Глава 10
Демидов в ярости метался по небольшой комнатенке Феофиловой хаты, то и дело стукаясь головой о нависшую балку-матицу. Разведчики сидели, потупившись, перед ним на лавках и молчали. В молельной лежали трупы двоих убитых Володей террористов. Еще один, тот, которого обезвреживал Круглов, лежал на полу, разбитым лицом вверх, почти не подавая признаков жизни. Только слабые, прерывистые хрипы показывали, что одной ногой он все еще стоит на этом грешном свете. Остальные двое сидели рядом со связанными за спиной руками.
— Уголовники! Рецидивисты!! Мясники!!! — злобно клокотал Купец. — Я же вас предупреждал: убивать только в крайнем случае! А вы что наделали?! Двоих — наповал, один — полутруп, в коматозе! Еще одного чуть языка не лишили, он теперь долго говорить не сможет.
— Это точно, — тихо поддакнул Чижиков, для убедительности кивнув головой. — Да и потом не слишком внятно будет изъясняться…
— Ты вообще рот закрой, — прошипел Купец, — стоматолог хренов! Не мог мягче «спеленать» его?
— Командир, — попытался улыбнуться в ответ Семен, — но он же сам виноват. Зачем было орать-то?
— От радости, наверное, заорал, — вставил Ефимов. — Может, он тебя с кем-то из своих родственников спутал?
— И ты молчи, — осадил его Демидов. — Думаешь, если ты во всем этом шабаше не участвовал, то ни в чем и не виноват?! А вот хрен ты угадал! Все виноваты, включая меня. И вообще, лучше бы давно связался с местными властями и анонимно доложил о том, что здесь произошло…
Саня пожал плечами и достал из сумки универсальный спутниковый телефон, разработанный специально для военных. Этот аппарат был удобен тем, что по нему можно было связаться с любым абонентом в любой точке мира, но при этом определить, с какого номера туда звонили, без специальной аппаратуры было невозможно. Кроме того, с любой «трубы» можно было перехватить звонок и замкнуть его на себя так, что, куда бы человек ни звонил, он неизменно попадал на этот телефон. Были в нем и другие полезные функции, о которых Ефимов никому не рассказывал, утверждая, что для парней это только лишняя нагрузка на мозг.
Радист принялся набирать какой-то номер, но вдруг остановился и вопросительно посмотрел на Купца:
— Командир, а кому звонить?
В штабе Сагалов дал Ефимову несколько телефонных номеров экстренных служб Белоруссии, даже какие-то административные номера, но предупредил, что это данные за прошлый год, так что за их точность поручиться сложно.
— Куда-куда! — пробурчал Демидов, он уже выпустил пар и начинал успокаиваться. — В милицию, в полицию, в ФСБ… или что там у них есть!
— А также в МЧС, — задумчиво добавил Локис, — в пожарную охрану, «Скорую помощь», министерство обороны и лично командиру отряда специального назначения «Беркут». Кстати, а как представим этих красавцев?
Только тут до Купца дошло, что, увлекшись распеканием своих подчиненных, он напрочь забыл осмотреть мешки пойманных им людей, а заодно и допросить их. Точнее, одного, того, которому Локис повредил плечо «звездочкой».
— Чиж, — деловито приказал он, — посмотри, что у них в мешках, а я пока с этим клоуном потолкую. Слышь, ты, упырь, ползи сюда, балакать станем…
Раненный в плечо мужчина зло сверкнул на Купца глазами, даже не делая попытки подняться с пола. Локис лично извлекал из его плеча «звездочку», обрабатывал и перевязывал ему рану. Из-за зазубрин рана получилась рваной и довольно большой. Мужик не сопротивлялся, пока Володя оказывал ему помощь, но едва он успел закончить, попытался ударить Локиса головой в лицо. Володя еле успел отпрянуть назад, чтобы избежать удара.
— Ты мени не ругай, москаль поганый! — прошипел он сквозь зубы. — А з москалями я не тильки говорити, срати на водном гектари не сяду!
— Ну да, — кивнул головой Купец, подходя к нему вплотную и наступая на ногу. — Это ж такая честь — посрать с тобой, падлой, на одном гектаре… Значит, слушай сюда, клоун, отставший от передвижного цирка. Мне с тобой долго разговаривать времени нет. А методы узнавать чужие секреты в нашей службе большой гуманностью не отличаются. Хочешь проверить?
Мужик поморщился от боли и попытался высвободить ногу. Демидов слегка ослабил нажим, но как только тот попытался подтянуть ногу под себя, резко придавил ему щиколотку.
— Москаль поганий!! — заорал мужик. — Щеб тоби скрючило!!
— Это только начало, — пообещал Купец. — Дальше начнем говорить по-взрослому. И не ори! Побереги силенки…
— А шо ты мени зробишь, москаль поганый? — вдруг оскалив ровные зубы, дерзко выкрикнул мужчина. — Вбишь?! Вбивай!! Я того не боюсь!! А тильки усих не перевибить вам, москалям! Наше дило ни вмреть!!!
— Сдался ты мне, — презрительно хмыкнул Демидов, убирая ногу со щиколотки раненого. — У белорусского батьки для таких, как ты, куча служб имеется…
Пленник опять оскалился, собираясь, видимо, что-то ответить, но тут из полумрака раздался вдруг спокойный голос Игнатича:
— Ты бы, Федя, не ерепенился. Игры твои кончились, теперь серьезные дела начинаются.
Раненый вздрогнул и уставился на говорившего. В глазах у него загорелись злые огоньки, губы сжались в тонкую ниточку.
— А-а-а-а! — прошипел он, подаваясь корпусом вперед. — И ти тут, душитель, зрадник! Хиба мало горя ти принис нашому народу, все нияк не можеш зупинитися? Вражина! Конечно, де ж тоби ще буть, як ни с этими…
— Что, знакомый? — прищурившись, спросил Демидов.
— А как же, — хмыкнул Лобач. — С одного села. Федька Данилюк, чудачком он нашим сельским был, да, видать, весь вышел.
— Хорош чудачок, — усмехнулся Чижиков, потрошивший сумки четверых незнакомцев. — У них тут столько тротила и пластида, что всю Белоруссию можно взорвать три раза.
Семен вывалил на стол аккуратные прямоугольники двухсотграммовых тротиловых шашек, столбики пластида, взрыватели различных модификаций и систем, мотки бикфордовых шнуров, пусковые радиопульты.
— Богатый арсенальчик, — «одобрил» Демидов. — С ним по всей республике шухарить можно недели две, если не больше.
— Говорили тебе, Федька, — продолжал рассуждать, как бы сам с собой, Игнатич, вертя в руках тротиловую шашку без взрывателя, — чтобы ты не связывался с этими богомазами. Не доведут они тебя до хорошего. Не послушал, теперь вот дошел до жизни собачьей.
— Да что ты про них знаешь, старпер вонючий! — неожиданно выкрикнул Федька, попытавшись вскочить на ноги, но Демидов, стоявший рядом, не дал ему этого сделать. — Они глаза мне открыли, я только от них узнал, что вы вытворяли с людьми на Украине!
— Значит, так. — Демидов присел перед пленником на корточки. — Твои политические взгляды и устремления меня меньше всего интересуют. А вот куда ты вел этих неизвестных, но уже покойных дядей, мне хотелось бы узнать. Для общего, так сказать, развития. Слухаю тоби, хлопец!
— Пийды ты… — Федька неожиданно изловчился и плюнул Демидову в лицо, однако тот успел отпрянуть от него, и слюна попала на куртку.
— Значит, по-хорошему ты говорить не желаешь, — констатировал Купец. — Ну, тогда не обессудь…
Сильной затрещиной он опрокинул Данилюка на пол и, сорвав повязку с раны, с силой воткнул в нее два пальца, слегка пошевелив ими. Федор взвыл так, что, казалось, его услышали за много километров от лесной хаты Феофила.
— Пусти, сука! Вынь пальцы, падла!!
— Будешь обзываться, я тебе туда еще и соли насыплю, — ласково пообещал Купец. — Ну как, будем говорить? Или мне соль поискать?
— Будем, будем говорить! — выдохнул Данилюк после небольшой паузы.
— Вот и славно, — удовлетворенно крякнул Демидов, вынимая пальцы и вытирая их о форму Данилюка. — А то решил тут из себя белорусского партизана корчить.
— Фашисты! Гестаповцы! Мрази! — продолжая корчиться на полу, прохрипел Федор. — Прав был отец Гвинарий, что все москали — палачи для украинцев! Что ненавидите нас за то, что мы жить умеем лучше вас!
— Слушай, ты, агитатор хренов, — повысил голос Демидов, нависая над Федькой. — Я ведь терплю, но терпелка у меня не безграничная!
Зная, что это не пустая угроза, Локис решил вмешаться. Не из-за того, что ему было жалко этого запутавшегося деревенского мужика, а потому, что его вдруг заинтересовали слова Игнатича о каких-то «богомазах», с которыми «спутался» Федька.
— Погоди, командир, — тронул он Демидова за плечо. — Давай-ка проясним ситуёвину… Чего ты, Игнатич, там про богомазов толковал?
Лобач немного помолчал, решая, видимо, с чего начать, несколько раз он провел рукой по плохо выбритым щекам и осторожно произнес:
— Ну это, в общем-то, мои наблюдения и выводы. Считай, что просто домыслы. Я ведь могу и ошибаться. Хотя со мной такое редко случалось…
— Кончай тянуть кота за хвост, — грубо перебил его Демидов. — Чего ты там надомысливал?
— У нас в Хлыстовке лет пять назад хрен один появляться начал, — задумчиво продолжал Лобач. — Все о Боге рассуждал. Потом хату прикупил, по случаю, совсем в деревню переселился…
— Слушай, — с плохо скрываемой угрозой проговорил Демидов, — я, конечно, очень люблю послушать деревенские истории, но сейчас… как бы это помягче сказать… не до того мне. Поэтому либо говори по делу, либо заткнись и не вякай!
Игнатич растерянно посмотрел на Купца и торопливо зачастил:
— Дык я и говорю по делу. Гвидон этот, или как там его, по дворам шлялся, народ смущал, все о какой-то Великой Миссии толковал. Но… как-то чудно толковал. Это я уж потом смикитил, из какого котелка он кашку людям раздает…
— Та шо ты в том разумеишь, пес смердячий!! — опять выкрикнул Федор. — Отец Гвинарий правду говорил!!
Демидов слегка пнул его ногой в пах, но этого оказалось вполне достаточно, чтобы Данилюк, со стоном скорчившись в позу зародыша, замолчал. Потом командир кивнул Лобачу, и тот, опустившись на лавку, продолжил:
— В общем, по проповедям этого святоши я понял, что «поет» он с националистской дудки, а в качестве прикрытия натянул на себя рясу грекокатолическую. С недавнего времени стал я примечать, что чужие люди к нему повадились ходить, и только ночью. Чего-то таскали в хату этого преподобного…
Демидов несколько минут переваривал услышанную информацию. В общем-то, ничего интересного для себя он не услышал. То, что по всем республикам бывшего Советского Союза бродят проповедники всевозможных религиозных концессий, порой самых экзотических направлений, он прекрасно знал. В родной Балашихе его несколько раз останавливали одинаково одетые мальчики и девочки, которые пытались завести с ним разговоры о Боге и вере. Пару раз даже приходили к нему домой. Как правило, Купец отшивал этих адептов бесцеремонным, а чаще всего откровенным и совершенно хамским образом. Те не обижались, а лишь смиренно улыбались и благословляли матерящего их Купца.
Его отношение ко всем этим проповедникам со скорбно-добродушными лицами изменилось, когда Демидов случайно узнал, что под прикрытием подобных обществ работали различные спецслужбы, а порой и террористические организации.
Особенно впечатлила Демидова зариновая атака в токийском метро, которую организовала секта «Аум Синрикё». Секта и ее основатель Сёко Асахара после этой акции прославились на весь мир. Спустя некоторое время «Аум Синрекё» была объявлена международной террористической организацией, и ее пребывание во многих странах считалось, мягко говоря, нежелательным и даже преступным.
Но больше всего потрясло командира разведывательно-диверсионной группы спецназа то, что и в России бродило множество адептов Сёко Асахара.
— И как же они себя называют? — зачем-то поинтересовался Локис.
— Вот чего не знаю, того не знаю… — покачал головой Лобач. — Как-то не сообразил узнать. Что-то вроде «Дети Божия Гнева»…
— Да какая разница, как они себя обзывают! — Демидов рывком поднял на ноги Данилюка и тряхнул так, что у того голова мотнулась, как у тряпичной куклы. — Слушай сюда, придурок. Если ты мне сейчас же на добровольных началах не расскажешь все, что знаешь, то я тебя голыми руками буду рвать на куски. А для начала расковыряю твою дырку до размеров Маракотовой бездны. Не веришь?!
Он опять потянулся своими здоровенными пальцами к окровавленному плечу Данилюка, и у того глаза расширились от ужаса.
— Я скажу! — торопливо залепетал он, не отрывая обезумевшего взгляда от широкой ладони Купца, которая неспешно тянулась к нему. — Я все скажу! Все!! Только не трогай меня больше!
— Говори! — бросил Демидов. — Только коротко, без лирики.
— Я толком ничего не знаю, — нервно сглотнув, зачастил Данилюк. — Отец Гвинарий велел отвести людей в Белоруссию… Довести их до Сторожаевки… А что вони несут в мешках, я не знал…
— Какого хрена им надо было в Сторожаевке? — спросил Купец, продолжая удерживать Данилюка за шиворот.
— Не знаю! — ответил тот.
— Ответ неправильный. Повторяю вопрос: за каким рожном вы тащились в Сторожаевку?
— От як Боженька Святый, не знаю! — замотал головой Федька. — Мамой клянуся!!
— Оставь его, — вмешался Локис, — похоже, его втемную использовали. Промыли дураку деревенскому мозги национальной ахинеей, он и пошел языком чесать.
Демидов покосился на Локиса, потом с сожалением посмотрел на Данилюка, понимая, что Володя, скорее всего, прав, и небрежно отшвырнул от себя пленного.
— Шико, — хмуро окликнул он Ефимова, — передай местной ФСБ, что в лесной сторожке возле Чертового болота сидят террористы. Заодно и нашим слей «инфу» про этого святошу из Хлыстовки. Пусть проверят, что за хрен такой возле самой границы окопался. Остальным готовиться к выходу на станцию…
