«Лада-Феррари» остановилась у дома Горецкого. Кремер загасил сигарету в пепельнице, вышел, захлопнул дверцу и направился к подъезду.

Больше недели прошло со времени событий в Рогинске. Кремер дневал и ночевал с Ольгой в больнице, отлучаясь лишь для того, чтобы купить ей цветы, соки и какие-нибудь разрешенные врачами угощения. Горецкий часто навещал их, а однажды приехал и Шведов, совсем не случайно оказавшийся в Москве. Но об истории с документами Шлессера они почти не говорили, а о самих документах не упоминали вовсе. Кремер отправился к полковнику лишь тогда, когда Ольга достаточно окрепла, чтобы он мог позволить себе оставить ее ненадолго. Впрочем, и в этом ей пришлось полдня убеждать Кремера, пока он не согласился, да и то после основательной беседы с врачом.

Горецкий встретил его с бутылкой превосходного коньяка. Кремер не замедлил оценить благородный напиток. Не отставал от него и полковник, мотивируя тем, что в данный момент он не на службе. Они поговорили немного об Ольге, прежде чем перейти к тому, ради чего, собственно, и встретились.

– Итак, – сказал Кремер, – пазл собран? Все кусочки мозаики на своих местах?

– Не все, – ответил полковник, закуривая. – Остались еще юные гении Голдина с их лабораториями. Это пока в тени.

– Разве Голдин не дал показаний? Не понимаю, какой ему теперь смысл упорствовать…

– Голдина трудно допрашивать, он очень плох… Врачи вообще сомневаются, что он выкарабкается. Ну, за что боролся, на то и напоролся. Слез по нему проливать не станем, а гении… Они же ученые, а не преступники. Найдутся со временем, и пусть себе занимаются наукой…

– А что наш главный «хитрец»?

– Багров! – Горецкий многозначительно поднял палец. – Будем уж называть его так… С ним сложнее. Только тронь его, и такая муть со дна поднимется, не разгребешь… С ним, конечно, побеседовали, он сдал, кого еще мог. А в обмен ему предложили почетную отставку.

– Только и всего?

– Только и всего, Андрей. Тут замешана высокая политика… Впрочем, «управления М» это не касается. Главное, что он обезврежен… Зато Чарского мы выпотрошили по полной программе и передали официальным властям. Теперь они им занимаются – похищение человека да плюс эти загадочные смерти его пациентов… Раскрутят, не беспокойся. На свободу он не скоро выйдет, если только не повесится в камере.

– Хорошо бы… Ну а документы Шлессера… И вся эта история? Как сведения о документах попали в архив Горта?

– Да от тех же «Хитрецов». Горт за ними присматривал, то есть шпионил. И шпионы его кое-что копировали. Сама история восходит к Георгу фон Отеру – помнишь, кто это такой?

– Ассистент Шлессера. Ученый, который потом работал в Казахстане.

– Он самый. Он знал, что после самоубийства Шлессера его бумаги были вывезены на субмарине Манфреда Хелгена. «Хитрецы» этого не пропустили. Но долгое время считалось, что Манфред Хелген погиб вместе со своей субмариной в конце войны. Только сравнительно недавно «Хитрецы» установили, что войну Манфред Хелген пережил, нашли и его сына, Вернера. По логике, документы вполне могли достаться Вернеру по наследству.

– По логике? Так это было лишь предположение?

– Очевидно, хотя и Голдин, и Боровиков приняли его за факт, и не ошиблись.

– А что предприняли сами «Хитрецы»… И Горт?

– Для них было уже слишком поздно.

– Почему поздно?

– Потому что машина в Новинске была почти готова к запуску. Не было смысла засвечиваться в решающий момент, затевая охоту за документами. Ведь в них все равно содержалось только то, что уже было тщательно восстановлено и развито фон Отером, воплощено в металле… А конкуренции они особо и не опасались. По их разумению, за эти годы у кого-то другого хватило бы времени воспользоваться идеями Шлессера. И если бы это произошло, мир стал бы совсем другим… Но коль скоро не стал, значит…

– Но каким же?! – воскликнул Кремер. – Что это за чертова машина?

– Видишь ли, Андрей… Генрих Шлессер был весьма интересной личностью… И весьма известной, кстати, не только в тогдашней Германии. Две докторские степени, медицина и физика. Он работал на стыке наук. Сегодня мы назвали бы его биофизиком, в современном понимании. Выдвинул немало смелых идей, многие его работы до сих пор актуальны… Кроме той, разумеется, совершенно секретной, которой он занимался в концлагере Везенштайн.

– Да чем же он там занимался?!

– Он пытался создать так называемый биорезонансный модулятор. То же самое, над чем потом работали фон Отер и компания. По замыслу должен был получиться генератор некоего излучения. Воздействуя на мозг, это излучение должно было повышать внушаемость людей.

– Модификация поведения?

– Что-то в этом роде. Идея заключалась в том, что под действием этого излучения людей будет нетрудно убедить в чем угодно.

– В том, что Германия превыше всего, например?

– В чем угодно, – повторил полковник. – Хоть в том, что вся власть и все деньги принадлежат, скажем, Горту.

– Ага. Или Голдину. Или Чарскому! Теперь понятно, из-за чего заварилась вся эта каша. Но ты называл документы лабудой?

– Как выяснилось, теория оказалась ошибочной. Построенная на ее основе машина не могла работать. То есть она работала бы, но не так, как рассчитывали Шлессер, фон Отер и те, кто за ними следовал.

– А как же? Как-то ведь она работала! Те фотографии… Те изуродованные люди в подземельях Везенштайна! Что это было?

– Это были жертвы первичных экспериментов. Шлессер подвергал их очень сильному облучению, с небольших расстояний. Война подходила к концу, и он торопился установить сбалансированные дозы опытным путем. Безусловно, он был талантливым ученым. Будь у него побольше времени, он убедился бы в фундаментальной ошибке. Повысить внушаемость человека таким образом нельзя. Но времени на практику не было. Осталась теория… И фон Отер, который верил в эту теорию.

– И все-таки… Что случилось бы, если бы машина в Новинске была запущена?

– Ровным счетом ничего… Разве что кратковременные психические расстройства у тех, кто находился бы возле генератора. Так что и «Фантом», противоядие для избранных, получается, был ни к чему…

– Но ведь над этой машиной работали настоящие ученые, а не двоечники, не бездари! И они тоже проводили какие-то эксперименты, не одними же вычислениями! Как могло получиться, что никто из них…

– Ну, фон Отер – все же не Шлессер. И мировых светил у них там не было. С таким, знаешь ли, не к любому сунешься! Не из кого особо выбирать.

– Да, но…

– Вполне возможно, Андрей.

– Что возможно?

– То, что кто-то из них знал или догадывался о тупике.

– И продолжал бессмысленную работу?

– Может быть, именно поэтому.

Горецкий умолк и снова разлил коньяк по пузатым бокалам.

– Генрих Шлессер называл свое творение проектом «Деймос», – продолжил он задумчиво. – По легенде, у бога войны Марса было два сына, Деймос и Фобос, Ужас и Страх. И они везде сопровождали своего отца… Как видишь, старые легенды не ошибаются. Теория Шлессера оказалась в конечном итоге чепухой, но сколько людей погибло из-за нее…

– Не из-за нее, – возразил Кремер. – Из-за алчности ненасытной… И совсем тут ни при чем легендарный Деймос. Если бы люди наконец поняли…

– Андрей! Тебя потянуло на проповеди?

Кремер смущенно усмехнулся:

– В самом деле, что это я… Размяк от твоего коньяка! Но, Стас, мне еще одно непонятно.

– Что?

– Ситуация с Вернером Хелгеном. Могло ли так быть, что он столько лет хранил у себя документы и ни разу не удосужился поинтересоваться их содержанием?

– Ну, – полковник развел руками, – здесь остается только гадать. Может быть, интересовался. Может быть, даже показывал их ученым… Или какому-то одному ученому, который разобрался в проблеме и сообщил Вернеру, что бумаги эти имеют ценность разве что историческую… Вот Вернер и хранил их у себя, только как память об отце. А может быть, произошло и что-то совсем другое… Нам теперь этого не узнать.