Глава 18
Ехали недолго, но быстро. Дорога была все время ровной, как гладильная доска – сказывалось знаменитое европейское качество.
Несколько раз поворачивали, но куда держали путь, Старый не мог определить. Он пытался приподнять голову, чтобы ориентироваться хоть как-то по отблескам света и фасадам зданий. Но всякий раз в висок ему упирался холодный ствол – и он опускал голову щекой на резиновый коврик.
Клоп лежал под следующим рядом кресел. В просветах между стойками Старый видел только его спину. Зубков не шевелился, казалось, он снова впал в беспамятство. Что было и не совсем плохо: освобождало от тяжких мыслей, которые, как их ни гони, донимали хуже автоматного ствола, упертого в бок.
«Зачем они нас куда-то везут? – думал Белов, потеряв надежду определить местоположение. – Почему не убили на месте? Имеют на нас какие-то планы? Но какие? Мы не шпионы, смысла вытаскивать из нас информацию нет. Хотят использовать как заложников? Возможно. Роль паскудная, но есть шанс… И Роберт на свободе. Теперь на него вся надежда. Правда, человек он сложный. И методы его работы своеобразные. Но кто знает, может, они окажутся более эффективными, чем наши…»
Минивэн спустя примерно час пути замедлил ход. Старый, прервав ход своих мыслей, увы, невеселых, покосился в окно. Но все, что он увидел, это проплывающие плафоны фонарей, лившие в салон холодный сиреневый свет.
Скоро минивэн остановился. Открылись двери, автоматчики начали выходить наружу. Неторопливо, как у себя дома. «Значит, – понял Старый, – приехали на базу».
Его вытащили из машины, пригнули к земле, грубо выворачивая руки кверху.
– Go!
Проявлять недовольства не было смысла, – только заработаешь вывих плечевых суставов. Но несколько секунд промедлив, Белов заметил, что следом за ним выволокли Клопа и держат под руки с двух сторон.
«Жив, – отметил Старый. – Слаб очень, но жив».
Майора сильно толкнули вперед, и он двинулся по направлению к приземистому, вытянутому в длину зданию.
«Похоже на казарму, – подумал Старый. – Или на конюшню».
По дороге он успел еще заметить, что территория обнесена высоким забором, что вдоль ограды растут кусты и деревья, а в отдалении возвышается двухэтажный особняк, в котором кое-где светятся окна.
«Частное владение, – соображал Белов. – Тут мы будем охраняться почище, чем в городской тюрьме. Да, легко отсюда не вырвешься».
Все же надежды он не терял. Он цел и полон сил. Клоп, судя по всему, отлежится и окрепнет. Если усыпить бдительность охраны примерным поведением, то можно предпринять кое-какие действия, как, например, силовой вариант выхода на свободу…
Послышался собачий лай. По тону и свирепости Старый определил: звери серьезные, палкой или ножом не отобьешься. Придется стрелять, подымать шум. Скверно. По-тихому уйти не удастся. А значит, жди погони и, возможно, повторного пленения.
«Ладно, – встряхнулся Старый. – Рано об этом думать. Пока надо узнать, чего от нас хочет Макс».
«БМВ», в котором ехали Макс и Эдвард, видно не было. Значило ли это, что они уехали в другое место? Или приедут позже? Макс говорил о какой-то проверке. Что он имел в виду? Человек он деловой, зря бросаться словами не будет. Если так, то предстоит разговор.
«Местечко здесь укромное, – соображал Старый. – Хоть бензопилой руки-ноги пили, криков никто не услышит. Макс выглядит человеком цивилизованным, но кто знает, на что он способен?»
Его ввели в здание, похожее на конюшню – и которое в самом деле оказалось бывшей конюшней. Правда, денники были большей частью сломаны, но несколько клеток в дальнем конце помещения уцелели. Более того, их достроили до потолка и снабдили прочными дверями, соорудив что-то вроде камер временного содержания.
«Как раз для нас», – усмехнулся Старый.
Его впихнули в камеру с такой силой, что он повалился на пол, ударившись плечом о стену. Правда, он успел сгруппироваться, и пол был деревянный, так что особых повреждений не получил. Но по характеру обращения можно было догадаться, что церемониться с ними не намерены.
В камере напротив захлопнулась дверь. Значит, туда водворили Клопа. Почему они решили держать их раздельно? Боятся заговора? Или это тоже какая-то часть общего плана? Загадки, пока одни загадки. Надо запастись терпением и ждать. Рано или поздно все прояснится.
Старый сел поудобнее, оперся, как мог, спиной о стену. Руки немели в защелкнутых до упора наручниках. Почему их не сняли? Он же в камере, какой от него здесь может быть вред? Боятся, что проломает стену, как Халк? Ну, это вряд ли. Стены здесь кирпичные, старой кладки, чуть ли не в метр толщиной, а небольшое окно под потолком забрано железной решеткой. Все прочно, надежно – европейское качество чувствуется во всем. Чтоб ему провалиться!
Если здесь и есть хоть одно слабое место, то это, как и везде в подобного рода заведениях, охрана. С нее и надо начинать.
– Клоп! – позвал Старый. Он преследовал две цели: первая – убедиться, что Клоп в сознании и, как минимум, может говорить, второе – проверить, где находится охрана.
– Здесь! – послышался слабый голос Клопа.
И сейчас же в дверь ударили прикладом.
– Shut up!
Удовлетворенный, Старый замолчал.
Если Клоп слышит и говорит, то тяжелой контузии нет. На ногах стоял, значит, основные кости целы. А стрельба шла исключительно по колесам: эти молодчики свое дело знали. Значит, и ранение исключено. Возможно, Клоп к боевым действиям пока не способен. Но это – пока.
Теперь второе. Охранник ударил по двери сразу же после оклика. Значит, он сидит совсем рядом. Там, у стены, между камерами, стоит табурет. На нем, стало быть, он и несет вахту.
«Крепко взялись нас охранять, – приуныл Белов. – Никакой возможности для маневра. Да еще руки обездвижены…»
Он пошевелил пальцами. Они уже онемели и слушались плохо. Если так пойдет дело, к утру он станет инвалидом. Это что, такой особый план у Макса?
Старый закрыл глаза, расслабился, избегая какого-нибудь напряжения. Сейчас надо постараться вернуть рукам кровообращение, а для этого нужно как можно больше ослабить мышцы, чтобы кисти хоть на несколько миллиметров уменьшились в объеме. Он слишком долго держал их в напряжении, вот и результат. Неумно, товарищ, майор, неумно. Без рук много не навоюешь, следовало помнить…
Добрый час, а то и полтора прошли в томительном ожидании. Старый уже давно уснул бы, если бы не боль в руках и невозможность сесть хоть немного удобнее.
Но вот послышался какой-то шум. Белов навострил уши. Вроде захлопнулась вдалеке дверь. Кто-то пришел? Трудно сказать. Камеры закрывались плотно, а до входа в конюшню было далеко. Если кто и вошел, из камеры все равно не понять.
«Пора бы появиться Максу», – подумал Старый.
Рук он уже совсем не чувствовал. И хоть он не мог их видеть, знал, что они опухли до устрашающих размеров.
Нет, это не дело! Калечить себя он не позволит. Он поднялся, начал бить ногой в дверь.
– Эй! – закричал во весь голос. – Откройте дверь!
Кричал на английском – он заметил, что все бойцы разговаривали на этом языке. Вопреки ожиданию, снаружи в дверь не ударили. И вообще было как-то тихо.
– Эй, кто-нибудь! – еще громе закричал Старый, не переставая бить ногой по двери. – Откройте!
Без всякого предупреждения дверь вдруг распахнулась и прямо перед Старым предстал Макс, собственной персоной.
От неожиданности Белов замолчал, и несколько секунд они молча смотрели в глаза друг другу.
– Что вы хотите? – спокойно спросил Макс.
Вместо ответа Старый повернулся и показал руки.
– А, – кивнул Макс. – Понятно. Парни перестарались. Уж больно круто вы обошлись с бедным Эдвардом. Ну ничего, мы это исправим.
Он повернул голову – и сейчас же за его плечом вырос охранник.
– Ведите его за мной, – приказал Макс.
Охранник ввалился в камеру, схватил Белова за наручники, потащил вслед за Максом. От боли Старый едва не вскрикнул. Но сдержался, понимая, что настоящая боль еще впереди. Иначе почему Макс так и не приказал снять наручники?
В коридоре майор хотел окликнуть Клопа, но в последний момент передумал. Может, спит, зачем его тревожить? Пусть набирается сил, они ему еще понадобятся.
Белова протащили по проходу между денниками, вывели в просторный вестибюль, заставленный старой разномастной мебелью и захламленный какой-то упряжной рухлядью, и усадили на готического вида стул. После чего на его поясе затянули ремень, и он оказался накрепко привязанным к сиденью. Тут он увидел помимо Макса еще и Эдварда, который при виде его отнюдь не заулыбался, но как-то по-лошадиному задрал верхнюю губу, точно оскалился. Два дюжих охранника с укороченными автоматами «хеклер-кох» дополняли компанию.
– У меня к вам всего один вопрос, – без обиняков начал Макс, останавливаясь перед Беловым.
Тот двинул плечами.
– Наручники снимите!
Макс с легкой улыбкой покосился на Эдварда, дескать, каков фрукт?
Заложив руки за спину, тот пока молчал, но продолжал как-то странно дергать губой. Видно, еще не прошли последствия глубокого нокаута, в который его отправил Старый.
– Это подождет, – сказал Макс. – Наш разговор займет всего несколько минут – если вы пойдете на сотрудничество. После чего ваши руки будут свободны.
– А я? – спросил Белов.
Макс улыбнулся.
– Не все сразу, мой друг. – Он отошел в сторону, сел на перевернутый ящик. – Итак, вот мой вопрос. Кто вас прикрывал?
– Никто, – тут же выпалил Старый.
Макс поморщился.
– Как вас зовут? – расставляя пошире ноги и опираясь локтями на колени, спросил он.
– Зовите меня Старый.
Макс кивнул.
– О’кей. Итак, Старый, не делайте из меня идиота. Вас было пятеро. Верно?
Белов промолчал.
– Примем молчание за знак согласия. Один был ранен. Вы двое – здесь. Еще двое охраняют пленного. Вы ведь взяли его в плен?
– Кого? – спросил майор.
Макс усмехнулся.
– Вы напрасно надеетесь что-нибудь из него выжать, Старый. Он – пустышка, передаточное звено. С тем же успехом вы могли взять кого-нибудь из его охранников.
Белов заметил, как, произнося эти слова вроде бы небрежным тоном, Макс остро посмотрел на него. Что это? Проверяет? Или доверительно сообщает как не представляющему опасности коллеге, что Янсен не тот, за кого себя выдает? Но почему именно сейчас? Пытается вызвать неуверенность?
– Если вы все знаете, к чему этот разговор? – спросил Белов.
Макс пожал плечами.
– Значит, мы знаем не все. Итак, повторяю вопрос: кто вас прикрывал?
«Если их так это интересует, значит, они не засекли Роберта, – подумал Старый. – Они лишь строят предположения, что мы приехали на встречу не одни. И хотят удостовериться в этом. Если они узнают, что за ними следили, нас с Клопом перевезут в другое место, а на Роберта устроят засаду. А он – наш единственный шанс на спасение…»
– Никто, – спокойно повторил он.
– Ага! – словно бы обрадовался Макс. – Эдвард!
Он посмотрел на своего приятеля.
– У тебя будет работа!
– Жду не дождусь, – мрачно бросил Эдвард.
Он вынул из-за спины руки в черных резиновых перчатках, – в них был электрошокер.
«Ну вот, разговор сейчас примет более приятные формы», – подумал Старый с холодком в животе. Он даже про свои онемевшие кисти забыл, настолько его отвлек вид электрошокера. Невзрачная эта дубинка в умелых руках обладала чудовищным эффектом. А по роже Эдварда было видно, что обращаться с ней он умеет еще как.
– Последний раз, – негромко сказал Макс. – Или вы все рассказываете, или Эдвард заменит меня. Кстати, он на вас держит зуб, так что на снисхождение не надейтесь.
– Я уже все сказал, – внутренне собираясь, ответил Старый.
– Жаль, – вздохнул Макс. – Я не сторонник подобных методов в разговоре, но вы не оставляете мне выбора.
Он кивнул Эдварду и выпрямился, как бы отстраняясь от того, что сейчас будет происходить. Эдвард зашел Белову за спину, одной рукой прижал его лоб к спинке стула, другой приставил заостренные рожки электрошокера к выемке под ухом, там, где кожа была особенно тонка и чувствительна.
«Держись», – успел лишь подумать Белов. В следующую секунду его пронзила такая острая боль, что он перестал на время что-либо видеть и соображать. Наверное, он закричал – он сам этого не знал. Его голова будто рвалась на мелкие части, и это было до того невыносимо, что сознание начисто отключалось, растворяясь в бесконечной, чудовищной боли.
Вдруг все прекратилось. Старый всхрипнул, согнулся, его вырвало. Он не мог открыть глаза, так все болело в черепной коробке. И на миг ему показалось, что он ослеп.
– Посмотрите на меня, – послышался чей-то голос.
Словно выплывая из глубины, Старый повернулся на этот голос.
– Откройте глаза!
Старый с трудом открыл глаза, увидел Макса, который с участием смотрел на него.
– Мы можем на этом остановиться, – сказал он. – Вам нужно лишь ответить на мой вопрос.
Белов сглотнул горький до омерзения комок, повел шеей. Ничего, жив пока. И может видеть и говорить.
– Итак, – по-своему истолковав его молчание, сказал Макс, – кто вас прикрывал?
Майор развел в улыбке губы с клочками пены в углах рта.
– Я уже все вам сказал, – медленно, по слову, проговорил он. – Мы приехали одни.
Макс покачал головой.
– Уважаю. Хотя и глупо. Он кивнул Эдварду. – Продолжай.
На этот раз экзекуция длилась дольше. Старый не чувствовал, что он обмочился, что все его тело стало мокрым от пота, а глаза вылезли наружу, что он кричит не переставая, и даже не кричит, а воет, и не видел, что Макс невольно отвел взгляд, полный не то жалости, не то отвращения. Он весь стал одним огромным сгустком боли, он жил только этой болью, и все, что происходило вне этой боли, к нему не относилось и его не касалось.
Он не осознал, в какой момент кончилась пытка. Просто когда Эдвард отпустил его, он переломился пополам, склонившись лицом к своей моче и блевотине, и ни о чем, кроме боли, оставившей его тело, но бродившей где-то рядом, не думая.
– Поднимите его, – послышался, как из поднебесья, голос Макса.
Охранники подхватили Старого, усадили на табурет, поддерживая с двух сторон.
Макс покачал головой.
– Вы крепкий орешек, да?
Постепенно взгляд Белова сфокусировался на нем.
– А вы все еще боитесь освободить мне руки? – прохрипел он.
Макс усмехнулся, глянул на Эдварда, по-прежнему стоящего за спиной пленника.
– Ну что?
Эдвард дернул губой.
– Бесполезно. Либо он говорит правду, либо ничего не знает. Но следующий заход его убьет, точно.
– Слышите? – обратился Макс к Старому. – Третий раз будет для вас последним. Хотите продолжить? Или остановимся на этом? Выбирайте.
Белов вдруг засмеялся.
– Чего вы? – не понял Макс.
– Забавно, – ответил, сотрясаясь в нервном припадке Белов. – Я еще могу выбирать…
Макс переглянулся с Эдвардом. Тот скептически поджал губы.
– Только время потеряем.
– Ладно, – сказал, подымаясь, Макс. – Снимите с него наручники. И уберите в камеру. А сюда давайте второго. Посмотрим, что он скажет.
Старый до того отупел от перенесенной боли, что даже не почувствовал, как с него сняли наручники. Только в камере, когда его швырнули на пол, руки напомнили о себе колющей, как с мороза, болью. Майор принялся растирать их и шевелить пальцами, с радостью ощущая, что снова может сжать кулак. О том, что с ним было пять минут назад, он не думал – психика таким образом защищалась от последствий пытки.
И только когда в уши ударил тонкий и долгий крик – не крик даже, а визг, словно кричало насмерть раненное животное, – Старый замер и покрылся ледяным потом.
«Клоп! – вспомнил он. – Они взялись за него».
Он забыл про руки, забыл про клетку, забыл про все на свете. Он слушал этот ужасный, то затихающий, то нарастающий до беспредельной высоты вой и думал только об одном:
«Вытерпи. Вытерпи. Вытерпи…»
