Он находит отряд вечером следующего дня.

Джип безвылазно стоит на окраине горного селения. Тут неспокойно – каждый встречный пастух может ночью исподтишка выстрелить тебе в спину, а мирный хозяин, подробно рассказывающий о своей тяжелой жизни в годы двух чеченских войн, с наступлением темноты превратится, словно оборотень, в самого страшного врага.

Но деньги везде имеют свою силу.

Востряков начинает с малого. Зовет в сторону пожилого седоусого крестьянина, вкладывает ему в ладонь две смятые долларовые купюры, просит показать, как лучше всего уходить из Ачхой-Юрта в сторону перевала.

– Там есть хороший дорога, – доверительно сообщает чеченец. – Но ходить опасно.

– Почему же опасно?

– Стреляют, – почти как киношный Саид, отвечает крестьянин.

– И кто же стреляет?

– Когда как. Чеченец стреляет, урус стреляет. Лучше не ходи. Убьют.

Но Вострякова уже не остановить.

Он выходит в середине дня, когда солнце особенно сильно жарит гребни окрестных гор. Невозмутимые пастухи в папахах около небольшой отары овец внимательно смотрят на странного русского, который в одиночку отправился по горной дороге. Еще их удивляет то, что этот безумный смельчак несет в руках два кожаных дипломата, что мешает ему сохранять равновесие. Если бы они знали, что в них лежит!

Через два часа Востряков поднимается метров на пятьсот. Внизу, под отвесными стенами скал, бурлит узкая горная река. Пенные буруны скатываются с каменистого ложа, текут вдоль оголенных, выжженных солнцем берегов с одинокими деревьями. Здесь ты имеешь гораздо больше шансов оказаться в перекрестье прицела чеченского снайпера. Как там у Пушкина? «И нищий наездник таится в ущелье…»

Востряков следует простой логике – отряд не мог уйти на ту сторону перевала. Они где-то рядом, выжидают, сделали несколько огневых точек на склонах. Это только кажется, что найти никого нельзя. Еще как можно! Стоит только захотеть.

Огромным огненным шаром за гребень ближайшего хребта медленно опускается солнце. Идти дальше действительно опасно. Сделаешь несколько неверных шагов – и полетишь вниз, не удержав равновесия. А его трудно удержать, когда в двух руках ты держишь по кожаному дипломату, битком набитому деньгами.

«Ты, парень, похоже, и вправду сумасшедший», – заключает сам про себя Востряков, присаживаясь на большой плоский камень и старательно приводя дыхание в норму.

А ведь так оно и есть! Только умалишенный отправится в горы с подобным грузом. К тому же без всякой экипировки. Но Семен почему-то убежден, что поступает правильно. И после короткого отдыха опять идет вверх.

Дозорный возникает внезапно, словно вырастает из-под земли:

– Эй, зема, куда путь держишь?

Обычный спецназовец. Крепкий, маневренный. На веснушчатом широком лице застыла приветливая улыбка. Парень уже все просчитал. Он прикинул, кого нелегкая принесла в такое время в эти места. Получается, что своего. Только чудной он какой-то…

– Зема, а зачем тебе тут чемоданы? Первый раз такого вижу!

Через пять минут около Вострякова уже несколько человек. Спрашивают, интересуются, что здесь понадобилось странному верхолазу.

Семен не может долго сохранять свою тайну. Он произносит кодовое слово: «Ястреб».

Спецы переглядываются.

– А откуда ты про него знаешь? – прищурившись, спрашивает веснушчатый.

– Вместе служили в Афгане.

– Вот это дела…

– И что тебе от него надо?

Востряков указывает на свой груз.

– И что в них?

– Военная тайна.

– Ну-ка покажи, зема! Мы тут таких шуток, знаешь, не любим.

– А ты не упадешь в пропасть?

Спецы напряжены. Востряков не вписывается ни в какие рамки. Он успевает заметить, как незаметным движением пара бойцов перекладывает руки на приклады автоматов.

– Открывай, зема! – приказывает веснушчатый. – Порезче! И не дай бог…

Но он не успевает договорить. Ровные штабеля банковских упаковок, лежащих внутри дипломата, оказывают магическое воздействие.

– Ты что же, зема, банк грабанул?

– Почти что так. Я хочу, чтобы эти деньги перечислили в войска. От ваших командиров вы, пожалуй, многого не дождетесь.

Спецы молчат. Похоже, действительно сумасшедший мужик.

Такого они не то что не видели, но даже и не слышали никогда. Сон наяву. Сказка.

Однако делать нечего. Надо вести к командиру.