«Просыпайся, соня!» – мысленно приказала себе Лариса и открыла глаза. И сразу увидела себя в огромном зеркале – заспанную, растрепанную, но неуловимо помолодевшую. Давно она так хорошо не выглядела по утрам. Даже макияж накладывать не надо.

– Господи, до чего же здорово! – пропела тихонько и сладко потянулась. И вдруг сердце пронзила острая как бритва мысль: «Чему ты радуешься, дура? А если все это тебе только приснилось?»

Вскочив с кровати, на цыпочках подошла к двери. Чуть приоткрыла и облегченно вздохнула – слава богу, Андрей здесь! Спит на диване, бедненький, и не думает ее охранять. Хотя вчера сам вызвался проводить до квартиры. Понятно, что Лариса пригласила его на чашечку кофе, а он, конечно же, не отказался. Ну а потом…

Что было потом, Лариса помнила смутно. Кажется, вместо кофе они выпили по бокалу шампанского – за удачный исход дела. Потом долго разговаривали. Часов до четырех. Когда Андрей стал зевать, она постелила ему на диване в гостиной. Зашла пожелать спокойной ночи, поцеловала по-дружески… И как только ее губы коснулись его небритой щеки, в душе все перевернулось: вот он, ее сказочный принц! Именно таким она его и представляла – красивым, сильным, ловким. А Андрей, словно почувствовав ее состояние, медленно провел ладонью по ее спине. Она еще теснее прижалась к нему. Их губы слились в поцелуе и…

От воспоминаний у Ларисы закружилась голова. Набросив халат, она метнулась на кухню, чтобы сварить кофе и приготовить яичницу с беконом. Как-никак, у нее в доме находился настоящий мужик, и его не станешь кормить кашками и йогуртами. Увы, но за многие годы одиночества Лариса совершенно разучилась готовить: яичница подгорела, кофе сбежал. От отчаяния ей хотелось заплакать. Она попыталась спасти положение бутербродами, но порезала палец.

Когда Андрей появился на пороге кухни, Лариса как раз заклеивала рану пластырем.

– Доброе утро, – поздоровался он, отводя глаза. – Видите, какой из меня неважный телохранитель, – все проспал. Даже завтрак.

Одной фразы оказалось достаточно, чтобы понять его состояние: смущен, не знает, как себя вести. Да сотни мужиков отдали бы все на свете, чтобы оказаться на его месте…

«Хотя бы на минуту забудь, что ты – кинозвезда! – мысленно осадила себя Лариса. – Если хочешь, чтобы у нас были нормальные отношения, веди себя как обыкновенная баба».

Она подошла к нему и положила голову на его широкую грудь. Андрей, перестав смущаться, обнял ее. Да так крепко, что у Ларисы дыхание перехватило. Сердце сладко заныло: ее чувства не остались без ответа.

– Как хорошо, что я тебя встретила, – призналась она. – Никогда не думала, что могу влюбиться, как семнадцатилетняя девчонка.

– Я ведь тоже уже ни на что не надеялся… Моя личная жизнь складывалась не ахти как. Много лет назад я потерял жену и дочь. Еще года не прошло, как убили мою подругу. Я считал, что мне на роду написано быть одиноким. Но когда увидел тебя… – Андрей замолчал. Было видно, что он не находит слов, чтобы выразить свои чувства. – Я все еще не верю, что ты – моя.

– Твоя… – Лариса счастливо рассмеялась.

Андрей подхватил ее на руки и понес в спальню…

Через полчаса она кормила его завтраком, который приготовил сам Андрей. Яичница у него получилась отменная – настоящая глазунья. Да и салат из свежих помидоров и огурцов вышел хоть куда.

– Извини, но хозяйка из меня никудышная, – виновато призналась Лариса, с аппетитом доедая завтрак. – Столько продуктов коту под хвост… Ну ничего, ужин я приготовлю такой, что ты пальчики оближешь.

На лице Андрея появилась растерянность. Отодвинув тарелку, тихо сказал:

– Лариса, я сегодня уезжаю.

– Куда?

– В Москву. На девятичасовом… Здесь мне больше делать нечего… – Андрей сконфузился, поняв, что сморозил глупость. – Я в том смысле, что моя работа здесь закончена. Парамонову, чем мог, помог. Пора и честь знать. К тому же в Москве у меня, наверное, столько дел накопилось…

От обиды на глаза навернулись слезы: у мужиков одно на уме – работа. Да если бы он сказал ей: «Лариса, бросай все, поехали со мной!» – она бы не колебалась ни секунды. Плюнула бы и на съемки, и на театр, расторгла бы контракт с рекламным агентством. И все ради того, чтобы каждое утро просыпаться рядом с Андреем.

– Я понимаю, – сдавленным голосом проговорила она. – Но ты не мог бы задержаться здесь еще на день?

– На день? – Андрей нахмурился. – Но какой смысл? Побыть с тобой мне вряд ли удастся: ты ведь загружена – съемки, спектакли, репетиции. Предложить тебе поехать со мной у меня язык не поворачивается. Я не хочу отрывать тебя от привычной жизни. Да и что я могу тебе предложить? Я ведь простой мент.

– При чем здесь это? – вспылила Лариса. – Я тебя люблю, ты понимаешь? Я жить без тебя не могу!

Несколько минут Андрей молча смотрел прямо перед собой. Затем, сделав над собой усилие, со вздохом сказал:

– Мне льстит, что такая женщина, как ты, признается мне в любви. Но, Лариса, давай не будем спешить. Давай проверим наши чувства временем. Я готов позвать тебя с собой, в Москву, прямо сейчас. Но надо ли тебе это? Ты хорошенько подумай, прежде чем давать мне окончательный ответ…

В клинике, где лежала Настя Потанина, были строгие правила посещения: с пяти до семи вечера. Андрею с трудом удалось уломать главврача, чтобы тот разрешил ему повидаться с Настей во внеурочное время.

Он не заходил к ней больше недели и, увидев, здорово обрадовался – результаты лечения были налицо. Правда, Настя похудела еще больше, но зато в глазах вместо глухой, затравленной тоски появились живые искорки.

– Привет, Фараон! – поздоровалась она, кутаясь в серый больничный халат. – Даже странно тебя здесь видеть. Я была уверена, что ты давно в Москве.

– Да, командировка в ваш город затянулась… Вообще-то, я пришел попрощаться. Сегодня уезжаю.

– Правда?.. Что ж, счастливого пути. Передавай привет Дорофеевым. Скажи Ване, что я его очень люблю. Пусть приезжает в гости…

– Обязательно передам.

Говорить было решительно не о чем, хотя, направляясь сюда, Андрей заготовил целую речь. Но Настя слушала без всякого интереса его рассказ о том, как продвигается расследование убийства ее дочери. Молча смотрела и устало улыбалась. И в тот момент, когда он мысленно подыскивал повод, чтобы уйти, неожиданно заявила:

– Значит, его нашли.

– Кого? – не понял Андрей.

– Того, кто убил Альку… Ты уезжаешь, значит, все нормально. Иначе ты бы не уезжал.

Подивившись ее проницательности, Андрей кивнул.

– Ты права. Расследование фактически закончено. Остались пустые формальности. Но с этим справятся без меня.

– Господи, за что? За что меня лишили единственной дочери? – В голосе Насти слышалась такая горечь, что Андрей невольно содрогнулся. – И почему именно она?

Еще минуту назад он был уверен, что расскажет ей все: и про Кайзера, и про Шершнева, и про то, почему погибла Алька. Но сейчас, глядя в небесно-голубые Настины глаза, вдруг понял, что не сможет открыть ей всей правды. Ни ей, ни Дорофееву, ни даже Бабкину, который не имел никакого отношения к этой истории.

«Пускай это останется при мне», – подумал он, а вслух сказал:

– Стечение обстоятельств – Алька оказалась в неудачное время в неудачном месте… Извини, конечно, за банальное утешение, но убийцу все-таки нашли.

– Это не вернет мне дочери. Но, как ни странно, мне стало гораздо легче. – Настя вдруг прильнула к его груди и тихо заплакала.

Андрей погладил ее по голове, словно маленькую.

«Моя совесть чиста – все, что мог сделать для нее, я уже сделал, – подумал он. – Остальное зависит от Парамонова и его ребят… Неплохо бы заглянуть к ним перед отъездом. А то нехорошо получается: когда надо было – под ногами путался, а сейчас, когда дело почти закончено, – меня там и не видно…»

В это утро Липницкий вел машину крайне осторожно: не шел на обгон, притормаживал на желтый сигнал светофора. Причиной тому было его неважное самочувствие. Впрочем, удивляться тут было нечему – за минувшие сутки он прилег лишь на пару часов. А перед этим всю ночь прокуковал в окрестностях СИЗО, дожидаясь, когда же наконец оттуда выйдет Сапожников. Появился он около шести утра и, судя по виду, был очень доволен собой. А это могло означать только одно – Шершнев мертв. Но смерть Шершнева была лишь частью задуманной Липницким операции. Теперь следовало поставить точку. Куда с большим удовольствием он доверил бы это кому-нибудь другому, но все те, кто мог бы справиться с подобной задачей, были мертвы. Теперь Липницкий мог рассчитывать только на себя. Ужасно хотелось спать, но он понимал – еще не время расслабляться, а потому старался контролировать каждое свое движение, каждую мысль.

В общем-то, ничего сложного в том, что он должен был сделать, не было. В ФСБ такие дела обычно поручали новичкам. Но слишком уж много воды утекло с тех пор, когда он сам был зеленым юнцом…

Добравшись до девятого километра и не обнаружив у дорожного щита Сапожникова, Липницкий не на шутку растерялся.

«Неужто этот лох опять наширялся?» – с тревогой подумал он, но разворачивать машину не стал.

Как оказалось, не напрасно. Окинув местность внимательным взглядом, он обнаружил Сапожникова неподалеку, в кювете. Тот лежал на траве и с дурацкой ухмылочкой на лице рассматривал облака. На появление Липницкого среагировал не сразу. Несколько мгновений тупо рассматривал его физиономию и лишь потом поднялся и присел на корточки.

– Шушера и вправду был уродом, – проговорил он и уставился на собственную кроссовку. – Не человек, а слизняк какой-то. Гниль, одним словом. – Поморщившись, он брезгливо сплюнул на траву.

«Кажется, парень уже успел накачаться, – предположил Липницкий. – Но на какие шиши? Неужели с кем-то встречался?»

– С кем встречался? – повторил он вслух.

– Машка в семь забегала – перепихнуться.

– Надеюсь, о наших делах ни слова?

– Я что, совсем тупой?

– Хорошо, – удовлетворенно кивнул Липницкий и строго приказал: – Садись в тачку. Прокатимся.

Сапожников не стал возражать. Поднялся на ноги и лениво побрел к машине.

Проехав метров пятьсот, Липницкий свернул в березовую рощу. Убедившись, что машина не видна с шоссе, заглушил мотор и предложил «немного подышать свежим воздухом». Сапожников выбрался из салона и с интересом огляделся:

– Красота! Давно я не был в лесу.

«Здесь ты и останешься», – усмехнулся Липницкий, доставая из бардачка пистолет, на дуло которого был навинчен глушитель. Пряча оружие за спиной, вышел вслед за Сапожниковым.

– Паша! – позвал негромко и, когда тот обернулся, вскинул правую руку. Палец плавно нажал на спусковой крючок, раздался легкий хлопок, и Сапожников, так ничего не успев сообразить, рухнул в высокую траву.

Подождав пару секунд, Липницкий подошел к Сапожникову вплотную. Тот лежал на земле, широко раскинув руки, и смотрел в небо. Полчаса назад он точно так же лежал на обочине дороги, только на этот раз его голубые глаза были пусты и безжизненны. Поняв, что контрольного выстрела не понадобится, Липницкий не почувствовал желаемого облегчения. После бессонной ночи все эмоции атрофировались. Он был не способен ни радоваться, ни скорбеть.

Развернулся и широким шагом двинулся к машине. Открыл багажник, достал из него черный пластиковый пакет, шпагат и лопату. Огляделся, взглядом отыскивая место для ямы. Решил далеко не ходить – копать рядом с трупом. Но вначале следовало упаковать Сапожникова в целлофан. Липницкий натянул тонкие резиновые перчатки и подошел к телу. Брезгливо морщась, обыскал карманы – зажигалка, одноразовый шприц, спичечный коробок с ширевом. Ничего такого, что помогло бы опознать личность потерпевшего. Все находки Липницкий положил назад. Сапожникову они, конечно, уже не понадобятся, но зато могут сослужить хорошую службу при обнаружении трупа. С наркоманами ведь обычно не церемонятся. Глядишь, и дело будут вести спустя рукава…

Присев на корточки, Липницкий принялся надевать на Сапожникова пакет. Испачкался кровью, как черт, но зато закончил все быстро. Сверху перевязал шпагатом. Теперь Сапожников стал похож на упакованный в химчистку ковер. Оставалось вырыть яму и спустить труп туда.

Аккуратно сняв верхний слой дерна на площади два на метр, Липницкий стал копать. Минут через пятнадцать заломило плечи и закружилась голова. Сжав зубы, Липницкий продолжал вгрызаться в твердый грунт. Когда яма была готова, он сбросил Сапожникова туда и сел перекурить. Но, сделав пару затяжек, выбросил сигарету. Расслабляться не было времени – а вдруг на опушку забредет какой-нибудь грибник?

Быстро забросав труп землей, Липницкий разровнял землю лопатой, а сверху аккуратно уложил дерн. Теперь обнаружить эту могилу мог только очень наблюдательный человек. Но те, кто вырывается на природу из душного города, думают только об одном – как провести свои выходные с кайфом. Так что на этот счет Липницкий мог быть спокоен. Волновало другое: как поведут себя родители Сапожникова, когда осознают, что их сын пропал. Понятно, что обратятся в милицию, те начнут выяснять, когда и где пропавшего видели в последний раз. Может выплыть, что он побывал в СИЗО – распил с бывшими коллегами бутылку водки. Здравомыслящий следователь, сопоставив смерть Шершнева и прошлые «заслуги» Сапожникова, может сделать кое-какие выводы…

«Если это дело станут копать, напущу на них Савина, – подумал Липницкий. – У него есть подвязки и в прокуратуре, и в УВД, и даже в министерстве… Свою часть работы я выполнил – хвосты подчистил. Теперь пусть Савин покрутится…»