57
От первого удара по стеклу оно растрескалось и сейчас напоминало гигантскую белую паутину.
Тем все и ограничилось.
И она как бы висела перед ними, неподвижно и не падая, миллионы крошечных осколков, которые продолжали держаться вместе, чехарда трещин, словно окно было картой города, где все дороги сходились в центре, и он находился именно там, куда попала лопата.
Вильям держал ее в руках.
И он замахнулся снова.
Никому из них не нравилось это, никто не хотел портить чью-то собственность, но они не придумали лучшего способа, и вообще, в случае успеха, разве это не стоило бы того?
Стекло было снабжено защитной пленкой, и понадобился не один удар, прежде чем им удалось пробить в нем дыру, но в конце концов они сделали это и расширили ее настолько, что смогли проникнуть внутрь.
По другую сторону находилось лыжное снаряжение и кроссовки, а поскольку деревня была маленькой, ассортимент оказался скудный, но Жанин знала, что это должно находиться там, и в итоге нашла то, что искала.
А потом, экипировавшись надлежащим образом, они покинули спортивный магазин.
И сели в машину, чтобы Альберт вывез их из деревни.
За два часа до этого она догнала его на улице.
Было ужасно холодно, и уже начал падать снег, его мелкие, белые и влажные зерна тонким слоем покрывали все вокруг, словно это была сахарная пудра, деревня казалась гигантским пирожным, а они сами двумя плохо одетыми фигурками жениха и невесты между сказочными домиками.
Вильям все еще держал в руке блокнот. Он вышел наружу прямо из комнаты, где они стояли со всеми бумагами, только в рубашке и свитере, но был слишком погружен в свои мысли, чтобы мерзнуть.
Выдыхаемый им воздух превращался в белое облако, которое, несколько секунд помаячив перед ним, поднималось верх и исчезало. Он какое-то мгновение стоял неподвижно и смотрел на высокие горы по ту сторону домов. А потом поспешил дальше по деревенской улице, как бы в поисках лучшего вида или угла зрения, словно он искал что-то.
Прикидывал.
— Где, по-твоему, он находится?
Сделал остановку. Посмотрел. И пошел дальше той же дорогой, все еще не сводя глаз с остроконечных вершин. А Жанин торопилась за ним, пыталась догнать большими шагами, чтобы не перейти на бег.
Он до чего-то додумался. И она, честно говоря, значительно больше хотела узнать, до чего именно, чем обсуждать географию.
— О чем ты? — спросила она. — О замке?
И он кивнул.
— Я не знаю. Разве это играет какую-то роль?
— Дорога в той стороне, не так ли?
Он показал по другую сторону домов и холмов, и Жанин кивнула, где-то там она должна была находиться. Однополосная асфальтированная дорога, которая вела от гигантских ворот, именно по ней они бежали среди ночи, когда все еще верили, что их побег удался.
— О чем ты думаешь? — спросила она.
— Нам надо пробраться туда, — ответил он.
— Ты знаешь, как остановить это?
Она прибавила шаг, почти поравнялось с ним сейчас, видела его профиль перед собой и не могла оторвать от него взгляд.
Ждала утвердительного кивка в качестве подтверждения, что он положит конец ужасу, в котором они жили, и рассказа о том, где была их ошибка. Пожалуй, он нашел ключ, возможно, нечто иное, в любом случае она хотела знать и сейчас ждала его откровений.
Но он покачал головой.
— Нет, — просто сказал. — Происходящее вне нашей власти. Здесь мы ничего не сможем поделать.
Разочарование.
Она замедлила шаг. Смотрела на его спину перед собой.
И Вильям почувствовал это, тоже сбавил темп, повернулся к ней.
Продвигаясь спиной вперед вдоль деревенской улицы.
Поглядывая в сторону гор.
Расстояние между ними увеличилось, стало таким большим, что ему пришлось кричать ей:
— У нас другая задача.
Так он сказал. И когда наконец остановился, добавил:
— И, я думаю, она важней.
* * *
Им пришлось ехать дольше, чем они предполагали, прежде чем они нашли свою однополоску.
Она примыкала к другой дороге местного значения в нескольких километрах от деревни и вопреки их ожиданиям не имела на въезде никакого шлагбаума, а выглядела самой заурядной, пожалуй, временной или даже частной грунтовкой и просто, извиваясь, уходила в горы, не привлекая лишнего внимания.
Она приобрела асфальтовое покрытие и разметку только там, где ее уже не было видно с автострады, а через полчаса поездки по ней они решили, что большие ворота у подножия горы находятся где-то рядом.
И в общем, все получилось не так быстро. Они ведь дождались, пока полностью опустилась ночь, и только тогда покинули деревню, и ехали на малых оборотах с выключенными фарами. И лишь пробивавшийся сквозь тонкие облака лунный свет освещал им путь, да еще припорошенная снегом вересковая пустошь за обеими обочинами помогала ориентироваться в темноте, а они сидели, наклонившись вперед, в холодном автомобиле и напрягали зрение, стараясь хоть что-то видеть. Во всяком случае, как пойдет дорога после очередного поворота. И нет ли какого-то движения поблизости. Абсолютно любого.
Но никто, похоже, не обнаружил их приближения, и в конце концов они остановили машину, когда ворота еще не показались впереди. И Жанин с Вильямом вышли наружу и достали из багажника то, что они забрали в деревенском магазине.
Веревки. Крючья. Перчатки.
Вильям экипировался надлежащим образом, разместил все снаряжение на себе согласно инструкциям Жанин. Без особого желания, ему не нравился сам план, но он знал, что это его задача. Нет, даже его собственная идея. И если и боялся высоты, такую цену должен был сейчас заплатить. И в то время как Лео и Альберт поехали назад в сторону деревни, Жанин и Вильям двинулись дальше пешком.
Шли рядом с дорогой прямо по пустоши.
Но сейчас в обратном направлении.
На этот раз с целью незамеченными проникнуть внутрь.
* * *
Они сидели за большим сосновым столом в кухне в доме, приютившем их.
Развели огонь в камине и ели консервы с сухарями, и по какой-то непонятной причине у них возникло ощущение спокойствия, как будто жизнь катилась своим чередом, при всем том, что творилось вокруг, и это стало сюрпризом для них самих.
Альберт и Лео сидели друг напротив друга.
Молча, как зрители, слушали разговор, содержание которого они не понимали вопреки их желанию.
Диалог Жанин и Вильяма. Вопросы и ответы. Наполненные страхом в ее исполнении, и оптимизмом в его.
Она не могла понять.
Не могла понять его спокойствие, гордость и радость.
С одной стороны. А с другой, его утверждений, что он не нашел никакого ключа. Что ключ не самое важное, и они искали не то, тупо таращились на детали, не видя всей картинки. И Жанин качала головой, протестовала, не понимала, что он имеет в виду.
— Как мы тогда сможем выжить? — спросила она. — Если у нас нет никакого ключа, как мы сможем остановить это?
И Вильям ответил. Спокойно и тихо:
— А нам не надо ничего останавливать.
Она покачала головой, возмущенно. Он не мог говорить это серьезно.
И он перевел дыхание.
— Великий мор.
Вот и все, что сказал. Она не поняла. Ждала продолжения.
— Ты же сама показывала мне предсказание. Из четырнадцатого столетия. Сама сравнивала его с происходящим сейчас.
Она кивнула. Ему не требовалось напоминать ей. Она помнила более чем хорошо.
— Наше последнее предсказание. То же самое слово, как и тогда. «Великий мор».
— Да? — сказала она. Вся в нетерпении.
Чума. Так там стояло. Ну и что?
И Вильям наклонился к ней:
— Мы не умерли в тот раз.
Так он сказал. Пожал плечами. Даже с намеком на улыбку.
— Многие перешли в мир иной, — продолжил. — Но мы не умерли. Не вымерли.
И она собралась протестовать. О чем ты? — хотела сказать, но сначала задумалась на мгновение и поняла.
Это выглядело столь же естественным, как и удивительным.
Как она сама не додумалась до такого?
И он кивнул.
— Мы переживали эпидемии раньше. И сделаем это снова. И многие умрут, но не все, в конце концов вирус исчерпает себя, и у достаточно многих выработается иммунитет, или кто-то придумает вакцину, или способ ослабить действие вируса. И это будет ужасно, и страшно, и трагично, и мерзко. Но не станет концом. Концом для всех.
Она посмотрела на него.
Долго не отводила глаз.
Надеялась, что он прав, но не могла решить, пожалуй, он просто сказал то, что она хотела слышать, нет, они оба. Возможно, он ухватился за утешительную соломинку и придал ей довольно правдоподобный вид, чтобы успокоить.
— Как? — спросила она. — Как это может быть что-то другое, чем конец? Как это может быть что-то другое, чем конец, если у нас нет никакого будущего?
— Я думаю, оно у нас есть, — ответил Вильям.
И она покачала головой.
— Шифры. Тексты, — сказала. — Мы ведь видели это сами.
— Что мы видели?
— Что они кончаются.
Нет. Говорили его глаза. И он сделал паузу.
Судя по нему, был уверен в своих мыслях, спокоен, когда искал правильные слова для объяснения. И его спокойствие могло означать только одно. Он не сомневался в своей правоте.
— Все совсем не так, — сказал наконец. И потом: — Ничего такого мы не видели.
Пейзаж стал горным столь же незаметно, как одно время года перетекает в другое, и в конце концов они уже карабкались вместо того, чтобы идти, и никто из них не знал, когда они закончили одно и начали другое.
Они издалека увидели ворота, через которые выбрались наружу, у подножия горы в нескольких десятках метров внизу, и Вильям старался отогнать свой страх высоты, заставлял себя регистрировать то, что он видел, но не думать о том, откуда смотрит.
Площадка перед воротами была пустой.
Никаких машин. Никакого движения. Ничего.
Пожалуй, это означало, что все уехали или просто автомобильное движение здесь никогда не отличалось особой интенсивностью, и они видели обычную для данного места картинку, совершенно не зависевшую от времени суток.
Жанин сделала ему знак продолжать. И он сделал, как она учила его, смотрел на ее движения и следовал ее примеру, ставил руки и ноги точно там, где побывали ее, и они медленно двигались вверх.
Жанин несла на себе крючья и карабины.
Опробовала дорогу и карабкалась первой.
Делала знак Вильяму и ждала его.
И постоянно пропасть под ними увеличивалась, и постоянно он заставлял себя не думать о том, что случится, если он упадет.
— Целостность, — сказал Вильям.
Он произнес это в качестве ответа на вопрос, прямо висевший в воздухе. Мучивший всех. Вопрос, который Жанин задала вслух, и, похоже, все еще не имевший логического ответа.
Как может существовать продолжение, когда все заканчивается?
Крошечный вопрос.
— Целостность, — сказал он снова. — Мы постоянно знали, что она самое важное из всего.
Они по-прежнему сидели за сосновым столом, и он повернулся к Жанин, продолжая говорить.
— Ты кричала о целостности, я кричал о ней. И, черт побери, она же присутствовала там всегда. Мы просто не видели ее. Поскольку забывали поднять глаза от самих себя.
Ее нетерпение уже граничило со злостью.
— Какая целостность? — спросила она.
И он посмотрел на нее.
А потом перешел к этому.
Он стоял там наверху в комнате на втором этаже, когда до него дошло. Жанин держала бумаги Уоткинс, быстро читала все цифры и шифры, а Вильям записывал и вешал на стену. Он искал, и думал, и считал, точно как, по его мнению, ему и требовалось.
И только когда бумага закончилась, он понял.
Прикрепив очередной лист на стену и обнаружив, что писать больше не на чем, повернулся к Жанин и попросил еще.
Он сейчас напомнил это ей, смотря наискось над тарелками и кастрюлями, а Лео и Альберт наблюдали за ним со стороны.
— Мне понадобился новый блокнот, — сказал он.
Жанин прищурилась на него через стол.
— И что?
— Ты диктовала страницу за страницей, а я писал, и потом у меня не на чем стало писать. Как поступают в таком случае?
Он ответил на свой собственный вопрос:
— Берут новый блокнот. Берут что-то новое и пишут дальше там.
Она колебалась.
И он видел это.
Кивнул ей, как бы призывая ее не отбрасывать в сторону сейчас зародившуюся мысль, и в то самое мгновение, когда она бросила короткий взгляд в окно, он уже знал, что она начинает понимать.
Там снаружи.
— Неужели ты это всерьез? — спросила она.
Вильям кивнул. Так и есть.
А рядом сидели Альберт и Лео. И не понимали совсем ничего.
— Извините?
Вот и все, что им понадобилось сказать. Альберт произнес это, и Вильям кивнул в качестве извинения, повернулся к ним, искал правильные слова, чтобы объяснить.
На это потребовалось время. Слишком нелегкая задача стояла перед ним. Какие бы формулировки ни приходили ему в голову, все выглядело банально и просто, а он хотел найти более достойный способ представить это, все-таки сам нашел ответ, который искали половину столетия, и ему хотелось облечь его в более красивую оболочку.
Но истина оказалась простой.
И он сказал все как было.
Человеческий геном представляет собой некий блокнот.
А вокруг нас существуют другие блокноты, бесконечное множество видов, и у каждого свой собственный генетический код, миллионы и миллионы мусорных частей ДНК, которые вовсе не являются таковыми. Они продолжаются от вида к виду и составляют отдельную главу некой бесконечной книги.
Целостность.
Столь просто все было.
Человечество представляет собой лишь часть целого. Все это началось до нас и кончится после нас, и, если будущее написано таким образом, оно в любом случае не исчезнет только из-за того, что в одном из блокнотов закончилось свободное пространство.
А именно этим мы были.
— Блокнотом на полке, — сказал он. — Или листом в блокноте. Крошечной частью единого целого, всегда существовавшего вокруг нас, о котором мы забыли, подобно Франкену и Коннорсу и всей Организации до них, по той простой причине, что слишком зациклились на самих себе. Мы были ужасно близоруки и забыли, что ничто не начинается и не заканчивается нами. Ничто.
Все посмотрели на него.
Поняли, что он имел в виду, но хотели осознать его слова целиком и полностью.
— Значит, не будущее закончилось, — сказала Жанин. — А бумага.
Она произнесла это с улыбкой, и это звучало столь же глупо, но именно так все и обстояло.
Он кивнул. И улыбнулся.
А потом воцарилась тишина, продолжавшаяся, казалось, бесконечно долго, но никто не стремился нарушить ее.
Им требовалось рассортировать свои мысли и разложить их по полочкам.
Время шло, и оно не играло никакой роли, случившееся уже было не изменить, они не могли повлиять на него, как бы быстро ни среагировали. Оно находилось просто-напросто вне их ответственности теперь. И это чувствовалось бесконечно хорошо.
Первой заговорила Жанин.
Сейчас у нее полностью сложилась мозаика в голове, все, пережитое ею в замке за полгода, обрело свое место, все стихи и все шифры, и потом еще мысли Вильяма помимо этого.
И теперь мотив был понятен, и она прекрасно представляла его по ту сторону своих закрытых ресниц, и единственно осталось задать один вопрос.
Абсолютно неизбежный. Иначе не назовешь.
— Выходит, то, что мы видим сейчас… — начала она, открыла глаза и посмотрела на Вильяма, — вся эта большая эпидемия…
Вильям кивнул. Ничего не сказал.
— … возникла, поскольку они прочитали, что она должна быть?
Он не ответил. Смотрел на нее, но не пытался заговорить.
— Если бы никто не нашел шифра, если начать с этого, — сказала она. — Если бы никому не удалось расшифровать его, если бы никто не попытался создать вирус с целью поменять зашифрованное послание. Если бы этого не произошло, как тогда случившееся могло бы иметь место?
Она посмотрела на Вильяма. И ответила сама себе:
— Это произошло, поскольку они знали, что оно должно произойти.
Снова воцарилась тишина.
И в конце концов он кивнул ей в ответ.
Возможно, она была права.
И именно поэтому он ранее выскочил на улицу.
Обшаривал взглядом горы.
И именно поэтому его неотступно преследовала одна и та же мысль.
— Как думаешь, мы сможем пробраться в замок снова?
— Зачем? — спросила Жанин.
— Я полагаю, наша задача позаботиться о том, чтобы никто не сделал ту же ошибку снова.
* * *
Они проникли в маленький спортивный магазин и снабдили себя всем необходимым. Уложили свою добычу в маленький автомобиль, на котором Альберт и Лео прибыли сюда, и сейчас ждали только сумерек, горя нетерпением, пока время медленно двигалось вперед.
Вильям сидел на большой лоджии, пристроенной сбоку к дому, поместив ноги на ступеньку лестницы, спускавшейся к земле. Перед ним раскинулась деревня, прилепившаяся на склоне холма, ее единственная улица то исчезала между строениями, то появлялась снова, а на покрывавшем все вокруг свежем снеге не было видно следов ни ног, ни колес.
В гостиной перед дверью на лоджию на диване спали Альберт и Жанин. Крепко прижавшись друг к другу. Он сзади, обнимая ее руками, и она в меру возможностей старалась не отставать от него. Как будто они хотели быть уверенными, что не потеряют друг друга, нигде и никогда снова, ни при каких обстоятельствах.
Медленно, медленно темнело.
И на смену дню приходил вечер.
А в окнах вокруг никто не зажигал ламп, никто не возвращался домой, чтобы приготовить ужин, ничего не происходило за исключением того, что смеркалось и становилось холодней, и Вильям еще плотнее запахнул толстую куртку из магазина.
Лео вышел на улицу и сел рядом с ним, как только начали опускаться сумерки. Было по-настоящему холодно сейчас, холодно и тихо, и единственно слышался звук кристалликов льда, скользивших по земле под действием слабого ветра. Да еще шум деревьев и шелест их пуховиков каждый раз, когда они шевелились. Вереница птиц пролетела высоко над домами, также нарушив тишину зимнего вечера, и Лео проводил их взглядом, видел, как они исчезли за крышами на пути в долину.
И когда он подумал о них, эта мысль уже не отпускала его.
Птицы. Все прочее. Все живое, все вокруг них.
Для каждого из нас есть своя глава.
Так ведь сказал Вильям. И как ни пытайся выразить подобное, все равно ведь это звучало банально. Но в результате не переставало быть правдой. И будоражило воображение Лео.
Из-за таких вещей и становятся вегетарианцами, сказал он.
Вроде бы абсолютно некстати.
И Вильям повернулся к нему, широко улыбаясь.
— У растений тоже есть ДНК, ты же знаешь.
«Идиот», — добавил он. Но только в мыслях. И с теплотой.
А Лео пожал плечами.
— Тогда будет трудно есть что-то завтра.
И тишина вернулась, и они смотрели перед собой снова, видели, как солнце опустилось и исчезло, забрав остатки света.
— Кто? — спросил Лео в конце концов.
Вот и все, что он сказал. Но более ничего и не требовалось.
Именно этот вопрос Вильям сам задал себе, когда узнал обо всем, и его также задавали себе Коннорс, Жанин и все другие посвященные постоянно, и он звучал снова и снова, независимо от чьего-то желания.
Кто поместил там шифрованные сообщения?
Вильям посмотрел на него.
— Разве это имеет какое-то значение? — спросил он и одарил Лео беглым взглядом. И покачал головой в качестве ответа на собственный вопрос.
— Кто или что, или они попали туда по воле случая, или находились там изначально, — сказал он. — Как бы все ни происходило, они уже там есть.
Ему стало спокойно на душе.
Он не знал кто. И почему. Не знал ничего, кроме того, что он не видел никаких возможностей это узнать.
Они знали не слишком мало. А, наоборот, слишком много.
И он сказал это. А потом снова наступила тишина.
И Вильям обнаружил, что Лео улыбается ему.
— По-моему, в этом все равно был какой-то смысл.
Вильям посмотрел на него. О чем речь?
— В нашем приезде сюда с бумагами Уоткинс. Мне кажется, в этом был смысл.
— Знаешь, — сказал Вильям, — мне плевать на то, что ты думаешь.
Он обнял молодого человека за плечи.
И какое-то время они сидели так. Не отец и сын, но в каком-то смысле ужасно близкие друг другу люди. И внезапно Лео понял, что рядом с ним находился он.
Тот самый человек, которого искала Кристина, именно такой Вильям, каким он когда-то был, из-за которого она позвонила ему среди ночи и заставила его поехать с собой в Амстердам, и искать на свой страх и риск. И сейчас, увидев его, он понял почему.
Так сидели они.
И одна мысль крутилась у Лео в голове.
Должен он сказать или нет.
Пожалуй, это было очень кстати, но также могло разрушить возникшее настроение совершенно напрасно. Хотя он чувствовал себя просто обязанным сделать это. В любом случае ради Кристины.
И в конце концов решился.
— У нее было кольцо на руке, — сказал он.
Вильям посмотрел на него. Не понял.
— Когда мы начали искать тебя. Она надела его.
Вильям отвернул лицо в сторону. Ничего не говоря.
— Я просто хотел, чтобы ты знал это.
Все еще никакого ответа.
Тишина, обступившая их сейчас, казалось, пришла навечно и ни при каких условиях не собиралась уходить, и Лео подумал, что он, вероятно, поступил неправильно в любом случае. Наверное, ему не следовало говорить ничего, а стоило оставить все как есть, пожалуй, он просто разбередил чужую рану и сейчас сидел с рукой толком незнакомого мужчины на плече и совершенно не представлял, что случится далее.
Он почувствовал, как Вильям отпустил его.
Поднялся.
И отправился восвояси.
Нет, остановился и сделал вдох.
— Спасибо, — услышал он, как Вильям сказал у него за спиной.
Только это. «Спасибо».
А потом он ушел обратно в дом.
И его голос был тихий и спокойный, и Лео улыбнулся про себя и порадовался тому, что все-таки сделал это.
Обогнув острый край горы, Вильям и Жанин впервые поняли, насколько огромным был замок.
Здание вырастало из горы, как гриб из ствола дерева, повторяя ее форму. Затем выдавалось наружу с помощью стен и башен и разрасталось вдоль края горы во всех направлениях, и на их базе надстраивались новые секции с рядами окон и эркеров. И все это продолжало расти вверх, и в результате получался целый маленький город с беседками и лестницами, воротами и башенками, под причудливыми заостренными крышами.
Подобное чудо смогли бы создать дети, получи они неограниченный доступ к конструктору «Лего». Но сейчас оно стояло там по-настоящему, и одновременно с тем, как выглядело непостижимым, что кому-то когда-то вообще могло прийти в голову построить его, просто не укладывалось в голове, что сейчас оно являлось базой военной организации и вдобавок скрывало под землей в современной части здания по меньшей мере столь же объемное сооружение, как и снаружи.
Жанин первой увидела гигантское арочное окно капеллы, которое они искали.
Смогла различить его в темноте и поняла, как им надо двигаться, чтобы к нему добраться.
Оттуда они смогли бы пройти дальше по лестницам и коридорам и достичь железных дверей современного подземелья.
Так далеко простирался их план.
А потом им оставалось бы только надеяться, что удача не отвернется от них и поможет бессчетное количество раз.
