Глава 38

Ахмад-хан был зол — он бы и сам придушил Юсуфа за предательство, но — только после того, как тот рассказал бы, где прячется умник. Однако пацана переехал автобус, а значит, он ничего уже не расскажет. Хотя сам факт, что Джангар видел Тахира, а Юсуфа засекли неподалеку от того места, говорил о том, что умник где-то рядом. Сделав такой вывод, Ахмад-хан решил не распылять силы на весь город — людей у него все-таки было мало — а прочесать в первую очередь район, лежавший между мечетью (в которой Тахир оторвался от почти догнавших его боевиков), рынком и въездом в город со стороны порта (никакой другой дорогой беглецы попасть в Паданг не могли). Смеркалось. Обход гостиниц ничего не дал, хотя один портье вроде бы и признал мальчишку на фото. Однако оказалось, что похожий на Юсуфа пацан поселился с сестрой, а не с братом или другом, и Ахмад-хан решил, что это не он. Вот только почему-то именно Юсуфа застукали на рынке в двух кварталах от той гостиницы. Непонятно… Если портье видел там именно Юсуфа, то что это за сестра у него?

Тем временем совсем стемнело — да и стрелки на часах уверенно приближались к десяти вечера. Ахмад-хан обзвонил всех, кто с ним и Сулейманом участвовал в поисках, и приказал подтягиваться к «Старому аллигатору», благо кафешку неподалеку от въезда в город знали практически все. Дагестанец предполагал там поужинать и заодно обсудить дальнейшие планы. Возвращаться в лагерь смысла не было — лучше переночевать где-нибудь и с утра возобновить поиски. Сулейман выслушал его и согласился, добавив, что поиски нужно продолжать, пока есть шанс перехватить умника. Если понадобится — и день, и два, и больше. На кону ведь не пять баксов, а сотни тысяч.

Ахмад-хан со своей парой сопровождающих двигался вдоль улицы, кафешка уже призывно маячила впереди своими разноцветными огоньками. И тут он случайно бросил взгляд в узкий проход, выводивший на другую улицу. Все бы ничего, но там немаленькая группа — человек двадцать или даже тридцать мужиков из местных — что-то весьма оживленно обсуждала, периодически разражаясь взрывами смеха.

— А ну-ка, — сказал Ахмад-хан, — пойдем посмотрим, с чего это они так ржут.

Когда их троица подошла поближе, местные охотно рассказали казавшуюся им крайне забавной историю о том, что пару часов назад сюда забежал какой-то парень. Хоть и смуглый, но все же больше похожий на европейца, чем на местного или, например, индийца. И все бы ничего, только парень был одет как женщина-мусульманка. Только без паранджи.

— А как он выглядел? Высокий, худой, коротко стриженный, лет двадцать?

— Верно, — удивленно воззрился на Ахмад-хана рассказчик, едва удержавшись от пошлого намека — что-то в выражении лица мужчины подсказало ему, что этого лучше не делать.

— Куда его повели? — продолжал допрос дагестанец. Смешки вокруг прекратились, а народ потихоньку начал рассасываться. Рассказчик, впрочем, понял, что если не пытаться острить, то ничего страшного не случится. Потому лишь пожал плечами:

— Ясное дело — куда. В участок. Как говорится, задать пару вопросов.

— Это далеко? — спросил стоявший рядом с Ахмад-ханом Умар — инструктор по рукопашному бою.

— Да нет, пару кварталов всего, — наморщив лоб, определил индонезиец.

— Показать можешь? — задал следующий вопрос Ахмад-хан. Инициативность Умара, хотя и в правильном направлении, ему не нравилась. Он не собирался уступать свое лидерство никому из этих… недовольных. Не они его начальником поставили. Ишь ты, боевиков американских насмотрелись. Нет, Ахмад-хан этого никому не забудет. Всем припомнит. Но сначала — дело.

— Да что тут показывать, — индонезиец сделал удивленное лицо, но послушно вывел их обратно через узкий проход на улицу, по которой они пришли. — Вон, в ту сторону два квартала пройдете, — махнул он рукой, — а там свернете направо, на следующем перекрестке налево. Ну, и увидите полицейский участок. Его вы там ни с чем не спутаете. Такая коробочка бетонная, одноэтажная. И вывеска там соответствующая. И государственный флаг.

— Ясно, — кивнул дагестанец. — Как думаешь, они его не отпустили? Сколько, ты говорил, времени-то прошло?

— Нет, — заухмылялся абориген, — наши полицейские — парни, конечно, ушлые, но если кого загребли, то без команды начальства не отпустят. А начальство у них на службе засиживаться не любит, то есть нет его уже на месте. Так что этот ваш парень в юбке до утра досидит в обезьяннике. И прошла-то пара часов, никак не больше.

— Уверен, что не выпустили?

— Ну, если бы он при деньгах был… Скажем, баксов пятьдесят хотя бы… Или сто… Тогда, может быть, и договорился бы он с ними. Только не было при нем бабла.

— Понятно, — сказал Ахмад-хан. — Ладно, свободен.

Повторять дважды не пришлось — индонезиец слинял максимально быстро. Дагестанец вытащил телефон и набрал номер Сулеймана:

— Ужин отменяется.

— Что так? — флегматично поинтересовался подрывник.

— Нашлась наша пропажа, — бросил Ахмад-хан.

— Где? — с интересом спросил Сулейман.

«Ага, праведник ты наш, — злорадно подумал дагестанец, — и ты денежки любишь…»

— Карта города есть под рукой? — вопросом на вопрос ответил он. Услышал положительный ответ. — Ближайший к «Старому аллигатору» полицейский участок. Замели его пару часов назад — ходил по городу в парандже. Вот он как от Джангара ушел, — в трубке послышался смешок. — Не думаю, что там будет много фараонов. Вряд ли больше пяти. Хотя, наверное, и стольких не окажется. Это же не городское управление полиции — всего лишь участок на окраине. Но ты все равно бери всех, и пусть оружие захватят.

— Ясно… — послышался в трубке голос, — ага, вот… Нашел на карте этот клоповник. Сейчас там будем. Вы тоже подтягивайтесь.

— Уже, — ответил Ахмад-хан и, нащупывая под курткой пистолет, скомандовал: — Пошли, а то мальчик по нас уже соскучился, наверное.

Боевики расхохотались — сейчас они снова почувствовали этот самый приятный запах в мире. Запах денег. И как-то злость на Ахмад-хана прошла — в конце концов, не он же отпустил мальчишку. И не он убил англичанина. И уж тем более не он отобрал у своих людей деньги. Сам еще, поди, может потерять не меньше их.

Такие мысли мелькнули в их головах, и, проверив вслед за командиром оружие, боевики двинулись по улице в направлении полицейского участка. Туда же сейчас устремились и остальные исламисты, только по другим маршрутам.

В участке же по-прежнему тихо. Дежурный полицейский долистывает журнал, пару раз задержавшись на страницах, где аппетитные девахи рекламировали… не важно — что, главное, присутствовали в кадре. Мусенир запихивает журнал в стол, щелкает пультом, находит канал, где идет какой-то старый боевик. Прибавляет звук.

Мусенир любит такие фильмы, где нет долгих завернутых разговоров, зато есть крутые мужики, красивые телки, и все просто и понятно — кто свой, а кто чужой. И вся интрига в том, кто из друзей главного героя не доживет до финала. Он бросает косой взгляд на клетку — принесло же этих чудиков именно сегодня. Почему не завтра?

Он не заметил, что паренек, задержанный за прогулки в парандже, сидит весь ни жив ни мертв от страха — и во все глаза пялится на своего соседа по клетке. И, наверное, давно начал бы звать на помощь, если бы не знал, что это бесполезно. А вот сосед его сидит спокойно, оглядываясь по сторонам и что-то прикидывая. И выглядит уже не настолько пьяным, как несколько минут назад.

Тахир пытается отвести глаза от мужчины, сидящего напротив, но не может. Ему страшно, очень страшно — он хорошо помнит, как легко и безжалостно этот блондин со своим напарником, похожим на индонезийца, захватил Паркера, несмотря на всех его охранников. Но Паркер, похоже, откупился — а как откупиться ему, когда все деньги или то, что он мог бы продать, остались в сумке, украденной мотоциклистом. Сейчас у Тахира нет ничего, кроме этой треклятой паранджи. Как же быть? «Остается только ждать, — обреченно думал он, — когда все это закончится».

Лавров, который пришел к выводу, что полицейский уже достаточно расслабился, чтобы больше бороться со сном, чем следить за своими подопечными, поднимается с нар и делает шаг к решетке. Он успевает заметить испуганный взгляд парня, но тот остается сидеть неподвижно. «Правильно, мальчик, не вмешивайся, — думает Батяня, — ты уже и так натворил дел». Майор, который выглядит все еще пьяным, стучит по решетке, привлекая внимание дежурного.

— Эй! Эй! Офицер! Офицер! Можно вас, офицер? На минуточку, офицер!

Мусенир недовольно поворачивает голову — в фильме как раз начался какой-то явно ключевой эпизод — и видит у решетки туриста. Ну чего ему надо? В уборную, что ли, приспичило? Так нечего было на крыльце мочиться — мог в кусты отойти, недалеко ведь было. В крайнем случае мог просто на другую сторону улицы перейти да там нужду справить… Дежурный пытается игнорировать крики, но турист упорствует, продолжая привлекать его внимание. Мусенир поднимается со стула, с сожалением бросает взгляд на экран — не запись ведь, назад потом не отмотаешь — и идет к клетке. Сердито смотрит на виновника своего беспокойства:

— Чего тебе? Учти, я плохо понимаю по-английски, так что подбирай слова.

Белый смотрит на него виновато, заискивающе улыбаясь:

— Простите, офицер. Я был не прав. Погорячился. Может, вы меня отпустите? Мне не нужны неприятности.

— С какой стати я должен тебя отпускать? — ухмыляется Мусенир. Что ни говори, а власть — приятное ощущение. — Мне тоже не нужны неприятности.

— А какая сумма могла бы компенсировать ваши неприятности? — вкрадчиво спрашивает турист.

А что, и правда не дурак — делает вывод Мусенир, понимает, что за все надо платить. Хорошо, пожалуй, что я его не оформил. Хотя…

— …Скажем, тридцать долларов? — продолжает развивать свою мысль блондин, вытаскивая из кармана деньги.

А у него там явно больше, чем он предлагает, понимает дежурный. Вот черт, надо было его обыскать, запоздало спохватывается Мусенир и говорит:

— Пятьдесят долларов. Тогда я тебя отпущу.

Рука блондина замирает на полпути к решетке.

Черт, а вдруг передумает и предпочтет до утра посидеть да штраф заплатить, испуганно пугается Мусенир, видя, как тает перспектива подзаработать. Штраф-то куда меньше даже предложенной им суммы. Вот только знает ли турист об этом? Может, согласиться на тридцать? Деньги лишними не будут. Нет, не пойдет — еще решит, что полицейского легко купить… А если деньги взять и все равно оформить парня? Он же пьяный, ничего потом не докажет. Черт, еще этот любитель женской одежды… Не настучал бы потом…

И тут блондин, с явным сожалением глядя на деньги в своей руке, вдруг соглашается:

— Хорошо, пусть будет пятьдесят. Только отпустите.

Дежурный делает шаг к решетке, поднимая связку ключей левой рукой и протягивая правую к прутьям:

— Сначала деньги, потом открою.

Лавров смотрит на хитрую рожу полицейского, прекрасно понимая, что это еще вопрос — откроет ли. Вполне ведь может взять деньги и не выпустить. Задержал ведь пьяного. Протокол еще наверняка не составлял. Уверен, поди, что никто ничего не докажет.

Майор убирает остальные деньги в карман и протягивает зажатую в пальцах купюру сквозь прутья решетки.

Полицейский, отведя руку с ключами, тянет другую руку навстречу деньгам.

Внезапно пальцы, удерживающие такую желанную бумажку, сжимаются в кулак, который устремляется прямо к переносице Мусенира. Он приближается с такой быстротой, что Мусенир не успевает отклониться. Кулак врезается в переносицу полицейского, и тот наконец понимает смысл выражения «искры из глаз» — мир для него исчезает в ослепительной вспышке, которая тут же сменяется беспросветной чернотой. По крайней мере, на какое-то время.

Тело, временно утратившее связь с мозгом, опрокидывается навзничь и с глухим стуком валится на пол. Пальцы, державшие ключи, разжимаются, и связка, покувыркавшись в воздухе, со звоном падает на бетонный пол.

Лавров с досадой смотрит на ключи, которые падают слишком далеко от решетки, чтобы до них можно было просто дотянуться рукой. Хорошо хоть этот боров не оказался между решеткой и ключами. Майор вытаскивает из штанов ремень. Хорошая у ремня пряжка. Он садится на корточки у прутьев, просовывает между ними руку с ремнем. И, тщательно прицелившись, бросает…

Мимо. Пряжка с лязгом ударяется о связку, но соскальзывает с нее. Еще бросок… Опять неудача. Пряжка звенит по полу, упав рядом с ключами. Майор подтягивает ремень, снова бросает…

Боевики подтягивались к точке сбора. Ахмад-хан со своими бойцами прибыл первым, тут же из ближайшего переулка подтянулись Сулейман и Амир со своими тройками. Последней пришла группа Джангара.

— Здесь, значит, — проговорил Сулейман, глядя на бетонную коробку с развевающимся на флагштоке флагом Индонезии. Вернулся Умар, успевший осмотреться вокруг.

— Свет только в одном окне горит. Дежурка там, видно. Еще внутри — коридор, наверное. Позади здания стоит «Лендровер» с мигалками, но там никого. И мотор, похоже, уже остыл. Часа два, не меньше, стоит заглушенный, — доложил он.

— Ясно, — кивнул Ахмад-хан. — Оружие к бою! Джангар — на твоей группе периметр. Пошли!

Тактика штурма подобных заведений была ими отработана в совершенстве в лагере. К тому же многие не раз делали это в «прошлой жизни». Так что никто не задавал глупых вопросов и не метался в узких коридорах. Оказавшись внутри, Ахмад-хан и Сулейман сразу свернули направо, к дежурке. Умар с парой человек бросился проверять левое крыло, остальные последовали за вожаками.

Но еще не добежав до дежурки и обезьянника, Ахмад-хан понял, что они опоздали — клетка распахнута, а на бетонном полу возле нее стонет, не в силах подняться, пузатый верзила в полицейской форме. В клетке на нарах валялась злополучная паранджа.

— Командир, там никого, — отрапортовал возникший за спиной Умар, который уже проверил левое крыло здания. Он еще не понял, отчего все остановились и куда все смотрят.

— Здесь тоже никого, — сквозь зубы процедил Ахмад-хан. — Сучонок опять сбежал.

— Ну и что теперь? — озвучил Сулейман вопрос, ответ на который был интересен всем.

Ахмад-хан задумался, кое-что вспомнив. Шайтан! И почему он сразу не обратил внимания на эту деталь в рассказе местного придурка?!

— Оживите-ка мне этого козла, — ткнул он пальцем в стонущего на полу полицейского, — хочу его кое о чем спросить.

— Да что тут спрашивать, — хмыкнул Умар, — сбежал пацан, и все тут. Да еще и этого фараона приложил. За это его можно только похвалить.

— Погоди, — остановил его Сулейман, — мне тоже не все понятно. О чем ты хочешь его спросить, начальник?

Ахмад-хан объяснил:

— Тот чудак, который рассказал нам, что умника повезли сюда, заявил, что они сбежались на шум, когда мимо них пронесся мотоциклист, а парень бежал за ним, что-то крича. Похоже, этот мотоциклист украл у нашего умника его сумку. А что могло быть у него в сумке?

— Кто вы такие? — донесся вдруг с пола возглас.

— А, сам очухался, — с ноткой удовлетворения в голосе проговорил Сулейман. — Давай, командир, задавай ему свои вопросы.

Ахмад-хан склонился над полицейским, который с ужасом оглядывал незнакомых вооруженных людей.

— Ответь мне на несколько вопросов, и, может быть, я тебя не убью.

— Какие вопросы? — простонал верзила, начисто забывший напомнить незнакомцу о своем особом статусе сотрудника полиции. Ахмад-хан охотно, хоть и без тени улыбки, удовлетворил его любопытство:

— Во-первых, где парень, которого задержали за ношение мусульманской женской одежды? Во-вторых, как он отсюда выбрался? В-третьих, что при нем было, когда его сюда привели? И в-четвертых, что он сказал, если, конечно, его допрашивали? Будешь отвечать или тебя лучше пристрелить?

— Я… буду говорить, — выдавил из себя Мусенир, посеревший от ужаса, глядя на уткнувшийся ему в переносицу ствол пистолета. Переносица, к слову, жутко болела. Но лучше пусть болит, чем в ней появится дырка от пули.

Он говорил много и подробно, но, когда сказал, что больше ничего добавить не может, дырка в переносице все-таки появилась. Зато исчезли видеозаписи с камер наблюдения. Не все, конечно, а только те, что были сделаны за последние несколько часов.

Ахмад-хан ничего не имел против славы и популярности, но не имел привычки оставлять свидетелей.