Глава 6
Счастливого пути! Куда держит путь эта адская банда, завывающая в ночном мраке? При свете дня было бы нетрудно перестрелять всю эту нечисть. Однако в темноте их не видно…
Франсиско Гойя
Аэропорт оказался в часе езды от Владивостока. Но что гораздо хуже бывших спецназовцев никто не встречал.
— Что будем делать? — спросил Серегин, устало оглядываясь вокруг. Может, имеет смысл подождать?
— Кого?
— Пашу.
— Ты что, маленький? Адрес есть — значит, надо ехать.
— А ну как мы с ним разминемся? — не соглашался Коля. — Под дверью станем ночевать?
— Предлагаешь торчать здесь безвылазно? — Святой вскинул на плечо сумку. — Кончай расслабляться, а то с этими игорными автоматами отвык от серьезной работы. Привыкай, Коля. Как говорится: «Добро пожаловать на войну».
Владивосток из окна автомобиля показался Святому даже ничего. Мимо все время шныряли иномарки, перекочевавшие с японских автомобильных кладбищ, разноцветными огнями переливались витрины магазинов и ночных кафе.
Пригород, совсем как у них, был в основном застроен добротными и просто роскошными особняками. Ближе к центру их становилось все меньше, зато во множестве теснились привычные советскому человеку серые «хрущевки», «сталинки», «брежневки», не трущобы, а так, трущобки.
Кирпичная пятиэтажка Черкасова мирно примостилась рядом с детским садиком, который окружал тихий уютный зеленый дворик.
— Подожди, — бросил Святой шоферу, выходя из машины. — Можешь еще пригодиться.
— Зачем он тебе? — спросил Серегин и первым стал подниматься по лестнице.
В полутемном подъезде стоял, неистребимый запах сырости и свежей побелки.
— Может оказаться, что ты прав. Тогда придется ехать обратно.
— В аэропорт?
— Ну, не знаю. — Святой неопределенно повел плечами. — Скорее всего в какую-нибудь гостиницу. Деньги есть, чего жадничать?
Они остановились на лестничной площадке напротив пятьдесят четвертой квартиры.
— Звони, — шепнул Святой.
— Никого нет. — Серегин еще сильней надавил на кнопку звонка. Приехали так приехали. Ну что, пора искать гостиницу.
— Подожди! — Святой потянул за ручку. Дверь неожиданно открылась.
В квартире горел свет.
— Живем, командир! — воскликнул Николай и бодро переступил через порог. Не успел он сделать и двух шагов, как внезапно остановился посередине коридора.
— Что там? — спросил Святой, хотя уже и сам обо всем догадался.
Паша лежал посередине комнаты лицом вниз с простреленным затылком. Ворот рубашки был оторван и запекся от крови. Правая рука у Черкасова оказалась заломленной за спину, словно ее выкручивали. Вокруг в беспорядке валялись вещи.
— Ничего не трогай! — одернул Святой Серегина, когда тот попытался перевернуть Пашу. — Хочешь пойти по моим следам?
Николай взволнованно посмотрел на друга.
— Надо уходить, командир! Нельзя, чтобы тебя здесь взяли. — Серегин подчеркнул слово «тебя», памятуя о тюремном прошлом Святого. — Местным следователям никакая ФСБ не указ. Так отделают, мать родная не узнает.
— Ты мне будешь рассказывать?! — сказал Святой, в глубине души благодарный другу за заботу.
Он постоял еще какое-то время, внимательно разглядывая комнату, словно боялся пропустить что-то очень важное.
Его взгляд перескакивал с одного предмета на другой. Наконец Святой повернулся и решительно направился к выходу.
— Что теперь — спросил Николай.
Они спускались вниз по лестнице, стараясь не шуметь.
— Остается явочный телефон.
— Суки! — вдруг выругался Серегин. — Ну, я до них доберусь. Они еще пожалеют, что появились на этот свет!
На улице их окликнул таксист:
— Эй, а как же машина?
От неожиданности Святой вздрогнул и тут же выругал себя за ротозейство. Водитель мог стать важным свидетелем преступления, которого они не совершали.
— Отец, прости, что заставили тебя торчать без дела. — Святой вплотную подошел к таксисту и сунул в руку шофера смятую купюру. — Мы в расчете?
Тот недоуменно молчал, сжав деньги в кулаке.
— Так, может, куда подбросить?
— Спасибо, отец. Не нужно.
Шофер кивнул, и было слышно, как от этого движения хрустнула какая-то косточка. Этот неприятный звук навел Святого на мысль, что было бы проще избавиться от нежелательного свидетеля. Но он вовремя себя одернул. Таксист покрылся холодным потом, плюхнулся на сиденье, хлопнул дверью и, стараясь не смотреть в сторону странных пассажиров, с места рванул в темноту.
С наступлением сумерек Владивосток внезапно опустел.
Добропорядочные граждане прятались по квартирам, уступая место совсем другой публике.
Два подряд телефонных автомата не работали. А третий наотрез отказался принимать столичные жетоны. Потеряв терпение. Святой с силой ударил металлический ящик.
В трубке раздался глухой щелчок, что-то крякнуло в телефонном механизме, и охрипший мужской голос на том конце провода сказал:
— Я вас слушаю.
— Это Шах.
Трубка молчала.
— Ты слышишь?! Мы уже часа три как прилетели.
— Вас должны были встретить, — произнес голос. Казалось, от трубки веяло арктическим холодом.
— Нас не встретили. Не встретили, понимаете! — Святой еле сдерживался, чтобы не сорваться на крик.
— Вас разве не предупредили, что этот телефон рассчитан только на исключительный случай?
— Исключительный случай! — не выдержал Серегин, который все время стоял рядом, прислушиваясь. Он не выдержал и выхватил трубку. — Урод несчастный, мы по уши в дерьме! Наш друг лежит на полу собственной квартиры с простреленной головой, а ты тут будешь морали вычитывать!
— Черкасов мертв?
— Он убит! Застрелен!
Телефонная трубка снова замолчала.
— Дай! Так дела не делаются! — Святой решительно отстранил Серегина и несколько раз произнес:
— Алло, алло!
Охрипший голос наконец сказал:
— Ждите. Сейчас к вам приедут.
— Куда приедут? — опять не выдержал Николай.
— Где нам встретиться? — уточнил Святой по телефону.
— Не отходите от автомата. Через пятнадцать минут за вами приедут.
— Знать бы только, кто? — недовольно заметил Серегин.
Машина появилась быстрее, чем можно было ожидать Зеленый «Гранд-Чероки» остановился на углу.
Святой и Серегин зашли в подъезд дома напротив и наблюдали за улицей.
— Подожди здесь, — сказал товарищу Святой. — Если все в порядке — махну рукой.
В джипе сидели трое.
— Где твой друг? — рявкнул широкоплечий высокий блондин и недружелюбно посмотрел на подошедшего.
— Вы послали кого-нибудь к Черкасову? — в тон ему ответил Святой. Он терпеть не мог, когда его вот так, с самого начала, брали на пушку.
В разговор вмешался шофер, на вид постарше остальных:
— Там уже работает группа.
— Хорошо, — смущенно произнес Святой.
«Что теперь? — мелькнуло у него в голове. — Задание отменяется? В таком случае мы с Серегиным становимся как бы и ненужными. А с такими особенно не церемонятся».
Он невольно напрягся, готовый к любой неожиданности.
— Черкасов успел оставить сообщение, — прибавил водитель.
— Успел? — переспросил Святой.
— Он позвонил вчера вечером и сказал, что знает, где находится груз.
— Где?
— Рядом с шахтой «Озерная». Это по дороге в аэропорт.
Там есть корейские склады. Точнее — склад.
— Если вам все известно, — сухо заметил Святой, — почему «Черная акула» еще не уничтожена? А Паша? Вы даже пальцем не пошевелили, чтобы ему помочь!
При словах «Черная акула» люди в джипе поежились, будто от сквозняка.
— Слушай, ты, сучок, — белокурый подался чуть вперед и схватил одной рукой Святого за ворот рубашки, — не тебе указывать, что нам делать, а чего не…
Он не успел докончить. Святой сделал шаг вперед и ударил его головой. Блондин медленно сполз на пол автомобиля.
— Возьми кейс, — произнес водитель так, словно ничего не случилось. Он на заднем сиденье. В нем все необходимое.
Святой сунул «дипломат» под мышку.
— Что-нибудь еще? — спросил он.
— Да. С этой минуты работаете самостоятельно. В случае провала, непредвиденных трудностей рассчитывайте только на себя.
— Тогда, может, ты назовешь причину, почему бы нам не послать все к черту и еще сегодня не убраться из вашего города?
Человек за рулем неопределенно пожал плечами:
— Раз они выбрали именно тебя, значит, для этого были веские причины.
Святому не оставалось ничего другого, как согласиться.
— Как вы узнаете, что груз уничтожен? — поинтересовался он, прежде чем уйти.
— Просто взорвите склады. Остальное — наша забота.
Святой взглянул на белокурого. Тот начинал понемногу приходить в себя.
— Передашь приятелю, пусть считает это бесплатным уроком хорошего тона. С людьми надо вести себя просто и вежливо.
— Ладно. И удачи!
Дождавшись, когда машина скроется, из подъезда вышел Николай.
— Ну что? — выдохнул он и дрожащими пальцами закурил сигарету.
— У меня, как в том анекдоте, две новости, — Святой многозначительно похлопал по кейсу, — хорошая и плохая.
С какой начинать?
— Давай с хорошей.
— Хорошая новость — это то, что теперь мы знаем, где хранится груз. Дело за малым — нужно организовать небольшой фейерверк.
— А плохая? — Серегин выжидательно смотрел на командира.
— А плохая новость, Коля, — Святой грустно улыбнулся, — что фейерверк этот полностью ложится на нас с тобой, как и вся связанная с ним ответственность.
Николай непонимающе покачал головой:
— Подожди, командир. Мы что, теперь совсем одни?
А прикрытие?
— А может, оно и к лучшему? Ну какой прок вышел Паше от их прикрытия?! Они человека в собственной квартире защитить не могут, а нам с тобой придется работать на природе!
Серегин вдруг обхватил голову руками.
— Сволочи! — застонал он. — Подставили Пашку! Командир, они попросту подставили его, понимаешь?!
— Ты идешь? — спокойно спросил Святой.
Теперь всякое могло случиться. Дай бог, чтобы к следующему утру они еще оставались живыми. А значит, каждый сам выбирает, с кем он. Беда, а может, наоборот, самое настоящее счастье, что Святой свой выбор сделал давным-давно.
— Шансов мало, — честно сказал он. — Те, кто убил Черкасова, должны спешить. Если вертолет успеют вывезти, ищи ветра в поле. Но может случиться так, что на складах нас будут ждать. Ты готов?
Николай кивнул.
— Тогда идем.
Пустой кейс был заброшен в кусты, а его содержимое перекочевало в сумку Святого. Теперь у каждого было по бесшумному пистолету, нож, кусачки и взрывчатка на двоих, К «Озерной» Серегин и Святой отправились только через два дня. Пока Коля ждал друга в заброшенном доме на окраине Владивостока, общаясь с местными бомжами. Святой слонялся по городу. Вечером он возвращался уставший, неразговорчивый…
* * *
Рогожин достал пачку сигарет. Друзья закурили.
— Как твои знакомые? — Святой кивнул в сторону кирпичной стены, за которой обитала пара нищих.
Николай с неподдельным восторгом стал рассказывать о Жене и Женечке.
— Помнишь, еще фильм такой был! — улыбнулся Серегин.
Как и большинство бомжей. Женя был человеком без возраста. Он вполне мог бы оказаться мужчиной лет тридцати и Даже моложе. Женечка выглядела лучше и уверяла, что совсем недавно справила двадцатипятилетие. Как знаток прекрасного пола, Коля давал ей не меньше тридцати пяти.
История этой парочки была вполне типичной. Череда роковых случайностей, отвращение к себе и окружающим, а в прошлом — дом, семья, достаток.
— Почему-то все нищие любят вспоминать о былом богатстве, — заметил Святой. — Наверное, чтобы оправдать свою ненависть к богачам теперешним.
Серегин, в отличие от товарища, по причине вынужденного безделья интересовался деталями. Было похоже, что он досаждал своим случайным соседям расспросами.
— Чем они тебя так очаровали? — удивленно спросил бывший спецназовец.
— Да вот, понимаешь… Может, книжку когда-нибудь напишу, — смущенно признался Николай.
Святому идея друга показалась странной.
— Про бомжей книгу?
— Почему про бомжей? — возразил Серегин. — Вообще про людей.
— Ну-ну, изучай образы, писатель.
— Знаешь, Женечка — она из Сучан сама. Это рядом с Владивостоком, километров сто. А в город они приехали почти нелегально. Понимаешь, тут, оказывается, между бомжами распределены зоны влияния. Есть даже собственные авторитеты, которые следят за порядком. За Женечкой закреплена свалка в Сучанах, во Владивостоке они и близко появляться не должны. Женька, муж ее, так тот вообще не местный и существует на свете только благодаря милости жены. Так вот…
Святому было не до потенциальных литературных героев.
Его мысли крутились вокруг Черкасова. Неужели Паша дал застрелить себя врасплох? Но кому? Очень мог бы помочь следователь по делу об этом убийстве. Только ведь не явишься в милицию и не скажешь: здравствуйте, мол, гражданин начальник, я разведчик вроде Штирлица… — Не-е-ет! — Святой мотнул головой. — Бред какой-то.
— Командир! — окликнул его Серегин и с тревогой посмотрел на бывшего старлея.
— Сучаны, говоришь?.. — Святой посмотрел в проем окна, за которым вдалеке дымили закопченные трубы. — Надо будет попросить твоих знакомых о небольшом одолжении.
— В смысле?
— Понимаешь, — сказал Святой не совсем уверенно, — взрывчатки нам хватит, чтобы взорвать пять таких складов.
— Ты что, там был?
Святой нетерпеливо махнул рукой;
— Хотел проверить. Это действительно рядом с аэропортом, по правой стороне от трассы. Но сейчас о другом. Пусть бомжи возьмут на хранение часть взрывчатки.
Коля теперь уже совсем ничего не понимал.
— Зачем?
— На всякий случай! — неопределенно ответил собеседник.
Но Серегина уже прорвало:
— На какой случай, командир?! Я и так словно мышь в мышеловке. Давно нужно было пойти и убрать груз. Сам же говорил: если «Черная акула» уйдет со складов, нам ее уже не найти. А вместо этого мы сидим в занюханной дыре.
— Ты же собираешь материал для будущей книги, — попытался шутить Святой.
— Еще и издеваешься!
— Ну ладно, извини. Понимаешь, предчувствие, нюх. Вот подумай сам: за что убили Пашу? За то, что выдал склады.
Так ведь он успел передать информацию. Может, не знали?
Вряд ли. Тогда из чувства мести? Только отомстить можно и потом, когда груз уйдет, без лишнего шума. Но вертолет все еще здесь.
— Был, — уточнил Серегин, — по крайней мере два дня назад.
Коля помрачнел. Он наконец понял, что не давало покоя другу все это время.
— А тут еще Скуридин…
— А при чем здесь Владик? — Святой недоуменно посмотрел на говорившего.
— Как? — удивился Николай. — Ведь это он завербовал Черкасова. Для Паши Скуридин — человек службы безопасности. Черкасов не мог не знать про смерть Владика, а значит, должен был вести себя поосторожней.
— Почему?
— А разве гибель Владика не связана с грузом? — убежденно произнес Серегин. Глаза его блестели. — А раз так, нужно было дождаться нас, притаиться, пуститься в бега, в конце концов. Неделя, две! Он что, не мог лечь на дно?
— Может, Паша чувствовал, что за ним следят, и решил предупредить о складах заранее? — предположил Святой.
— Его застрелили меньше чем за час до нашего прихода.
Я успел прикоснуться к его руке. Тело еще не остыло.
Какое-то время Святой молчал, раздумывая.
— Почему ты раньше мне об этом не сказал? — спросил он наконец.
— Мы спешили. Скорее всего я просто забыл.
Святой встал и подошел к окну.
— О складах Черкасов сообщил вечером, до нашего приезда. Ровно за день до собственной гибели. Тогда скажи, зачем пользоваться секретной связью, если через двадцать четыре часа мы должны были встретиться в аэропорту?
— Какой вывод, командир? — спросил Николай и встал рядом.
— А действительно, какой?
— Нужно просто забраться на этот чертов склад. Чего тянуть? Кстати, хитро улыбнулся Серегин, — пора тебе познакомиться с нашими соседями. Заодно попробуешь уговорить их насчет взрывчатки.
Святой решил про себя, что пришло время убираться из этого опасного города. Но, похоже, они с сержантом остаются здесь вопреки здравому смыслу. В Москве знали, какого сорта люди нужны для подобной работы.
* * *
— Где нам искать вас в Сучанах? — уточнил Серегин у Женечки.
Женщина в вязаной безрукавке поверх старого ситцевого платья улыбалась не переставая. В кармане у нее лежали пятьдесят тысяч.
— Как где? На свалке! Да там меня все знают…
Когда они спустились в сад, Коля спросил:
— Думаешь, мы правильно сделали, что оставили взрывчатку у бомжей?
— Часть взрывчатки. Если все пойдет нормально, успеем за ней вернуться.
— А если нет?
— А если нет, тогда нам вообще ничего не понадобится.
Весь путь от шоссе до ангаров шли молча. Ночь выдалась безлунная, только потерянно горел одинокий фонарь рядом с котельной.
Святой готовил себя ко всему, но сейчас он предпочел бы столкнуться с живым, осязаемым врагом из плоти и крови, чем блуждать в темноте и не встречать никого. Никого! Ни одной живой души.
Издали склад казался пустым.
— Опоздали? — тихо шепнул Серегин.
Через дыру, проделанную в ограде, они перебрались по ту сторону колючей проволоки. Николай долго возился с замком, пока Святой прикрывал его со стороны въездных ворот.
Сколько Дмитрий ни вглядывался, он не мог разглядеть ни одной живой души рядом.
Наконец раздался приглушенный свист Серегина, означавший, что путь свободен. Святой медленно двинулся к складу, держа наготове пистолет.
Друзья торопливо проскользнули в узкую щель между створками ворот. Внутри ангара царил непроницаемый мрак.
— Тяжело искать черную кошку в темной комнате, — заметил Святой. — Тем более если ее там нет.
— Ты о чем? — не понял Серегин, с детства не любивший кошек.
— О нашем вертолете. — Святой щелкнул кнопкой фонарика, купленного накануне на городской толкучке, и луч света выхватил несколько рядов металлических колонн, упиравшихся своими вершинами в свод ангара.
— Во дают, блин! — оторопело чертыхнулся Николай.
Перед ними возвышался серый бесформенный кокон, закрученный в брезент. Ощущение было такое, словно Святой с Серегиным попали на выставку доисторических чудовищ, на которой остался последний экспонат. Луч фонарика скользнул по металлической обшивке, выглядывающей из-под брезента.
— Не спеши! — одернул рванувшего было вперед Серегина командир.
Тот недовольно сплюнул:
— Чего не спеши?! Работа яйца выеденного не стоит! Взорвем по-быстрому и делаем ноги.
Святой словно не слышал Коли.
— Посмотри запасной выход, — приказал он тоном, не терпящим возражений.
Кровь бешено стучала в висках, выдавая необычное волнение.
— Почти как тогда, в Оше! — не удержался от сравнения Серегин.
От этих слов недоброе предчувствие охватило Святого.
Для него Киргизия навсегда осталась бесконечной чередой вранья и предательства, за которые пришлось расплачиваться жизнью ни в чем не повинных людей.
Все так же медленно, стараясь не пропустить ни одной мелочи. Святой подошел к груде металла, сваленного на бетонном полу. Вдруг он остановился и присел, что-то внимательно разглядывая. Святой дотронулся до едва заметного рыжего пятна, намертво въевшегося в бетонную пыль, потер его и поднес руку к фонарику. Кончики пальцев окрасились в темно-багровый цвет.
— Кровь? — спросил Николай, тяжело дыша после пробежки по складу.
— Похоже. Как думаешь, производственная травма?
— Навряд ли.
— Что с запасным выходом? — Святой брезгливо вытер руку о брезент.
— Внизу ни черта нет, зато в левом дальнем углу вдоль стены приварена лестница. Если только по ней? Хотя… — Серегин многозначительно цыкнул. Кажется мне, что ты напрасно все так осложняешь.
— Посвети! — попросил Святой, передав фонарик Серегину, а сам отдернул край брезента.
— Вертолет? — спросил Коля.
— Скорее части вертолета. Только вот того ли?
Святой прислушался. Тишина. Ни единого звука.
— Черт! Не нравится мне здесь. Слишком все просто.
Стоп! — Он снова что-то заметил. — Свети сюда!
На внутренней стороне брезента ясно читались три черные перекошенные буквы, выведенные кровью: «Али».
— Али? — Серегин перевел удивленный взгляд на друга.
В голове Святого молнией промелькнуло прошлое. Ош, турки-месхетинцы и Али. Тот самый Али, прикрываясь которым Банников когда-то продал оружие.
— Ничего не трогай! — прохрипел Рогожин. — Это дерьмо наверняка нашпиговано взрывчаткой. Слышишь?!
С улицы донесся низкий протяжный гул. Сквозь щель между воротами ударили косые лучи от фар, и несколько машин замерли у входа, заглушив двигатели. На мгновение вновь наступила тишина, только налетевший с моря ветер жалобно завывал высоко над головой под сводами ангара.
— Потуши фонарик, — торопливо бросил Святой.
Серегин и сам догадался, надавив на кнопку. Но фонарик отказывался слушаться. Его желтый мутный глаз предательски горел в темноте, указывая тонкой дрожащей полоской света на своих хозяев.
Святой ничуть не удивился. Он по собственному опыту знал породу вещей, отказывающихся подчиняться в самый неподходящий момент.
— Дай сюда? — потребовал Рогожин и добавил:
— Оставь взрывчатку и бегом к лестнице. Если надо будет — прикроешь.
— А ты? — Серегин чуть помедлил, с нескрываемой злобой косясь на ворота. — Мы даже не знаем, кто они?
— Вот именно. Самое время выяснить, какого хрена устроен весь этот маскарад. Ну, чего ждешь?!
Раскисший было Колька мгновенно пришел в себя и, сунув другу сумку с зарядом, на ощупь метаулся в дальний угол склада в поисках лестницы.
Святому понадобилась всего пара секунд, чтобы соорудить небольшой «сюрприз» на случай, если их с Серегиным захотят выкурить со склада. Пристроив за одной из колонн мешок со взрывчаткой, он поставил рядом на попа продолжавший светить фонарик, так что на полу образовался незаметный со стороны входа нимб. Святой не сомневался, что при желании сможет попасть в светящуюся мишень. Он остался очень доволен своей выдумкой.
В это мгновение хлопнуло сразу несколько автомобильных дверок — одна за другой, словно открывая сезон охоты.
— Святой! — позвал знакомый голос с улицы.
От неожиданности Рогожин вздрогнул, почувствовав, как неудержимая волна ненависти свинцовым шквалом захватывает его в тиски. Ядовито-сладкий ком подступил к горлу, выдавливая остаток воздуха из легких. Святой физически ощутил в это мгновение вкус предательства, может быть, еще более терпкий от того, что предал его человек, которого он успел похоронить.
— Скуридин, ты?! — крикнул с надрывом Святой, стараясь не выдать своего волнения.
— Я, командир!
Святой мог поклясться, что там, за воротами, Владик в эту минуту улыбался, оскалившись в своей лошадиной ухмылке.
— Не ждал встречи?
— Честно говоря — нет! Не люблю встречаться с мертвецами.
По ту сторону ворот раздался веселый хохот. Скуридин даже зачавкал от удовольствия, настолько пришлась ему по вкусу шутка командира.
«Он, наверное, здорово разжирел? — подумал почему-то Святой, плохо представляя, как сейчас может выглядеть Скуридин. — Разжирел и полысел! Заимел такую большущую отполированную до блеска плешь от лба до затылка!»
— Ну вот мы снова вместе. Святой! Теперь уже, кажется, в последний раз! Ты уж меня прости, но за пару лет после армии многое изменилось…
— Сколько он тебе обещал, сука? — прохрипел Святой.
— Банников?
Наступила короткая пауза — видимо, Скуридин закурил.
— Много. Гораздо больше, чем ты можешь себе представить. Ровно столько, сколько вы все стоили: и ты, и Черкасов, и этот придурок Серегин.
За спиной Святого в темноте матюгнулся Колька.
— Значит, Банников жив?
— Точно. Это была его идея взорвать пустой склад, а вместе с ним и вас троих для убедительности. Тебя в особенности. Пока будут разбираться, «Черная акула» спокойно уйдет из Находки.
— Ты убедил Черкасова, что должен имитировать собственную смерть?
— Пашу убивать я не хотел. Он знал, что я жив. Поверил в рассказ про склад с вертолетом. Это я уговорил его выйти на связного и оставить сообщение. Но Паше показалось этого мало, и тогда он сам полез в ангар, чтобы убедиться.
— Он раскусил тебя.
— Может быть, — согласился Скуридин. — Только было уже поздно. Черкасова взяли рядом с металлоломом. Я уговорил отвезти его домой.
— Кто стрелял? — выдохнул Святой. Он готов был разорвать паршивую овцу своего взвода.
— Я! — Признание в убийстве далось Владу без труда.
— А ведь Паша успел оставить знак. — Святой говорил, а сам медленно отступал в глубь ангара.
— Где? — не понял Скуридин.
— Здесь, в ангаре. Когда вы его бросили и пошли за машиной. Ведь Черкасова вначале сильно избили?!
— Точно.
— Тогда он и написал на брезенте кровью всего одно слово — «Али».
— Почему Али? — удивился Скуридин.
— Нехорошо, Влад, уже успел все забыть, — сказал Святой с укоризной. Турок-месхетинец Али, которому Банников сбыл несколько автоматов, а основную партию оружия продал совсем другим людям, пока мы гонялись за подсадной уткой. Вспомнил?.. Я только одного не понимаю: как же я раньше не понял, что ты такая сволочь?
— Ошибки надо исправлять, — заметил Скуридин.
— Точно, — согласился Святой.
Тут автоматная очередь прошила металлическую обшивку ворот, и пули вышибли яркие пучки искр из колонн.
«Так можно и раньше времени взлететь на воздух!» — Святой уже и сам был не рад хитрости с фонариком.
Стараясь держаться подальше от места, где он оставил взрывчатку, Рогожин выстрелил несколько раз в сторону мелькавших перед входом теней. На улице раздался жалобный вопль, сдобренный потоком нерусской речи, после чего фары машин потухли.
В следующее мгновение от страшного удара со скрежетом распахнулись ворота, и в ангар с яростью раненого быка ввалилась черная громадина джипа. Водитель дал дальний свет, и ярко-желтая ослепительная вспышка словно лезвием бритвы полоснула Святого по глазам, невольно заставив зажмуриться. Джип, ощетинившись парой автоматных стволов поверх опущенных стекол, несся прямо на Дмитрия.
Святой не шелохнулся. Он продолжал стоять, будто оперный певец под светом юпитеров. Его поднятая правая рука с зажатым пистолетом замерла в воздухе. Палец застыл на спусковом крючке. Святой словно ждал, чтобы его размазали по бамперу, выплюнув из-под колес взбесившегося металлического зверя кровавой слизью на бетонную пыль.
В салоне джипа сорвались на крик, в исступлении паля по неподвижной и все такой же недосягаемой мишени. Пули с необъяснимым единодушием проносились мимо Святого, не причиняя тому никакого вреда. Расстояние между ним и автомобилем стремительно сокращалось. Казалось, еще немного, и будет поздно.
Первым не выдержал Серегин, наблюдавший за происходящим со своеобразных хоров — решетчатого балкона под самой крышей ангара, как раз напротив входа. Он выстрелил почти одновременно со Святым, так что Рогожин не сразу понял, отчего лобовое стекло джипа рассыпалось на мириады вздувшихся серебряных паутинок за секунду до того, как он сам нажал на спусковой крючок. Серегин продолжал стрелять и после того, как Святой, совершив неуловимое движение, юлой крутанулся по полу и исчез в темноте за колоннами.
Автомобиль сделал резкий разворот, спасаясь от столкновения со стеной, и ткнулся покатым рылом в побитую оспами пуль кладку силикатного кирпича.
От удара сидевший рядом с водителем молодчик вылетел из машины и упал лицом вниз на усыпанный осколками стекла капот. Безжизненное тело водителя с рваными ранами тяжело навалилось на руль, а широкий плоский лоб уперся в клаксон. По складу, вновь погруженному в темноту, прокатился истошный рев сирены.
Воспользовавшись замешательством среди подельников Скуридина, Святой добежал до лестницы и стал быстро подниматься вверх. Ему оставалось преодолеть несколько последних ступенек, когда в проеме ворот показался другой автомобиль. Получив хороший урок, нападавшие сменили тактику. Второй джип остановился передними колесами на пороге и осветил фарами внутренности склада. В ангар проскочили несколько человек, стараясь по-крысиному держаться в тени, и начали перебегать от колонны к колонне.
— Ты цел? — Серегин лежал ничком на навесной галерее, словно канарейка, вцепившаяся в металлические прутья, боясь пошевелиться. — Оно здесь все на соплях держится! — поспешил объяснить Николай свое странное поведение.
— К окну подобраться можно? — Святой кивнул на серый квадрат под самым потолком за спиной у Серегина, но тот отрицательно мотнул головой.
— Разве что ты умеешь летать! Как раз двух пролетов недостает.
— Тогда полетели! — Святой наклонился к Кольке. — Чего разлегся, чай, не на югах!
— Сам знаю, что не на югах, — беззлобно огрызнулся Серегин, по-собачьи поднимаясь на четвереньки, отчего металлическая конструкция под ним начала раскачиваться вроде маятника.
— Ты что, задом наперед собираешься прыгать?! — не выдержал Святой, наблюдая за мучениями друга. — Разворачивайся!
— Ну а если я с детства высоты боюсь? — Николай выпрямился во весь рост и, разбежавшись, прыгнул.
Он не долетел совсем немного и повис, ухватившись за край пролета. Нащупав ногой выступ в стене, Колька оттолкнулся от него и, подтянувшись до предела на руках, заполз на галерею. Достав из-за пояса пистолет, он приготовился прикрывать Святого.
— Прыгай! — крикнул Серегин.
Однако стоило Святому приподняться, как он тут же рухнул обратно, едва успев увернуться от предназначенной для него автоматной очереди.
Почувствовав неладное, Серегин обернулся и, вовсю матерясь, открыл огонь по человеку с автоматом, выбравшему Святого в качестве мишени. Их дуэль длилась недолго и закончилась в пользу Серегина.
Человек внизу выронил оружие, картинно согнулся пополам, сделал несколько шагов назад и начал медленно оседать.
Но, прежде чем он упал, Святой снова был на ногах. В два касания преодолев галерею, Дмитрий взлетел под куполом ангара, паря над бездной. Его прыжку позавидовал бы не один цирковой артист.
Словно гигантская рука, пытавшаяся схватить Святого, за Дмитрием потянулся свинцовый шлейф, намертво впечатываясь в стену десятками выбоин. Повисни Святой на краю пролета, и эта невидимая рука сжала бы его в своих тисках, превратив в окровавленный кусок мяса.
«Дотянул!» — мелькнуло у него в голове, когда он вновь почувствовал под собой опору.
В это мгновение пролет галереи, не выдержав тяжести двух тел, рухнул вниз. В последнюю секунду Серегин вскочил в проем окна, выбив плечом стекло и свободной рукой успев схватить Святого поперек пояса. Николай сумел втащить друга в нишу, спасая его от неминуемой смерти. Святой хотел что-то сказать, но Серегин, не дожидаясь благодарности, выбрался на крышу.
Выглянув из импровизированного убежища, напоминающего скальные храмы Пальмиры, Святой по светящемуся фонарику отыскал взглядом оставленный внизу мешок со взрывчаткой. Лучи от фар джипа падали в противоположную сторону от него, так что Дмитрию не составило больших трудов попасть в цель. Но, прежде чем Святой нажал на спусковой крючок, в оконной раме появилась уставшая физиономия Серегина, измазанная грязью.
— Ума не приложу, как ты спустился… — только и успел пролепетать тот, как раздался взрыв страшной силы, который вышвырнул друзей прямо на крышу.
Они заскользили по оцинкованным жестяным листам, словно на лыжном трамплине где-нибудь в Раубичах, в кровь сдирая ладони.
Внезапно огненный смерч разорвал ангар на тысячу кусков, и новый взрыв потряс окрестности. Вечернее небо озарилось багровым пятном пожара. Последнее, что увидел Святой, был метеоритный поток из кусков жести, штукатурки, дерева и обломков кирпича.
Затем последовала короткая вспышка, и острая боль пронзила все тело. Святому даже показалось, что он на какое-то время потерял сознание…
Когда Рогожин снова открыл глаза, над ним стоял Влад — Владик Скуридин. Он был именно таким, каким представлял его Святой: с блестящей лысиной, пополневший, одетый в дорогой костюм. Но больше всего Святого поразил взгляд Скуридина: потухший, пустой, остекленевший — взгляд профессионального убийцы.
Влад угадал мысли Святого.
— Это ты научил меня убивать, — сказал он, наклоняясь еще ниже к распластанному на земле человеку, и повторил, оскалившись по-волчьи:
— Ты… Знаешь, ведь именно тебе я обязан всем! — Скуридин потряс рукой с огромной золотой печаткой на пальце. В другой руке у него была зажата «беретта». — Деньги, много денег. А скоро их станет еще больше.
— Надеешься разбогатеть? — вдруг раздался у него за спиной чей-то голос.
Владик резко обернулся.
Незнакомец застыл в нескольких шагах от него. Наемный убийца мог поклясться, что никогда не видел этого человека прежде. Но ему показалось, что он его знает. Странное чувство беспокойства охватило Скуридина. Он не испугался автомата, так как давно приучил себя к мысли о собственной смерти. Как это ни странно, в глубине души он всегда боялся именно такого внезапного появления у себя за спиной «человека в черном», который однажды возникнет из его собственной тени, чтобы восстановить нарушенный им, Владом, круговорот жизни…
Ствол «беретты» в руке Скуридина дернулся по направлению к незнакомцу. Но, прежде чем Влад успел что-либо сделать, «Калашников» разродился короткой очередью.
Первая пуля пробила Владу плечо, оставив дыру на двубортном пиджаке, и вышла чуть выше правой ключицы.
Вторая попала в подбородок. От третьей голова Скуридина раскололась пополам.
Отшвырнув пистолет носком ботинка подальше от бездыханного тела, стрелявший шагнул к Святому.
Со стороны шоссе доносился вой пожарных и милицейских сирен.
— Надо уходить! — Святой ухватился за протянутую ему руку.
Поднявшись, он начал искать Серегина. Человек, расправившийся со Скуридиным, молча наблюдал за ним и наконец спросил:
— Что ты здесь делаешь?
— Тот же вопрос я мог бы задать тебе, — заметил Святой. — Что ты делаешь во Владивостоке рядом с этими долбаными складами?
— Тебе бы больше понравилось оказаться на его месте? — Незнакомец кивнул в сторону трупа Скуридина.
Святой не ответил. Он увидел Серегина, которого завалило куском жести. Николай при падении рассек бровь, а в остальном отделался царапинами и парой синяков.
— В следующий раз запасной выход отправишься искать сам, — попробовал пошутить Серегин, выбираясь из завала, и, заметив рядом со Святым человека, добавил:
— Дим, от контузии галлюцинации бывают?
— Вообще-то не знаю, — честно признался Святой. — А что?
— Просто мне кажется, будто возле тебя стоит мужик, которого я тогда на станции отмазал от мента. — И, прикрыв ладонью лицо, Николай захныкал:
— Это ж надо было так головой об асфальт долбануться!
— Может, отложим все-таки выяснение обстоятельств на потом? — не выдержал Новиков. — А насчет мента… По-моему, мы квиты!
Найти угол во Владивостоке для Новикова не составило труда. Виктор остановился у одного знакомого по зоне. Сам хозяин квартиры успел перебраться в пригородный особняк, круто поднявшись за последние два года на утилизации американского мусора. Бывший зек с фамилией лихого украинского атамана времен гражданской войны Александр Сафронович Тютюнник теперь разъезжал на «нулевых», прямо из автомобильных салонов, иномарках и с какой-то особенной гордостью вспоминал о времени, проведенном на тюремных нарах. Новикова он встретил с радушием русского барина, широким жестом протянув ключи от владивостокской квартиры.
— На, владей! Будут нужны бабки — устраивайся ко мне на работу. Еще и подъемные получишь.
Давно успев отвыкнуть от подобного бескорыстия, Виктор посчитал выходку Тютюнника обычным пижонством.
— На зоне подобного понта — выше крыши, — нехотя объяснил Серегину свою неприязнь к «мусорному королю» Новиков. — Чем человек пожиже, потщедушнее, тем больше пыли в глаза норовит пустить. Отсюда и пальцы веером: смотри, мол, расширяй кругозор. А стоит такое чмо к ногтю прижать, он сразу и сопли пускает…
— А почему «мусорный король»?
Серегин вылез из ванны и разгуливал по комнате, опоясанный полотенцем. От его мускулистого тела шли клубы пара.
— Тютюнник нашел в свое время золотую жилу и теперь близко никого к ней не подпускает, крутым фирмачом заделался. На первый взгляд дело пустяковое: из-за бугра поступает партия товара — ковровые покрытия там или резиновые перчатки. А вместо этого в контейнерах привозится мусор. Чтобы избавиться от него в той же Америке, платить приходится бешеные бабки. Обычно это какая-нибудь химия вроде пластмассы, которая будет гнить еще лет девятьсот. Можно, конечно, и радиоактивные отходы прибрать, но это и стоит дороже.
Колька, понаслышке знавший о подобного рода делах, одобрительно присвистнул:
— Смотри ты, из дерьма деньги кует! Башковитый, видать, мужик.
— Когда срок мотал, старался особенно не выделяться.
Это тебе не Димка!
Обернувшись к Святому, Виктор спросил:
— Небось до сих пор огрызаться не отучился?
Святой царапал подвернувшимся под руку карандашом дурашливые рожицы на краю газеты. Он сделал вид, будто не расслышал вопроса, полностью поглощенный своими мыслями.
Тогда у складов Рогожин не очень удивился появлению Новикова. Он и сам толком не понимал, почему. После неудачной попытки перехватить Виктора на выходе из зоны Святой часто вспоминал бывшего командира. Ему казалось, Новиков не сможет найти себя в новой России, сменившей за неполные две пятилетки не только несколько правительств, но и пару государственных строев: от «социализма с человеческим лицом» до «рыночного капитализма». По правде сказать. Святой и сам иногда чувствовал себя лишним, так до конца и не принявшим новые правила игры, царившие в стране. Однако Рогожину пришлось признать, что он ошибался.
Святой терпеливо ждал, пока Серегин отправится в Сучаны за оставшейся частью взрывчатки и они наконец смогут поговорить с Виктором. Не то чтобы Колька мешал разговору, но все-таки его присутствие удерживало обоих от дальнейших расспросов.
— И давно ты у нас на хвосте? — спросил Святой, когда они остались одни.
— Давай сразу объяснимся, — сухо, почти грубо оборвал его Виктор. Сегодняшняя встреча была абсолютно случайной. Я больше недели следил за складом. Все дело в том, что человек, засадивший меня за решетку, держал там в свое время разное барахло. Искать с ним встречи в городе не приходилось, так как мужик прикинулся трупом и лег на дно капитально. А вот забрать кое-что со склада он мог прислать своих людей. Для меня это была единственная возможность выйти на Банникова.
— Генерала Банникова? — Святой не скрывал своего удивления. — Генерал играет по-крупному и наверняка забыл о твоем существовании. Может, пора и тебе перестать о нем думать?! Посмотри вокруг. Мне иногда кажется, что, пока мы воевали, кто-то подменил нашу Родину, подсунув взамен никому не нужную рухлядь. Кому и за что ты собираешься мстить? Проворовавшемуся генералу или, может, себе за прошлую слабость и беспомощность перед ложью и предательством?
Лицо Новикова превратилось в гипсовый слепок. Виктор застыл, сидя в кресле напротив с видом человека, приговорившего себя к смертной казни. Он не спорил, не пытался возражать, а молча смотрел на Святого, и от этого взгляда тому становилось не по себе.
— Не замечал раньше, чтобы ты умел так красиво говорить!
Новиков закурил, стряхивая пепел на газету с рисунками Дмитрия.
— Только знаешь, сколько на зоне таких, «со смыслом», и каждый норовит залезть в душу?
— Оставь Банникова, Виктор! — Святой сделал последнюю попытку прорваться сквозь невидимую преграду, ставшую между ними. — Тебе сейчас нельзя мстить. Я знаю по себе: раз ступив на этот путь, с него не свернуть. Это только кажется, что, увидев смерть врага, ты найдешь облегчение.
Ложь, все ложь! Посмотри на меня. Моя жизнь превратилась в полет пули, пущенной наугад. Она проходит сквозь одного негодяя, второго, третьего и не остановится, пока не расплющится о бетонную стену. Но твоя война давно закончилась…
— Ты не сможешь меня переубедить! — В голосе Виктора послышалась горькая нота. — Я не могу, да и не хочу ничего менять. Слишком поздно!
— Генерал все равно не уйдет от причитающегося ему куска свинца! Зло часто остается безнаказанным, но только не в этот раз! — Святой говорил, а сам чувствовал прилив сил, внутреннюю убежденность в правоте своих слов. Не марай больше руки кровью. Этот груз не под силу унести простому человеку…
Внезапно все оборвалось. Виктор еще не успел ничего сказать, а Святой почувствовал, что проиграл.
— Не становись на моем пути, Рогожин! Банников мой, и я не намерен его ни с кем делить! Надеюсь, это ясно?
Новиков резко поднялся из-за стола.
— Можешь и дальше играть героя, пытаясь догнать этот винтокрылый кусок дерьма! Вдруг на том свете тебя и вправду запишут в святые, чем черт не шутит?! Но если попробуешь убрать генерала — пеняй на себя. Сдохнешь вместо него!
Он — мой!
Виктор изо всех сил ударил кулаком по столу.
— Откуда ты узнал про вертолет?
Святой безуспешно пытался погасить в душе накатившую обиду на друга, теперь уже, судя по всему, бывшего.
— Колька успел проболтаться. И про сухогруз, на котором Банников собирается дернуть в теплые страны, и про то, как вас подставили. Твой приятель не в меру болтлив для подобного рода дел.
«Не стоило Николаю рассказывать Новикову о наших намерениях и уж тем более о том, что Петр Михайлович Банников жив-здоров и скоро покинет родные края», — подумал Святой.
Виктор по-своему оценил молчание Рогожина.
— Не ругай его, — попросил он. — Парень уже второй раз здорово мне помог. Передай Кольке, что я у него в долгу. Ну, мне пора.
— Ты уходишь?
— Выходит, что так.
Друзья замолчали.
Они все еще были вместе после стольких лет разлуки, но каждый из них уже сделал свой выбор.
Сколько раз Новиков представлял себе эту встречу, а теперь он бежал, так и не сказав чего-то самого важного, что хранил долгие годы. Только несколько шагов отделяли Виктора от дверей, и все-таки он не смог заставить себя уйти, не пожав руку Святому.
— Прощай! — Холодные жесткие пальцы сжали протянутую ладонь Дмитрия. Жаль, что ты не успел встретить меня у зоны.
— Все еще впереди, командир, вот увидишь!
Святой грустно улыбнулся.
Уже на пороге Новиков обернулся.
— Да, кстати. В квартире оставайтесь сколько надо.
Я предупрежу хозяина.
Бросив на столик под зеркалом связку ключей, он вышел.
* * *
У рядов колючей проволоки Находкинского порта было сумрачно и тихо. Дальше начинались несколько метров «мертвой зоны», представлявшей собой сплошную яркую полосу света, за которой снова была спасительная темнота.
Справа виднелась вышка с охранником, слева поднималась кирпичная стена ангара высотой с пятиэтажный дом.
Святой первым начал подъем по почти отвесной стене.
Следом, кряхтя, карабкался Колька.
Им пришлось подниматься на самый верх. Где-то на уровне третьего этажа оказалось окно. Звон разбитого стекла прозвучал оглушительно громко.
Через мгновение он снова был на земле, но стоило ему сделать два-три шага, как нога за что-то зацепилась.
Хорошая реакция и армейская привычка всегда быть наготове сделали свое дело: Святой устоял там, где любой другой рухнул бы как подкошенный. Он протянул руку в темноту и тут же ее отдернул. Рядом с ним, уткнувшись мордой в край тюка, лежала собака. Кровь из перерезанного горла еще не успела засохнуть, и клочья шерсти торчали во все стороны. На ощупь пес был похож на вшитый в матрас кусок свинца.
Заметив собаку, Серегин поморщился:
— Кажется, здесь побывал твой приятель. Просто удивительно, как он всюду успевает.
— Это не он, — уверенно возразил Святой. — Новиков обошелся бы без крови.
Эти слова неожиданно разозлили Кольку.
— Не понимаю тебя, командир! Какой-то бывший зек…
Извини, бывший «афганец», держит нас за мальчишек. То, блин, сидит, душу изливает, прямо наизнанку ее выворачивает, а то вдруг бац — и нет его. Прямо человек-невидимка!
— Все сказал? — оборвал друга Святой и, не дождавшись ответа, сухо добавил:
— Не кипятись, Колька, и на Виктора не злись. Тебе его все равно не понять.
Он закрыл глаза, прислонился спиной к металлическому боксу и постарался расслабиться.
«В конце концов, — подумал Святой, — я ничем не отличаюсь от Новикова. Может, Голубев и был прав, когда ударился в религию, хотя, как пел Высоцкий: „В гости к богу не бывает опозданий“. Если бы Банников помнил об этом, он не стал бы так спешить оторвать кусок пожирнее от армейского пирога. Его подставили, и теперь жизнь Петра Михайловича стоит совсем ничего — всего-то несколько тысяч „зеленых“. Пустяк по сравнению со спокойной старостью среди антикварной рухляди».
— Впрочем, — прошептал Святой, — моя жизнь обойдется и того дешевле.
И тут же одернул себя. Не в его натуре было скулить. Еще в Афгане, а потом в Чечне Святой понял простую вещь: важно не сколько лет ты прожил, а как.
— Говорят, что люди, которые много думают о смерти, обычно долго живут… — обиженно пробурчал Серегин и вдруг замолчал.
Святой тоже услышал шаги. Внезапно в проходе появился человек. Незнакомец шел осторожно, всматриваясь в темноту.
«Это не охранник», — понял Дмитрий.
— Нехорошо мучить животных. Разве тебе мама об этом не говорила? — тихо сказал Святой, не выходя из тени.
Человек вздрогнул от неожиданности, но вместо того, чтобы броситься бежать, остановился.
— Что ты имеешь в виду? — спросил неизвестный.
— Он имел в виду мертвую собаку в ангаре недалеко отсюда, — добавил Колька, давая понять, что Святой здесь не один.
Наступила долгая пауза.
Незнакомец оказался высоким худым парнем лет двадцати пяти с длинными волосами и узким злым лицом, на котором самой запоминающейся деталью, безусловно, был нос, согнутый у основания буквой «Г».
— Я решил попутешествовать немного, а здесь подвернулась эта драная псина, — возбужденно заговорил он.
— Эй, убери пушку! — крикнул Серегин, заметив, как в руке непрошеного собеседника тускло блеснул металл, и решив, что это пистолет.
Удар в челюсть — и незнакомец рухнул на четвереньки.
Парень попробовал было подняться, но Колька вторым ударом уложил его плашмя.
Нагнувшись за оружием и мысленно прикидывая, как он сможет им воспользоваться, Серегин увидел, что парень сжимает всего-навсего длинный металлический фонарик китайского происхождения. Кольке стало неловко.
— Вставай! — сказал знаток рукопашного боя. Затем он помог незнакомцу подняться и аккуратно поставил его, прислонив к боксу. — Постарайся в следующий раз соображать быстрее.
Тот слабо кивнул.
— И отдай нож, — добавил Святой.
— Какой нож?
— Нож, которым ты прирезал пса.
— А, нож! — вспомнил парень и, боясь, как бы Серегин опять не перешел от слов к делу, полез за пазуху.
— Только помедленнее, — пригрозил беззлобно Колька.
Последнее предостережение было напрасным. Незнакомец явно не горел желанием вновь принять горизонтальное положение. Нож был в специальном чехле, удобно крепившемся к ноге. С задранной штаниной парень невольно заставил Святого улыбнуться, ибо в таком виде напоминал героя популярнейшего фильма, чьи брюки лишь наполовину превратились в элегантные шорты.
— Ты можешь идти? — спросил. Святой.
— Я не хотел ее убивать…
— Да забудь ты про эту собаку!
— Тогда за что вы меня?
— По привычке, — признался Серегин.
Это прозвучало просто, без тени иронии.
— Так вы не охранники? — все-таки решил уточнить парень и вдруг протянул руку:
— Меня зовут Шура.
— Дмитрий, — представился Святой. — А это — Николай. Считай, что мы тоже отправляемся путешествовать.
— Вот как! — Парень стал массировать пострадавший подбородок. — Куда, если не секрет?
Это не было секретом, и Святой признался, что не знает, отчего Шура удивился еще больше.
— Слушай, — начал Святой издалека, — ты, кажется, местный?
— Вроде того.
— Ив курсе, какие корабли сейчас в порту?
Любитель необычных прогулок похлопал себя по карманам, нашел сигареты, закурил.
— Похоже, — выдохнул Шура вместе с клубом дыма, — вы очень спешите и готовы рвануть куда подальше.
Друзья молчали.
— Вообще-то, — продолжал парень, — это не так просто, как кажется. Долго оставаться незамеченным на борту нельзя. Рано или поздно тебя найдут, и тогда наверняка ты еще раз задумаешься, правильно ли сделал, что не остался дома.
— А как же ты?
— Я другое дело. Обычно мне ничего не стоит найти общий язык с людьми. Но я знал двоих таких, которые не сумели понравиться команде. В психушке, где я работал санитаром, их называли юнга и капитан Флинт. У капитана был выколот правый глаз, а юнга все время пытался покончить с собой, так что мне пришлось раза два вытаскивать его из петли.
Шура улыбнулся, словно эти воспоминания были очень забавными.
— А ты не знаешь, в порту стоит сухогруз, идущий в Корею?
— Один мой знакомый из дока говорил, что «Сокол» идет в Пусан. Но какую из двух Корей ты имел в виду?
— Северную.
— Тогда это не «Сокол». Пусан — Южная Корея.
— И больше ничего нет?
— Спроси что-нибудь полегче.
— Послушай, — произнес Святой после паузы, — а этот твой «Сокол», он везет лес?
— Вроде, — не совсем уверенно произнес Шура.
— Имеет смысл попробовать. В конце концов, у нас нет другого выхода, заметил Святой, обращаясь к Серегину.
Колька сделал большие глаза.
— Понимаешь, — попытался объяснить ему Святой, — совсем неважно, чтобы корабль заходил в порт. Груз могут снять в нейтральных водах. Это даже удобней.
Шура подозрительно наблюдал за незнакомцами.
— А вы, часом, не того?.. — не выдержал он.
— Вскрытие покажет! — огрызнулся Серегин.
Парень облизнул губы, потом тряхнул головой.
— Ладно, ваше дело. Только я тоже на «Сокол» собрался.
Николай закурил вторую сигарету и от неожиданности закашлялся.
— А вот это ты зря!
— Я же сказал, — не унимался Шура, — обо мне беспокоиться не нужно. Я в полном порядке.
Святой укоризненно взглянул на собеседника. Почему-то многие люди, если с ними разговаривать по-хорошему, быстро теряют дистанцию и наглеют прямо на глазах.
— А ты, случаем, в Афгане не служил? — неожиданно спросил новый знакомый, обращаясь к Святому и демонстративно став к Кольке спиной.
Рогожин почувствовал, как все его тело напряглось.
— В моей жизни, малыш, вообще много интересного, такого, о чем не расскажешь, — как можно спокойнее ответил он.
— У нас в дурдоме был один.
— Ну? — процедил сквозь зубы Святой.
— Его в Афгане контузило. Вернулся, бизнес свой организовал. Все круто, но жена ему попалась еще та. И до свадьбы-то гуляла дай бог, а как вышла замуж, тут вообще понеслось. Он вначале по белью ее шарил, в сумочку заглядывал, улики искал, а потом вставил в телефон «жучок». Кто жене позвонит — он в туалет, а там микрофон спрятан, и записывает разговоры. В общем, поехала у мужика крыша.
Святой заставил взять себя в руки. Начинало светать.
Пора было идти. Он дал незаметный знак Серегину. Тот все понял и, обращаясь к Шуре, сказал:
— А фонарик ты подними. Еще пригодится.
Произведение китайских ремесленников по-прежнему лежало на земле.
— А чего вас на «Сокол» потянуло? — спросил парень и наклонился.
— Да взорвать мы его хотим к чертовой бабушке, — ответил Серегин и шарахнул Шуру по голове.
— Не огорчайся, — заметил Святой, аккуратно обходя Шуру. — Ты просто не представляешь, как тебе повезло!
* * *
Было прохладное утро. Такэо Кита сидел за столом напротив портрета императора Хирохито.
Яхту слегка покачивало, отчего казалось, будто император приплясывает словно на морозе. Большая голубая фарфоровая чашка с недопитым кофе прижимала край карты, — на которой аккуратной черной линией, упиравшейся одним концом в Хакодате, а другим застывшей на полпути к Восточно-Корейскому заливу, был отмечен путь яхты. По правде говоря, для определения координат существовал компьютер, но старик считал, что вполне может справиться с этим сам.
В свои восемьдесят два года Такэо Кита выглядел на пятьдесят. Под занавес долгой жизни он имел немного денег и много работы. Маленький, скорее жилистый, чем худой, с коротко стриженными прядями седых волос, Такэо уже больше часа возился с картой, время от времени делая глоток остывшего кофе.
Когда пять лет назад он купил яхту, родственники устроили большой переполох и ни за что не соглашались отпустить дедушку одного в море. Закончилось все тем, что Такэо Кита схватил фамильный меч и разогнал собственных доброжелателей ко всем чертям, после чего благополучно отчалил и успел пройти вдоль всего восточного побережья Японских островов, перезимовать в Новой Зеландии и два раза пересечь Тихий океан. Теперь его путь лежал в Пусан, один из южнокорейских портов, а оттуда — на Тайвань.
* * *
Когда-то, еще в детстве, у Такэо Кита была специальная тетрадь, в которой священник синтоистского храма бога Хатимана ставил печать с отметкой об отслуженной молитве.
Делал Такэо кое-какие записи и на фронте, но их приходилось прятать от начальства. Позже, оказавшись в советском плену в лагере под Сучанами, Кита пробовал вести дневник.
Его-то он и достал из верхнего ящика стола, сидя в каюте.
Рядом лежала рукопись, озаглавленная «Последний камикадзе, или История жизни Такэо Кита». Никто из родственников так и не догадался, отчего на самом деле старик решил на девятом десятке отправиться в плавание. Море помогало вспоминать, продлевало ему жизнь. Но вчера Такэо Кита закончил свою историю.
Он больше не искал себе оправданий. Да простит император эту его позднюю кончину! Такэо лег на кровать и закрыл глаза.
* * *
Петр Михайлович Банников казался весьма озабоченным. Все утро он провел в порту, внимательно следя за погрузкой. Она прошла без приключений, но стоило выйти из Находки, как случилось нечто непредвиденное.
— Кто этот парень? — тихо спросил отставной генерал капитана, когда они вышли из рубки.
— Ребята говорят — «заяц». Решил прокатиться в теплые страны.
— Он рассказал, как попал на сухогруз?
— Если хочешь, можешь сам спросить. Мои матросы как раз им и занимаются.
— Вряд ли в таком случае мы застанем его в живых, — невесело заметил Банников. — Из всей команды единственный приличный человек — это капитан.
— Но и ему, то есть мне, ты не доверяешь!
— Ты хочешь больших неприятностей с отделом внешней разведки? Помни: «Наши знания увеличивают нашу скорбь!»
— Да? Но неприятностей ведь все равно не избежать!
Банников усмехнулся:
— Когда у тебя будут большие деньги, у тебя останутся только маленькие проблемы…
При виде капитана матросы перестали кричать и расступились. Петр Михайлович лишний раз отметил про себя, что здесь нет ни одного нормального лица. Не нужно было быть хорошим физиономистом, чтобы распознать в стоящих на палубе самую гнусную банду отъявленных негодяев, которая когда-либо собиралась.
У решетки вентилятора лежал человек. Его голова была повернута набок, отчего Банников вначале решил, что у парня сломана шея. Но тут несчастный сделал попытку подняться. Из толпы взметнулось несколько ног. Раздались глухие удары.
— Хватит! — рявкнул капитан, и все тут же прекратилось. — Кто-нибудь знал, что он на «Соколе»?
Один из избивавших с выступавшей вперед узкой челюстью сказал:
— Нет. — И сделал шаг вперед.
«Дурачок, — подумал бывший генерал-майор о лежащем в крови парнишке. Выучили говорить правду на свою голову. И вот плоды».
— Что он еще сказал?
Матрос замялся:
— Мы мало-мало перестарались.
— Я же предупреждал!
— Такое дело… — продолжал красавчик. — Этот фраер базарил, будто на «Соколе» еще кто-то плывет.
— Кто? — насторожился Банников.
— Непонятно. То ли «афганцы», то ли «контуженые». Он и сам толком не знает, так как видел их всего раз в порту.
Мужики вроде бы собирались взорвать сухогруз.
Узкобородый ткнул носком бездыханное тело.
— Взорвать «Сокол»? — недоверчиво переспросил капитан.
Банников забеспокоился.
— Я знаю по крайней мере одного человека, который на это способен, сказал он вполголоса и, уже обращаясь к команде, громко произнес:
— Проверьте груз. Если увидите что-нибудь подозрительное, сообщите капитану.
— А что с этим?
— А что вы обычно делаете с мусором?
Больше вопросов не было.
— В чем дело? — набросился на Банникова капитан, когда они остались вдвоем.
— Ты же слышал.
— Я насчет этих «контуженых». Что тебе о них известно?
Банников только покачал головой:
— Я думал, он будет один, но, видимо, ошибся. Впрочем, — он взял капитана за ворот рубашки и слегка надавил на грудь, — ты можешь быть вполне спокоен. Кто они такие?
Так, пара козявок!
— Парень, который валялся у крана, говорил, что эти козявки собираются взорвать корабль!
— Скорее всего Рогожин попробует избавиться от груза.
— Кто этот Рогожин?
Петр Михайлович уже совершенно успокоился и теперь разглядывал свое лицо в зеркале, которое висело в каюте капитана.
— Забудь о нем! — отрезал бывший генерал.
— Если я правильно понял, ты предлагаешь мне забыть о человеке, который хочет отправить нас всех на дно?
— Именно.
— Гениально! У вас в ГРУ это, кажется, называлось — правильно оценить ситуацию?
Банникова перекосило.
— Я действительно ошибался. Ты такой же болван, как и твоя команда.
— Что ты сказал?! — угрожающе переспросил капитан. От ярости он покрылся красными пятнами.
Банников невозмутимо сел на край стола.
— Что должны сделать два человека, чтобы потопить такую кучу металлолома, как «Сокол»? В твоей голове осталось хоть немного здравого смысла или ты окончательно…
На какое-то время в каюте наступила тишина. Но когда капитан собирался согласиться с доводами Банникова, в дверь постучали.
— Входи! — прохрипел хозяин каюты.
На пороге показался все тот же узкорылый, но он выглядел не так решительно, как прежде. Матрос явно был чем-то напуган.
— Ну, в чем дело?
— Мы нашли что-то похожее на, мину.
— Где?
— В первом грузовом.
Банников встал.
— Сволочь! Ну ничего. Рогожин скоро убедится, что это была его последняя ошибка. Надеюсь, — Петр Михайлович пристально посмотрел на матроса, — вы не пытались разобраться с механизмом взрывателя?
Вместо ответа где-то на носу сухогруза раздался взрыв.
Узкобородый схватился двумя руками за косяк и ошалело озирался вокруг.
— Это и есть твои козявочки?! — иронично заметил капитан.
Он достал из ящика стола «Макаров», проверил, заряжено ли оружие, после чего сунул пистолет за пазуху и вышел.
За ним последовал Банников.
Дело начинало принимать нежелательный оборот.
Российская подводная лодка «Ушаков» класса «Эхо» поднялась на глубину перископной антенны для сеанса геосинхронной связи. Двигатель субмарины издавал едва различимый шум.
Плавание прошло без приключений. Даже желтуха у акустика на поверку оказалась пустяковым желудочным расстройством, чему судовой врач был несказанно рад.
— Не расстраивайся, — в шутку успокаивал его капитан. — Ничего, в следующий раз обязательно вырежешь аппендицит.
Врач только улыбался, в душе благодаря бога за такое снисхождение.
Капитан первого ранга Игорь Владимирович Гой понимал радость врача. Хорошо, когда все хорошо, и плохо, если наоборот.
«Ушаков» возвращался домой. Оставаться в этом районе было слишком рискованно. Китай в очередной раз выяснял отношения с Тайванем и исступленно бряцал оружием, почти как во времена председателя Мао.
А у американцев начинались ежегодные военные учения, которые они проводили совместно с Южной Кореей, а значит, очень скоро море вокруг будет просто нашпиговано подводными лодками Пхеньяна. Товарищ Ким Чен Ир, если хочет сохранить тепленькое местечко, доставшееся ему от отца, должен неусыпно следить за внешним врагом.
В советские времена «империя зла» могла себе позволить смотреть на подобного рода возню свысока. Теперь это называлось неблагоприятной стратегической ситуацией. А военное командование предпочитало ограничиваться наблюдением со спутника радарного слежения, отзывая корабли из опасного сектора. «Ушаков» был единственной российской подводной лодкой в этом районе Японского моря, и капитан Гой даже не догадывался, насколько серьезное испытание ждало его впереди.
* * *
Сделавшись с помощью Тютюнника матросом «Сокола», Новиков преспокойно перебрался на корабль. В назначенный час сухогруз вышел в море, и последние сомнения Виктора во всесилии «мусорного короля» окончательно развеялись.
На появление Новикова в команде особого внимания не обратили. Его зековский стаж был воспринят с должным уважением и к лишним вопросам не располагал. Кроме того, на «Соколе» оказалась еще парочка бывших зеков, пользовавшихся среди остальных матросов непререкаемым авторитетом. Последнее окончательно утвердило Виктора в том, что вся Россия давно превратилась в бескрайнюю зону, отчего на душе становилось особенно тошно.
О Святом Новиков старался не думать. Признать его правоту означало отказаться от собственного права на месть, от того, что помогало выжить все эти годы. Смерть Банникова должна была оправдать жизнь Виктора, смыть с нее горечь бессонных ночей и невысказанную тоску, засевшую занозой в груди. С генерала причитался долг за позор и унижения, за втоптанные в грязь мечты и клеймо лагерного «раба».
До сих пор Виктору казалось, что только месть избавит его от прошлого. Глядя на парящую над морем одинокую птицу, он в это больше не верил. Птица то взлетала высоко к небу, серпом крыльев рассекая воздух, то со стоном падала на хрустальный изгиб волны, то вдруг, словно очнувшись от страшного сна, снова решительно устремлялась ввысь.
«Так и я, — подумал Виктор. — Выбираю между жизнью и смертью и все никак не могу выбрать. Путаю самого себя, будто и впрямь верю, что в состоянии перековать судьбу заново. Только жизнь — не веревочка, того, что порвано, узлом не завяжешь!»
— Сначала вертолет, потом Банников! — Новиков вздохнул полной грудью, наконец ощутив себя по-настоящему свободным. — Вертолет — Банников… Только так, а иначе не имеет смысла.
Виктора больше не сковывало желание отомстить. Оно отступило, стало мелким и смешным.
«Жаль, что Святой с Колькой остались на берегу, — мелькнуло в голове у Новикова, будто он сам не сделал всего, чтобы именно так случилось. — Вместе разворотили бы это осиное гнездо в два счета».
Но стоило ему об этом подумать, как «Сокол» вздрогнул, словно поперхнувшись, выдавив из своих металлических внутренностей раскатистое эхо взрыва.
— Значит, все-таки вместе! — Новиков почувствовал себя застигнутым врасплох, не зная, что ему делать: то ли радоваться, то ли огорчаться.
В растерянности он попробовал найти взглядом птицу за кормой, но она исчезла. Виктор не успел заметить, растворилась она в облаках или все-таки сгинула в бездне…
* * *
Где-то в далекой Англии, перегревшись на солнышке, ежик загрыз до смерти курицу. Так по крайней мере написали в одной из бульварных газет.
В Москве наступил полдень. Город тоже изнывал от жары.
Илья Юрьевич Кушайло был уверен, что в Кремле перегрызть горло могли независимо от состояния атмосферного фронта. Здесь существовал свой фронт, невидимый, с давлением ртутного столба достаточным, чтобы расплющить любого. Но, кажется, и в Кремле понемногу начали терять хладнокровие.
— Президент захочет более подробной информации, — ледяным тоном произнес Чубин. На его лице читалось неприкрытое презрение.
Кушайло его собеседник не нравился. Еще много лет назад, столкнувшись с этим деревенского вида парнем, Илья Юрьевич решил для себя, что колхозничек-то себе на уме, а потому далеко пойдет. И генерал, а тогда еще майор КГБ оказался прав.
Чубин за короткое время сумел добиться власти, денег и почти всеобщей ненависти. Интересно, что его одинаково сильно презирали как пенсионеры-ветераны, обзывая вором и казнокрадом, так и молодежь, видевшая в нем обыкновенного жлоба.
Кушайло повернул голову назад. Кроме Чубина, в кабинете был еще третий, который нервной походкой прогуливался возле стола. Это был начальник ФСБ, крупный мужчина с маленькой овальной головой. Он напоминал Илье Юрьевичу тигра в клетке. В его хитрых глазках мелькали злые огоньки.
— У вас есть другие предположения? — спросил он и остановился напротив Кушайло, стараясь не смотреть в сторону Чубина.
Кроме принадлежности в прошлом к КГБ, у руководителя службы безопасности и у Кушайло общим было и то, что они одинаково много знали про темные дела этого «деревенского паренька». Каждый раз, встречаясь с Чубиным, Илья Юрьевич ловил себя на мысли: как было бы приятно демонстративно не подать руки этому сукину сыну! Но этим все заканчивалось. Генерал заискивающе улыбался, ощущая, как галстук петлей сдавливает ему шею.
«В конце концов, не я один», — успокаивал себя Илья Юрьевич в такие минуты.
А Чубин словно ничего не замечал и всегда принимал протянутую руку с широкой улыбкой.
— Я уже объяснял. — Кушайло отвечал с достоинством, голос не повышал, каждое слово выговаривал четко. — Американцы вели «Сокол» от самой Находки. Не в их интересах устраивать большой политический скандал, но Вашингтон однозначно настроен не допустить получения Северной Кореей секретного российского оружия.
— Секретного, — презрительно фыркнул Чубин. — С каких это пор американцы беспокоятся за наши государственные секреты?
«Какая же ты все-таки сволочь! — подумал Илья Юрьевич. — Именно такие, как ты, довели страну до того, что вчерашний враг, который по большому счету остается врагом и сегодня, спасает наши секреты. Пускай ради собственной выгоды, но зато готов на то, на что ты не решишься никогда!»
— Этот вопрос мы еще рассмотрим, — произнес руководитель ФСБ и нервно потер подбородок. — Вы, Илья Юрьевич, напрасно делаете упор на реакцию Соединенных Штатов. Мы не какая-нибудь банановая республика, чтобы выплясывать под их дудку. А что касается более подробной информации, Дмитрий Андреевич, то президенту будет предоставлена вся информация и все материалы с выводами, как нашими, так и Службы внешней разведки.
— Неужели вы признаетесь, — Чубин ухмыльнулся, — что отдали приказ потопить российский сухогруз, основываясь на сообщении какого-то полоумного, переданном без всякого прикрытия, открытым текстом?
— Шах — это псевдоним нашего агента! — сухо уточнил Кушайло. — Я уверен, что пойти на такие меры его вынудили исключительные обстоятельства. И потом, не забывайте, что он находится на «Соколе», а значит, вполне осознает, что сообщением обрекает себя на гибель.
— Поэтому я и говорю — полоумный. И еще этот американский ультиматум! Как вы объясните президенту тот факт, что американцы практически шантажировали нас, угрожая разбомбить сухогруз? Это же небывалый случай международного терроризма! — Дмитрий Андреевич вскочил и стукнул кулаком по столу. — Я не дам вам превратить Россию в Верхнюю Вольту!
На мгновение Илья Юрьевич растерялся. Ему и в голову не могло прийти, что разговор примет такой оборот.
— Не горячитесь, Дмитрий Андреевич, — сказал руководитель ФСБ и тут же поправил Чубина:
— Мы не дадим унижать Россию. А для этого нужно представить дело так, что уничтожение «Сокола» — результат конструктивной работы всех российских спецслужб с высшими органами власти.
При чем здесь американцы? Мы обнаружили груз и, не найдя другой возможности избежать его утечки, пошли на экстраординарные меры, а при этом пожертвовали жизнью лучших своих людей. Это надо особенно отметить. Ведь у любой истории есть не только начало, но и конец.
Чубин хотел что-то возразить, но промолчал. В последних словах слышалась почти неприкрытая угроза в его адрес. До сих пор комитетчики такого себе не позволяли, а значит, было над чем задуматься.
После того как совещание закончилось, Кушайло крепко пожал руку генералу ФСБ, не скрывая искренней радости.
— Вы довольны, Илья Юрьевич? — удивился тот. — Ведь своих же будем топить.
Капитан «Ушакова» смотрел, как офицер связи разбирается с одноразовым шифром. Рядом с капитаном стоял дежурный радист.
Гой сам спустился в радиорубку, когда минут тридцать назад было получено первое сообщение. Игорь Владимирович ждал подтверждения приказа.
— Ну? — нетерпеливо выдохнул он.
— Все то же.
Гой вспылил:
— Ты мне приказ сообщи! «То же» жене своей будешь говорить в постели.
Офицер протянул капитану текст приказа. Игорь Владимирович мгновенно пробежал его взглядом.
«Сглазили!» — мелькнуло в голове у Гоя.
Еще перед выходом в море Игорь Владимирович почуял неладное. Наверное, каждый хоть раз в жизни испытал что-нибудь подобное. Это своего рода внутренний прибор, барометр, работающий на прошлом опыте и интуиции. Вот почему Гой облегченно вздохнул, когда получил приказ возвращаться. И вдруг такое!
Нет, конечно, он ожидал худшего: аварии, столкновения, да хоть встречи с инопланетянами. В конце концов, подводная лодка — не прогулочный катер с дискотекой. Но отправить на дно свой же сухогруз?!
Он вернулся в центр управления огнем. «Ушаков» двигался на северо-запад со скоростью двадцать узлов.
— Товарищ капитан, — сказал по телефону мичман, — у меня есть контакт.
— Придется немного подождать. Держи объект по всем активным системам.
— Мы его быстро нагоняем. Сигнал устойчивый.
Акустик подтвердил, что вышли на «Сокол». Теперь нужно было подняться на поверхность, на глубину перископной антенны, и передать сообщение в Москву, чтобы оттуда подтвердили приказ.
Гой надеялся, что к этому времени цель не уйдет из сектора. До Северной Кореи оставалось всего ничего. Потопить «Сокол» в территориальных водах КНДР означало бы спровоцировать международный скандал.
Наконец Москва дала «добро». Игорь Владимирович выругался про себя. С этой минуты он превратился в винтик большого слаженного механизма.
* * *
Когда Новиков спустился в трюм, все было кончено.
Длинная тонкая нить проволоки, которую Колька приспособил под антенну, порванной струной повисла вдоль стены.
Одним своим концом она дотягивалась до края шлюза, вторым — перебитая чьим-то прицельным выстрелом, едва касалась дна. Рядом, широко раскинув руки, с лицом, обращенным вверх, лежал Серегин.
Смерть настигла его врасплох, словно сорвав последний осенний лист с дерева и бросив мертвого к ногам убийц.
Виктор насчитал на его куртке шесть рваных отверстий.
Он почти не знал этого парня. Их знакомство уложилось в две непродолжительные встречи. Чтобы назвать человека другом, двух часов явно недостаточно. Да и могли ли быть друзья у Новикова?
— Легко сдох, скотина! — пнул безжизненное тело носком ботинка матрос. — Прямо на лету. Ну ничего, зато второй жив. Пока!
Это зловещее «пока» заставило бывшего «афганца» вздрогнуть, будто кто-то неосторожно задел обнаженный нерв. Внутри Новикова сдетонировал заряд такой силы, что его хватило бы выжечь весь сухогруз дотла. Внезапная перемена в лице Виктора напугала матроса, наслышанного о зековском прошлом Новикова. Но он расценил это по-своему:
— Я вижу, ты тоже не прочь пострелять? Могу устроить.
Капитану нужны профессионалы вроде тебя.
Виктор молчал, завороженно глядя на рукоятку пистолета, выглядывающего из-за Колькиной куртки. В это мгновение брезент, закрывающий странную, похожую на гигантский зонт конструкцию, со зловещим шорохом пополз вниз, и из-под него во всей своей мрачной красе возник боевой вертолет.
Зрелище привлекло внимание собеседника Новикова.
Тот на секунду отвернулся, поглощенный внезапным превращением брезентового кокона в винтокрылое чудовище.
Этого было вполне достаточно, чтобы Виктор успел вытащить пистолет и спрятать у себя за поясом.
«Извини, Колька, — он мысленно попросил прощения у Серегина, — в который раз ты меня спасаешь. Ну да ладно, скоро сочтемся».
— Страшная зверюга! — Матрос восхищенно облизнул губы. — Что-что, а оружие мы пока делать не разучились. Ну так как? — снова обратился он к Новикову. — Смотри не прогадай. Дело-то стоящее.
Виктор поднялся. Затянув до половины «молнию» на куртке, он стал пристально рассматривать неожиданного доброжелателя. Навязчивое упорство, с которым тот предлагал свои услуги, выдавало шкурный интерес. От взгляда Новикова не ускользнула и татуировка на тыльной стороне ладони, служившая своего рода опознавательным знаком.
— Сидел? — коротко спросил Виктор.
От прежней самоуверенности матроса не осталось и следа.
— Вроде того, — промямлил он, по-совиному выпучив глаза. — Малолеткой загремел в колонию.
— Значит, ты в курсе, что делают на зоне с подсадными утками вроде тебя?
Не давая ему опомниться, Новиков вплотную прижал собеседника к стене локтем правой руки уперся ему в подбородок, а левой ухватился за ремень, так, чтобы он не мог пошевельнуться.
Снующие по трюму были настолько поглощены собственными делами, что не замечали происходящей в дальнем углу сцены. Кто-то успел оттащить в сторону брезент, еще несколько человек отволокли тело задушенного Святым головореза. Только мертвый Колька Серегин оставался сиротливо лежать рядом с лестницей, беспомощный что-либо изменить в своей судьбе.
Мысль о Кольке заставила Новикова сильнее надавить на кадык. Матрос захрипел, запрокинув голову набок и истошно колотя пятками по металлической обшивке трюма.
Виктор слегка ослабил хватку.
— Говори, кто послал тебя пудрить мне мозги?!
С трудом ворочая налившимся свинцовой тяжестью языком, матрос выложил все начистоту:
— Генерал, который плывет на «Соколе».
— Зачем я ему?
— Не знаю, — честно признался незадачливый подручный Банникова. Но, заметив, что Виктор собирается повторить процедуру заново, испуганно завопил:
— Клянусь, что не знаю! Не в курсе я, что он от тебя хочет! Сказал только: приведи знакомого Тютюнника, и все!
Услышав о «мусорном короле», Новиков насторожился:
— При чем здесь Тютюнник?
— Они с капитаном приятели. С чего бы ты так легко попал на корабль?
«Приплыли, — с неожиданным безразличием подумал Новиков. — Выходит, Банников с самого начала знал, что я на борту. Интересное получается кино!»
Он по-настоящему обрадовался взятому у Серегина пистолету. И все-таки Виктор не мог понять, почему Банников позволил ему свободно разгуливать по «Соколу» и только сейчас решил раскрыть карты. Одно с другим явно не вязалось, и, чтобы выяснить все до конца, следовало принять приглашение генерала.
Прежде чем отпустить трясущегося от страха матроса, бывший «афганец» спросил:
— Кстати, куда, ты сказал, отвели второго?
— Честно сказать, ему и досталось. Когда я уходил, мужик отрубился.
— Ты бил?
— Не-ет! Остальные били. Даже генерал, а я — нет.
— Что-то с трудом в это верится, — пробурчал Виктор и, покосившись через плечо на опустевший трюм, добавил:
— Пошли, что ли.
Не успел матрос сделать и нескольких шагов в сторону выхода, как упал словно подкошенный. Новиков бил наверняка, целясь в сонную артерию. Бездыханное тело он отволок за угол и оставил внутри металлического контейнера. Закрыв на крючок дверцу, Виктор извлек из-за пояса пистолет и проверил обойму.
— Для начала сойдет, — изрек он меланхолично и добавил:
— Кажется, пора. Не будем заставлять Петра Михайловича ждать.
* * *
Первым, что увидел Святой, когда пришел в себя, было расплывчатое светлое пятно. Оно начало пульсировать, задрожало и превратилось в улыбающегося Петра Михайловича Банникова.
— Ты никак собрался на тот свет, голубчик? — промолвил генерал и опустил собственный увесистый зад на стул.
О том, что генеральские погоны в свое время достались Банникову за усидчивость, не давал забыть разгулявшийся геморрой, который Петр Михайлович собирался подлечить под крылышком удочери в Англии. Помусолив губы в улыбке, генерал с непостижимой быстротой сбросил прежнюю маску, превратившись из добродушного старика в расчетливое, ненасытное чудовище, обделенное чувством любви и сострадания. Банников мог праздновать победу, но с его лица не сходил звериный оскал, выдающий высшую степень раздражения.
— Не скажу, что рад тебя видеть, — после некоторой паузы продолжил Петр Михайлович. — Скорее наоборот…
Я знал, что ты постараешься до меня добраться. Твой дружок Скуридин предупреждал меня, но я почему-то думал, больше того, просто был уверен, что такая мелкая вошь, как ты, не сможет мне ни в чем помешать. Оказывается, я ошибался…
Свет резал глаза. Святой близоруко щурился, пытаясь разглядеть своего врага. Незаметным движением он напряг связанные за спиной руки, чтобы проверить узлы на прочность. Должно быть, человек, который их вязал, отличался большим опытом в подобных делах. И все-таки надежда освободиться оставалась в виде отобранного у Шуры ножа.
Местные головорезы даже не потрудились как следует обыскать Святого. Шурино «перо» было приторочено к лодыжке под штаниной. Чтобы его достать, необходимо было оказаться на полу. И Петр Михайлович очень скоро предоставил ему такую возможность.
— Не обольщайся, — генерал нервно заерзал на стуле, — временное неудобство, которое ты мне причинил, вполне поправимо. Меньше чем через двадцать минут здесь будут северокорейские вертолеты. Ты уже, наверное, догадался, что «Черная акула» должна была покинуть «Сокол» своим ходом. На этот случай я прихватил с собой пилота — того самого идиота, которому ты сломал шею в трюме. Отсюда возникла проблема — кто поднимет вертолет?.. Но это, как я говорил, временные трудности. Однако тебе придется за них ответить. И не надейся умереть так же легко, как твой приятель…
С этими словами Банников вскочил и подбежал к Святому, ударом ноги выбил из-под него стул, после чего начал истерично пинать пленного.
Святой сжался, подтянув под себя колени, принимая побои. Из угла за ним молча наблюдал капитан. Когда его снова усадили, то в зажатой ладони он уже держал нож.
Святой вдруг вспомнил, как часом раньше они с Колей спустились в трюм. Там перед ними предстала серая масса брезентового кокона, угнетающая своей реальностью. Тогда Святому на мгновение показалось, что им не справиться с Банниковым. На что могли рассчитывать они с Серегиным?
В лучшем случае получить индульгенцию на прощение прошлых грехов, чтобы влачить жалкое существование в нищей стране…
И все-таки они сделали последнее усилие, заставили себя переступить через этот невидимый порог. Очень скоро генерала Банникова ждал неприятный сюрприз, куда больший, чем гибель пилота. Святой надеялся дотянуть до того мгновения, когда генерал лишится винтокрылой кредитной карточки, не дождавшись, чтобы «Черная акула» превратилась в шестизначный банковский счет. Они с Колькой успели засунуть в нее начинку, да и координаты сухогруза центру тоже теперь известны.
— А вот и он! — Дверь каюты раскрылась, и капитан «Сокола» шагнул навстречу появившемуся на пороге человеку. — Расслабься, Петр Михайлович, возможно, приятель моего друга сможет нам помочь?
— Хотелось бы верить, — без особого энтузиазма сказал генерал. От перевозбуждения у него прихватило сердце. Банников трясущимися руками вылавливал из тубы похожие на заячий помет таблетки нитроглицерина.
— Сможешь управлять вертолетом? — спросил он вошедшего.
— Да! — коротко ответил тот.
Услышав голос Новикова, Святой напрягся и полоснул лезвием ножа веревку. Новиков стоял посередине комнаты, казалось, не замечая Святого, сухо и четко отвечал на вопросы.
Проглотив порцию лекарства, Петр Михайлович заметно успокоился и снова превратился в отставного вояку.
Произошло то, что и предсказывал Святой: Банников не узнал Виктора. Интерес генерала к особе бывшего зека объяснялся острой необходимостью запустить вертолет. «Черную акулу» успели извлечь из чрева трюма, и она гордо возвышалась над палубой, распахнув хищные щупальца лопастей.
— Тютюнник говорил, что до тюрьмы ты воевал в Афгане. — Капитан протянул начатую пачку «Мальборо».
Виктор взял сигарету, но курить не стал.
— Узнаю лагерные привычки, — одобрительно хмыкнул капитан. — Только на воле одними заначками не проживешь… Сделаешь то, о чем просим, заработаешь хорошие деньги. С возвращением назад проблем не будет…
— Я согласен, — ответил Виктор.
— Тогда иди принимай машину!
— Не надо! — прохрипел из последних сил Святой. — Генерал, не делай этого. Я знаю, тебе плевать на честь мундира и всякое остальное. Но ведь есть что-то в этой жизни, что нельзя продать?!
— Нет! — усмехнулся Банников. — Все в жизни продается и покупается.
— А вот, кажется, и они! — заметил капитан, увидев несколько черных точек на горизонте, движущихся по направлению к «Соколу». — Давай, Новиков, полезай в кабину!
При этих словах Банников вздрогнул, словно порезавшись бритвой, но Виктор уже вышел в коридор.
— Как ты его назвал? — переспросил генерал.
— Новиков.
Капитан, не отрываясь, следил в бинокль за тремя корейскими «КА-25».
— Тоже наши вертолеты, правда, классом пониже…
На Петра Михайловича страшно было смотреть. Он вскочил, потом снова сел, опять вскочил. На его щеках высыпали багровые пятна, отчего лицо его стало похоже на стратегическую карту Генерального штаба.
— Останови его! — завопил бывший генерал. — Останови его, пока не поздно!
Святой не терял времени. Освободившись от веревок, он двинул Банникова в челюсть, отчего тот свалился вместе со стулом на пол.
— Черт! — только и успел крикнуть капитан сухогруза, обернувшись на шум.
Святой запустил в него стулом. Капитан на секунду замешкался и оступился.
Банников вскочил быстрее, чем предполагал Святой. Генерал бросился на Дмитрия молча, с перекошенным от ненависти ртом. У Святого был нож, но он не успел им воспользоваться.
Святой еще не пришел в себя от побоев. Обычно послушное тело налилось свинцовой тяжестью, стало чужим и неповоротливым.
Однако ответный удар получился что надо. Святой крепко схватил правую руку генерала и, не выпуская ее, провел короткий левый выпад в солнечное сплетение. Банников тут же обмяк, как воздушный шар, из которого выпустили воздух.
Сзади на Святого прыгнул капитан и стал душить. Дмитрий легко перебросил его через плечо. Тот вскрикнул и приземлился на четвереньки рядом с входной дверью. Банников завис в двух шагах от него, согнувшись пополам и глотая воздух широко открытым ртом.
Внезапно в дверях возник знакомый Святому по встрече возле радиорубки верзила в красной шапочке. Дмитрий нагнулся за ножом. Оружие несчастного Шуры пришлось очень кстати, потому что матрос держал в руках дробовик.
Нож попал прямо в горло. Шапочка слетела с головы матроса. Он издал короткий, похожий на жалобное блеяние звук. Кровь брызнула из перерезанной артерии, и верзила распластался у порога.
Святой поднял дробовик и направил на Банникова.
— Все еще считаешь, что я не смогу вам помешать? — спросил он.
— Меньше чем через полчаса здесь будут корейские сторожевики!
Генерал кивнул в сторону моря.
— Ты столько не проживешь, — заметил Святой.
— Брось ствол! — тихо сказал капитан. В руке у него был «Макаров».
Святой обернулся на голос и выстрелил. Капитана отбросило в противоположный угол. Он медленно оседал вниз по стене, оставляя за собой широкую кровавую полосу.
— Идем! — приказал Святой.
— Что ты собираешься делать? — поинтересовался генерал.
— Мы спустимся в радиорубку, и ты убедишь своих корейских друзей вернуться.
— И не подумаю.
Ствол дробовика уперся генералу в переносицу.
— Придется.
Вдруг из-за штурманской будки выскочил матрос, высоко над головой он держал пожарный топор. Святой нажал на курок. Раздался глухой хлопок, и лицо нападавшего превратилось в кровавое месиво.
— Вперед! — приказал бывший спецназовец. Оружие опять смотрело в сторону Банникова. Отставной генерал не шелохнулся.
— Я сказал: вперед! — повторил Святой.
— С какой стати?
— Я тебя все равно пристрелю. Так что выбирай, когда: раньше или позже.
— Стреляй! — согласился Банников. — Только, похоже, ничего у тебя не выйдет. Оружие ведь надо иногда перезаряжать.
В это мгновение ударила автоматная очередь. Долговязый матрос палил из «Калашникова».
— Убей его! — закричал Банников.
Отбросив в сторону ставший ненужным дробовик. Святой побежал. Пули вгрызались в палубу в нескольких сантиметрах от него, смертоносным шлейфом вычерчивая путь отступления. Он бежал, как спортсмен на стометровке, и судорожно искал взглядом спасительное укрытие.
— Размажь эту падлу! — визжал Банников, захлебываясь собственной слюной. — Убей его!
Вслед за первым матросом появился второй, теперь они соревновались в стрельбе по движущейся мишени.
Внезапно над палубой сухогруза пронеслась хищная тень.
Вертолет на мгновение завис над «Соколом» и вдруг, развернувшись, дал длинную очередь вдоль борта судна. Словно метелица закружились над палубой щепки и куски брезента от спасательных ботов. Но Новиков еще только пристреливался.
Страшная — с вытянутым свиным рылом и бородавкой локационной станции над кабиной — машина на самом деле оказалась ручной и послушной каждому движению пилота.
Виктор положил ее чуть влево.
— Сейчас, Святой, — шептали пересохшие от напряжения губы. — Потерпи, не гони меня.
Из пушечного контейнера на внешней подвеске в унисон рявкнули два ствола и вдруг затараторили без умолку, отбивая смертельную чечетку. Им вторили пушки с противоположного крыла.
Огненный шквал захлестнул судно, выворачивая наизнанку все, что попадалось ему на пути. Мелкокалиберные снаряды вырывали куски металла с непостижимой даже для видавшего виды Новикова легкостью. Словно выпущенный на свободу джинн, вертолет мстил за свое заточение. Винты лопастей с ревом рассекали воздух, очерчивая в небе нечто похожее на петлю удавки. Тридцатимиллиметровые пушки «2А-42» с боекомплектом почти в пятьсот бронебойных снарядов служили Виктору карающей дланью.
Медленно скользя над сухогрузом, он выжигал путь на палубе «Сокола», вплетая в бисер пушечных уколов надрывистый лай бортового пулемета. Всякий, на кого ложилась тяжелая свинцовая печать, валился замертво.
Святой успел заметить, как рухнула подсеченная под корень антенная мачта, похоронив под собой долговязого матроса. Следом полетели клочья кожухов вентиляторов.
— Остановись! — кричал Святой, тщетно пытаясь вернуть Новикова. — Там мина!
Мина должна была стать их с Колей прощальным сюрпризом для бывшего генерала. Отсюда и спокойствие, с которым Святой ждал своей участи в каюте у Банникова. «Черная акула» все равно не досталась бы генералу.
Но Виктора охватил азарт. Сладкое, ни с чем не сравнимое чувство мести на мгновение заглушило душевную боль.
Он и сам уже не знал, за кого мстил: за себя, за оставшегося лежать на дне трюма Серегина или, может быть, за тех парней, что погибли и кому еще суждено было погибнуть в бесконечных больших и малых войнах жестокосердной Родины.
Новиков до боли в пальцах нажимал на кнопку пуска, а видел перед собой багровые от заходящего солнца долины Афганистана и слышал затихающий рокот автоматной пальбы на неприступных перевалах.
— Еще чуть-чуть, Святой! — повторял он в исступлении — Чуть-чуть!
Языки пламени уже подступали к иссеченной пулеметными очередями капитанской рубке, когда из густой пелены дыма вынырнула фигура Банникова и метнулась по направлению к открытому люку.
«Черная акула», словно маятник, подвешенный на невидимой нити, тут же качнулась вправо, зловеще поводя пушечными стволами. В следующую секунду искореженная крышка люка слетела с петель. Генерал стал медленно пятиться, с ужасом выпучив глаза на надвигающуюся на него разъяренную машину. Новиков не спешил. Он хотел до конца насладиться выпавшим на его долю правом вершить последний суд.
— Приговариваю тебя к высшей мере! Приговор обжалованию не подлежит! проговорил Виктор, до упора выжимая кнопку пуска.
Отрывисто рявкнул пулемет. Генерал Банников вздрогнул, подпрыгнул, покрываясь багровыми оспинами, и, словно набитая опилками марионетка, рухнул в объятия пламени. Одежда на нем вспыхнула, надулась огненными пузырями, подхваченными воздушными вихрями от бешено вращающихся лопастей вертолета.
— Пронесло! — облегченно вздохнул Святой при виде застывшего в нескольких метрах над палубой вертолета. — Мина не сработала!
Но стоило ему это произнести, как «Черная акула» вспыхнула, превратилась в огненный шар и спустя мгновение погрузилась у борта сухогруза в море.
Пораженный Святой сделал несколько шагов к поручням, скользя взглядом по воде, и внезапно замер, глядя на приближающиеся к «Соколу» четыре белые полосы, рассекающие волны.
* * *
— Расстояние пять тысяч семьсот метров, — сообщил мичман.
Помощник капитана вычислял решение торпедной атаки.
— Приготовиться к огню! — отдал приказание капитан.
Четыре из шести торпедных футляров, находившихся на носу «Ушакова», были затоплены, а наружные торпедные люки открыты и готовы к бою.
— Проверить огневое решение, — скомандовал Гой.
— Решение подтверждено, товарищ капитан.
— Огонь!..
«Ушаков» задрожал всем корпусом. Четыре торпеды с небольшим интервалом пошли к цели.
* * *
Американский бомбардировщик «Би-1-би» вышел на цель в 7.15. Кроме полного запаса топлива, он нес четыре ракеты с обедненным ураном. Все остальные ракетные гнезда были заняты баками с горючим. В задачу бомбардировщика входило обнаружение российского сухогруза «Сокол», направляющегося в Пусан. Вторая часть задания была определена не столь четко.
Для слежения за судном вполне хватило бы сателлита радарного наблюдения, иначе говоря — спутника-шпиона.
В зависимости от обстановки бомбардировщик, оснащенный средствами электронного обслуживания, годился для радиолокационной охоты на субмарины, но не на сухогрузы!
Это было бы похоже на добывание золота из морской воды: теоретически осуществимо, но результаты не окупают вложенных средств. А значит, вполне возможно, ракеты на этот раз являлись не простым балластом.
Вел самолет капитан Джон Кеннинг, выходец из Техаса.
Он родился в том году, когда в столице его штата Далласе был убит президент Кеннеди.
Почти час на корабле не происходило ничего подозрительного, не считая того, что «Сокол», явно вопреки первоначальному курсу, взял большой крен на запад и быстро приближался к территориальным водам КНДР. А вскоре по-, явилась и парочка северокорейских «КА-25», направлявшихся к сухогрузу.
Последняя новость вызвала в центре переполох. Командование Тихоокеанским флотом вместе с разведывательным управлением Министерства обороны США в экстренном порядке связалось с представителем президента для подтверждения дальнейших действий. Все это время бомбардировщик, в прямом и в переносном смысле, оставался в подвешенном состоянии, кружа над сухогрузом словно стервятник.
Вдобавок ко всему откуда ни возьмись появилась русская подводная лодка.
— Какого черта! — выругался Кеннинг.
— Капитан, — раздался по интеркому голос офицера, отвечающего за электронное слежение цели, — ты что-нибудь понимаешь? Откуда здесь эта субмарина? Русские что, готовят вторжение в Северную Корею?
— Если бы это было так, мы бы узнали первыми из утренних газет. И вообще, Галахен, не задавай глупых вопросов.
Я сам до прошлого года думал, что Корея — это одна из китайских провинций…
— Ловкач-1, говорит Сентра-Омега. Передайте подробную информацию о подводной лодке, — прервали их из воздушного центра раннего предупреждения и контроля.
Джон Кеннинг назвал координаты субмарины и «Сокола», но не удержался, чтобы не откомментировать:
— Мы здесь посовещались и решили: не иначе как Москва объявила войну Пхеньяну! Правда, мой офицер пока не может объяснить, почему они выбрали именно эту груду металлолома в качестве своего флагманского корабля… Боже милосердный! — внезапно вскрикнул Кеннинг. — Да у них там еще и вертолет!
— Сентра-Омега, говорит Ловкач-1, - передавал техасец внезапно охрипшим голосом. — Русский вертолет атакует собственное судно. Кто-нибудь объяснит мне, что происходит?
Снова послышался голос по интеркому:
— Капитан, они что, топят собственный сухогруз?
Но тут вмешался центр:
— Ловкач-1, прекратить все переговоры. Повторяю: прекратить все переговоры Внизу прогремели взрывы один, второй…
— Слышите меня? Возвращайтесь. Прием окончен.
Джон Кеннинг, не отрываясь, следил за ядовито-черным облаком под крылом самолета Происходящее не укладывалось у летчика в голове. Но одно было очевидно: когда они вернутся на базу, им будет приказано все забыть.
«Нет проблем», — решил капитан бомбардировщика, глядя, как разворачиваются и спешат уйти корейские вертолеты.
— Галахен, пора домой! — с облегчением сказал он.
— Самое время, капитан.
* * *
Когда Святой вынырнул на поверхность, громада «Сокола» медленно удалялась. И все-таки он был еще слишком близко от корабля.
А потом вдруг все перемешалось. Взрыв. Несколько взрывов.
Сухогруз сразу сильно накренился. Корпус судна рвало на части. Святой почувствовал, как его начинает затягивать в пучину вместе с тонущим кораблем, и стал грести изо всех сил.
Море жадно набросилось на свою добычу.
Святой пытался бороться, но скорее по привычке, чем действительно на что-то надеясь.
* * *
— Передайте: приказ выполнен! — связался с радистом капитан «Ушакова». — Возвращаемся.
Игорь Владимирович вышел из центра ведения огня и направился к своей каюте. Интуиция ему подсказывала, что больше ничего не должно случиться.
* * *
В понедельник в газетах появилось сообщение о трагедии в Японском море.
При невыясненных обстоятельствах затонул российский сухогруз «Сокол». Никому из экипажа корабля спастись не удалось.
Такэо Кита передумал умирать. Он старался не встречаться взглядом с императором в рамке за стеклом, так как еще не решил, что сможет сказать в свое оправдание.
Человек, спасенный им накануне, зашевелился на кровати и открыл глаза.
Старик японец улыбнулся ему и вдруг отчетливо и громко сказал по-русски:
— Хоросе!
— Хорошо, — улыбнулся в ответ Святой.
notes
