И Митин, и Томсон одновременно осознали одно – произошло событие, которое полностью и абсолютно изменяло все их дальнейшие планы. Они подсознательно смогли определить главное – на окраине Полигона только что реализовался совершенно невероятный сценарий, который сводил к нулю результаты их недавнего жестокого противостояния.

Митин вышел из укрытия. Он не хотел пользоваться рацией. Сейчас требовалось во что бы то ни стало показать американцам – русский спецназ морально не сломлен, хотя признает свое поражение. Нужна договоренность на высшем уровне…

Томсон это сразу же определил. И двинулся навстречу.

– Ты понимаешь, что там происходит?

Они стояли в нескольких метрах друг от друга между двумя темными провалами бункеров Г-8 и Д-10. Рич и Запад, словно соревнуясь в синхронности, нацелили на место встречи двух командиров противоборствующих групп стволы своих автоматов.

– Не больше тебя.

Митин вгляделся в лицо противника, пытаясь определить его психический тип; сейчас это очень важно. Быстрые движения кисти или итальянского карандаша, щелчок кнопки фотоаппарата, мгновенный портрет с натуры.

Без сомнения, русский по происхождению, хотя, конечно, американец по рождению. Ровесник, около сорока лет. Волевой, опытный боец. Настоящий профи. Но дело в другом…

– Что ты предлагаешь?

– Мы в тупике. Поневоле придется быть союзниками.

Митин мог поклясться: стоящий перед ним спец только что словно сбросил с себя внешнюю оболочку, снял защитную кольчугу, на которой крупными буквами было написано опознавательное слово «ВРАГ».

– Не время болтать. Хотя один вопрос стоит обсудить.

Самое главное – характер этого америкоса. Видимо, он внутренне готов к компромиссам. С таким человеком можно и нужно договариваться.

На мгновение Митин ощутил всю абсурдность этой сцены. Для чего они вступили в ожесточенное противостояние, устроили локальный военный конфликт на территории чужого государства, которое, кажется, уже успело прислать сюда своих представителей? Ради каких-то генераторов, неведомо для чего тайно скрытых много лет назад на руинах погибшей империи. В ту ли сторону направлено боевое оружие?

Почему-то слепящим разрывом гранаты осветилось в сознании одно давнее воспоминание…

Грозный, февраль 1995 года

Война приобрела затяжной характер. Поэтому размазанные на мокром снегу грязные следы недавних боев постоянно дополняются новыми яркими деталями. Вон там, у пересечения двух улиц с искореженным асфальтовым покрытием, завалился в воронку, оставленную авиационной бомбой, армейский грузовик. Ветер играет клочьями разорванного брезента, стекла кабины вдребезги разбиты, на смятой в гармошку дверце висит промасленный бушлат, в кузове свалены пустые продолговатые зеленые ящики из-под «Градов», которые вскоре станут дровами в солдатских кострах.

Около остова панельной пятиэтажки – скелет сгоревшего бронетранспортера. Вся прилегающая территория бывшего двора засыпана обломками бетонных плит, кусками кровельного железа, гильзами от снарядов. В одной луже плавает дырявый юфтевый сапог, упираясь носком в приклад погибшего «АКМ», в другой – офицерская плащ-палатка, заботливо укрывая целую коллекцию негодного военного имущества. Ворона выедает остатки жира из сплющенной консервной банки, две ободранные собаки уныло, поджав хвосты, бредут в стороне, без особой надежды поворачивая морды к солдатской кухне, откуда вместе с дымом доносится запах горячей пищи.

Митин выползает из укрытия и всматривается в очертания бывшей замаскированной огневой точки у торца дома, разнесенной в пух и прах прямым попаданием снаряда. «Чехи» сделали ее по всем правилам. Видимо, грамотный консультант у них был. Не стоит забывать, что у врагов немало бывших опытных офицеров. Кое-кто из них даже прошел Афган.

Сам Митин – командир отделения специального назначения, служит по контракту с самого начала войны. В его подчинении – пять бойцов-срочников, которых навязал командир полка, тупой мужик, прикомандированный сюда из какой-то уральской дивизии. «У тебя приказ, старший сержант. И у меня приказ. И ты и я обязаны его выполнять. Других людей у меня сейчас нет. Все ясно, Митин?»

Пацаны зеленые, толком не обстрелянные. Призваны осенью и почти сразу отправились в зону боевых действий. Сколько таких полегло в первые месяцы после начала чеченской войны!

Митин по-своему старается заботиться о солдатах. Ему предстоит в ближайшие недели вырастить из них настоящих спецов. Пока судьба оберегла ребят от особо горячих дел, но на чеченской войне нельзя ничего загадывать наперед. Тут все меняется порой по несколько раз за день. Бывает, что новый приказ командования полностью противоречит предыдущему.

В последние дни на этом участке наблюдается затишье. «Чехов» поблизости не осталось, и об идущих боевых действиях напоминают только далекая канонада да полеты бомбардировщиков. Но воевать чеченцы умеют, в этом нет никаких сомнений. Никто не может гарантировать, что снова не постараются выбить отсюда урусов…

После ужина младший командный состав приглашают в некое подобие офицерского блиндажа, устроенного в цокольном помещении разрушенной пятиэтажки. На столик выставлен спирт из полковых запасов, несколько банок тушенки, выложен хлеб и пять упаковок копченого мяса, достояние запасливого прапорщика-снабженца. После того как помянули погибших однополчан, разговор, щедро усыпанный отборным матом, переходит к обсуждению тактики недавних боев.

В разгар горячего спора в блиндаж, впуская с улицы холодный воздух, спускается здоровенный мужичина с казацкими усами. На плечи небрежно наброшен офицерский бушлат.

Это капитан Демьян Градов, командир сводной роты специального назначения ВДВ, которая занимается особо сложными операциями в чеченских тылах. В последние дни Демьян – частый гость в расположении их полка. Ему тут всегда рады. Можно сказать, что герой. Уже знаменитый герой чеченской войны…

Демьяну сразу подают спирта. Он залпом глотает полкружки «огненной воды», крякает, утирая усы, запивает водой обычной.

– Ядреная вещь! Пробирает до мозга костей!

Продолжается оживленный полупьяный разговор, когда все произносят свои фразы одновременно, и реплики присутствующих теряются в дымном чаду, освещенном тусклым светом одной-единственной лампочки, висящей у самого входа.

– Слушай, Град, – спрашивает Демьяна лейтенант Нариманов, – если «чехи» опять сюда сунутся, сколько наших положат?

Нариманов родом из Татарстана, мусульманин. Нельзя сказать, что подвергается в полку национальной дискриминации, но иногда действительно испытывает на себе отголоски ненависти к бородатым противникам. Может быть, потому, что часто задает совершенно идиотские вопросы. Вот как сейчас, например…

Хотя никто не может обвинить Рафика в том, что он плохо сражается. Лучшего снайпера, пожалуй, нет и в соседних полках.

Демьян вытаскивает из кармана пачку «Беломора», закуривает, смяв папиросную гильзу лихим заломом:

– Зачищать надо грамотно. Если спецов в бой бросят, сработаем как надо.

Градов пользуется всеобщим, не увядающим от времени уважением.

– Эй, зема! – окликает он сержанта-срочника из седьмой роты, за свои геройские вылазки получившего право пить вместе с боевыми офицерами и контрактниками. – Я вижу, что продукт у вас на исходе. Сбегай к нашим, если не в падлу, принеси литр спирта. Скажи старшине, Град просил.

Парнишка и не думает протестовать. Сам Градов приказал! Легендарный Демьян. Рассказывают, что он как-то был окружен отрядом «чехов» из десяти человек и положил их всех до одного!

Но Демьян умеет не только залихватски пить, но и петь.

Когда на столе оказывается пластиковая бутылка из-под кока-колы, под завязку наполненная прозрачным, как слеза, напитком, Град щедро угощает всех, разливая почти по полной кружке.

Потом садится на крашенный защитным цветом деревянный ящик, опускает голову.

– Как же все это погано, мужики… Воюем, пацанов сколько уже положили, а спроси зачем, что ответим?

Он обводит собравшихся тяжелым взглядом.

– Молчите? Вот-вот. И я ничего вам не скажу. Кроме одного. Скоро мы эту сволочь кремлевскую научим уму-разуму!

Огромный кулак с размаху ударяется о край раскладного столика. Летят на пол кружки, банка тушенки, в которой, как флагшток, торчит штык-нож от «калаша», полбуханки хлеба, остатки копченого мяса на замасленном экземпляре «Красной звезды».

– Ты чего, Град? Потише. Продукт переводишь, – раздается несколько несмелых реплик.

Демьян неожиданно улыбается, поднимается с ящика для боеприпасов:

– Терпите, мужики! Придет еще наше время. А пока надо «чехов» приструнить. И не погибнуть.

Через десять минут, допив остаток спирта, все собираются расходиться. Но тут кто-то просит:

– Град, спой что-нибудь. Так, как ты умеешь. С казацким размахом.

Митин помнит, что Демьян родом из Новочеркасска, из самого сердца донского края. Один раз он слышал тягостный рассказ Градова об уничтожении его предков в лихие годы Гражданской войны, понимает, какую ненависть питает этот тридцатилетний казацкий потомок к большевикам и их теперешним наследникам, успевшим быстро сменить, словно устаревшую одежду, свои политические взгляды…

Демьян крутит огромной лапищей усы, полминуты размышляет, а потом, махнув рукой, будто рубит шашкой, заводит всем известное:

– Жили двенадцать разбойников, жил Кудеяр-атаман…

Громовый бас заполняет пространство холодного подвала, приспособленного под офицерский блиндаж. Кажется, что от вибраций этого голоса даже начинают дрожать стены и пустые кружки, спешно собранные с пола!

– Добро, – Демьян обрывает песню, закуривает «беломорину».

– Ну ты и даешь! – восхищенно говорит один из лейтенантов. – Чисто как Шаляпин.

Градов несколько раз сильно затягивается горьким дымом, щелчком отбрасывает смятый бычок в угол. Перед самым выходом останавливается и, усмехнувшись, обводит взглядом притихших офицеров:

– Почему как Шаляпин? Дело разве в голосе? Бери выше. Как Стенька Разин…