Глава 20

Метель начинала усиливаться, и Батяня уже не видел своих противников. Теперь перестрелка продолжалась практически вслепую, и Абакумов то и дело простреливал фланги, чтобы не допустить подхода противника вплотную в этой снежной завирухе. Снегоход горел жарким пламенем, изуродованное тело Колпакова лежало неподалеку, отброшенное взрывом к сосне. Лихачева немного обожгло, а мальчишка, к счастью, практически не пострадал. Пара ссадин и ушибов – неплохая альтернатива снесенной голове...

Однако расслабляться было никак нельзя. Батяня не мог разглядеть, сколько именно человек вели огонь с противоположной стороны. Однако по характеру и очередности выстрелов он предположил, что противников не больше трех человек: «стабильная» стрельба велась только из одного автомата и одного гранатомета, иногда подключался и второй автоматчик. Хотя нельзя было исключать и того варианта, что противников всего двое – как только раздавался залп из гранатомета, второй автоматчик замолкал... Впрочем, сейчас это почти не имело значения. Вихри мешали обозрению, и, похоже, по ту сторону фронта также ничего не было видно. К Батяне подполз Никита и дернул его за штанину:

– Дяденька, там мой дедушка...

– Дедушка? – Батяня посмотрел на мальчугана. Перед тем как началась вьюга, он действительно видел, как какая-то фигура человека ползла в их сторону. Однако он также успел заметить, что один из автоматчиков высадил очередь в беглеца, и тот должен был быть мертв. Но Лавров не был в этом уверен, и поэтому у него родилась одна идея.

– Будь здесь, – сказал он мальчику, показав пальцем в сторону Абакумова, – и жди рядом с ним, пока я не вернусь. Смотри только, никуда не вылезай и не высовывайся.

Никита послушно кивнул и ползком направился к прапорщику.

Батяня тем временем снова принял положение «лежа». Его план был прост: сейчас с обеих сторон шла рассеянная стрельба, и вероятность того, что он попадет под пулю, была не такой уж большой. А тот человек, которого пацан назвал своим дедушкой, вполне возможно, был еще жив. Как бы там ни было, оставлять раненых и мертвых на поле боя Лавров не любил, и поэтому принял окончательное и бесповоротное решение.

Прижавшись к земле и стараясь не поднимать голову высоко, Батяня пополз туда, где, по его мнению, находился «дедушка». Несколько раз пули свистели совсем рядом, но он выжидал считанные секунды и продолжал движение. Он продолжал ползти, и вдруг ему в голову пришла совсем не подходящая для ситуации мысль. Он вспомнил, как они с генералом совсем недавно сидели в бане и обсуждали вот это самое предприятие. Тогда Минин уверял Батяню, что американцы не посмеют даже сунуться сюда, не то что оказать вооруженное сопротивление. А тут вдруг оказывается, что у противника полная информированность и первоклассная боевая подготовка. Мало того, из-за собственной неосторожности майор потерял одного из лучших своих бойцов – Колпакова. Как они, интересно, смогут объяснить, что в мирное время где-то на Камчатке погибают молодые ребята?

Однако череда невеселых мыслей прервалась тем, что недалеко от себя, буквально на расстоянии вытянутой руки, Батяня увидел человека. Подобравшись еще ближе, Батяня увидел, что это – старик в народной корякской одежде. Конечно, он не сильно разбирался в национальных костюмах северных народностей, но в данном случае это уже не имело никакого значения. Как сразу оценил майор, старик был ранен в левое бедро, но был жив. Он не мог передвигаться и совершенно справедливо решил, что вернее всего сейчас будет прикинуться мертвым и ждать, пока перестрелка закончится. Когда Лавров дотронулся до плеча коряка, тот дернулся, но Батяня прижал его рукой к земле. Еще одного ранения старик явно не выдержал бы.

– Ползти сможешь? – кратко поинтересовался майор.

– Не знаю. – Старик попробовал пошевелиться, но дикая боль в бедре помешала ему сдвинуться с места. – Не получается...

Теченеут сердился на себя. Его тело не слушалось, и ползти он явно не мог.

– Понятно, – процедил про себя Батяня, – будем работать с тем, что есть.

Стало окончательно ясно, что ему придется тащить этого старика на себе под градом пуль, а быть может, и мин. Но майор Лавров не был трусом – если он давал слово, то его выполнял. На этот раз он дал слово самому себе, что он не бросит этого человека посреди бойни, чего бы ему это ни стоило.

Батяня взял старика под руку и перевалил его здоровым бедром на землю. После этого он навалил старика на себя и стал медленно двигаться в обратную сторону. Интенсивность стрельбы значительно упала, однако со стороны группы десантников то и дело слышались сдвоенные очереди: это Абакумов, вошедший в раж, стрелял по-македонски из двух «АКМов». Прапорщик планомерно поливал позиции противника свинцовым градом. Он не видел, что творилось на той стороне, но по тому, как редко стали доноситься выстрелы и как неточно они производились, он сделал верный вывод, что ему удалось «заглушить» огневую точку противника.

Через несколько минут Лавров достиг горящего снегохода, заполз с противоположной стороны и осторожно положил старика на снег. Никита тут же подбежал к дедушке, крепко обнял его и заплакал. Батяня не сильно любил подобного рода сантименты, и поэтому предпочел трогательной семейной сцене компанию прапорщика.

Еще через несколько минут стрельба с «той» стороны вообще прекратилась. Метель начинала утихать, и Батяня принял единственно верное в сложившейся ситуации решение: он предложил выдвигаться в сторону, где предположительно потерпел крушение самолет. Противник, вероятнее всего, отступил именно в том направлении. И чтобы избежать непредвиденной засады, им стоило организовать преследование отступающих со своих позиций стрелков. Однако здесь существовала одна небольшая заминка: раненый старик был практически нетранспортабелен, а его внук категорически сопротивлялся тому, чтобы они возвращались на место крушения. Однако майор оставался непреклонен в своем решении. Прапорщик взвалил себе на плечи раненого коряка, Лихачев прихватил уцелевшее снаряжение и припасы, а Батяня выступил в роли направляющего. На протяжении всего пути Никита плелся рядом молча и ничего не комментировал, как это было раньше, в снегоходе. Только изредка, когда Батяня уточнял маршрут, он позволял себе вставить пару слов по поводу направления движения.

Так как отряд продвигался довольно осторожно, то они достигли палатки шамана, когда начало смеркаться. Ни собак, ни, естественно, нарт не было видно. По дыму, продолжавшему подниматься из дырки в крыше, было понятно, что огонь внутри еще не потух. Первых делом Батяня обратил внимание на свежую лыжню, шедшую прямо от входа в палатку куда-то на северо-восток. Судя по всему, кто-то из их недавних противников уже побывал здесь.

Проверив вход на наличие растяжек, майор осторожно вошел внутрь. В палатке никого не было. Прапорщик осторожно уложил раненого старика у костра. Тот на несколько мгновений пришел в себя, показал пальцем на котелок и жестом объяснил, что ему надо выпить этого отвара. Внук тут же поднес деду плошку, тот медленно выпил, и в ту же секунду, как выпустил посуду из рук, упал без сознания.

Батяня внимательно осмотрел жилище. Здесь явно чувствовалось присутствие кого-то еще, но не в данный момент, а в совсем недавнем прошлом. В костре тлели лыжи. Вероятно, это были запасные лыжи коряка, и тот, кто посетил палатку раньше группы Лаврова, решил, что не стоит оставлять своим преследователям столь ценный трофей.

Во время поисков в углу майор обнаружил клочки какой-то странной одежды. Взяв ее в руки, он хмыкнул: это была материя, из которой обычно шьют комбинезоны для особых служб военных ведомств по всему миру. Однако в куче тряпья валялся и кусок ткани, на котором что-то значилось. Майор осторожно разгреб кучу лоскутков и извлек оттуда кусочек ткани с гербом. Ему было достаточно одного взгляда, чтобы понять государственную принадлежность и род войск человека, носившего это.

Это была эмблема ВМФ США. Батяня понял: то, что произошло на побережье реки, – это только начало. Да, прав был генерал Минин, когда выбрал Лаврова для выполнения этого задания. По-видимому, здесь были замешаны интересы некоторых очень влиятельных военных структур не только России, но и Америки. Так что вся эта история с баллистической ракетой могла в итоге иметь совершенно непредсказуемый финал...

Батяня подозвал к себе Абакумова и Лихачева:

– Так, ребята, вот такие у нас дела, – с этими словами он продемонстрировал нашивку своим товарищам. – Как я понимаю, к этому подключились довольно непростые ребята, так что придется серьезно попотеть, чтобы докопаться до этой чертовой боеголовки. Ну, с другой стороны, никто ведь нам не обещал легкой прогулки. В таком случае мы бы оставались на базе.

– А как же самолет? – недоуменно спросил прапорщик.

– Самолет – это только одно из звеньев какой-то цепочки, по которой нас пустили, как слепых котят, – Лавров уже не скрывал своего неудовольствия по поводу сложившейся ситуации, – и я намерен выяснить, что же тут все-таки происходит.

Капитан молчал, но по выражению его лица было видно, что Лихачев полностью солидарен с Батяней. Абакумов, естественно, тоже не стал спорить. Он привык выполнять приказы, и какие-то причинно-следственные связи его мало трогали. Не сказать чтобы он был совсем уж тупым, но некоторая степень безразличия к подобным хитростям у него присутствовала. Особенно когда рядом майор Лавров.

– Сейчас мы ни в коем случае не должны допустить, чтобы они скрылись. Мы с ними еще посчитаемся за Колпакова. Они у меня кровью умоются, – как-то зловеще прозвучали слова Лаврова.

Батяня был настроен сурово. Когда речь заходила о его ребятах, он переживал за каждого гораздо сильнее, чем если бы был уничтожен целый взвод каких-нибудь наемников под его командованием.

– Так, Никита, – повернулся майор к пацану, – пойдешь с нами, ты хорошо ориентируешься на местности, а мобильность – это сейчас наше главное оружие. Ты должен нам помочь. Только в таком случае мы сможем помочь тебе.

– А как же дедушка? – чуть ли не со слезами на глазах спросил мальчик. – Ведь я не могу его оставить. Вы же видите, в каком он состоянии...

– С дедушкой все будет в порядке, – пообещал Батяня. – Как только мы найдем тех, кто нам нужен, мы тут же вернемся и отвезем твоего деда в больницу. Добро?

Мальчик взглянул в лицо майора, выражавшее твердую уверенность, шмыгнул носом и даже слегка улыбнулся. Этот человек спас его деда, и Никита готов был сделать для него что угодно.

– Добро! – кивнул он, чувствуя, что эти люди его не подведут.