Глава 36

– Послушай, Вероника, не обижай меня, – снисходительно попросил Александр свою спутницу, которая порывалась честно располовинить счет за роскошный, в плане количества, да и качества тоже, ужин. – Где ты видела, чтобы женщина у нас платила за себя?

– У нас – нет, – согласилась девушка. – У наших женщин в глазах только одно желание: на халяву, – емко и жестко охарактеризовала своих соотечественниц гимнастка, – но здесь, милый Сашенька, не Россия, а Западная Европа, к которой Кипр, между прочим, имеет прямое отношение. Так что давай соблюдать местные традиции. К тому же, – напомнила черноволосая красавица, – это я тебя притащила, или, если хочешь, затащила на ужин.

– Сомневаюсь, чтобы у этих амебоподобных, ленивых созданий, под названием кипрские мужчины, – недовольно проворчал Оршанский, – было в традициях вообще приглашать женщин на ужин.

– Иногда бывает, – снисходительно улыбнулась Вероника. – И потом, если ты помнишь, я же так и не заплатила тебе за выступление.

– За какое выступление? – не сразу догадался журналист. – Это когда по моей вине ты сверзлась с каната? Лучше бы ты не напоминала, – грозно предупредил он, – теперь точно ни одного цента не позволю тебе заплатить. – Александр решительным жестом подозвал официанта. – Считай, что это оплата твоего больничного листа, – весело добавил он, рассчитываясь за ужин.

– Ну, а куда теперь? – поинтересовался Оршанский, когда они наконец вывалились из ресторанчика. – Каков твой дальнейший план действий?

– Медленно прогуляться в сторону цирка, – ответила Вероника, отдуваясь, – и растрясти в желудке этот изумительный винегрет.

– В сторону цирка? – удивился Александр. – Ты считаешь, что Изольда все еще сидит в фургоне иллюзиониста? Но зачем?

– Я сказала – в сторону цирка, – поправила его девушка, – а не в цирк, и не в трейлер Вольдемара Жозеффи. Не спеши, ты все узнаешь. Всему свое время. – И она, ловко подхватив журналиста под руку, развернула его на шум моря.

Через минут двадцать неторопливой прогулки, на фоне утыканного мириадам ярких южных звезд, показался высокий купол шапито. Однако, как и обещала гимнастка, они обогнули временное сооружение и так же неторопливо стали спускаться в сторону ласково мурлыкающего моря. Вероника то и дело оглядывалась через плечо назад и, выбрав наконец подходящую позицию, попросила:

– Принеси шезлонги. Здесь мы с тобой и будем ожидать. Если хочешь, – добавила она, удобно откинувшись на спинку, – можешь искупаться. Море сейчас великолепное, тебе понравится.

– А ты?

– Ты же прекрасно видел, что я без купальника, – напомнила ему девушка, – а за купание голышом здесь можно схлопотать приличный штраф. Да и нога еще болит, – добавила она.

– Послушай, Вероника. – Оршанский примостился на втором шезлонге, решив из чувства солидарности не покидать девушку. – А почему бы нам просто не пойти в полицию и не сдать этих субчиков с потрохами? – задал он логичный вопрос. – Может, это и некрасиво – закладывать своих, но – вдруг они вооружены? – справедливо предположил он. – А у меня, кроме блокнота и ручки, – никакого другого оружия…

– Уверяю тебя, что оно и не понадобится, – успокоила его девушка, – я слишком хорошо знаю этих типов. Ни на что серьезное, кроме подлости, они не способны. А в полицию, – заверила журналиста Гогоберидзе, – мы с тобой еще сходим. Это сделать мы всегда успеем. Тем более, – добавила она, – что заниматься самосудом и геройствовать я вовсе не собираюсь. Я как раз хочу, чтобы эти подонки ответили за свои поступки по всей строгости закона.

Она немного помолчала, слушая задумчивую песнь ночного моря, и неожиданно попросила:

– Саша, расскажи мне о себе.

– О себе? – Оршанский немного удивился необычности такой просьбы, во всяком случае, такой вопрос в подобной ситуации ему не задавали. – А что ты хочешь услышать?

– Только не о количестве юбок, которые ты не пропустил мимо, – насмешливо произнесла гимнастка.

– Да ладно, – смутился журналист, – тоже мне нашла ловеласа – и похлеще попадаются экземпляры.

– Нисколько не сомневаюсь, – согласилась Вероника и настойчиво повторила свою просьбу: – Расскажи о себе.

– Да что рассказать-то?

– Ты – москвич? – указала путь Вероника.

– Нет, – ответил Оршанский, не замечая, как волшебная песня моря погружает его в воспоминания, – я родом из глухой провинции – из Саратова. Точнее, из самых глухих окраин этой самой глуши.

– Глухарь, – уточнила Вероника.

– Ага, – согласился Александр, – он самый. Ты вот говорила, что в деревне родилась…

– В городе, – уточнила Вероника, – это – по определению. А по сути – да, в деревне.

– Ну, вот и я, по сути – в деревне. У нас квартира была в восьмиквартирном доме, их на весь район было три, да женское заводское общежитие. Остальное – частный сектор. Куры, свинью держали. Каждый год сдавали на мясокомбинат и покупали нового поросенка, которого отец из года в год называл Васькой. – Александр вздохнул, придавленный ностальгическими воспоминаниями детства. – Кстати, когда я поехал поступать в Москву, поехал на деньги очередного Васьки. Он, можно сказать, за мою поездку жизнь отдал.

– Хулиганом, наверное, рос? – поинтересовалась Вероника.

– Не то чтобы хулиганом, – ответил Оршанский, – в том понятии, в каком это происходит сейчас – нет. У нас же там одна компания была, одни игры, клады вместе искали, домики строили, штабы, понятно, казаки-разбойники, войнухи, д’Артаньяны. Кругом сады, а у нас в восьмиквартирнике – узенькая грядочка. Понятно, что регулярно совершались налеты на соседские плантации, а так…

– Твоя первая любовь небось до сих пор по тебе сохнет? – поинтересовалась гимнастка. – В таких… как бы это выразиться? Ну, скажем, самодостаточных местах проживания чувства обычно зарождаются самые чистые, самые нежные и самые прочные.

– Не знаю… Наверное. Мы со второго класса любились. Нас даже хотели по разным школам развести. И педсоветы, и личные беседы, и папин ремень – все было, но ничего не помогало. Магнит! А к девятому все как-то в одночасье само собой прошло. Как отрезало. Причем у обоих одновременно. Бывает же такое?

– Бывает… – вздохнула Вероника и внезапно напряглась: – А ну-ка, давай помолчим. Кажется, лед тронулся…

Александр проследил за взглядом воздушной гимнастки, но ничего, кроме ночного неба и города, не увидел.

– Где? – перешел он на заговорщицкий шепот.

– Чуть правее вашего шапито, – так же шепотом ответила гимнастка, и журналист, значительно сузив сектор поиска, увидел, как со стороны хозяйственной зоны цирка медленно, пригибаясь, словно находились под артиллерийским обстрелом, осторожно двигались две мужских фигуры. Они неторопливо катили небольшую тележку, аккуратно лавируя между препятствиями.

– Что это они там везут? – обеспокоенно поинтересовался Оршанский у своей спутницы. – Гроб, что ли? – На тележке покоился прямоугольный, продолговатый предмет внушительных размеров, который внешними формами действительно напоминал не то гроб, не то очень большой ящик.

– Вряд ли, – откликнулась гимнастка, – откуда здесь взяться гробу? Скорее всего, – предположила она, – это какой-то предмет циркового реквизита. Видишь, на него когда попадает свет, то блестят стразы и фольгированные части.

– Да, – согласился Оршанский, прислушавшись к совету циркачки, и обратил на груз более пристальное внимание. – Но зачем они везут эту штуковину сюда?

– Сейчас узнаем, – совсем тихо сказала Вероника и, поскольку злоумышленники подошли совсем уж близко, посоветовала: – Прижмись к спинке шезлонга, молчи и внимательно смотри.

Александр так и поступил. Он притих, с тревогой наблюдая, как тележка, негромко поскрипывая, катит прямо на то место, где притаились наши наблюдатели.

Разглядеть со спины лежащего в шезлонге человека и днем-то сложно, а уж глубокой ночью и вовсе нет никаких шансов.

Злоумышленники неторопливо приближались, и по тому, как тяжело они ступали, упираясь ногами в песчаную почву, можно было с уверенностью определить, что груз у них был не из легких. На фоне мерцающих огней Лимассола их было хорошо видно из засады, поэтому, когда от шезлонгов тележку отделяло метров пятнадцать, Александр безошибочно узнал ночных нарушителей. Ими оказались не кто иной, как дрессировщик Константин Заметалин и его напарник иллюзионист Вольдемар Жозеффи. А катили они тот самый ящик, в котором на арене цирка фокусник демонстрировал свой трюк с распиливанием ассистентки.

– Никогда не предполагал, – донесся до слуха Оршанского натужный голос иллюзиониста, прерываемый тяжелым дыханием, – что пятьдесят килограммов могут быть такими тяжелыми…

– Зато твое, хе-хе-хе, можно сказать – родное, – едко отозвался дрессировщик, – а своя ноша – не тяжела, – добавил он и приказал: – Давай-ка, бери чуть левее. Там малость потверже, а то тут песок совсем уж мягкий пошел. – И тележка, осанисто скрипнув, стала забирать чуть в сторону от пляжа. – Перекур, – устало произнес укротитель, когда тележка отъехала от шезлонгов метров на тридцать, выбравшись на более твердую и утоптанную почву по краю пляжа.

Александр встревоженно глянул на гимнастку и тихо-тихо, едва шевеля губами, спросил:

– О чем они говорят?

В ответ Вероника отрицательно покачала головой, пожала плечами и прижала к губам указательный палец, призывая к тишине и вниманию. И в самом деле – на пустынном ночном пляже каждое слово, каждый стук или неосторожное движение были слышны отчетливо и ясно. А главное – далеко. Поэтому следовало соблюдать осторожность, чтобы никакими лишними движениями не привлечь к себе внимания злоумышленников и не раскрыться заранее.

Меж тем Заметалин и Жозеффи, опершись спинами о груженую тележку, закурили. В достаточно ярком пламени зажигалки можно было ясно рассмотреть их самодовольные лица, на которых, как показалось Оршанскому, радостно светились нехорошие садистские улыбки.

– А не завоняет? – долетел до наблюдающих обеспокоенный голос Вольдемара Жозеффи. – Вон какая жарища стоит. У меня в трейлере что-то забарахлил холодильник, – поделился он с другом своими опасениями, – так за три часа он не только разморозился, а и все, что в нем находилось, – прокисло. Как бы не протухло… – До Вероники и Александра донесся звук, характерный при похлопывании рукой по дереву, – беды не оберемся…

– Не накаркай, – холодно предостерег его дрессировщик. – А то я суеверный.

– Тут будь хоть трижды суеверным, – откликнулся иллюзионист, – а солнышку на приметы плевать. Жарит себе – и жарит. При такой температуре воздуха процесс гниения, знаешь ли, может начаться очень быстро, – засомневался Вольдемар, и у Оршанского по спине поползли нехорошие мурашки. В голову лезли самые мрачные мысли и рисовались кровавые картинки, от которых на душе становилось очень тревожно.

– Там вполне прохладно, – долетел через секунду до засады ясный звук спокойного и уверенного ответа Заметалина. Тот глубоко затянулся и продолжал: – Если в том месте закопать, то неделю – точно никакого запаха не будет. Вот под Астраханью, помню – да, там такая вонь стояла… А здесь – нормально. За неделю как раз все утрясется, успокоится. Следаки перестанут рыскать и совать свой нос куда им не следует. Так что недельку спокойно полежит, а за это время мы спокойненько уладим наши дела, потом достанем ее, тихо-мирно избавимся и навсегда об этом забудем. Ладно, давай, взялись, – снова скомандовал дрессировщик своему компаньону, – недалеко уже осталось. – И тележка снова покатилась вдоль песчаной кромки пляжа.

– Это что же это такое? – растерянно прошептал Александр, когда тележка отдалилась на достаточное расстояние и можно было перешептываться, не опасаясь быть услышанными. Он не знал, что и думать. – Ты же говорила, что они трусы и кроме подлости ни на что больше не способны… – запаниковал он. – Только, похоже, получается, что ты их явно недооценила. – Он с укоризной и болью бросил Веронике обвинение. – Не знаю, как ты вычислила то, что эти два субъекта окажутся именно здесь, что ты знаешь об Изольде, об этом ящике и вообще – об этом деле, но ты как хочешь, а я иду в полицию, – заявил о своих твердых намерениях Оршанский. – Похоже, тут все обстоит гораздо сложнее, чем мы с тобой предполагали, – сделал он свои выводы, – и собственными силами в этой ситуации нам с тобой не обойтись.

– Подожди, – остановила его гимнастка, – не впадай в преждевременную суету. Это может только навредить. Полицию вызвать мы всегда успеем. – Вероника попыталась успокоить журналиста. – Не забывай, что они – артисты цирка, – мягко урезонивала гимнастка своего взволнованного напарника, – привыкли разыгрывать, кокетничать с публикой, показывать фокусы. Я вполне допускаю, что вот именно сейчас они провоцируют нас – тебя и меня – везут пустой ящик, чтобы мы ударились в панику и вызвали полицейских. Эти двое, – гимнастка кивнула на удаляющихся дрессировщика и иллюзиониста, – они, может быть, и трусы, и подлецы, но дураками их никак не назовешь. Смотри, что получится: прибывает отряд местного спецназа, заламывают им руки, а за что, если ящик – пустой? – Вероника обрисовывала картинку возможного развития событий. – Тогда полиция берется за нас. Почему вы решили, что в ящике – труп? Вы точно знаете, что девушка мертва? – Вероника начала проводить предполагаемый допрос. – А если нет, тогда как вы объясните свое нахождение на пляже во втором часу ночи? Ну, и так далее, и тому подобное. Жилы тянуть фараоны умеют, – закончила она. – Еще раз говорю – не надо спешить.

– А что, – неоспоримость логических выводов Вероники разозлили журналиста, – мы так и будем сидеть здесь и строить предположения? Надо же что-то делать!

– Надо, – согласилась гимнастка, – сейчас мы медленно встанем, – она начала излагать свой план, – и незаметно, повторяю, незаметно, крадучись, пойдем за Заметалиным и Жозеффи. Куда-то же они направляются, верно?

– Естественно, – согласился Александр, – не погулять же они вышли с тележкой.

– Значит, где-то остановятся, – подытожила Вероника, – и станут разбираться с грузом, если он есть в ящике. Мы посмотрим, что там у них такое, и, исходя из этого, будем ориентироваться, стоит ли нам вызывать блюстителей правопорядка. Пошли, – коротко приказала она, и парочка тронулась следом за иллюзионистом и дрессировщиком.

– Непохоже, что ящик пустой, – с сомнением покачал головой Оршанский, – вон, какая колея глубокая. Да и тащили они тележку с явными усилиями, перекуривали, отдыхали. Зачем им заниматься таким натурализмом?

– Вот сейчас и узнаем, – тихо ответила девушка и снова прижала палец к губам. Здесь уже следовало быть максимально осторожными, потому что Заметалин и Вольдемар Жозеффи свернули к морю, добрались до самой кромки прибоя и закатили тележку под небольшой пирс, с которого обычно рыбачат любители морской ловли. Через несколько секунд оба злоумышленника вышли из-под бетонного навеса, держа в руках самые обыкновенные лопаты, очевидно, заранее припрятанные в тележке, и принялись истово копать, сосредоточенно сопя. Минут через пятнадцать, которые для Александра показались целой вечностью, криминальный дуэт отрыл яму довольно приличных размеров – высотой почти в человеческий рост. Выбравшись на поверхность, дрессировщик и иллюзионист воткнули лопаты в образовавшийся песчаный холмик и двинулись сгружать поклажу. Спустя некоторое время к мерному и спокойному шуму моря добавилось натужное кряхтение, звуки беспорядочной возни, и вскоре из-под черного провала пирса показались две фигуры, которые с большим усилием волокли реквизитный ящик. Добравшись до края отрытой ямы, они тяжело опустили на песок свою ношу и присели на крышку, намереваясь немного отдохнуть и после этого уже довести до конца начатое ими черное дело.

– Она там! – не выдержав напряжения, сдавленным шепотом произнес Александр. – Вероника, она там!

– Тихо, – еле шевеля губами, ответила гимнастка. – Если Изольда мертва, то мы ей уже ничем не поможем.

– Как ты можешь так спокойно об этом говорить? – Оршанский еле сдерживался, и Вероника, боясь быть услышанной, дала знак к отступлению. – Не знаю, что там, – произнесла девушка, когда наблюдатели отползли на достаточное расстояние, – надеюсь, не труп Изольды, – при этих словах Александр нервно всхлипнул, – но что-то в этом ящике явно есть. Тележка – это одно, но тащить с таким напряжением, как это делали Заметалин и Жозеффи, можно только очень тяжелый груз, в этом я не сомневаюсь.

– Они убили ее, – зло скрипнул зубами журналист, готовый ринуться в бой и карающим ангелом обрушиться на головы кровожадных злодеев.

Вероника почувствовала состояние своего спутника и протянула Оршанскому свой мобильный телефон:

– Все, – подвела черту под этим делом воздушная гимнастка, – ждать больше нечего. Вызывай полицию.

Отговаривать девушку или объяснять, что этими типами должна заниматься не местная полиция, а родная, российская ФСБ не имело смысла, и Александр достал трубку мобильного телефона. В конце концов, он сделал все, что мог…

Застревая своими широкими пальцами в элегантных и узеньких кнопках женской модели, после нескольких неудачных попыток набрал наконец долгожданный номер «сто девятнадцать»…