Глава 11
Борьба за раритеты

Аналитик «Пирамиды» числился – и иногда даже добросовестно трудился – начальником лаборатории в Институте глобальной истории Российской академии наук. Это богоугодное заведение давно бы унесли ветры перемен в забытье и безвестность, особенно если учитывать, сколько стоит трехэтажный дом девятнадцатого века в центре Москвы с видом на храм Христа Спасителя. От бесславной кончины научное учреждение спасла «Пирамида». Притом не только спасла, но обеспечила достойное финансирование и, фактически, взяла под полный контроль.

Это была невероятно удачная идея. Сотрудники института могли в открытую собирать самую различную информацию, имели возможность широких контактов с гражданами России и иностранных государств, органами власти, общественными организациями, представляющими для «Пирамиды» оперативный интерес. Также институт использовался в качестве оперативного прикрытия при проведении некоторых деликатных мероприятий. А местные научные сотрудники, среди которых было несколько действительно уважаемых и нестандартно мыслящих специалистов, нередко привлекались втемную для аналитической работы по интересующей «Пирамиду» проблематике. И порой плоды их трудов с лихвой окупали все затраты.

Историческая наука в любой стране мира имеет обыкновение колебаться вместе с генеральной линией партии. Вот и институт долгие годы с неутихающим энтузиазмом служил идеалам светлого либерального будущего. Развив лихорадочную активность, он стал надежным партнером западных научных и общественных организаций в ряде проектов типа: «Демократические ценности России глазами исторической науки», «Воспроизводство тоталитарной традиции в государственных структурах современной России», «Общечеловеческие ценности в русской политической традиции XIX—XX веков». Воодушевленные близостью к светочам демократии и форейторам прогресса, сотрудники института, которые даже не представляли, в каких играх участвуют не по своей воле, с удовольствием мелькали в научных, властных, международных тусовках, бодро декларируя приверженность российской исторической науки святым либеральным ценностям. На руку «Пирамиде» играл и гнев патриотической общественности, обвинявшей институт в перекраивании в угоду компрадорской буржуазии отечественной истории. Так что в Европах и Америках этих достойных ученых мужей держали за своих в доску. А некоторые иностранные спецслужбы искренне считали их своими агентами влияния и щедро подкармливали грантами и другими подачками. В общем, Институт глобальной истории процветал.

Переоценить такое прикрытие было трудно. Ведь за всей этой мишурой велась действительно серьезная работа по ряду проектов «Пирамиды». К одному из них, под названием «Ветхие заветы», Влада привлекали два года назад. Целью являлся поиск старинных артефактов и рукописей. Казалось, нет занятия более спокойного и мирного. Но именно тогда пришлось немало пострелять, и Влад получил пулю в бедро, наглядно убедившись, что в мире интерес к древностям носит далеко не академический характер, а осколки прошлого порой убивают не хуже осколков гранат.

– Не изволите коньячку? – спросил Савицкий, вспомнив, что он гостеприимный хозяин. – Армянский. Настоящий, из старых запасов. Выдержанный. Привезли вчера коллеги из Еревана.

– Мне бы кофию испить, – сказал Тунгус. – Двойной эспрессо.

– А ты? – Савицкий обернулся к уютно устроившемуся в кресле в стиле ампир Владу.

– А мне чая. Без сахара.

– Без сахара, лимона и заварки. Аскет ты, Русич.

– Зеленого чая, если можно.

– Вот не компанейские вы люди, – произнес с осуждением Савицкий. – Отказаться в наш век суррогатов от настоящего марочного армянского коньяка – ну разве такое возможно в здравом уме?

– Чукчам коньяк не положен, – заулыбался как-то глумливо Тунгус.

– Что ж с вами поделаешь, – Савицкий направился к кофейному агрегату, являвшемуся его гордостью. Это был подарок французской «Лиги исторического реванша», странной полумасонской то ли секты, то ли клуба по интересам, сильно мечтавшей потеснее задружиться с институтом и с профессором Савицким лично.

Савицкий, конечно же, имел все возможности стать директором этого заведения, но что-что, а светиться и мелькать где ни попадя ему нельзя. Да и суетная административная работа противопоказана ведущему аналитику «Пирамиды». Поэтому руководящие кресла в институте по традиции занимали члены академий, видные деятели науки, лауреаты всяческих премий – государственных, имени Сахарова и Солженицына, – короче, полностью управляемые куклы.

Институтские сплетники судачили днем и ночью, что Савицкий, сволочь и лизоблюд, интриган и карьерист, ходит в любимчиках у руководства и бесстыдно эксплуатирует нездоровое начальственное расположение к своей персоне. Ни трудовая дисциплина, ни планы научно-исследовательских работ для него не писаны. Даже кабинет отдельный ему, гаду ползучему, выделили, хотя другие, светила не менее чем он, ютятся по пять человек в комнате. Им, беднягам, даже негде пристроить чайник, бутерброды и эпохальные рукописи.

Действительно, Савицкому отвели даже не кабинет, а настоящее логово – помещение площадью около ста квадратных метров, и это не считая санузла и душевой. На двери тускло светилась бронзовая табличка «Лаборатория системного анализа глобальных исторических процессов». Впрочем, самим сотрудникам лаборатории, которой руководил Савицкий, путь сюда был заказан, они были разбросаны по другим этажам. Здесь была его крепость, куда допускались только избранные. Как и положено крепости, здесь не было ни окон, ни дверей. Правда, бойниц тоже не было, поскольку располагался кабинет в подвале здания.

По документам здесь числилось бомбоубежище, и дверь была соответствующая – тяжелая, с запорами, способная выдержать очередь из автомата или взрыв толовой шашки. Помещение меньше всего напоминало офисное, да и вообще кабинет – больше оно походило на обитель средневекового книжника. От пола до потолка возвышались деревянные и металлические полки с книгами, рукописями, старинными предметами. На полу грудились нераспечатанные коробки, пыльные, извлеченные из каких-то архивов и библиотек. На огромном, изъеденным жучком столе приютился мощный компьютер с полуметровым дорогим монитором. Еще здесь была бумагорезательная машинка, холодильник, плазменный телевизор с метровым экраном, сервант с посудой – притом там, к удивлению, были хрустальные бокалы, – диван, несколько кресел. И достаточно любопытная галерея из пяти картин на стенах. Улыбающийся немецкий солдат держит на руках счастливого ребенка, за их спиной украинские мазанки. Мальчишки сидят на берегу и смотрят на полет самолета с красными звездами. Все живописные произведения относились к ярому соцреализму и оголтелому искусству гитлеровской Германии. На отдельных стеллажах были расставлены десятки небольших бронзовых фигур – начиная от восточных божков и кончая бюстами деятелей СССР. Вряд ли эта коллекция представляла какую-то особую ценность, но, похоже, имела для хозяина помещения какое-то значение.

Заварив чай и кофе, Савицкий разлил их по фарфоровым чашкам и быстро сервировал журнальный столик – конфеты, лимон, сахар, пирожные «Картошка». Перед собой он поставил хрустальный графинчик с армянским коньяком и серебряную рюмку. Брал пример с Гермеса, большого любителя хорошего коньяка. Оставшись довольным результатом, Савицкий вернулся к разговору.

– Ну что, коллеги. У меня было несколько интересных встреч на пражской конференции. Трудно утаить шило в мешке. Теперь я уверен, наши противники идут по следам «Аненербе»…

– Эту «легенду нашего городка» я уже слышал на первом совещании, – заметил Влад.

– Версия, обросшая доказательствами, становится фактом.

– И где эти хваленые железобетонные доказательства? – с некоторой иронией осведомился Влад, зная за главным аналитиком грешок увлекаться какой-то идеей.

– Доказательства? – усмехнулся Савицкий. – Объясняю популярно, для военных. Сначала небольшой, на уровне пятого класса школы, экскурс в историю восточных религий. Цивилизации полуострова Индостан относятся к древнейшим на Земле. Возможно, древнее Шумера и Египта. Как религия, индуизм, в который сегодня веруют более миллиарда человек, зародился где-то в 1800 году до нашей эры. Но в какие глубины истории уходят его корни – не скажет никто. В 1500 году до Рождества Христова в Индию вторглись воинственные и беспощадные племена ариев. Они принесли с собой язык санскрит, а также деление на четыре касты – жрецов, воинов, ремесленников и разнорабочих. В какой ты касте, определено балансом добрых и злых дел в прошлой жизни – кармой. Твое место застолблено с рождения и до смерти, и исключений нет… В результате взаимопроникновения и взаимообогащения этих культур возник ведический канон – собрание священных песнопений и псалмов. Позже на почве ведической культуры вырос буддизм, отринувший кастовые, сословные, политические и религиозные предрассудки; сегодня в него верит полмиллиарда человек на Земле.

– Поучительно, – не выдержал Влад. – Лекции для колхозников в обществе «Знание» читать – тебе цены не будет.

– Ты забылся, Влад, – с укоризной произнес Савицкий. – Нет уже ни общества «Знание», ни колхозников. Ни материалов съездов КПСС. А Веды существуют три тысячи лет, и будут существовать не меньше. И даже вклиниваться в геополитику… Вернемся к нацистам. Они искренне считали, что их предки – благородные сверхлюди арии, и живо интересовались Востоком, ища там доказательства своим безумным идеям. В период с тридцать девятого по сорок четвертый год «Аненербе» был предпринят ряд экспедиций на Восток. Ученые-эсэсовцы покорили Тибет и Королевство Суньяма, в то время находившееся под японской оккупацией. Руководил этими нелегкими походами профессор Лиценбергер, он же оберфюрер СС, он же начальник сектора восточных религий «Аненербе». Экспедиции доставили в Берлин огромное количество рукописей, артефактов, а также нескольких монахов.

– Из буддистских монастырей? – поинтересовался Тунгус.

– Буддизм и индуизм очень либеральны. Они допускают в себе наличие любых течений, признавая за каждым право на свой путь постижения мира. Одним из таких течений буддизма является так называемое сардарийское учение. Это наиболее закрытое, герметичное направление. Там много истин и источников не для всех. По-видимому, главной его целью является вычленение изначального древнего знания. Не секрет, что в основе ведических учений находятся необычайно развитые философские, духовные, космогонические концепции. Настолько глубокие, что нынешняя наука, перешагивая очередной порог знания, порой обнаруживает, что все это уже было иносказательно отражено в древних ведических источниках. Вывод, который напрашивается?

– Были древние источники, авторы которых знали о мире больше нас, – произнес Тунгус.

– И сардарийцы ищут именно их. Они весьма продвинулись в накоплении древних рукописей и артефактов… Есть еще одна немаловажная деталь. Многие духовные авторитеты сардарийцев всегда были не прочь поучаствовать в делах грубого материального мира, который для других лам и гуру просто вторичен и неинтересен. Они считают, что имеют право стремиться к власти, касаться политики и войн с целью преобразования человечества. Неудивительно, что большинство монахов, привезенных в Германию, тоже озабоченную преобразованием человечества, были именно из сардарийских монастырей, которых тогда в Азии насчитывалось несколько сотен.

– И что, немцы нашли себе полезных союзников в их лице? – спросил Влад.

– Полезных. Нацисты заключили с ними какой-то договор, от которого получили весьма много. Так, если сначала Лиценбергер с трудом представлял, какие же сокровища Востока он должен кинуть к ногам фюрера, то к сорок второму году он уже точно знал, что ему нужно.

– И что? – Влад испытующе посмотрел на главного аналитика.

– Мандалы сути.

– Что это такое?

– Обычная мандала – это используемый при богослужении сложный геометрический рисунок, в котором якобы отображено все мироздание. Постепенно мандалы превратились в эдакие веселые картинки с сонмом прикольных богов и демонов, на которых медитируют верующие. Мандалы сути – это скорее всего родоначальники всех мандал. Не искаженные временем и повторением. Осколки того самого древнего знания.

– Тысяча первая сказка Шахерезады, – прокомментировал Влад.

– Вот именно, сказки! Мандалы сути и считаются одним из преданий Востока, коих миллионы. Никто их никогда всерьез не искал и не изучал. В них никто не верит – ни буддисты, ни индуисты. Но в закрытых архивах госбезопасности я поднял допросы участников тех экспедиций – сотрудников «Аненербе», попавших в лапы НКВД. И тут выясняется ряд обстоятельств. У нацистов была стойкая уверенность в реальном существовании этих артефактов, и на них они возлагали большие надежды.

– Какие надежды можно возлагать на рисунок?

– А вот это вопрос. Дальше еще интереснее. Сардарийцы прекрасно осведомлены о том, что мандалы сути существуют. И сделали все, чтобы скрыть знание о них от людей, что нетипично для восточной традиции.

– Почему?

– Два варианта. Или эти вещи дают силу, или они опасны.

Последние слова Савицкий произнес настолько веско и убедительно, что Владу стало как-то не по себе.

– Ладно, – Русич резко встряхнул головой, отгоняя дурные чувства. – Какое это отношение имеет к нам?

– Столько лет никому из востоковедов не было никакого дела до этих мандал, – сказал Савицкий. – Тут не было предмета для исследований. Никто же не пытается найти могилу Колобка или бабушку Чебурашки… И вдруг я выясняю, что разговоры о мандалах сути активно ведутся в научной среде и кто-то собирает о них информацию.

– Кто?

– На изыскания зарядили многих ученых-востоковедов. Интерес подогрет достаточно умело. На конференции только и разговоров о них было.

– Если эти предметы столь важны, зачем звонить о них на каждом шагу? – спросил Влад.

– То, что они важны, – это тайна за семью печатями. А подогреть интерес – означает ориентировать ученых на поиск информации по данной тематике. И главное…

– Что главное.

– Главное – вырисовывается возможность найти эти самые мандалы сути.

Влад задумчиво выбил пальцами марш на подлокотнике кресла.

Савицкий вытащил из нагрудного кармана рубашки флешку и протянул ему:

– Вот список персонажей из научного сообщества, которые имеют отношение к исследованиям в данной области. И кто-то из них вполне может незаметно подогревать интерес к мандалам сути.

– Здесь есть старые знакомые? – поинтересовался Тунгус.

– Почти тот же круг лиц, который мы уже отрабатывали на предмет интереса к восточным раритетам, – ответил Савицкий.

– Значит, все-таки следы Управления контроля коммуникаций США? – испытующе посмотрел на аналитика Русич.

– Возможно… Влад, боюсь, у нас мало времени. Никто не знает, что произойдет, если «кодировщики» получат эти самые артефакты. Мы должны их опередить.

Влад откинулся на спинку кресла, прикидывая варианты. Фактор времени ставил его в сложное положение. Конечно, он не был мистиком и не слишком верил в сказки. Но авторитету Савицкого и тем более Гермеса доверял. И если два гиганта мысли хором поют об опасности, не доверять им он не мог.

– Чернобыль, говоришь… – произнес Влад.

Савицкий кивнул.

Вечером, вернувшись на Базу-два, Влад гонял на компе списки фигурантов и еще раз за разом просматривал имевшиеся материалы по «Барьеру-два».

Что делать? Никаких приемлемых вариантов, кроме самых грубых, он не видел. А это значило объявить войну одной из самых серьезных спецслужб, притом на подконтрольной ей территории.

Влад попытался составить план оперативных мероприятий, который включал бы комплекс мер по работе с каждым фигурантом, которого можно заподозрить в связях с «кодировщиками». География их обитания обширна. Франция, США, Израиль. За кем-то целесообразно установить техническое наблюдение. К кому-то можно попытаться подвести агента, кого-то придется просто захватывать и колоть. Как же все это стремно. И последствия предсказать невозможно. Но в ушах звучали слова Савицкого: «Чернобыль. Нет времени»…

На все нужны непоколебимая решимость и ресурсы. Каждого фигуранта, а их двадцать, отработать по полной не получится. Никаких возможностей не хватит. Значит, надо выбирать приоритеты, наиболее интересных субъектов.

Утром Влад должен был представить план на суд Медведя, а потом и Гермеса. На душе было неспокойно. Впереди ждала большая авантюра.

Однако, как это часто бывает, утром все планы полетели к черту.

События начали развиваться стремительно. Центр получил сообщение от Великанова. Тот далеко не был уверен, что подобная информация заинтересует Москву, но добросовестно выполнял задание.

Закодированное сообщение, щедро снабженное так любимыми Великановым штабными и канцелярскими оборотами типа «во время проведения мероприятий в провинции Баргоза были получены разведывательные сведения следующего характера»…

И это сообщение кардинально меняло все расклады.