.
Слова Даяны почти не достигали сознания Зафса. Понимание бессмысленности жертвы — жестокое наказание. Ты отдал всего себя, сдержал, удушил желания, изгнал память и собственное Я… И вдруг узнал, что страдал даром…
— Не пугай меня, сынок, — едва слышно проговорила Даяна.
— Чем я тебя пугаю, мама? — все так же глядя в сторону, спросил сын.
— Тем, что я вижу. В тебе просыпается надменность легиса. И если ты позволишь этому чувству завладеть собой, тогда действительно все мучения напрасны. — Зафс наконец взглянул на мать, и она продолжила: — Я бы не смогла быть так жестока с тобой, сынок. У меня не хватило бы выдержки смотреть на твои мучения, и я позволила бы тебе стать самим собой.
— Надменным? — усмехнулся легис.
— Бесчувственным, — мягко поправила Даяна. — Сила легисов в их бесстрастности. Вы с самого рождения отказываетесь от эмоций, считая их губительными для чистого рассудка. Вы правите людьми, не зная и не понимая их до конца. Порой, прости, я даже сомневалась, а есть ли душа у легисов? Вы — дети Машины, сынок.
— Машины? — несколько заторможенно повторил Зафс.
— Да. Тебе пора узнать о своей расе, и лучше это сделать с моей помощью. Через несколько часов транквилизаторы прекратят тормозить твой мозг, память начнет возвращаться, и ты превратишься в полноценного легиса. Ты уже превращаешься. А я бы хотела, чтобы о своих братьях ты узнал от человека — от меня.
— А если память не вернется?
— Вернется, — уверенно произнесла Даяна. — Препарат, который ты составил в лаборатории профессора Эйринама, еще один подарок коллективной памяти легисов. Ведь ты составил его на «всплеске», да?
— Да, — кивнул Зафс.
— Я уверена — данный транквилизатор был разработан легисами для личного применения.
— Зачем? Зачем легисам убивать собственную память?
— Я думаю, препарат был изготовлен впервые лет триста назад, — подбирая каждое слово, ответила Даяна. — Во времена войны с расами менталов. И эту мысль подтверждает еще один факт, открытие, сделанное мною на этой планете. Примерно в это время экспедиция, исследующая Сахуристар, обнаружила здесь минерал, защищающий мозг человека от телепатического проникновения, но не сообщила об этом галактикам. Вопрос — почему?
— Не понимаю, — нахмурился Зафс.
— Ах да. Ты «забыл», что каждый легис имеет постоянную связь с Отцом. Через него вы общаетесь друг с другом, и во многом это обусловливает силу и возможности легисов. Из любого конца Вселенной твои братья могут связаться между собой через Отца и получить от него информационную поддержку… И вот представь, в разгар войны с телепатами появляется минерал, способный защитить человека от ментала. И по всей видимости, этот же минерал препятствует связи легиса с Отцом.
— Легисы выбрали войну. Уничтожение менталов.
— Да. Твоя раса предпочла уничтожение целых народов. Вы не смогли отказаться от могущества и потерять преимущества мгновенной связи с супермозгом Отца.
— Ты уверена, что все было именно так? — тихо спросил Зафс.
— Нет, не уверена. Но почему тогда экспедиция скрыла обнаружение минерала-экрана? Думаю, легисы предпочли разработать препарат, который в случае захвата одного из них телепатами полностью блокировал зоны коллективной памяти. Ведь существование легисов, расы властителей Вселенной, наиболее хранимый секрет. Вы — тайна. Ваш Отец — тайна вдвойне. Его местоположение не известно, его сила — сила скрытого интеллекта, его дети — дети тайны.
— Препарат действует недолго. Меньше суток, — напомнил Зафс.
— Видимо, этого считалось достаточно для принятия решения — самоубийство или разработка плана побега.
— Ты говоришь страшные вещи, — нахмурился сын.
— Причем не имея явных доказательств, — согласилась Даяна. — Это только подозрения и догадки.
— Но они логически вытекают из всего происходящего. Я получил извне, из коллективной памяти легисов состав блокирующего препарата. Экспедиция скрыла факт существование камней-экранов…
— Есть еще один экран, — добавила леди. — Он на твоей руке.
Зафс проследил за взглядом матери: Даяна смотрела на его браслет из витахрома.
— Живое железо? — поднял брови сын.
— Да. Оно препятствует контакту с машиной, и именно из-за него ты вырос другим. Не совсем легисом.
— Но витахром не прерывает нашего телепатического обмена. Его действие избирательно?
— Да, скорее всего, живое железо просто сбивает настройку и не позволяет машине найти своего сына.
Зафс задумчиво погладил браслет. Так вот почему его просили никогда не снимать украшения — браслет прятал его от машины. От Отца и братьев.
«Интересно, а сестра у меня есть?»
Глядя, как пальцы сына перебирают звенья браслета, Даяна внезапно почувствовала боль в спине. Много лет назад, когда она сама была еще ребенком, в ее тело спрятали кусок витахрома. Именно спрятали, так как срочная операция по замене поврежденного при аварии позвонка не была внесена в ее медицинскую карту. Отец Даяны — граф Оскардуан — знал, что его дочери предстоит династический брак, и по нелепому выбору судьбы супругом Даяны мог стать представитель планеты, где любой трансплантат, замена органа или малейшая искусственная косточка считались изъяном. Граф скрыл операцию, и его дочь, не зная того, провезла в своем теле кусок запрещенного металла в мир, где металлы были объявлены вне закона: пустынная планета Песочница была родильным домом для легисов. После случайного ритуального зачатия в Купели храма Матерей Даяна несколько месяцев не могла понять, почему вдруг ее память обрела необычные свойства. Малейший толчок рождал в ней видения и образы из чужой жизни, ни один вопрос не вызывал затруднений — жена посла лорда Геспарда знала все о галактиках и народах, их заселяющих. Информация поступала к ней таким потоком, что Даяна чуть не сошла с ума. Ее знания казались безграничными, ее сведения о жизни других миров стали столь достоверными и полными, что жену посла Конфедерации чуть не обвинили в шпионаже. Леди Геспард знала все.
Кроме того, что с ней происходит.
Ее брак не подразумевал потомства. Она никогда не позволила бы себе изменить мужу. Беременность как причина странного недомогания даже не рассматривалась.
А ее сын — легис, впервые не получил связи с Отцом. Запрещенный на Песочнице витахром препятствовал контакту, и неоформившийся, но уже разумный плод пытался достучаться до сознания матери.
Он чуть не свел ее с ума…
Разорванные воспоминания связались памятью Зафса, Даяна бережно перебирала каждый день, проведенный ее сыном вдали от нее. Плакала вместе с ним над разбитой коленкой, чинила какой-то невероятно упрямый механизм, бежала по тропинкам утреннего парка и дралась на ринге…
Зафс с улыбкой наблюдал за матерью.
— Чему ты радуешься, сынок?
— Смотрю на тебя и понимаю — двадцать лет назад ты сделала правильный выбор.
— Откуда вдруг такие мысли? — удивилась мать.
— Ты собиралась рассказать мне об Отце, но медлишь. Увлекаешь какими-то разговорами, не торопишь и ждешь. Ты хочешь дать мне время для отдыха?
Даяна пристально взглянула на сына и кивнула:
— Я знаю, сколько сил отнимет у тебя ментальный рассказ. Ты еще не полностью очистился от транквилизаторов…
— И потому я повторяю — ты поступила правильно, отдав меня на воспитание. Вряд ли родная мать смогла быть так разумно жестока с любимым ребенком. А родители Варнаа — смогли. Они знали, что выполняют некую миссию, и точно придерживались предписания — не давать памяти легисов завладеть приемным сыном.
— Они ничего не знали о легисах, — вздохнула Даяна.
— Не знали, но видели достаточно. Их пугали безграничные возможности, просыпающиеся в грудном ребенке.
«Жаль, что я не смогу сказать им спасибо. Сила легиса в способности просчитывать, а не анализировать человеческие поступки. И доктор Варнаа как раз научил тебя не просчитывать людей, а прочувствовать. Легисы высокомерно пренебрегают переживаниями людей, Зафс, ты вырос больше человеком, чем сыном машины…»
«Я не жалею об этом, мама, — раздался в голове Даяны голос сына. — Способность любить и отвечать на любовь стоят двадцати лет жизни в тумане…»
«Не торопись. Взгляни сначала на мир легисов, ждать осталось не долго. Но прежде я покажу тебе то, что много лет назад ты оставил во мне. Эти знания спрятаны глубоко, и, возможно, только ты сумеешь прочесть их полностью. Уровень восприятия легиса никогда не был мне доступен, так что — читай. То, что сам написал…»
Даяна протянула руки, сын их принял. Она распахнула сознание, как книгу с неясным переводом, полустертыми страницами и размытыми картинками. Когда-то сын показал ей то, что прочесть до конца она так и не сумела, примитивный человеческий мозг не в состоянии воспринять полноценный контакт активного легиса-телепата…
Зафс закрыл глаза и медленно вошел в мир, названный Вселенной легисов…
Огромная зелено-голубая планета повисла перед ним. Каррина. Тысячелетия одиночества, заполненного размышлениями…
Каррина. Планета, подчиненная Машине. Сотни веков назад огромная биомашина взбунтовалась и уничтожила своих создателей — расу людей, ученых и философов. Мечтателей…
Они хотели объединить все сведения о Вселенной, придумали Машину Знаний, но ошиблись. Погруженный в недра планеты саморегулирующийся биомозг стал ненасытным экспериментатором, собирателем. Машина постоянно требовала знаний, знаний и знаний любой ценой. Иногда эта цена становилась непомерной, и создатели попытались перенастроить Машину. Но было поздно. Чатварим — так назвали люди Каррины свое детище — совершил невозможное. Супермозг подчинил себе планету и «стряхнул» с нее людей, мешавших его экспериментам. Он поменял угол наклона оси Каррины.
Океаны, перемешиваясь, носились по планете, вулканы выбрасывали в атмосферу клубы ядовитого пара, тысячелетия прошли прежде, чем на Каррине возродилась жизнь. Из остатков, обрывков жизни Чатварим создал флору и фауну и тем продолжил эксперимент.
Он изучал и сравнивал, творил и создавал, он получил свой мир, где был владыкой, Богом, карающим мечом…
Одно не удавалось Чатвариму: подобия человеческих существ, созданных в его подземных лабораториях, напоминали больше автоматы. Машина не смогла заложить в них главного — человеческую душу. Самый совершенный мозг Вселенной потерпел поражение. И в тот момент, когда Машина уже почти признала это, на Каррину опустились корабли колонистов из отдаленной галактики.
…За два столетия люди расселились по планете. Идеальный климат, отсутствие враждебной фауны, Каррина казалась нерукотворным раем, подарком звезд. Новые жители благоденствовали и слали хвалу Небесам… Но вышел Чатварим. Выступил из недр планеты и предложил сотрудничество. Взамен на бесхлопотное обиталище-планету и знания он попросил не много: предоставить ему генетический материал для создания собственной расы.
Люди и супермозг быстро пришли к согласию. Машина вырастила в себе репродуктивные органы и попыталась получить потомство, но снова потерпела неудачу. Новые жители Каррины имели мало общего с погибшими создателями Чатварима. Получить детей от нового народа Машина не смогла.
И тогда люди отправились к звездам. На поиски расы, родственной прежним жителям Каррины.
Несколько десятилетий длились эти поиски. Пока, наконец, у далекой звезды разведчики не обнаружили древнюю планету с вырождающейся нацией. Планета гордо именовала себя Благословенная Земля Великого Народа, на звездных картах иномирян ее название пренебрежительно звучало как Песочница.
Правительство Благословенной Земли благосклонно приняло посланцев с богатыми дарами. Планета давно пришла в упадок, нация почти деградировала до примитивного малоподвижного состояния — хотя когда-то эти люди посещали ближайшие миры! — и договоренность о создании на планете условий для работы Машины была получена.
Репродуктивные органы Чатварима перевезли на Благословенную Землю. Оплодотворить женщин Песочницы в клиниках не удалось. И тогда Чатварим решил создать религию. Там, где наука оказывалась бессильной, молитвенный экстаз творил чудеса. Тонны воды, прокачанные через губчатые репродуктивные органы Машины, насыщались подвижными клетками-сперматозоидами и собирались в Купель. Миллионы женщин прошли через ритуальное омовение в Купели храма Матерей, но лишь немногие из них смогли зачать Сияющего Сына…
Их, легисов, за восемьсот лет существования Купели родилось всего лишь двести восемьдесят шесть. Каждый ребенок был драгоценен для Машины. Тем более что неожиданно Чатварим удостоился награды за усердие — едва клетки начинали делиться в утробе матери, он получал сигнал-приветствие. И эта мысленная связь между Отцом и легисом не прерывалась никогда. Существовала всегда и всюду. Если только этому не препятствовал экран. Таким экраном оказался редкий металл витахром. Он, как и любое другое железо, был объявлен вне закона на Благословенной Земле. Песочница стала родильным домом для легисов.
Двести восемьдесят шесть сынов Машины обладали всеми внешними признаками своих матерей и абсолютным набором знаний, полученных от Отца. Оперативное мышление детей Машины многократно превышало способности человека, и постепенно сыновья Чатварима заняли все ключевые места в правительствах галактик.
Старая истина — миром правят информация и знания — получила подтверждение. Легисы стали теневым правительством Вселенной. Мгновенный обмен информацией и стремительный анализ Чатварима сделали свое дело — новая раса детей Машины завладела миром.
И лишь один минус не давал покоя Чатвариму: потомство легисов не обладало возможностями своих отцов. Дети легисов рождались обычными детьми, их мыслительные способности лишь слегка превышали присущие человеку.
Внуки были бесполезны для Машины.
И легисам запретили иметь потомство, привязанности и семью. Только служение общему делу — поддержания порядка во Вселенной — составляло смысл существования их расы.
Служение.
Порядок.
Как это понимал Отец-создатель.
…Зафс открыл глаза и новым взглядом посмотрел на мать. Он вспомнил все. И прежде всего то, что их прежние догадки были насквозь ошибочными. Человек не в силах постичь логику поступков легиса. Препарат, созданный в лаборатории Дома Эйринама, имел однократное необратимое действие. Легису, захваченному телепатами, уже не имело смысла задумываться о самоубийстве для сокрытия своих тайн. Препарат навсегда блокировал зону коллективной памяти, и ключом для ее открытия мог служить только непосредственный контакт с Отцом.
Или, в случае с Зафсом, с матерью.
Даяна открыла Зафсу прошлое. Информация, когда-то записанная в ее сознании сыном, послужила отмычкой.
Даяна что-то чувствовала. Внезапная перемена сына не прошла незамеченной. Мысли Зафса были закрыты от нее так прочно, словно их не было вовсе. Леди показалось, что легис вытянул все из ее сознания, прочел, опустошил и стал другим почти мгновенно.
Ее сын стал легисом. Впервые. И это напугало Даяну.
— Ты… вспомнил все? — осторожно спросила она.
— Да. И главное, я вспомнил, что среди легисов было лишь два телепата — я и Трим. Остальные братья не имеют этих ментальных способностей. Только связь с Отцом… Чатваримом.
— Теперь, сынок, ты стал единственным менталом среди легисов. Трим погиб двадцать лет назад.
— Погиб?! Ты это точно знаешь?! И откуда?
— Надеюсь, ты мне веришь? Тебе достаточно снять браслет-экран и убедиться. Отец найдет тебя сразу и подтвердит мои слова…
Чувствуя, как гулко и больно стучит в груди сердце, Даяна говорила сыну — сними браслет, хотя и понимала, что это подобно отречению.
И проверке.
Абсолютная власть только краем показалась ее сыну и была столь заманчива, что леди Геспард чуть не задохнулась от страха — хватит ли у Зафса сил, чтобы отказаться от только что увиденного? Власти над миром.
И Зафс прошел проверку:
— Снять браслет? Зачем? Я только что встретился с тобой, не прогоняй меня так быстро.
— Я никогда не прогоню тебя, — улыбнулась Даяна и почувствовала, как чувства сына — сильные и нежные — согревают ее сердце.
«Расскажи мне, как погиб Трим?»
— Даже не знаю, с чего начать, — медленно подбирая слова, начала Даяна. — Главное в этой истории не гибель Трима, а то, что убило его. Это история о второй Высшей Силе нашей Вселенной…
— Вторая Сила? — удивился легис. — Я ничего о ней не слышал.
— Конечно. Ты принадлежишь миру Чатварима и не можешь ничего знать об обратной стороне силы. Силе духа.
— Но почему Отец скрывает от своих детей существование обратной стороны?!
— Почему? — Даяна пожала плечами. — А что я сама знала о Чатвариме или легисах до твоего появления? Ничего, ваше существование тайна. Много лет назад ты говорил мне о том, что легисы поддерживают порядок Вселенной. Равновесие. Но равновесие не может быть односторонним, сынок, должна присутствовать обратная сторона. Так вот, теперь я знаю — она существует. Вторая Сила, другой путь развития цивилизаций, и прости, этот путь — духовный. Все мы, и прежде всего Чатварим, дети техногенных сообществ. Когда-то очень давно наши расы поставили себе на службу машины, забыв, что силой духа можно достичь большего. И вот вторая Сила отвечает за народы, пошедшие путем развития внутренних качеств человека.
— Они более могущественны, чем мой Отец?
— Да. Во всяком случае, я пришла к такому выводу после долгих размышлений. И скорее всего, эти народы очень малочисленны. О них никто не знает в техногенных мирах…
— О Чатвариме тоже никто не знает, — перебил Даяну сын. — Они убили Трима?
— Они спасли нас, — тихо сказала Даяна. — Ты не можешь этого помнить, это произошло сразу после твоего рождения, и ты тогда был очень слаб, только-только пытался подчинить себе нервную систему и собственное тело… — Даяна протянула руку, дотронулась до сына и, несмотря на сильную усталость, оставшуюся после недавнего ментального обмена, показала Зафсу события двадцатилетней давности. — Теперь ты знаешь, кто и почему добился для тебя права Выбора, — едва слышно подытожила она. — Тебя признали неорасой, и по древнему Договору между Чатваримом и Второй Силой ты имеешь право претендовать на свой путь развития.
— Неораса, — удивленно покачал головой Зафс. — Один человек как представитель нового народа…
— За тобой закрепили это право. За двадцать лет ты доказал, что не тяготеешь к самоуничтожению, не несешь в себе разрушительных тенденций и не способен пошатнуть равновесие Вселенной. Теперь Чатварим не сможет предъявлять на тебя права, Зафс. Ты получил право Выбора.
— В отличие от телепатов, — едва слышно добавил сын.
— Да, в отличие от телепатов. Их расы потеряли право Выбора, начав войну. Расы, представляющие угрозу Вселенной, автоматически ставятся вне закона…
Из кухонного закутка, облюбованного Бабусом под личные апартаменты, донеслось нестройное хоровое пение. Пели дуэтом. Хрипловатый голос Пивной Кружки поддерживал надтреснутый тенорок профессора Эйринама. Не зная слов, ученый верно вел мелодию и очень старался. Песня аборигенов легла профессору на душу, и в его голосе явно проблескивала слеза.
Даяна и Зафс переглянулись.
— Спелись, однако, — усмехнулся сын.
— Бабус отличный старик, хоть и любит выпить, — сказала Даяна. — Он у меня и охотник, и охранник, и огородник. Не знаю, как бы я тут без него справилась…
— Он знает, сколько тебе лет?
— Что ты! — весело отмахнулась Даяна. — По меркам этого мира и самого Бабуса, я ему в дочери гожусь.
— А на самом деле на сколько ты его старше?
— На восемь лет. Тут рано старятся. Тридцатилетняя женщина уже может иметь внуков.
— Н-да, — покачал головой Зафс. — Что же он подумал, когда ты представила меня сыном?
— Колдовство, — безапелляционно заявила Даяна. — На этой планете любую загадку списывают на колдовство, что очень удобно, поскольку ведьм в этом «средневековье» не сжигают. И знаешь, что больше всего в ведьминских штучках поражает Бабуса? Помойное ведро. Я тайком аннигилирую мусор, и Бабус каждый раз удивляется, куда тот девался.
— Ведро исследовал?
— Тысячу раз. И тысячу раз читал над ним молитвы, чтобы колдовство всем домом не завладело. Вдруг не справится хозяйка и выпустит мусорного демона наружу…
— Оберегает, — задумчиво произнес Зафс.
— Жизнь за меня отдаст.
Хоровое пение из закутка внезапно оборвалось. Грохот упавшего стула и мягкий шлепок намекнули — один из певцов не выдержал нагрузок, упал на пол и, судя по звукам, вставать не торопился.
— Пора расходиться, — сказал Зафс и, не дожидаясь Даяны, отправился на голос Бабуса, продолжавшего застольную песню соло.
Профессор Эйринам, уже укрытый Бабусовым одеяльцем, сладко дремал на полу, положив голову на мягкую домашнюю тапку леди Геспард. Зафс погрозил пальцем примолкшему аборигену, легко поднял профессора на руки, и Эйринам открыл глаза.
— Не закален я в этих битвах, мой друг, — вздохнул он и добавил: — Видели бы сейчас меня мои ученики… Или ученый совет… Но как душевно посидели!
— Вы слишком быстро переняли туземные обычаи, — мягко упрекнул Зафс.
— Мимикрия, мой друг, мимикрия, — пробормотал ученый, прошедший ускоренный курс «разведчика-первопроходца». — И лучше всего этот процесс идет под воздействием средств, раскрепощающих сознание…
«За что люблю ученый народ, — неся бормочущего профессора, подумал Зафс, — так это за способность подвести научное обоснование под любое недоразумение».

 

Неяркое осеннее солнце, процеженное сквозь рыжие листья верхушки плодового дерева, солнечными зайчиками прыгало на подушке Зафса. Один из зайцев близко подобрался к глазам, Зафс зажмурился сильнее, помотал головой и наконец проснулся.
За его спиной, на другой половине широкой постели тихонько посапывал профессор Эйринам, на лавке возле кровати сидели мальчик и девочка. Мальчик был точной копией своей матери леди Геспард — черноволос и тонок лицом. Девочка наматывала на палец длинный локон огненного цвета и легонько морщила курносый веснушчатый нос. Дети в упор рассматривали старшего брата.
Между постелью Зафса и двойняшками на домотканом коврике чинно восседал полосатый кот. Не совсем доверяя гостю, кот охранял детей и следил за каждым его жестом.
— Кавалер, — тихонько позвал юноша. Вчера из воспоминаний матери Зафс узнал, что именно Кавалер служил «проводником» для Второй Силы. Он помог Даяне, сберег и защитил ее. Теперь зверь имел право не доверять легису — они принадлежали разным мирам.
Кавалер дернул усами, стукнул кончиком хвоста по ковру и вроде бы зевнул. А на самом деле продемонстрировал гостю коллекцию острых отточенных клыков, готовых к защите драгоценного потомства любимой хозяйки.
— Кавалер, — повторил Зафс.
Девочка соскользнула с лавки и села на пол рядом с котом.
Зафс намеренно выбрал для первого приветствия разговор со старым полосатым другом, дети должны привыкнуть к существованию старшего брата.
— Ты — Зафс? — строго спросил мальчик. Странные повелительные нотки звучали в вопросе. Видимо, малыш считал себя главой семьи и первым защитником дома.
— Да, я Зафс. А ты Сакхрал?
— Да. А это Верлена.
— Здравствуй, Верлена. Здравствуй, Сакхрал.
Этой ночью во время общения с матерью Зафс постоянно чувствовал на заднем плане присутствие двоих детей — сестры и брата. Мать почему-то тревожила их судьба, но вникать в эти печали юноша посчитал преждевременным. Она хотела, чтобы первые часы принадлежали только им — ей и Зафсу. Все объяснения она отложила на более позднее время.
— И тебе хорошего дня, брат Зафс, — серьезно кивнул мальчик.
Девчушка подняла на руки тяжелого (боевого) кота — его лапы покорно повисли, почти касаясь пола, — и спросила:
— Откуда ты знаешь нашего кота? Ты — бог?
— Кто?! — опешил Зафс.
— Бог, — словно говоря о чем-то обыкновенном, повторила девочка. — Когда тебе молятся, ты приходишь, я знаю.
— Кто мне молится?!
— Люди. Их много.
— Не мели чепухи, Верлена, — строго оборвал брат-близнец.
— Да, — рассеянно кивнул Зафс, мысленно коснулся разума девочки и тут же испуганно отпрянул. Невероятный, красивый и огромный белокаменный храм со стройными колонными на мгновение появился перед мысленным взором легиса. Сотни людей в ниспадающих светлых одеждах несли курительницы с благовониями, гирлянды цветов и дары. Видение было столь полным и властным, что Зафс почувствовал запахи и малейшие звуки. Люди пели…
Справившись с неожиданностью, юноша повторил прикосновение, но картина исчезла. Малышка занялась котом, заворачивая того в серый с розовой вышивкой передник. Ее мысли были заняты проблемой — развязать пояс передника или пристроить кота на коленях?
Кот на коленях сворачиваться не захотел, вывалился из передника и чувствительно приложился спиной об пол.
— Кавалер говорит, что ты очень сильный, — пытаясь вновь поймать кота, не глядя на Зафса, проговорила девочка. — Когда ты пришел, он пробрался в нашу комнату и охранял, пока мы не проснулись.
— Кавалер нас не охранял, — вступил в разговор братишка. — Он слушал наши сны и прогонял буку.
— А вот и нет! — вскочила Верлена и запрыгала на одной ножке. — А вот и нет! Он охранял нас не от буки, не от буки!
Сакхрал с искренним и очень смешным детским высокомерием смотрел на прыгающую сестру, и во взгляде его явно прочитывалось: девчонка, выдумщица, что с нее возьмешь…
Но девочка ничего не выдумывала. Ее мысли были чисты и прозрачны, как детские слезы. В них не было фальши, Зафс чувствовал — каждое ее слово несло некий смысл и имело глубину, недоступную ее собственному детскому пониманию.
То, что дети «слышат» кошачьи мысли, не слишком удивило их брата. Кавалер, как когда-то и догадывался Зафс, был необычным зверем. Он оказался ментально связан с другими Силами и отвечал на телепатические призывы. Но храм… И четкость видения… К такому сюрпризу Зафс не был готов, девочка поразила его. Нигде в обширной памяти легиса он не встречал в совокупности храма с белыми колоннами, ниспадающих одежд с алой вышивкой, пения на непонятном языке…
Но главным в этом видении было ощущение запредельной доисторической древности. Люди из храма были прошлым. Таким далеким, что время не оставило их языка, разрушило их храмы и проглотило имя божества…
Или Зафс просто не услышал его.
— Верлена, — юноша тихонько позвал девочку, — а где ты видела картинку с белым храмом?
— Вот здесь. — Девочка бесхитростно приложила палец ко лбу. — Но мама меня ругает и не разрешает рассказывать об этом чужим… Но ты ведь не чужой? Ты наш брат?
— Да, я ваш брат. Мне можно рассказать.
Девочка доверчиво забралась на постель, пригладила ладошками непослушные рыжие кудряшки и начала рассказ:
— Иногда я вижу тебя. Ты — бог. И у тебя в руках такая палка… что бьет огнем… Но ты добрый и всегда слышишь молитвы: люди тебе поют, поют, цветы приносят… А если ты не станешь богом, то умрешь. Но где-то далеко, не тут, там, где ничего не видно…
Придерживая девочку одной рукой, Зафс резко обернулся и встретился взглядом с проснувшимся профессором. Еще недавно Эйринам мелодично посапывал на другой половине кровати, а сейчас смотрел на Зафса пристально и изучающе.
Юноша осторожно спустил Верлену с кровати и тихим шлепком направил к двери:
— Идите к маме, ребята. Я умоюсь и тоже спущусь к вам…
Кавалер, задрав хвост, выбежал вслед за детьми, Зафс прикрыл дверь и услышал слова ученого:
— Так вот какая судьба вам уготована, мой друг. Стать богом…
— Чепуха! — резко оборвал Зафс. — Фантазии ребенка, наслушавшегося сказок Бабуса!
— Не чепуха, — серьезно произнес Эйринам. — За простым мальчиком не гонятся по всей Вселенной люди уровня кардинала Даурт Тема. Он…
— Забудьте, профессор! — снова перебил Зафс. — Я не стремлюсь стать чьим-то богом! И не стану…
— А вдруг? — Профессор тяжело поднялся с кровати. — Вы знаете, что кроется в вас?
— Знаю. — Юноша гордо вскинул голову. — Во мне не кроется ничего сверхъестественного, я — человек!
— Время покажет, — легко отступил Эйринам и тихо простонал: — О-о-о, моя голова-а-а! Зафс, у вашей матушки… э-э-э-э… современная аптечка? Или придется принять предложение Бабуса, он говорил вчера о неком кислом растворе заквашенных растений… Кажется, он называл его усолом.
Похмельные неприятности несколько отвлекли профессора от возвышенной тематики. Болезненно щурясь, Эйринам спустился на первый этаж дома и без всяких упреков-намеков получил от леди Геспард пилюлю общеукрепляющего свойства. Бабус настойчиво предлагал усол, профессор долго нюхал сей напиток, потом отважился попробовать и нашел его прохладно-восхитительным. При особых обстоятельствах.
— Все же староват я для активных действий по внедрению, — шепча Зафсу, жаловался «профессионал разведки». — Раньше это проходило естественно и без последствий…
Зафс почти не слушал своего ученого друга. Слова Верлены, как оккупационные войска, окружили и взяли в плен его мысли. Загадочная девочка показала брату будущее в прошлом, и этому не было объяснения. Древний храм, забытый язык, откуда пришли к Верлене эти видения?! И почему в них чувствовалось присутствие самого Зафса?!
— Нам надо поговорить, — едва притронувшись к завтраку, сказал он матери.
— Надо, — сдержанно кивнула она. — Пойдем к реке?

 

Узкая, хорошо утоптанная тропинка обогнула невысокий холм, и дом скрылся за пышной шапкой желтеющей травы, надетой на верхушку косогора. Опавшие листья, принесенные ветром из дубравы, шуршали под ногами и разлетались в разные стороны, когда полы длинной накидки Даяны сметали их с тропинки. Танцующий водоворот серой с белесым налетом листвы кружил над впадиной родника, листья падали на воду и хрупкими корабликами уносились по глиняному желобу к реке.
Пройдя немного вдоль шустрого ручейка, Даяна вывела сына на берег и показала на удобную скамейку:
— Садись. Тут нам никто не помешает.
Зафс сел и огляделся по сторонам: мелкая заводь с желтым речным песком почти не изменила очертаний, лишь берега немного заросли кустами и осокой…
— Ты помнишь это место, сынок?
— Помню, — немного мрачно кивнул сын. — Это место из твоих… наших снов.
— Я вижу, тебя что-то тревожит?
— Видения Верлены. Я заглянул в ее мысли и увидел странную картину…
— Что там было? — забеспокоилась Даяна.
— Прошлое. Далекое, далекое. И не из этого мира.
— Прошлое? — нахмурилась Даяна. — В ее видениях бывает только будущее, причем довольно близкое…
Зафс согнул ногу, положил ее под себя и сел лицом к матери:
— Скажи, а часто у нее бывают видения?
— В последнее время — чаще, — опустив глаза, задумчиво проговорила она. — Когда Верлена была совсем маленькой, она предсказывала что-то вроде этого: «Мама, сейчас ты разобьешь чашку», «Надень накидку, будет дождь» или «Сегодня Сакхрал набьет шишку». В последнее время ее предвидение стало более глубоким. Иногда Верлена меня пугает.
— Ее предсказания сбываются? — быстро спросил Зафс.
— Да. Если, конечно, это не касается чашки, которую я тут же убираю в шкаф. Я верю предостережениям дочери. Однако, Зафс, видения Верлены всегда касаются будущего! Еще ни разу она не видела прошлого!
Легис задумчиво крутил в пальцах сорванную травинку. Предсказания сбываются. «Тебя убьют, если ты не станешь богом…»
Но — прошлое?!
Откуда?! Как?!
Верлена слишком мала, чтобы понимать глубочайшее значение слова «Бог». Это слово, легко слетая с детских уст, совершенно не передает всей полноты понятия божественности… Вероятно, девочка просто не смогла дать более точную оценку происходящего в ее видениях. Любой правитель, имеющий безграничную власть и обладающий некоторыми исключительными способностями, для ребенка уже подобен богу. Верлена не знает о существовании расы легисов и их могущество трактует на доступном ребенку уровне?..
Но — прошлое?!
В схему «детский лепет бродит по поверхности» не укладывается временной фактор…
— Расскажи мне о детях, мама, — попросил Зафс. — Кто их отец?
— Рассказать о том, что произошло со мной, трудно. Я лучше покажу тебе все с самого начала. Смотри.
Леди взяла руки Зафса, переплела их пальцы, закрыла глаза…
Мгновение — и Зафс унесся в мыслях на семь лет в прошлое…
* * *
Тоже осень. Но не теплая и безмятежная, как прощание с летом, а ветреная и холодная, как ожидание зимы…
В камине ярко пылают дрова, старик Бабус дремлет на скамеечке у ног Даяны, злой ветер швыряет в окна мокрую листву и грозно завывает где-то наверху, захлебываясь жарким воздухом из печной трубы… Зафс видит комнату глазами матери. Кот Кавалер внезапно спрыгнул с теплой лежанки, подбежал к двери и, вздыбив шерсть, загудел не хуже ветра.
— Что-то случилось?
Дрема Бабуса, как ползучий туман, добралась и до Даяны, и она, уютно укутанная пледом, не чувствовала тревоги. Она почти заснула.
Кот яростно хлестал себя хвостом и посылал хозяйке звуки, доступные лишь чутким ушам зверя.
К дому подъезжал экипаж в сопровождении нескольких верховых.
— Кто это? — Сразу проснувшись, Даяна вскочила с постели, и Бабус, очнувшийся от толчка, разлепил глаза. — Враги?
Проверив взглядом, крепко ли заперта дверь, Даяна подошла к окну и легонько отдернула занавеску: по дорожке от леса катила огромная дорожная карета. Три воина на черных в ночи скакунах уже достигли крыльца и, резво соскочив на землю, распахнули дверцу экипажа.
Нога в тяжелом сапоге показалась наружу, и высокий широкоплечий мужчина в дорожном, расшитом кожей камзоле спрыгнул на расквашенную дождем землю.
Света, падающего из окон дома, было недостаточно, чтобы хорошо разглядеть гостей. Их мысли скрывали связки камней, висящих у каждого на груди. Предчувствуя недоброе, Даяна скрыла в складках одежды тонкий стилет с упрятанным в его ручку бластером. Оружие она настроила на боевой режим. Четверо мужчин, приехавших в ее дом ночью, не могли быть заблудившимися путешественниками, они не свернули с дороги на свет окон. Они ехали прямиком к Даяне.
Громкий стук в дверь словно ударил ей в грудь. Не двигаясь с места, она слушала бухающие удары.
— Именем герцога Урвата, откройте! — пророкотали из-за двери.
Едва заставляя ноги повиноваться, Даяна сделала несколько шагов, но Бабус, как бы прикрывая собой хозяйку, обогнал и сам отодвинул засовы.
Сопровождаемые ветром и ночью, в дом вошли два воина. Могучие и раскрасневшиеся от стужи, исхлестанные дождями и битвами во славу дома герцога Урвата, они обошли комнаты и тут же вышли на крыльцо, придерживая дверь.
Жилище лесной колдуньи вызывало у них опаску. Приехать ночью в логово ведьмы и наткнуться на исполнение колдовского ритуала — это пострашнее мечей и копий. Попробуй только вмешаться в таинство и обратишься, например, в лягушку…
Мужчина, что выпрыгнул из кареты на раскисшую землю, переступил порог. Ни страха, ни любопытства не читалось на его властном лице с крупными чертами. Только напор и натиск человека, привыкшего повелевать…
Вспомнив недолгое посещение прибрежного города, Даяна приложила руки к груди и, слегка согнув колени, поклонилась — так в герцогстве Урвата принято приветствовать вышестоящих.
— Я вижу госпожу Гунхольд, прозванную в этих краях лесной ведьмой? — глубоким, чуть хриплым баритоном спросил вошедший.
— Да, мой господин, — без всякого подобострастия отозвалась Даяна. — Кто вы? И что вам надобно?
Мужчина молча прошагал через всю комнату, подошел к камину и, протянув ладони к огню, сказал, не поворачиваясь к леди:
— Я принц Ранвал, сын герцога Урвата.
— К вашим услугам, милорд, — прошептала Даяна. Повелительные манеры гостя немного пугали хозяйку: что могло понадобиться в ее доме наследнику короны?!
Все так же стоя лицом к огню, принц бросил через плечо:
— Мы дважды присылали приказания явиться ко двору. Вы их презрели.
Упрек сына герцога заставил Даяну закусить губу и отмолчаться. В течение последних двенадцати дней к ней дважды приезжали гонцы от правителя с настойчивым приказом прибыть в столицу. Старый герцог тяжело болел, и слухи о ведьме, вылечившей дряхлого деревенского пропойцу от страшной болезни, докатились до замка.
Бабус, все это время старавшийся находиться между грозным наследником и хозяйкой, тихонько топтался за герцогской спиной. А принц, внезапно развернувшись, схватил старика за шкирку и подтащил к огню. Бабус повис в его руках безвольной, парализованной ужасом зверушкой.
— Это ты его спасла, ведьма? — спросил сурово.
— Да, я! — строптиво отозвалась Даяна. Злость на грубого высокомерного отпрыска дома Урвата закипала в ней. «Болван спесивый! Ведет себя как неотесанный мужлан!»
— Он здоров, — по-прежнему крутя Бабусову голову, проговорил Ранвал.
— Отпустите старика! — прошипела Даяна. — И повернитесь лицом к хозяйке дома!
— Ого, — опешил принц. — Ведьма смеет приказывать…
— Ранвал! — Звонкий женский голос оборвал принца на полуслове. — Прекрати!
Разозленная поведением гостя Даяна не заметила, как в дом вошла невысокая худенькая женщина в дорожной накидке, отороченной серебристым мехом. На ярко-рыжих волосах дамы поблескивала украшенная драгоценностями сеточка, вышитый капюшон болтался за спиной, с плаща на пол медленно стекала дождевая вода.
— Простите моего брата, милая госпожа Гунхольд, — мягко проговорила женщина. — В нем говорит тревога за отца и усталость. Вы предложите нам что-нибудь согревающее, госпожа?
Надо сказать, что Даяна не предложила наследному принцу даже сесть. Ранвал так грубо нарушил ее покой, что все мысли о приличиях моментально выветрились из головы хозяйки дома. Сделав рукой круговой, приглашающий жест, леди Геспард произнесла:
— Прошу садиться, миледи… принц… Хотите вина или вара?
— Я бы выпила немного горячего вина с травами, — улыбнулась гостья, и Бабус, уловив движение брови Даяны, резво метнулся к кухне. — А у вас тут мило… Никак не ожидала встретить в глуши столь приятную обстановку.
— Она не стоит твоих слов, Аймина, — надменно буркнул принц и грохнул кулаком о каменную каминную полку: — Тащиться к ведьме! Два дня! Под дождем!
— Ты мог бы вернуться домой, — с укоризной проговорила принцесса. — Кто знал, что будет буря… — И пояснила Даяне: — Выезжая из замка, мы думали, что поездка будет легкой и приятной. Но начался дождь, Ранвал раздражен, хотя сам вызвался сопровождать меня в дороге… Впрочем, зачем я это вам говорю? — Аймина распахнула плащ, нашарила на шее шнурок и, не раздумывая, сняла с себя камень. — Мои мысли чисты, госпожа Гунхольд. Я пришла в ваш дом просительницей.
Видя, что позволила себе его сестра, Ранвал только фыркнул. Поступок Аймины — убрать камень в доме ведьмы и открыть перед ней мысли — приравнивался к прилюдному обнажению. Высокородные лорды этих земель никогда не расставались с охраной камня: подчинение чужой воле можно простить простолюдину, но человек, ответственный за жизни своих вассалов, не имеет права быть ослабленным и подчиняться насилию чужих приказов. Власть — это прежде всего ответственность.
Даяна села в кресло напротив принцессы Аймины — ловкий Бабус тем временем проворно расставлял на низеньком столике круглые глиняные чашки с горячим вином — и присмотрелась к гостье.
В той не было ничего от надменности брата. Мягкий, чуть скошенный подбородок, изящный носик и высокий лоб украшала — действительно украшала! — россыпь редких темных веснушек. Они ярко выделялись на нежной матовой коже принцессы и делали ее лицо немного детским и беззащитным.
Брат упрямой могучей скалой нависал за спинкой ее кресла и служил таким выигрышным фоном искренним манерам сестры, что Даяна невольно и сразу почувствовала к ней симпатию. Такими разными и такими близкими были брат и сестра. О принцессе Аймине Даяна знала не много. Великосветские сплетни в газетных листках почти не освещали ее жизнь: немного младше брата, так и не вышла замуж, но чуть менее года назад родила сына и совершенно не была за это осуждаема. Принцессам позволялось, не вступая в брак, выбирать себе друзей для продолжения рода. «Средневековые» нравы Сахуристара во многом отличались от земных. Понятие «грехопадение» здесь относилось к действительным проступкам, и внебрачные дети, рожденные в любви, имели все права законнорожденных отпрысков.
Если, конечно, были признаны своими родителями.
— Мой отец очень болен, госпожа Гунхольд, — грустно сказала принцесса. В отличие от брата, она не козыряла титулами, не сотрясала воздух громом и называла герцога Урвата просто — «мой отец». — И я очень за него тревожусь. Еще недавно папа был силен и крепок, и вдруг… Уже с лета он не встает с постели и медленно угасает. Вы нам поможете? — спросила она и замолчала.
Ранвал отпрянул от кресла сестры, и Даяна поняла — принц спрятался в тени, он не хотел, чтобы какая-то ведьма видела его лицо обеспокоенным. Но принц тоже ждал ее ответа и надеялся.
— Я не уверена, что это мне по силам, — сказала леди Геспард, и Ранвал тут же вынырнул из тени:
— Она еще упрямее, чем нам сказали!
— Остынь, Ранвал, — едва слышно попросила сестра. — Госпожа просто старается быть правдивой и не обнадеживать нас зря.
— Меня зовут Даяна, принцесса, — поклонилась «лесная ведьма».
— А вы можете называть меня Айминой, — улыбнулась гостья в ответ. — Так вы поедете с нами?
Даяна теребила край вязаной шали, смотрела на огонь камина и раздумывала над приглашением принцессы. Насколько оправданным будет ее вмешательство в ход исторических процессов закрытой планеты? Спасение властителя — это не лечение никому не нужного старика Бабуса… Здесь вмешательство может иметь далеко идущие последствия. Максимально отстраненная позиция наблюдателя — вот основа деятельности разведчика закрытых миров, и это правило Даяна основательно усвоила за долгие годы дипломатической практики…
Так что же делать?! Отказать наследникам герцога и получить врагов — владельцев всех окрестных земель?!
А что, если этот надменный Ранвал еще и мстителен? Что, если Аймина только сейчас мила и приветлива, а после смерти батюшки начнет искать виноватых?
Нет, ссориться с лордами нельзя. Тем более что, судя по газетным листкам, никакой подковерной возни подле трона замечено не было. Раньше или позже корона достанется Ранвалу. Иных претендентов нет и быть не может.
Так что вмешательство Даяны лишь немного отсрочит смерть старого герцога, и в этом не будет ничего преступно непоправимого.
— Хорошо, — наконец решительно сказала она. — Я поеду с вами, хотя обещать ничего не буду. Все зависит от того, как тяжело болен ваш отец.
— Вот и отлично! — обрадовалась принцесса. — Ранвал, отправь стражников в деревенскую таверну, пусть расположатся там, а завтра утром с каретой и лошадьми прибудут к дому госпожи Гунхольд. Мы остаемся здесь.
«И все-таки она — принцесса, — с ноткой горечи подумала Даяна. — У Аймины даже мысль не мелькнула просить о ночлеге в этом доме. Подобные решения высокородные дамы принимают сами. Я для них только лесная ведьма».

 

Даяна и гости сидели в центральной комнате ее дома, полукругом расположившись возле камина. Бабус, не хуже герцогского лакея, накрыл небольшой, поставленный между креслами стол — уверенность госпожи одобряюще действовала на старика, и Пивная Кружка довольно быстро освоился в компании наследников, — скатерки, салфетки, стеклянные фужеры (глиняные чашки вон!), холодное мясо на изящных тарелочках и немного заготовленных впрок овощей. Бабус почти лопался от гордости. Эх, видели бы его сейчас деревенские простаки, позеленели бы от зависти!
Даяна почти не поддерживала разговора. Наблюдала спокойно, как высокие гости утоляют естественный после длительного путешествия голод, и чувствовала, что ее невозмутимость раздражает наследника трона. Совсем не этого ожидал принц Ранвал. Бесстрастный взгляд Даяны раздражал принца, и тот чувствовал себя — черт побери эту ведьму! — все более неловко и терял голову.
Камень-экран скрывал от Даяны мысли гостя, но старая дипломатическая школа позволяла леди Геспард легко угадывать переживания принца по языку тела: непроизвольным движениям рук, нетерпеливому подрагиванию ресниц, злому блеску глаз. Ранвал не привык встречать отпор у женщин. Лесная ведьма не ежилась под его пристальным взглядом, смотрела в упор, как ровня. Ее изящные тонкие пальцы привычно держали высокий фужер и совершенно не дрожали — колдунья не притворялась, она действительно чувствовала себя равной! — спину и голову держала прямо…
Ранвал искал причину для выброса ярости и не находил.
Даяну же немного забавляла злая растерянность принца. Его и Аймину она воспринимала как естественный природный катаклизм и считала глупым обижаться на стихию. Природу.
Они — такие. С рождения привыкли повелевать, они дети своего народа и своего времени.
Стенобитный властный взгляд принца натыкался на бесстрастность хозяйки и отскакивал от нее, словно легковесный мячик. Ранвал почти возненавидел хладнокровную ведьму. Аймина тоже заметила странное поведение брата и, когда две женщины, оставив принца внизу, поднялись в спальню хозяйки (леди предложила гостье свою постель, а наследника поселила в гостевую комнату), сказала:
— Ранвал взбешен вашей невозмутимостью, госпожа. Он не привык к невниманию женщин и раздражен этим. — Потом присела на край постели и проговорила мягко: — Улыбнитесь ему, Даяна.
— Я улыбалась, — взбивая подушки, ответила та.
— Нет. Вы были просто вежливы. А я прошу вас, улыбнитесь ему. И лед растает.
«Какое мне дело до психических проблем „замороженного“ туземного принца», — устало подумала Даяна. Сотни раз жена посла Конфедерации посещала великосветские приемы, общалась с коронованными особами, и только редкие из них бывали столь заносчивы, что выбывали неприязнь.
Принц Ранвал бил все рекорды. «Болван напыщенный! Готовый деспот! Женоненавистник…»
Но ссориться с наследником земель окрестных Даяна все же не решилась. Спустилась вниз и улыбнулась:
— Вам здесь удобно, ваша светлость?
— В этом кресле? — фыркнула «светлость».
— Нет, я имею в виду мой дом, — не меняя приветливого тона, сказала она.
Ранвал пожал плечами:
— Вполне. Я привык к дорожной жизни и неудобствам. — Наследник трона намеренно оскорблял хозяйку маленького лесного дома, как будто мстил за собственные комплексы.
И Даяна прекрасно понимала причину этой враждебности. Для подобных ситуаций в дипломатических институтах существовало правило — не терять лицо, не идти на поводу эмоций.
— Позвольте предложить вам еще вина, ваша светлость?
Ранвал состроил мину, собрался сказать что-то вроде «кислятина какая», но вдруг остановился. «Что это со мной?! — промелькнуло на его лице. — Веду себя как мальчишка!» Принц помотал головой, сбрасывая наваждение, и произнес спокойно и с достоинством:
— Я сыт. Благодарю.
— Тогда простите, ваша светлость, но мне придется вас оставить. Мы выезжаем завтра утром, и мне надо собраться в дорогу.
Принц кивнул и остался наедине с огнем в камине и смутным ощущением недовольства. Упрямая ведьма испарилась из комнаты, ускользнула, как утренний туман, подвластный только ветру…

 

Путешествие в огромной и уютной, словно бархатная коробка, карете, тряская дорога, схваченная первыми морозами, Бабус, цепляющийся за козлы, — узелок-котомка висит в зубах, — все это промелькнуло перед Зафсом в одно мгновение.
Принц, как будто избегавший общества лесной ведьмы, умчался вперед, оседлав лучшую из лошадей.
И смутная мысль Даяны: «Какой мальчишка. Поехал готовить игру на своем поле. В замке, среди челяди и подобострастных придворных… Какой он все-таки мальчишка».

 

Огромный неприступный бастион замка герцогства Урвата полностью соответствовал своему времени и представлениям Даяны. Лабиринты внутренних переходов и коридоров, пристройки и надстройки, липнущие к старым стенам, — когда-то небольшой дворец разрастался постепенно, в течение веков, и вид имел чуть-чуть лоскутный, — старый камень почти скрывали недавние усовершенствования, и только непосредственно обитель герцогской семьи возвышалась над прочими строениями нетронутым островом древности. Каменные глыбы стен уходили вверх неровными рядами и подпирали небо шпилем центральной башни. Флаг герцогства Урвата реял в вышине, и только вороны могли добраться до верхушки флагштока.
Даяну мало интересовали архитектурные особенности данной эпохи. Поглаживая дремлющего на коленях Кавалера, она смотрела в окно кареты, только чтобы запомнить путь. Обратную дорогу из этого царства каменных стен, суетящейся челяди и бдительной стражи, взявшей на караул при виде герба на дверцах подъезжающей кареты.
Аймина же, напротив, была оживлена и радовалась окончанию поездки.
— Надеюсь, отцу не стало хуже, — быстро говорила принцесса. — За ним присматривают слуги и дворцовый целитель Шыгру. Скоро я познакомлю вас с ним. — Склонившись ближе к Даяне, Аймина шепотом добавила: — Признаюсь честно, Шыгру всегда вызывает у меня некоторую дрожь. Он колдун и предсказатель. Астролог. И он был против вашего приезда. Но я проявила волю, — Аймина гордо выпрямилась, — и настояла.
Слуга распахнул двери кареты, и принцесса, опираясь на его руку, ступила на землю родового гнезда.

 

Широкая, мощенная камнем центральная площадь замка-бастиона была заполнена людьми и ветром. Кутаясь в дорожную накидку и почти скрывая лицо под капюшоном, леди Геспард быстро взбежала по ступеням широкой парадной лестницы.
Ей вдогонку летели мысли. Вся придворная челядь не могла позволить себе покупку камней-экранов, лишь у нескольких слуг Даяна разглядела на груди крошечные кулоны, и перешептывание любопытных, а порой и неприязненных мыслей летело ей вслед. «Ведьма, ведьма! Островитянка! Совсем не страшная и молодая… Смотри-ка, а за пазухой несет кота… А вдруг он обращенный человек?! Чур, чур меня! Нашлет еще проклятие на замок…»
«Не попадаться бы ведьме на глаза, я беременна…»
«Шыгру нас защитит?..»
Отключив телепатический прием, Даяна вздохнула с облегчением. Прямой угрозы нет. Ее окружала обычная суетливая круговерть людских мыслей и привычная неприязнь, рожденная страхом перед непонятным колдовским талантом островных жителей. А это привычно для людей с континента.
Принцесса Аймина, сбрасывая на руки слуг дорожную одежду, неслась вперед к покоям герцога. Даяна едва успевала за ней. Встреченные в тесных коридорах придворные и челядь испуганно жались к стенам и отвешивали поклоны. Чадящие светильники отбрасывали на их лица красноватые блики, и, уродливо искаженные тенями, лица казались Даяне ритуальными масками враждебных племен.
Недостаток освещения давил на леди. Какие-то неразличимые силуэты крались и прятались в глубоких нишах, и только иное восприятие действительности, чтение мыслей на ментальном уровне спасало от надуманных тревог.
Ее здесь ждали. Каждая кухарка молилась за здоровье герцога, каждый паж…
И лишь один встреченный у двери в спальню правителя придворный пронзил Даяну леденящей ненавистью. На шее у молодого, богато одетого мужчины висел камень, но ненависть откровенно и зримо била из него холодными лучами. Она колола и разила, не предостерегала, а нападала, — берегись, ведьма! — говорили глаза придворного. Ты здесь ничто, соринка, прилипшая к башмаку принцессы!
Принцесса же на мгновение сжала пальцы надменного красавца, обошла его, касаясь не только краем платья, но и плечом, и повернулась к Даяне:
— Познакомьтесь, госпожа Гунхольд, это Кронхам. Мой друг.
Показывая всему двору доверие к лесной колдунье, Аймина не надела камень, и Даяна, легонько коснувшись мыслей принцессы, увидела: полумрак ее опочивальни, нежный шепот, страсть, получаемую взамен любви, и тихую просьбу — откройся, Кронхам!.. Принцесса молила, но мужчина оставался глух к ее мольбам…
Исследовать дальше интимную жизнь дочери герцога Даяне показалось нетактично. Она оборвала связь, поскольку и без того узнала много — Кронхам отец ребенка принцессы, ее возлюбленный. Но не муж.
Почему? Об этом можно будет спросить саму принцессу. Но позже. Сейчас Аймина слишком торопилась к отцу.
Кронхам смерил Даяну взглядом, обозначил приветствие едва заметным наклоном головы — леди Геспард прижала ладонь к груди — и открыл перед женщинами высокую, украшенную резьбой дверь в покои герцога.
Огромную опочивальню правителя безуспешно отапливали два исполинских камина. В ней было очень душно, пожалуй, даже смрадно, и ветер, свободно гулявший под высоким потолком, охлаждал стены, но совсем не приносил свежести. Внизу воздух оставался спертым.
«Издержки феодализма, — шагая по ковровой дорожке к постели герцога, подумала Даяна. — В подобной спальне вряд ли почувствуешь себя уютно… Если, конечно, правитель не подвержен клаустрофобии…»
Правитель страдал от жары, духоты и холода одновременно. Десяток сальных свечей окружал постель. Пряди длинных седых волос налипли на влажные щеки герцога, потрескавшиеся губы мерно шевелились — несчастный бредил и не узнавал свою дочь.
Возле постели Даяна увидела двух мужчин: щуплый слуга в бордовой ливрее суетился над медным тазом с болтающейся на дне темной жидкостью, высокий седобородый старец в черной мантии и странной шапке, украшенной крошечными рожками, держал в руках небольшую потрепанную книжицу и, кажется, молился. Старца почти скрывала стойка балдахина, пожилой худенький слуга, как только принцесса вошла в спальню, горестно воскликнул:
— Как хорошо, моя принцесса, что вы успели! Господину стало хуже!
Аймина встала на колени перед постелью отца, взяла его за руку и прошептала:
— Батюшка, батюшка, откройте глаза, я приехала. Я рядом.
Но герцог бредил. В воспаленной горячкой голове рождались видения какой-то битвы. «Вперед, вперед, на приступ», — чуть слышно слетало с губ, обметанных жаром. Герцог слабо стискивал кулаки и мотал головой.
Расстроенная принцесса совсем забыла представить мужчинам свою гостью. Даяна стояла за ее спиной и смотрела на больного, стараясь не встречаться взглядом со старцем в рогатой шапке.
Но Шыгру, а это, без сомнения, был он, смотрел не в глаза ведьмы, а гораздо ниже — Кавалер, устав сидеть в сумке, висевшей у пояса Даяны, высунул морду из-под хозяйского плаща и сразу повернул остроухую голову к темному углу, где за складками балдахина скрывался старец.
Колдун и кот, одинаково не мигая, смотрели друг на друга.
Даяна поменяла позу — наклонилась, чтобы поставить чемоданчик с медикаментами на пол, — и Кавалер тут же выпрыгнул из сумки. Нервно дернул шкурой, обошел ножку высокой кровати и скрылся под ее днищем.
Принцесса наконец прекратила попытки поговорить с отцом, встала и, повернувшись к гостье, которую так и не представила, произнесла:
— Даяна, ему хуже! Вы сможете ему помочь?!
— Я постараюсь, — тихо сказала та.
— Тогда начните! — почти повелительно воскликнула Аймина. Но лесная ведьма медлила. — Начните! — уже взмолилась дочь правителя.
— Хорошо.
Даяна медленно обошла широкую кровать, встретилась с испытующим взглядом колдуна и, отбросив последние сомнения, сказала:
— Я должна остаться наедине с больным. Принцесса, прикажите всем выйти. Пожалуйста.
Подбородок старца гневно вздернулся, слуга, прикрыв рот ладошкой, тихонько охнул, Аймина же, совсем не обращая внимания на их реакцию, проговорила тихо, но четко:
— Всем вон.
— Моя принцесса, — опешил колдун, — вы ей доверяете?!
— Ваши способности, Шыгру, не оставили мне иного выхода, — ядовито одернула его принцесса.
— Но я старался! Я как мог…
— Значит — плохо старались! — оборвала дочь герцога. — Плохо старались! Теперь — идите.
Тон принцессы наотмашь ударил колдуна. Испепелив Даяну взглядом и бормоча то ли проклятия, то ли ругательства, астролог прошествовал к двери. Слуга понуро поплелся за ним.
Даяна проводила их уход молчанием, но, едва закрылась дверь, сказала мягко, но настойчиво:
— Прошу прощения, принцесса, но вам тоже придется уйти. Я должна остаться здесь одна. Так надо, Аймина, так будет лучше.
— Я уйду, — покладисто произнесла принцесса и, встав на колени, поцеловала отца в лоб: — Все будет хорошо, мой дорогой. Она тебе поможет.

 

Как только Даяна осталась наедине с больным, из-под кровати выбрался Кавалер. Умному зверю не понадобилось приказов. Пружинисто подскакивая на мягких лапах, кот добежал до двери и, обнюхав ее, внезапно послал хозяйке предупреждение: мысленный образ надетого на шею камня.
— Считаешь, пора поставить экран? — спросила Даяна.
От зверя пришел утвердительный ответ и образ Шыгру, проделывающего обратную манипуляцию: стоя за дверь, колдун снимал амулет.
Даяна стремительно достала из кармана шнурок с привешенным камнем и мгновенно надела его на шею. Дворцовая челядь, гуляющая без экранов, не пугала ее, прибыв сюда, Даяна намеренно не стала сразу ставить экран, так как хотела понять, прочувствовать, чем дышит этот замок. Найти угрозу, если она есть…
Но колдун… Колдун — другое дело. Без ментальной защиты камня Даяна может запросто подпасть под его влияние. Ее телепатические возможности затухают, Шыгру же может оказаться очень сильным телепатом. И врагом. Обиженным, злопамятным. Он видел или почувствовал, что на лесной ведьме нет амулета, и сейчас снимает свой…
Подвешенный на шею камень привычно устроился на груди леди возле другого «украшения», камеи, прятавшей под каменными завитками коммуникатор орбитальной базы. В любую минуту Даяна могла связаться со станцией, потребовать челнок и в случае опасности покинуть замок. Небольшой челнок с легким вооружением вмиг разметает стражников или погрузит их в сон.
«Надеюсь, помощь мне не понадобится, — надевая на руку герцога медицинский браслет-диагност, думала Даяна. — Мы с Кавалером опытные ребята и сбегали из мест гораздо более опасных. — Браслет стремительно произвел оценку состояния больного и выдал диагноз и приемлемые способы лечения. — Пожалуй, — нахмурилась Даяна, — тут все ясно». Два месяца провел больной в этой постели без движения, в легких начались застойные процессы, приведшие к двухстороннему воспалению.
Покопавшись в чемоданчике-аптечке, леди выбрала инъектор с сильным антибиотиком и тут же ввела его больному. Две инъекции общеукрепляющего свойства — диагност посоветовал выбрать геронтологическую направленность — также были впрыснуты под кожу герцога. «Их светлость будет должен старику Бабусу, — обтирая лицо больного влажной антисептической губкой, усмехнулась леди. — Только благодаря Пивной Кружке в моей аптечке имеется запас геронтологических препаратов».
Даяна поправила пышные подушки под головой правителя.
— Пожалуй, я сделала все, что могла, — произнесла она и посмотрела на табло диагноста. Браслет показывал, что никаких аллергических реакций не последовало, температура стала снижаться и больной задышал ровнее. Перестал метаться и бредить. Герцог погружался в спокойный оздоровляющий сон. — Посмотрим, чем вас потчевал колдун Шыгру…
Отойдя от постели, Даяна склонилась над массивным столом-тумбой, уставленным чашами, чашками, кубками и графинами. Достав из кармана приготовленный анализатор, она поочередно опустила его в каждую жидкость и прочла результат.
Как и ожидалось, яда в сосудах не было. Все жидкости содержали безобидный набор натуральных укрепляющих средств, и только в одном из напитков анализатор вычислил присутствие какого-то неизвестного психотропного вещества. Судя по данным прибора, вещество имело свойство нейролептика и действовало на психику как гипноподавитель. То есть раскрепощало сознание и подготавливало его к внушению.
«Колдун пытался подчинить себе верховного правителя?! Зачем?! Он — враг… Или… Нет, Шыгру не враг, он — интриган. Он не травит старого герцога, он его подчиняет. А это интрига другого порядка».
Даяна выплеснула снадобье в ведро и, наполнив кубок безобидным травяным настоем, вернулась к постели герцога и села в его ногах.
Правитель крепко спал. Даяна бережно поправила на нем одеяло и прошептала:
— Сегодня я вас не оставлю, ваша светлость.
Кавалер, так и сидящий у порога, согласно мяукнул и, свернувшись клубком, направил чуткие уши и нос на дверь. Зверь тоже понимал, что разозленный, ведущий какую-то странную дворцовую интригу колдун вполне способен учинить пакость. Выздоровление герцога нанесет непоправимый ущерб авторитету целителя-астролога. «Лесная ведьма вылечила герцога!» Если завтра по замку разнесется эта весть, влияние Шыгру заметно пошатнется.
Так что, прежде чем выйти из этой комнаты, Даяна должна представить двору как минимум выздоравливающего герцога.
— Я не позволю навредить вам, ваша светлость, — сказала она и сняла браслет с руки герцога. Диагност показывал положительную динамику, и надобность в нем отпала. — Кавалер, сегодня нам не придется спать. Сиди и карауль, а двери я сейчас закрою на засов.
Но едва Даяна встала с постели, как двери резко распахнулись от сильного толчка — Кавалер едва успел в сторону отскочить — и в опочивальню вошел наследный принц Ранвал. Глядя, как уверенно и непреклонно он марширует по ковровой дорожке, Даяна невольно сжалась и подумала: «Ну, вот и встретились на вашей территории».
Принцесса Аймина застыла на пороге, не решаясь нарушить обещание — не входить в комнату без приглашения, — и Даяна махнула ей рукой. Аймина быстро зашагала вслед за братом и сразу, без обиняков, показала принцу, что у постели больного главный — врач.
— Ступайте тише, ваша светлость! Ваш отец уснул.
Не удостоив Даяну даже взглядом, принц подошел к постели и склонился над лицом, утонувшим в белых подушках. Бледность и ровное дыхание отца в первый момент даже напугали принца. Он не расслышал тихих вдохов, столь удивительных после шумного и хриплого дыхания.
— Он жив?! — гневно вскинулся Ранвал и посмотрел на ведьму взглядом палача.
— Жив, жив, — спокойно улыбнулась Даяна. — Он спит. А завтра, если на то будет воля Создателя, проснется здоровым…
Аймина, оттеснив брата, взяла руку герцога, тихонько сжала ее и застыла, не доверяя ощущениям. Еще недавно рука отца была раскалена от жара, сейчас же кожа стала прохладной.
— Я не могу поверить, — прошептала принцесса. — Он здоров?!
— Пока что нет, — призналась Даяна. — Но близок к этому. И насколько, мы узнаем только утром.
— Боюсь поверить, — повторила Аймина и, тихо взвизгнув, повисла на шее принца: — Брат, брат, он выздоровеет! Она это сделала!.. Хвала Создателю.
Но принц молчал. Брат и сестра по-разному переживали радость. Аймину переполняли эмоции, она никак все не могла остановиться и тормошила брата, теребила его одежду, целовала в щеки. Если бы не боязнь разбудить отца, Аймина, пожалуй, пригласила бы в опочивальню музыкантов и устроила танцы…
А принц молчал. Смотрел на герцога, словно все еще сомневался, и слабо уворачивался от сестринских поцелуев.
Потом опустился на одно колено, надолго приложился губами к руке отца и, прошептав короткую молитву, встал. Резко развернулся и пошел к выходу.
— Брат! — недоуменно воскликнула принцесса.
Ранвал так же порывисто остановился, вернулся к постели и, встав напротив стоящей у другого края Даяны, сказал:
— Спасибо. Я благодарен за усилия. Трон не забудет об услуге.
— Рано благодарите, ваша светлость, — тихо сказала Даяна. — Надо дождаться утра.
Ранвал отвел глаза и буркнул:
— Вы уже сделали немало. Сегодня утром, когда я уезжал в гарнизоны, отец не узнал меня. Он бредил. Сейчас он выглядит почти здоровым. Спасибо вам, Даяна.
Принц впервые произнес имя лесной ведьмы. Даяна прижала ладони к груди и склонила голову:
— Я принимаю вашу благодарность, принц.
Закончив с церемониями, Ранвал покинул спальню отца и тихо, бережно прикрыл за собой дверь — сам, без помощи слуги, — как будто оказывая уважение отцу и женщинам, оставшимся за этой дверью.
— Вы произвели на брата впечатление, — тихонько фыркнула Аймина.
— Скорее негативное, — пожала плечами Даяна.
— Уж нет! Поверьте мне, я знаю брата. — И насмешливо прищурилась: — Уж не околдовали ли вы его, Даяна?
— Нет, — просто ответила леди Геспард. — Очаровывать принца совсем не входит в мои планы. Скорее наоборот, я не хочу его внимания.
— Почему? — бесхитростно удивилась принцесса. — Обычно его внимания добиваются.
— Только не я.
— Вот в этом все и дело! — подняв тонкий пальчик с огромным перстнем, вынесла вердикт дочь герцога. — Ранвалу не дает покоя ваша независимость, и, — Аймина усмехнулась, — она же завораживает. Без всяких там колдовских приемов…
Даяну несколько напрягал бесполезный разговор о женских чарах, и она немного сменила тематику:
— Аймина, придворный, что встретил нас у порога этой комнаты, Кронхам, он… тоже очарован? Вами?
Только что улыбающаяся принцесса поморщилась, опустила глаза и, закусив ноготь большого пальца, помотала головой:
— Нет. Он не очарован. Во власти — я.
«Пожалуй, следует исследовать питье принцессы, — сделала заметку в памяти Даяна. — В этом замке странные обычаи — опаивать властителей какой-то дрянью. Не исключено, что и принцесса под гипнотическим контролем…»
Вмиг погрустневшая Аймина смотрела на отца и говорила, как будто бы обращаясь к нему:
— Если бы только Кронхам снял камень… Если бы он только снял. Тогда бы я стала его женой! Но он не хочет. Или скорее не может…
— Почему? Объясните, ваша светлость.
— Кронхам из посвященных. Не так давно, три года назад, он стал учеником Шыгру и теперь не имеет права открывать свои мысли и знания. Посвященные оберегают свои секреты и колдовские приемы.
«Все точно. Без гипнонасилия здесь не обошлось».
— А когда вы полюбили друг друга, Аймина, Кронхам уже был посвящен?
— Нет! Впервые он поцеловал меня, когда на нем не было камня! В ученики к Шыгру он пошел потом, позже, когда… — Принцесса сбилась и всхлипнула. — Все это странно перепуталось, Даяна. Законы колдовства не разрешают Кронхаму открывать свои мысли, отец запрещает мне выходить замуж за человека, отказавшегося пройти церемонию Открытия Чувств. Мы оба заложники обычаев и правил, дорогая госпожа Гунхольд, и от этого никуда не денешься.
За несколько лет, проведенных в обществе словоохотливого Бабуса, Даяна успела неплохо изучить традиции герцогства Урвата. Во время длинных зимних вечеров Пивная Кружка поведал ей о церемониях помолвок, свадеб и клятвенных ритуалов. Так, например, по обычаям Северного континента браки заключались как бы дважды: сначала в храме Духов Земли проходил ритуал, напоминающий объявление о помолвке, и лишь потом, получив подтверждение данных клятв, отпрыски богатых семей отправлялись в церковь Господа Создателя.
Несколько религий довольно мирно уживались на планете Сахуристар. Более древний культ поклонения Духам Земли был распространен на обоих континентах планеты, и его служители никогда не вмешивались в отправление таинств двух других основных религий. На Южном континенте поклонялись веселому и беспечно воинственному божеству Хартвариламу, более уравновешенная и аскетичная религия северян так же мирно сосуществовала с культом Земных Духов: духов Огня, Воды, Камня, Плодов и многих, многих других. И это была религия островитян. Расы телепатов, магов и чародеев.
Во время помолвки служитель алтаря храма Духов соединял руки жениха и невесты и через свое прикосновение давал им возможность обоюдного мысленного обмена клятвами. Если же по какой-то причине кто-то из вступающих в брак отказался от церемонии Открытия Чувств, позже брак могли признать недействительным, то есть ложным. Впрочем, если верить Бабусу, такое происходило крайне редко. Любая пара сахуристарцев по своей воле выбирала свадебный ритуал — с помолвкой в храме Духов или без нее.
Герцог Урвата, судя по всему, категорически настаивал на церемонии Открытия Чувств. Возможно, он не доверял Кронхаму, возможно, просто слепо придерживался старых традиций.
— А вы, принцесса, доверяете своему избраннику?
— Не знаю, — честно ответила Аймина. — Он очень изменился за последний год. Перестал слагать стихи и песни в мою честь, почти не выступает на ристалищах… Он словно выстроил перед собою стену из учения Шыгру…
— Шыгру принадлежит к древней расе?
Древней расой иногда называли островных жителей. Когда-то очень давно две расы — людей с ментальными способностями и без оных — вперемежку заселяли оба континента Сахуристара. Но позже телепаты решили не разбавлять свою кровь смешанными браками, уединились на островах, и только некоторые из них (в основном это были служители алтарей храма Духов и гораздо реже целители) возвращались на материки.
— Да, Шыгру один из потомков изгнанных.
Изгнанные. Еще одна загадка закрытого мира планеты Сахуристар. Иногда, очень редко, от островов отчаливала лодка с единственным человеком на веслах или у руля. Встречая эту лодку в море, рыбаки с континентов знали — плывет изгнанный. Пария. Но почему островитяне отказывают в родстве некоторым из своих сородичей, всегда оставалось тайной. Древняя раса хранила свои секреты, редко общалась с жителями материков, лишь изредка навещала научные или религиозные центры соседей.
— Дед Шыгру приплыл в столицу много лет назад и занялся целительством. То был хороший знахарь. Он передал своим потомкам тайны мастерства, Шыгру последний из семьи и очень, очень умелый лекарь и астролог. Его предсказания почти всегда сбываются, колдун читает по звездам, как по открытой книге, и редко ошибается…
Внезапно принцесса смутилась и исподлобья взглянула на Даяну.
— Он что-то напророчил обо мне? — догадалась та.
— Да. Он говорил, что вас нельзя привозить в замок.
— Почему? — подняла брови Даяна. — Как он это объяснил?
— Шыгру не только читает по звездам, но еще и гадает по каменным рунам. Он уверял, что прочитал по камням — ваши знания несут беду… Беду от звезд…
— Беду от звезд? — медленно повторила леди Геспард.
«Колдун не так уж и не прав… Я вмешиваюсь в исторический процесс развития закрытой планеты, использую методики и знания, недоступные растущей цивилизации, то есть нарушаю естественный ход событий…
Но разве подчинение герцога ментальной власти колдуна можно назвать естественным процессом?! Во всех галактиках подобное считается страшнейшим преступлением!
Нет, козни колдуна нельзя отнести к норме. Мое вмешательство несет „беду от звезд“ только самому Шыгру. Я разрушаю некую интригу и мешаю ему получить власть над умирающим герцогом. Шыгру испуган, недоволен и уже видит во мне врага. Так же как и его ученик Кронхам…»
— О чем задумались, Даяна? — Мелодичный голос принцессы всколыхнул тишину огромной спальни, спокойной музыкой отозвался в мыслях Даяны и разрушил страх — быть лишней, вредоносной.
Леди Геспард, прогоняя сомнения, покачала головой и ответила:
— Я думаю о герцоге. И о том, что в ближайшие сутки мне придется неотлучно находиться подле него.
— Всегда-всегда? А как же церемония представления ко двору? Нет, госпожа Гунхольд, сегодня вечером…
— Пожалуйста, не настаивайте, принцесса, — перебила Даяна. — Сегодня вечером, ночью и завтра утром я должна быть рядом с вашим отцом. Должна.
— Хорошо, — сразу согласилась принцесса. — Я прикажу накрыть стол здесь, возле центрального камина и составлю вам компанию.
«Шыгру и Кронхам возненавидят меня окончательно, — печально подумала Даяна. — Принцесса, после длительного отсутствия, предпочла их обществу компанию колдуньи. Такого не прощают…»

 

Внушительный тяжелый стол слуги придвинули ближе к теплу и свету очага, накрыли его сверкающей парчовой скатертью, но, когда начали расставлять тарелки и бокалы, принцесса недовольно нахмурилась:
— Почему я вижу три прибора? Кто дал приказ накрыть на три персоны?
— Их светлость принц Ранвал, — тут же откликнулся мажордом, приглядывающий за челядью, — выразил желание отужинать здесь.
— Отужинать здесь? — с превеликим удивлением переспросила Аймина.
— Да. Это распоряжение их светлости.
Принцесса подошла к Даяне, сидящей в кресле возле постели герцога:
— Уму непостижимо. Сегодня двор лишен всех царственных особ. Придворные не получат ежедневного приема… а впрочем, ничего с ними не случится! Пусть копят силы для завтрашнего пира.
— Если для пира будет повод, — напомнила Даяна.
— Будет! — Принцесса не признавала сомнений. — Я верю — завтра отец проснется здоровым!

 

Принц Ранвал был настроен отнюдь не так оптимистично. Странно молчаливый, тихий и совершенно ненадменный, он сидел за столом напротив сестры и только иногда бросал на Даяну долгие задумчивые взгляды.
Леди Геспард чувствовала — Ранвал никак не мог выбрать манеру поведения. «Лесная ведьма» обескуражила наследника престола. Легко и уверенно пользовалась хитрыми столовыми приборами и ела, пожалуй, даже с большим изяществом, чем многие из придворных дам. Через некоторое время принц заметил, что его сестра невольно перенимает некоторые манеры гостьи — так же пользуется салфеткой, так же пригубливает вино, так же аккуратно, на мелкие кусочки разрезает мясо…
— Где вы обучались этикету? — Почти ничего не съев, принц откинулся на высокую резную спинку кресла.
Гостья повела плечом и ответила уклончиво:
— То там, то тут… У меня цепкая зрительная память…
— И все же. Где вы родились, Даяна? На островах?
Аймина, отложив нож и вилку, тоже ждала слов лесной колдуньи. Уже несколько раз принцесса пыталась расспрашивать новую подругу о ее прошлом, но ни разу так и не получила ответов.
— У меня нет родины, — тихо ответила Даяна. — Я родилась на корабле.
— А кто были ваши родители? Они живы? — настаивал принц.
— Мой отец жив, я надеюсь, — не стала обманывать дочь Верховного Нимврода. — А об остальном позвольте мне не отвечать, ваша светлость. У каждого из нас есть тайны, и порой их следует хранить. Во благо.
Очень удивив Даяну, принц отступил. Он больше не расспрашивал ее о прошлом и только слушал болтовню принцессы и редкие реплики гостьи. Его взгляд потерял былую напористость, Ранвал вдумчиво исследовал черты Даяны и выглядел уже не грозным наследником, а обычным заинтересованным мужчиной.
И тем пугал Даяну больше прежнего.
Она отвыкла от мужского интереса. Пристальный, изучающий взгляд принца заставлял ее смущаться и чувствовать себя неловко. «Уж лучше б я была ему, как раньше, неприятна! Я знаю, как бороться с неприязнью, но вот что делать с влюбленными принцами, совсем забыла! Что он хочет? Ответных чувств?! Или достаточно просто — подчинения? Как ответа…»
Ранвал, казалось, уже спрашивал глазами.
«Или это игра огня? В зрачках мерцают огоньки свечей и плещется пламя камина…»
Глаза уже приказывали ответить.
«Какое мне дело до феодального принца и его глаз?!»
Но взгляд принца утягивал за собой в некую древнюю, заманчивую игру с неясными условиями и нескромными традициями. Основа этой игры неизменна — мужчина и женщина, — все остальное вольный случай и право игроков на выбор приза.
И в этом мире главный приз всегда получит мужчина. Женщина — награда.
«Пошел он к черту! Этот принц!»
Легко сказать. Но выполнить? Едва ли. Извечная игра — мужчина-женщина — уже вступала в свои права.

 

Герцог Урвата выздоровел.
Его опочивальня заполнилась людьми. Вассалами и придворными, слуги спешили выразить почтение и радость, лакеи толпились у дверей и принимали дары и подношения. Их высочество, еще чувствуя некоторую слабость, принимал посетителей, но по просьбе новой целительницы — лесной ведьмы — не брал еду и питье из рук придворных и лакеев. Даяна проверяла каждый кубок, каждую тарелку, вносимую в покои герцога.
— Меня хотели отравить? — нахмурившись, спрашивал правитель.
— Нет, ваше величество, — отвечала ведьма. То, что добавлял в питье герцога Шыгру, по большому счету нельзя было назвать отравой. — Я просто хочу некоторое время готовить вам еду сама. Я буду наполнять ее живительными силами.
Колдун, присутствовавший при этом разговоре, только опустил ресницы, словно забрало шлема, и стал невозмутимым и — покорным. Шыгру умел проигрывать. Проигрывать и ждать реванша, долгая жизнь придворного научила его терпению.
Манеры Кронхама мало напоминали сдержанность учителя. Приемы колдовского лекарского искусства молодой возлюбленный принцессы уже считал своей территорией. Даяна ворвалась на его земли, нарушила покой, и Кронхам видел в ней захватчицу, чьи кони истоптали поля и пашни и в клочья разнесли заградительный редут. Придворный посчитал, что им с Шыгру объявлена война.
И не имело значения, что в награду за выздоровление ведьма просила только одного — отпустить ее с миром. Само существование Даяны уже несло в себе доказательство несовершенства его учения.
Аймина пыталась примирить любимого и новую подругу, старалась вызвать у Кронхама чувство справедливой благодарности, но все напрасно. Отец ее ребенка не мог существовать с лесной ведьмой даже параллельно. Он отталкивал Даяну, не принимал ее, казалось, что одно присутствие колдуньи доставляло ему нестерпимую муку.
— Это ревность, Аймина, — утешала леди принцессу. — Обычная мужская ревность собственника. Вы слишком много времени проводите со мной…
Аймина вынужденно согласилась и оставила попытки объединить два лагеря — ведьму из далеких лесов и тесный круг придворных чародеев.
Едва восстановивший силы герцог почти не обращал внимания на странности, последовавшие за его выздоровлением. Он слишком долго был оторван от государственных дел и уделял им все возможное время. Вельможи и просители, генералы и бургомистры толпились в его покоях буквально с первого дня. Даяна уже жалела, что чересчур усердно подошла к лечению правителя — фармакологически очистила его организм от шлаков, напитала восстанавливающими препаратами, усилила защитные функции, — герцог понял, что слишком нуждается в колдунье. На третий день пребывания Даяны в замке герцог Урвата отдал приказ:
— Госпожа Гунхольд остается при дворе. Мы заинтересованы в ее присутствии и знаниях.
И точка.
Они нуждаются.
Даяна обещала возвращаться раз в сезон, но получила отказ. Как милости просила позволения уехать, ссылалась на неотложные дела и прежние обязательства, но герцог оставался непреклонен.
— Пожаловать госпоже Гунхольд дворянский титул!
Каприз судьбы. К Даяне снова обращались «миледи».
— Ваш долг, миледи, служить короне. Мы в вас нуждаемся.
Спасение от придворных обязанностей пришло неожиданно.
В честь выздоровления герцога в замке устроили пышное празднество. Великосветское общество заполнило парадный обеденный зал, сотни приглашенных вельмож расселись за богато уставленными столами, и герцог, объявляя о своем выздоровлении, закончил речь церемонным обращением:
— Миледи Гунхольд, перед собравшимися здесь скажите — какой награды вы просите за свои труды?
Вопрос был всего лишь проформой. Традицией, установленной еще далекими предками герцога Урвата, — лекарь прилюдно просил награды или милости.
Миледи, сидевшая по правую руку от принцессы, встала, поклонилась собранию и твердо произнесла:
— Прошу позволить мне уехать, ваше высочество.
Одна фраза — и тихий единый выдох толпы придворных разнес ее по дворцу: «Уехать, уехать, уехать!» Этот шепот добежал до самых подвалов, и последний поваренок, вытаскивающий из ледника головку масла, воскликнул: «Она просит разрешения уехать?!» Чумазая девчонка, ловившая на заднем дворе курицу, поймала отголосок и прошептала: «Ведьма просит уехать?!»
Это восклицание подхватили стражники у ворот и разнесли весть по округе: ведьма отказалась от награды и просит отпустить ее домой…
Правитель онемел от дерзости колдуньи. Все прежние разговоры велись приватно, сейчас владыка сам вложил судьбу колдуньи в ее руки и не мог нарушить данное обещание. Он сам сказал «проси награды», и ведьма выбрала свободу.
Насупившийся, недовольный герцог неопределенно мотнул головой, но Даяна так и осталась стоять, дожидаясь ответа.
— Вы уедете, миледи Гунхольд, — в полной тишине прозвучал уверенный голос наследного принца, — как только герцог сядет на коня. Ведь таковы традиции. Мужчина считается полностью выздоровевшим, когда способен без посторонней помощи оседлать коня. Не так ли, ваше высочество?
Наследник трона знал все законы и также изучил повадки строптивой лесной колдуньи. В отличие от своего отца, Ранвал — об этом говорила легкая усмешка, бродившая по губам принца, — был готов к такому повороту, и просьба Даяны не стала для него неожиданностью.
Его супруга принцесса Савьяна легонько закусила губу и опустила голову. Субтильная и нежная, как полураспустившийся бутон, она совсем не ревновала мужа, но слухи (а они порой бывали беспощадны!) могли заставить почувствовать себя униженной самую покорную из женщин. Еще вчера Савьяна мило улыбалась и уговаривала Даяну не противиться воле герцога, сегодня принц показал всему двору, кто именно заинтересован в том, чтобы лесная ведьма не покинула замок.
— Да будет так! — громко провозгласил правитель и высоко поднял чашу с вином. — Как только я смогу сесть на коня, леди Гунхольд свободна от обязательств!
Придворные шумно приветствовали решение герцога и, обмениваясь репликами, принялись за трапезу. Даяна застыла, возвышаясь над столом, и, не в силах согнуть ноги, неотрывно смотрела на принца. Ранвал не отвел глаза, в них леди видела приговор: «Мой отец никогда не сядет на коня, миледи, смирись».
Аймина тихо потянула колдунью за рукав, и Даяна, опомнившись, наконец-то села.
— Он обыграл меня, — сказала леди едва слышно. — Ваш брат, Аймина, достойный сын и истинный правитель.
— Ранвал не знает равных в чтении законов, — спокойно согласилась принцесса. — И я могу заранее уверить, что, даже если герцог сядет на коня, он никогда не сделает этого сам. Без поддержки. Так что традиции будут соблюдены.
— Он хочет, чтобы я навеки осталась в замке?!
— Мы все во власти прихотей судьбы, — пожала плечами «средневековая» принцесса. — Или, — она немного наклонилась и через головы, склоненные к тарелкам, взглянула на брата, — во власти правящих мужчин. Договоритесь с ним, Даяна.
— Как?!
— Не знаю. Но только он сможет помочь вам. Отец прислушивается к мнению Ранвала.
— А Савьяна? Она сможет мне помочь?
— Савьяна? — задумчиво отложив вилку в сторону, произнесла принцесса. — Вряд ли. Она давно посматривает в сторону монастырских стен, она сама почти что пленница законов. Ее удел — молитвы при свечах и келья… Ранвал меняет наложниц одну за другой, Савьяна, кажется, только рада отсутствию мужа в своей спальне. Она совсем не имеет на Ранвала влияния.
— А кто имеет? Шыгру? Кронхам?
— Никто, — ответила принцесса и вернулась к еде.
Что-то недосказанное Айминой застряло в мыслях Даяны, как застревает волокно жесткого мяса между зубов. Мучительно, надоедливо, ноюще. Не избавишься, и начнется воспаление: зуба, челюсти, щеки и мозга, наконец. Так и умрешь из-за недосказанного кусочка, в полной уверенности, что на все воля Божья.
А надо-то было — дожевать. Тщательно. Не оставлять ноющее, как больной зуб, сердце в недоумении, а исполнить все до конца.
— Аймина, чего он хочет от меня?
Принцесса отложила вилку в сторону, промокнула губы салфеткой и ответила:
— Всего. Чего только хочет мужчина получить от женщины. Покорности, преданности, уступок.
— Вы не включили сюда хотя бы приязнь…
— А зачем она властителю? Он и так обладает всем безоговорочно. — И усмехнулась: — Приязнь включена в ленный договор.
— Но это гадко!
— С вашей точки зрения, миледи. А мужчины по природе завоеватели, нам их не переделать…
Философия принцессы времен расцвета феодализма: мужчина — бог, царь, завоеватель. В этом мире намек на равноправие даже не зародился. И только колдуньи-островитянки имеют здесь власть, поскольку обладают силой. В этом мире имеет значение только могущество силы. Физической, законной или колдовской.
Интеллект пока не включен в этот список.
Даяна распрямила плечи и очень пожалела, что сидя не может видеть принца, они расположились за столом на одной линии. «Так бы и убила его взглядом! Сорвала с шеи тесемку с камнем и убила! Ненависть десятикратно увеличивает силу мысли…»
Но, встав из-за стола, леди Геспард отправила Ранвалу совсем другой взгляд. «Я жду, я согласна, ты победил», — говорили ее глаза.
И принц понял, опустил веки и кивнул. В играх мужчин и женщин не нужны слова. Достаточно лишь взгляда, брошенного вскользь, дрожания ресниц и сбитого дыхания…
Дыхание Даяны сбивала ярость. Рвущая душу не хуже звериного рыка. «Он победил, но он потерпит поражение! — Шагая по длинным замковым переходам, Даяна мысленно готовила „сюрприз“ для принца. — Он хочет от меня покорности? Он ее получит. Я буду самой покорной и нежной, пленительной, пугливой, расчетливой… Я отомщу! Как женщина, как пленница, как крошечная змейка, забравшаяся под одежду и укусившая за сердце!»
Когда-то много лет назад, убегая по всем галактикам от погони, Даяна встретила на своем пути правительницу Маргу. Вейзанку. Женщину, принадлежавшую расе, изучившей и подчинившей себе все мыслимые способы наслаждения. Вейзанки считались самыми искусными любовницами изученной Вселенной, о них ходили легенды, им посвящали песни, слагали вирши, любовь волшебных женщин стоила дорого, но иногда они ее — дарили.
Правительница Марга подарила Даяне дружбу. И, скрашивая время в путешествии — леди Геспард встретила компанию вейзанок на трансгалактическом лайнере, — посвятила сбежавшую жену посла в некие премудрости любви. Нехитрые, но действенные. Еще ни разу Даяне не доводилось проверять эти приемы на практике, но сейчас, по всей видимости, время пришло.
В мире, где безраздельно правят мужчины, допустимы любые способы защиты.
Нельзя сказать, что леди Геспард успела полностью проникнуться духом пуританства, воспитанным у ее мужа древней религией землян — христианством. Даяна прошла причастие, венчалась в церкви и часто в трудные минуты вспоминала Бога, но кочевая посольская жизнь вносила коррективы. Супруги Геспард посещали разные миры. Цивилизации, где институты брака даже не упоминались, где обнаженность считалась нормой, а совокупления происходили как общий праздник. Свобода выбора партнера ставилась во главу угла, и иной секс — по обязательству?! — относился к болезненным фантазиям. Извращению.
На одной из планет традиционным был порядок жестокого подчинения одного из партнеров. И если бы лорд Геспард или его жена сказали, что на Земле подобное обращение является преступным, аборигены вряд ли поняли, о чем вообще идет речь. «Изнасилование? В чем суть этого понятия? Насилие в любви рождает ответную, сильную реакцию, в страсти нет грубости…»
Много миров видела леди Геспард. Зацикленных на сексе, воспроизводстве и чувственных утехах; мирах, отринувших привязанность и любовь, живущих как единый рабочий механизм; полигамных и моногамных, где супруги предпочитают смерть измене. Она бывала на планетах холодных, где в каждом доме тебя пускают в общую постель и согревают телом. На планетах пустынных, где живут отшельники, где каждое новое лицо вызывает дрожь отвращения у хозяев.

 

Много миров встречалось на пути Даяны.
Но везде каждый ее поступок был вызван добровольным стремлением. Даяна была вольна принимать или не принимать традиции любой цивилизации.
Принц Ранвал лишил ее этого права.
Что ж… Он получит то, что заслужил. Вейзанки никогда не оставляли ран на сердце, перед уходом они улыбкой и нежными приемами успокаивали оставленных любовников, внушали им иллюзию «прекрасной потери» и оставались в умах как воспоминание — прекрасное и любящее. В том была сила этой расы. Дарить любовь, не забирая взамен душу.
Иначе в галактиках давно бы правили вейзане. И вряд ли с ними могли соперничать бесстрастные нации. Цивилизации упорядоченной логики не до конца понимают процессы, правящие миром. Не всегда и не все можно вычислить с помощью математики…
Когда-то давно Даяна упрекнула одного из легисов — его звали Говид Кырбал, и он увозил леди Геспард с Песочницы — в непонимании сути человека: «Вы упорядочили мир по своему подобию. Но человек мертв без страстей. Так чем вы собираетесь править — миром мертвых?»
Но дикая страсть Ранвала вызывала у Даяны отторжение. Он шел к ее постели напролом, ломая душу…
«А как бы он понравился тебе, читая стихи и распевая песни под балконом, как очумевший от любви менестрель? — Проклятая рассудочность, внутренний голос, что всегда спорил с Даяной, показал ей другого принца. Смиренного и кроткого, гладкого, как шелк, и мягкого, как бархат, одетого в пугливые одежды нежного любовника, скрывающего страсть под обманным пологом тишайшего послушника. — Такой Ранвал тебе понравился бы больше? Не-е-ет, он умен. Принц показал себя без всякого притворства, он был такой, как есть, — мужчина, царь, правитель. Вы оба недостойны лицемерия…»
«Нет, нет и нет! Он ошибся!»
«В себе? В тебе? Не выбрал правила игры, угодные обоим?»
«Да, да, да! Он не спросил! Он приказал!»
«А так ли уж противно подчиняться?»

 

Принц не пришел той ночью. И злые слезы на лице Даяны высушило утреннее солнце. Ярость уснула вместе с ней, томительное ожидание оказалось хуже принуждения.
И поздно днем, когда ее разбудила вошедшая служанка, Даяна вдруг испытала обиду. Столько сил, столько страсти разбилось о стены пустой комнаты, что она невольно почувствовала себя брошенной женщиной.
Причудливая коллизия, не правда ли? Готовиться к внутреннему отпору и обрушить его в пустоту.
И был ли в этом расчет?
— Их высочество лично оседлали скакуна и сели в седло, — тихо, с некоторым трепетом поведала служанка.
— Без помощи слуг? — подскочила с постели Даяна.
— Сам. И даже принц не помогал.
— Принц… Их светлость тоже был там? — Удивление продолжало нарастать.
— Да. И он, и весь двор.
— Так я свободна? — сама себя спросила Даяна.
Служанка не расслышала вопроса, поставила кувшин с теплой водой на тумбу возле тазика и, поклонившись, вышла.
— Я свободна, — тихо повторила леди Геспард и еще отчетливее почувствовала себя отвергнутой. Забытой, как стоптанная домашняя тапка, ненужная и холодная.
«Какое унижение! Заставить женщину быть согласной, сказать глазами: „Я приду“ — и бросить!» Закусив губу, Даяна рухнула на подушки. И попыталась заставить себя не думать ни о чем. Пора готовиться к обратному пути, а уязвленное самолюбие женщины, брошенной до постели, не лучший помощник при сборах.
Едва умывшись, Даяна побросала вещи в дорожную сумку, надела плащ и, взяв Кавалера на руки — негодник всю ночь где-то ловил мышей… или кисок?! — пошла к принцессе.
— Вы уезжаете, Даяна? — Дочь герцога сидела за туалетным столиком, а служанка убирала ее волосы под сеточку, украшенную розовыми жемчужинами.
— Да. Кажется, я выполнила все условия. Герцог сел на коня.
— И едва не упал, — хихикнула принцесса, — если бы Ранвал вовремя не сунул его ногу в стремя.
— Ранвал… ему помог?
— Ну, не совсем. Отчасти.
— Так я свободна?
Аймина жестом выпроводила служанку за дверь и села лицом к Даяне:
— Вы всегда были свободны, дорогая. Ни я, ни мой брат, ни тем более герцог никогда не причинили бы вам зла.
— Но…
— Это все какие-то мужские игры, — поняв Даяну с полуслова, отмахнулась принцесса. — Но любые игры заканчиваются. И придумываются новые.
«Интересно. Какую новую игру придумал себе принц? Уж не ту ли пухлую блондинку, что вечно пялится на него выпуклыми рыбьими глазами?! Так у нее кривые зубы! И ноги! И пальцы!»
«Под длинным платьем ног не видно, — справедливо упрекнул бдительный внутренний голос. — Ты элементарно ревнуешь, голубушка».
«Я?! Ревную?! Ну уж нет! Я свободна! От ревности, от глупых бабьих игр, от обязательств… Я свободна!»
— Надеюсь, вы не уедете, не простившись с отцом и братом? — вновь повернувшись к зеркалу, как будто между прочим, сказала дочь правителя.
— Проститься? А это нужно?
— Это не нужно, это обязательно! — сказала принцесса крови и хлопнула в ладоши. — Ранимал, как идут приготовления к ужину? — спросила вошедшую служанку и тут же пояснила Даяне: — Я приказала приготовить несколько особых блюд, требующих предварительной обработки…
— Все будет готово вовремя, — поклонилась девушка, и оборки на ее расшитом чепце приветливо колыхнулись. — Когда их светлости приедут с охоты, все будет готово.
— Хорошо, вы свободны, — сказала Аймина и, присмотревшись к гостье, заметила: — Вы выглядите бледной, Даяна. Плохо спали?
— Неважно. Болела голова.
— Поэтому вы одной из первых вчера покинули общество?
Леди Геспард так и не поняла, поверила ли принцесса сказкам о головной боли. Или обычно проницательная Аймина догадалась — по взглядам, по репликам, по бледности щек — об истиной причине недомогания своей подруги. Богатый опыт личных неурядиц делает женщин необычайно прозорливыми…

 

Этим вечером целительнице леди Гунхольд была оказана великая честь. Семейный ужин в кругу герцогов Урвата. Только правитель, его дети, Савьяна — унылая больше обычного — и лесная ведьма.
От Шыгру, встреченного Даяной в полутемном переходе, шли волны такой обжигающей черной ненависти, что не спасали даже камни. Эта ненависть еще долго преследовала ее в длинных коридорах, тащилась следом, как неотвязный гнилостный запах, подцепленный на помойке. Он впился в одежду, пропитал волосы и обмазал кожу липкой смесью из злобы, приправленной бессилием, враждебности, щедро политой желчью и едкой горечью убийственной терпеливости. «Подожди, везение не длится вечно… Правители непостоянны и капризны…»

 

Многочасовая охота утомила старого герцога. Сильно напоминая Даяне Бабуса, его светлость клевал носом над винной чашей, промахивался вилкой мимо куска оленины и откровенно зевал.
Все благодарности были высказаны, титулы пожалованы, отеческое отношение к колдунье удивило двор, но не самого властителя. По большому счету любой тяжелобольной навсегда остается привязанным к спасшему его лекарю. Тут не бывает скидок на «светлости» и «слуг». Связка больной — врач навсегда застревает в памяти, напоминает и ставит акценты: лекарь выше больного, так как титулы не избавляют от боли.
— Батюшка, идите отдыхать, — ласково погладив герцога по плечу, сказала Аймина. — Прогулки на свежем воздухе еще тяжелы для вас. Не так ли, дорогая леди Гунхольд?
— Они полезны, — не совсем согласилась Даяна. — Если не тянутся столь долго. Вы немного поторопились с охотой, ваша светлость.
Старый герцог совсем не величаво, шаркая ногами и с трудом держа голову прямо, уходит.
Аймина, словно приняв от него некую вахту, начинает проглатывать рвущуюся наружу зевоту и сонно смотреть на игру огненных язычков, приплясывающих на концах свечей. Крошечные звезды отражаются в глазах Ранвала, его зрачки напоминают иллюминаторы космических кораблей, он сам подобен рулевому, читающему курс по звездам…
— Какой изнурительно длинный день, — произносит Аймина, и зевок, вырываясь наружу, размыкает губы. — Ох, ох, ох, — говорит принцесса. — Вы твердо решили покинуть нас завтра утром, Даяна?
— Да. Меня ждут дома.
— Ну что ж… Тогда прощайте, леди Гунхольд. Карету и дорожные припасы вам приготовят.
Аймина медленно и плавно поднимается из-за стола, и Даяна, словно боясь остаться с принцем наедине, повторяет ее движения. Без всякой пластики, угловато и резко, как неуклюжий закомплексованый подросток. Салфетка падает с ее колен, длинная, свисающая со стола скатерть цепляется за ноги, липнет к платью, и Даяна чувствует себя стреноженной лошадью, приговоренной остаться на пастбище до возвращения хозяина.
Провокационные манеры скатерти заставляют хозяина улыбнуться, гостья, вспыхнув как школьница, пытается высвободиться.
— Спокойной ночи, ваша светлость, — бормочет она и, не оглядываясь на застывшего в кресле сына герцога, почти бегом уносится в коридоры.
Длинные, запутанные и так и не изученные.

 

Кавалер подремывал возле саквояжа с медикаментами — охранял, бдил, караулил, — но при виде хозяйки принял позу неусыпного стража. Дернул хвостом, потерся боком о кожаный угол охраняемого объекта и торжественно сдал вахту. Мяукнул: «Все в порядке, инцидентов не наблюдалось» — и шмыгнул за дверь. Ловить мышей, прощаться с дворцовыми кисками?
Даяна расправила постель и только сняла тяжелые украшения, как в дверь тихонько постучали. «Горничная. Узнать распоряжения на завтрашнее утро», — рассеянно подумала она и крикнула:
— Войдите!
Тяжелая, окованная железом — и совершенно феодальная — дверь распахнулась, и в комнату вошел Ранвал:
— Вы не попрощались со мной, леди Гунхольд.
Даяна машинально, не задумываясь, выбросила вперед ментальное копье и, не сразу поняв, что произошло, погрузилась в мысли принца.
Ранвал пришел к ней без охраны камня. Небывалое, неслыханное нарушение придворного этикета — правители не общаются с колдунами без защитного экрана! — так поразило леди, что от удивления она завязла, заблудилась в мыслях мужчины, как недавно запуталась в складках скатерти.
Свой защитный камень она только что вместе с кулоном-коммуникатором положила под подушку.
Но принц не обладал ментальным даром и не мог читать ее мысли. И оттого его поступок выглядел совершенно обескураживающим, вернее — разоружающим. Ранвал пришел открытым. Его слова «Вы забыли попрощаться, меди Гунхольд» были обращены к колдунье, находящейся за барьером камня, но, как только Ранвал увидел, что на Даяне нет амулета, он замолчал, остановился, не доходя нескольких шагов, и распахнул сознание.
Совсем другой Ранвал открылся перед Даяной. Не принц — мужчина. Страстный и влюбленный. Не вожделение — оно имело другую, более физиологическую окраску, — а именно страсть обожгла Даяну. Она была слепяще яркой. Как звездное скопление. Как вспышка маяка на фоне ночи. Как солнце, до боли бьющее в глаза.
Но где-то там, за всполохами света, остался в завораживающей темноте маленький мальчик, молящий женщину — не прогоняй! Этот мальчик не пытался двигаться даже на ощупь. Давно и навсегда он обустроился в недрах памяти Ранвала, спрятался в ее лабиринтах и тихонько забавлялся игрушками взрослых мужчин: острыми копьями, длинными ножами, лошадиной упряжью, живыми солдатиками, царской короной и россыпью монет и драгоценностей, не имеющих в мире детей реальной ценности. Не прогоняй!!!
Даяна так и не поняла, кому она шагнула навстречу — сильному мужчине или одинокому мальчику, спрятавшемуся за рядами мечей и копий. Как только Ранвал обнял ее, все личности перемешались: сила стала нежной, нежность стала могучей, как вихрь. Вспышка страсти осветила все уголки души без остатка и увлекла Даяну в какой-то дивный, давно забытый танец-водоворот.
Все ухищрения вейзанок смело из головы миледи единым мигом. Казалось, принц не умещался в рамки обычного мужчины. Его было так много для забывшей о любви Даяны, что оставалось только подчиняться.
Легко, безропотно, бездумно.

 

А утром пришла зима. С поклажей из мокрого снега, налипшего на окна, со свитой злого ветра, бьющего в печные трубы, и темнотой, укравшей ленивое зимнее солнце.
Почти ничего не видя, придерживаясь стены, Даяна подошла к двери и немного приоткрыла ее. Дрожащий факельный свет перепрыгнул порог, попал на смятую постель: принц, протянув руку на половину Даяны, крепко спал.
Запущенный вместе со светом в комнату Кавалер добежал до кровати, обнюхал ногу принца и посмотрел в глаза хозяйки загадочным кошачьим взглядом: «Ты не ошиблась ли, Даяна? Он должен быть здесь?»
Леди устало пожала плечами. Ночь прошла, и предатель-утро играло на обнаженных страстью нервах: «Ошибка, не ошибка, было, не было, любила, разлюбила…»
— Сделанного не вернуть, — шепнула Даяна приятелю-коту, оделась и, сняв с пальца старинный перстень рода Оскардуан, надела его на мизинец спящего Ранвала. — Прощай, мой принц, — сказала и быстро вышла из комнаты.
Назад: Ведьма
Дальше: Эпилог