Труп обнаружили рыбаки. Утром, как обычно на рассвете, выплыли осмотреть верши, стали вытягивать сеть, ощутили необычную тяжесть, остановились на мгновение, не понимая, что произошло, и наконец с большим трудом вытащили облепленное ряской тело. Подняли на лодку, и когда увидели огнестрельную рану в груди, сразу выгребли к берегу и побежали в ближайшую деревню Осиновку звонить участковому.

Опергруппа приехала на удивление быстро. Почти через час. Примчалась из Монастырска, что называется, «на всех парах». Это объяснялось тем, что в последние месяцы работы у районного убойного отдела было маловато. Довольно редкая ситуация для современной жизни…

Возглавляющий опергруппу капитан Анисимов, широкоплечий крепкий мужик средних лет с казачьими усами, первым делом попросил отогнать любопытных, которые даже в такое раннее время не поленились прибежать из деревни. Странного в этом, впрочем, ничего не было, – не каждый же день находят в реке мертвеца. А слухи здесь в любое время суток распространялись со скоростью молнии.

Затем Анисимов дал «зеленый свет» спецам: высокому худощавому судмедэксперту Петру Тимофеевичу в очках с двойными стеклами и подвижному чернявому криминалисту Равилю Маратовичу. Пока они копались вокруг тела, Анисимов поговорил с рыбаками.

Это были обычные местные мужики, давно облюбовавшие тихое место на левом берегу для своих сетей. Регулярно выезжая сюда, они как будто считали, что заслужили негласное право не пускать на «частные воды» чужаков.

За старшего выступал пожилой седовласый Михалыч, который пропитым голосом пытался доказать, что «знает здесь каждую собаку» и «такое наблюдает впервые».

– Какая там глубина? – поинтересовался Анисимов. – Метра два будет?

– Да какие там два, – усмехнувшись, ответил Михалыч. – Все пять, а то и шесть. Там же яма. Рыба ямы любит. Не случайно ведь здесь ставим.

– А не рановато для рыбалки? Теперь, как я понимаю, самый нерест.

Рыбаки замялись, опустили глаза. Михалыч как-то хитро прищурился:

– Ты нас не лови, как окуня, командир. Мы знаем, кто сейчас в сети идет, а кто нет. Рыба не дура, поди ее просто так поймай.

Они поговорили еще минут пять, но Анисимов понял, что зря затронул тему промысла – мужики замкнулись, отвечали односложно, как на настоящем допросе.

– Ты только в рыбинспекцию не звони. Ладно, капитан? – сказал Михалыч в конце беседы, тревожно глядя на Анисимова.

– Да зачем мне инспекция? Мне надо убийцу найти.

Он улыбнулся, удивляясь наивности местных жителей, до сих пор ровняющих под одну гребенку всех людей в погонах. Но внутренне отругал себя за праздный интерес. Что, по существу, ему за дело? Тоже мне «зеленый патруль»!

В принципе, рыбаки не сообщили почти ничего важного. Сеть ставили метрах в семидесяти от кромки воды, поэтому, по всей видимости, убийцы воспользовались лодкой. Вручную утащить труп так далеко они, конечно, не могли. Кроме всего прочего, на этом отрезке русло реки расширялось, превышая свою стандартную в нижнем течении семидесятиметровую ширину раза в полтора. А глубина и у берега была порядочной, особенно весной, поэтому нельзя исключить, что преступники приехали на моторке, причем издалека.

Анисимов постоял немного у края низкой песчаной косы, облюбованной местными жителями под дикий пляж, сейчас почти полностью скрытый высокой водой, посмотрел на противоположный крутой обрывистый берег. Там виднелись уродливые бетонные сваи, ощетинившиеся ржавой арматурой, похожей на колосья фантастических растений. Это были остатки опорных конструкций моста через Белицу, который собирался в свое время возвести бывший первый секретарь Белецкого обкома.

План строительства, говорят, утверждался в самой Москве и вообще имел очевидные резоны – ближайший мост находился только около Монастырска, и, если мерить не по дороге, а по извилистому речному руслу, до него получалось никак не меньше пятидесяти километров. К тому же тот мост был узкий, старый и не отвечал современным нагрузкам. А здесь появлялась возможность получить прямой выход на Смоленскую трассу, которая шумела по левому берегу всего в пяти километрах севернее. Это в свою очередь вдохновляло начальство на дальнейшие грандиозные «маниловские» планы. Вроде старой идеи строительства в Монастырске цементного завода.

В конце концов повторилась обычная российская история. Сначала не нашлось денег. А может, их благополучно разворовали. А потом перестал существовать Белецкий обком. Новые власти несколько раз обсуждали проект – уж больно удобно получилось бы на таком строительстве «нагреть руки», – но дело так и не двинулось дальше многообещающих деклараций.

У реки было холодно. Анисимов несколько раз зябко поежился, жалея, что не надел под куртку свитер. Но постоял еще несколько минут, скользя взглядом по циклопическим развалинам среди зарослей ольхи и ивы, очертания которых рисовались еще нечетко из-за утреннего тумана. Почему убийцы не утопили труп у бетонных свай? Там и глубже, и людей на противоположном берегу бывает гораздо меньше. Побоялись, что его зацепит за какой-нибудь ржавый штырь, скрытый водой? Так все равно лучше, чем бросить прямо в рыбацкие сети…

– Петренко! – позвал он коренастого краснолицего опера, который о чем-то разговаривал с рыбаками. – Сходи-ка, друг ситный, к местному населению и спроси, бывают ли они у этих вот бетонных столбов. Может, мальчишки в воду прыгают или с удочками сидят, например? И спроси, не видели ли чего интересного в прошедшие дни. Ну, моторки там проезжали, машины. И все такое прочее… Потом рыбакам скажешь, чтобы протокол подписали и гуляли на все четыре стороны. Усек?

– Усек, – улыбнулся Петренко. – Только я чего-то, Олег, тут здорово не въезжаю. На хрена они его в реку столкнули? Почти как у поэта Пушкина: «Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца». Во-первых, груз могли к трупу привязать, а потом…

– Иди, иди, вечерком за пивом обсудим.

Петренко обиженно крякнул, но послушно отправился к толпе деревенских жителей, которые упорно не собирались расходиться. Их даже вроде стало немного больше. Любопытство, как известно, не порок.

Анисимов подошел к экспертам, приглушенно обсуждающим какие-то детали. Они склонились над убитым, узкоплечим, чрезвычайно худым мужчиной лет тридцати пяти. Без всякой экспертизы было понятно, что человека перед смертью здорово избили – все его лицо и шею украшали чудовищные багровые кровоподтеки. Одет он был просто, без затей, даже холодновато для нынешней апрельской погоды: в серые брюки и кургузый однобортный пиджак с протертыми локтями. Ботинки, на которых застыла высохшая тина, в одном месте треснули, а подошвы изрядно износились.

– Вообще-то, на бомжа смахивает, – кашлянув, подал голос участковый. Он подкрался сзади настолько неслышно, что Анисимов от неожиданности резко обернулся. Нахмурясь, посмотрел на милиционера – невысокого, потертого жизнью, с морщинистым желтым лицом и, казалось, навеки застывшим подобострастным выражением в глазах – и почему-то сразу уверился в том, что этот участковый работу свою тихо ненавидит, наверное, с нетерпением дожидаясь недалекой уже пенсии. Он сам походил если не на гражданина без определенного места жительства, то, во всяком случае, на безработного алкоголика. Потрепанный форменный китель не менял общего впечатления.

– Вы, кстати, убитого не узнаете? Может, где видали? Участок-то у вас небольшой, – Анисимов спросил просто так, скорее из вежливости, но участковый весь подобрался, немного наклонился вперед, внимательно, будто впервые, всмотрелся в лицо убитого.

– Да нет. Как будто нет, товарищ капитан. Вы же знаете, сразу, как прибыл, все осмотрел. Документов, записной книжки, бумаг каких-нибудь у него не было. Так что установление личности пока невозможно.

Участковый хотел еще что-то сказать, но тут худощавый судмедэксперт позвал Анисимова:

– Олег Михайлович, подите-ка сюда.

– Ну что там, Петр Тимофеевич?

Судмедэксперт сидел на корточках, наклонясь над телом и не выпуская из пальцев дымящейся папиросы. Он отличался необузданной страстью к курению, опустошая за сутки три-четыре пачки «Беломора». Во время работы же курил просто беспрерывно, передвигаясь, как в тумане, в густых облаках едкого дыма.

Когда Анисимов присел рядом, Петр Тимофеевич слегка отодвинулся и правой рукой в резиновой перчатке указал на длинные глубокие кровавые рубцы, косыми линиями пересекающие живот убитого.

– Это что? Ожоги?

– Именно так.

– Вы хотите сказать, что его перед смертью пытали?

– Похоже, что так. Били и жгли. Предположительно, раскаленными стальными прутьями. Вот, взгляните на конфигурацию следов. И еще… Правда, оговорюсь, это пока лишь версия. – Петр Тимофеевич поправил свои двойные очки. – Скорее всего, смерть наступила от болевого шока. Стреляли уже в мертвеца.

– Но зачем?

– Об этом спросите у тех, кто это сделал.

Судмедэксперт встал, разминая затекшие ноги. Анисимов прикрыл полой пиджака страшные рубцы на животе трупа и тоже поднялся.

– Пулю можно извлечь?

– Пули нет. Есть выходное отверстие под правой лопаткой. Предположительно, стреляли из оружия девятого калибра. Но это все догадки. Всякое бывает, знаете. Иногда и семь шестьдесят два оставит такую дыру, что диву даешься…

– А время смерти?

– Учитывая температуру воды и воздуха, – Петр Тимофеевич повел взглядом по сторонам, – могу говорить лишь о крайних временных границах. От шестнадцати часов дня двадцать шестого апреля до трех часов ночи двадцать седьмого апреля.

– То есть, если я вас правильно понял, убийство могло произойти и сегодняшней ночью?

– Вполне, – спокойно ответил судмедэксперт, выбрасывая докуренную папиросу и тут же зажигая новую.

– Еще один вопрос, если позволите. Сколько труп находился на поверхности до того, как его сбросили в воду? Хотя бы приблизительно, Петр Тимофеевич. Это очень важно.

– Да уж понимаю. Но здесь, извините, пока ничего не скажу. Могу лишь допустить…

«Как он достает своей научной фразеологией, – подумал Анисимов, тоже закуривая. – Будто нельзя обходиться без этой вечной неопределенности, тем более для себя он уже все разъяснил».

– …что не более трех часов.

– А не менее?

– Уж полчаса полежал. Это точно. Ну а все прочее… Сами понимаете, только после вскрытия.

Анисимов кивнул, глубоко затягиваясь, и обратился к криминалисту, которому, по правде говоря, делать сейчас было особенно нечего:

– Равиль, у тебя есть что-нибудь?

Они были ровесники и много лет работали вместе, поэтому, в отличие от чопорного судмедэксперта, Анисимов давно обращался к нему на «ты».

– Есть. Конечно, есть. Прежде всего хочу сказать, что палили почти в упор, метров с двух-трех. Максимум с четырех.

– Согласен, что стреляли уже в мертвеца?

– А отчего нет? Всякое бывает.

– Калибр не установить?

– Ну почему? Мы тут с Петром Тимофеевичем посмотрели, сошлись на девятом.

«Привык ссылаться на старших, всю жизнь за чужими спинами отирается», – вдруг с неожиданной неприязнью подумал Анисимов, но спросил другое:

– Еще что-нибудь нарыл?

– Еще… – Равиль Маратович стянул с рук резиновые перчатки, вытащил из кармана халата пачку «Золотой Явы», прикурил от сигареты капитана. – Есть одна странность. Выстрел произведен под небольшим наклоном. Или с какого-то возвышения или, что менее вероятно, убийца был очень высокого роста. Сразу, конечно, оговорюсь, что речь идет об обычной ситуации, когда убитый находился в вертикальном положении. Если стреляли уже в труп…

Эксперт развел руками, замолчал, глотая табачный дым. Анисимов хотел еще задать один вопрос, но в этот момент появился взбудораженный Петренко, запыхавшийся от быстрой ходьбы.

– Олег! Они здесь видели людей! Вчера тут целый день какие-то братки ошивались, – сообщил он, тяжело дыша.

– Где здесь? – Анисимов нахмурился. Он не любил подобной возбужденной торопливости.

– По берегу. Вон там, у дороги, справа, за пляжем.

– Кто видел?

– Человек шесть показали. Независимо друг от друга говорят одно и то же. Я их в сторону отозвал. Можно поговорить.

– Вот и поговорим, – сказал Анисимов, направляясь к толпе местных жителей.

Сведения, которые он получил через полчаса, когда завершил опрос свидетелей, вкратце сводились к следующему. Вчера, приблизительно с двух часов дня до глубокой темноты, на берегу, примерно в километре от деревни и метрах в трехстах выше по течению от места обнаружения трупа, находилась компания весьма подозрительных граждан вполне бандитского вида: коротко стриженные, по-городскому одетые. Человек шесть-семь, не меньше. Приехали на двух машинах. Марки автомобилей местные жители определить затруднились, но уверенно сказали, что «не наши, иностранные, темного цвета».

По сути дела, ничего необычного. Мало ли сейчас развлекается на природе различных приблатненных личностей? Странность заключалась в другом: приезжие не выпивали, не слушали музыку, не возились с девками, не устраивали разборок, а методично, шаг за шагом, обшаривали широкую поляну, примыкающую к реке, каким-то прибором с длинной ручкой, назначение которого для свидетелей осталось непонятным.

– Похоже, это миноискатель, – тихо сказал Петренко, наклонившись к Анисимову.

– Да, похоже. Только зачем им это здесь? Кто тут станет минировать? С какой целью? И, главное, при чем здесь наш утопленник? – Анисимов раскурил уже третью по счету сигарету, мельком подумав, что стал уподобляться «вечному» курильщику Петру Тимофеевичу.

Что-то здесь не вязалось, не состыковывалось. Но и случайным такое совпадение вряд ли могло быть. По опыту работы Анисимов знал, что случайностей в жизни гораздо меньше, чем это обычно представляется. Поэтому он приказал самому молодому оперативнику, двадцатипятилетнему гиганту со смешной фамилией Сухариков:

– Коля, свяжись по рации со стационарным постом ГАИ, что на повороте к Смоленской трассе, пусть у себя проверят, не фиксировали ли вчера днем или поздним вечером две иномарки темного цвета. – Потом повернулся к Петренко. – А ты давай пробегись по деревенским домам, опроси тех, кто проснулся. Так, для очистки совести. Не все же здесь собрались.

Через пятнадцать минут выяснилось, что нужными сведениями гаишники не располагают. Плохо. Единственная нить, за которую, вероятно, надо было тянуть это дело, похоже, оборвалась. Погибшего пока никто из местных не опознал, однако Анисимов убеждал себя, что убитый – явный горожанин, поэтому здесь его и не могли видеть. Да, хорошая заявка на «глухарь»! Следователь прокуратуры Ващенко не удосужился прибыть на место преступления даже после настойчивых звонков Анисимова. Видимо, Ващенко спокойно готов принять очередной «темняк» со всеми вытекающими…

Опергруппа уже собиралась уезжать, прибывшие санитары грузили носилки с трупом, укрытым белой простыней, в свою машину, а жители начали медленно расходиться по домам, продолжая негромко обсуждать случившееся, когда Петренко приволок откуда-то двух ребятишек лет двенадцати, подвел к Анисимову, а сам встал сбоку. И сказал спокойным тоном, в котором, однако, читалось плохо скрываемое торжество:

– Олег, они говорят, что видели убитого. Несколько дней назад. И даже знают, кто это…