Трагически погибшего подполковника Сомова в отделе не любили. Впрочем, выражение «не любили» не совсем соответствовало истинным чувствам оперативников 136-го отделения милиции. Своего бывшего начальника они терпеть не могли.

Считали, что тот слишком задирает нос, «дружит» только с теми, кто ему заведомо полезен, а остальных использует в личных интересах, как дармовую рабочую силу.

Тем не менее на девятый день после печального события помянуть Сомова собрались все. Почему? Да хрен его знает! Может, опохмелиться хотелось после вчерашнего, а может, в душах оперативников пробудилось сострадание.

Поминки было решено справлять прямо на рабочем месте, в бывшем кабинете того же Сомова. Теперь его занимал майор Дорофеев, временно исполняющий обязанности погибшего подполковника. Скинулись, кто сколько смог, и послали непьющего Гурвича в магазин за водкой. Ваня Дорофеев занялся нарезкой огурцов, капитан Саша Калина взял на себя стаканы и тарелки. Только Леха Бабкин остался не у дел. Впрочем, совесть его была чиста: он первым предложил выпить за упокой души бывшего начальника.

Воспользовавшись всеобщей занятостью и отсутствием интереса к его персоне, Леха незаметно переместился за компьютер и запустил свой любимый компакт-диск с «Вольфом». В компьютере что-то затрещало, захлопало, завыло. Калина и Дорофеев отнеслись к этому спокойно. Они готовы были вытерпеть все, лишь бы Бабкин не путался под ногами и не доставал всех дурацкими советами. Леха же разошелся не на шутку.

– Что, гестапо хреново?! – орал он. – Не нравится, когда мозги по трубе!..

Ну, кто еще? Ты? Ну, давай, фашистяра! Выкусил? Теперь будешь знать наших!

Подожди, подожди, сейчас и с псиной твоей разберемся… Ах ты сука! Да ты что себе позволяешь? – Бабкин схватил «мышь» и что было сил застучал ею по столу.

Бьющийся в истерике Бабкин, собачий лай, треск выстрелов и грохот принтера – это уже походило на конец света.

– Все, военно-полевые учения окончены! – не выдержал Дорофеев, подскочил к компьютеру и выключил его. В кабинете стало тихо. Только принтер продолжал грохотать. Недоумевающе переглянувшись, Дорофеев и Бабкин уставились на выползающий из него лист.

– Возможно, что-то интересное, – предположил Бабкин. – Только не по-нашему.

– Дождавшись, когда принтер закончит стучать, он взял лист и, пробежав глазами по строчкам, объявил:

– Это Сомову. Дальше непонятно, потом циферки, потом опять не по-нашему, потом «Берн» и дата… сегодняшняя.

– Спасибо, Леха, за перевод. – Дорофеев вырвал лист у Бабкина и сунул его под стекло на столе. – Пусть лежит.

– А может, выкинуть на фиг? – предложил Бабкин. – Сомову информация уже вряд ли понадобится, а мне тем более.

– Ребята, у нас вроде как поминки, – напомнил Калина и кивнул на входящего Гурвича. – Во, и Миша уже подоспел.

Обменявшись уничтожающими взглядами, Бабкин и Дорофеев молча сели за стол.

На правах старшего Ваня принялся разливать. Потом поднял свой стакан и оглядел коллег – вдруг кто-нибудь захочет высказаться. И тут же понял, что дальше мрачных физиономий дело не пойдет.

– Ну что, мужики, вздрогнем? – предложил он и опрокинул в рот свою порцию.

Капитан Саша Калина и старлей Леша Бабкин без промедления последовали его примеру. Миша Гурвич едва пригубил из своего стакана и тут же закашлялся под неодобрительными взглядами. Дружно захрустели солеными огурцами, принесенными, как водилось, Дорофеевым из дому, затем выпили еще по одной. Говорить о Сомове не хотелось, хотя все прекрасно понимали, что на поминках без воспоминаний о покойном не обойтись.

– Как ни крути, мужики, а Сомова жаль, мрачно произнес Дорофеев и вновь взялся за бутылку. – Получить пулю в башку в самом расцвете лет… Сколько ему было? Сорок два, кажется?

– Получить пулю в башку обидно в любом возрасте, – усмехнулся Бабкин, с интересом наблюдая за тем, как майор, не глядя, отмеряет всем поровну.

– Я вот только одного не пойму, – продолжил майор. – Какого хрена его застрелили? Занимался все больше писаниной, в крутые разборки не совался. Кому он дорогу перешел?

– Если никаких следов, ясно кому, – не задумываясь, выпалил Бабкин.

– На Лубянку намекаешь? – поддержал разговор Калина.

– А что? Запросто, – оживился Леха. – Во время военных маневров три процента убитых в плане прописаны. У фээсбэшников тоже такая нормочка имеется.

Один-два мертвых а на одну операцию в пределах допустимого. Вот они и палят без разбору, прикрываясь этим пунктиком.

– Совсем оборзели! – пробормотал Дорофеев и, прожевав огурец, уже серьезно добавил:

– Вряд ли это их работа. Нет серьезного мотива.

– А я о чем говорю! – рассердился Бабкин. – Одного-двух можно без мотива.

Дорофеев на мгновение задумался, потом покачал головой:

– Не верю.

– Если честно, я тоже, – подыграл ему Бабкин. – Сомик только и умел, что начальству задницу лизать. Не удивлюсь, если окажется, что его убили из спортивного интереса. Какой-нибудь молокосос в киллеры решил поиграть и очки себе набивает. А подстрелить начальника УГРО это же круто! Пару раз нажал на курок, вот тебе и готовая репутация… Жаль, что дело у нас Петровка забрала.

– Если кого-нибудь интересует мое мнение, – встрял в разговор Миша Гурвич, – Сомик никогда не казался мне безобидным. Он просто притворялся пофигистом. А на самом деле ему было не все равно, что делается в нашем районе. Он раскопал что-то, вот его и убили.

В глазах у майора промелькнула насмешка. Он недолюбливал Гурвича, как, впрочем, и все в отделе, и не считал нужным это скрывать.

– Самый умный, да? Сколько ты в уголовке работаешь? Без году неделя! А уже корчишь из себя этакого интеллектуала! Комиссар Мегрэ, мать твою!

Побледнев, Миша собирался достойно ответить «старшему товарищу», но тут зазвонил телефон. Вмиг позабыв о назревающей ссоре, оперативники настороженно переглянулись. У каждого в глазах читался вопрос: неужели срочный вызов?

Телефон трезвонил, не переставая, и Дорофеев, выругавшись, рывком снял трубку:

– Майор Дорофеев!

Несколько секунд он молча слушал .невидимого собеседника. Затем насмешливо фыркнул и, сдерживая раздражение, переспросил:

– Граната, говоришь? Ну и что?.. Ах, заложники!.. Да пошли ты этого Бородаенкова на хрен. Он что, первый раз такие фортели выкидывает? Пора бы привыкнуть… Как? Ты месяц назад участок принял? Извини, брат, не знал…

Короче, мой тебе совет: иди домой и отдыхай… Да, считай, что это приказ.

В случае чего беру ответственность на себя. Бывай! – Опустив трубку на рычаг, Дорофеев тяжело вздохнул:

– Забодало!

– Случилось чего? – живо поинтересовался Бабкин. – Кто звонил?

– Участковый с Мосфильмовской. Опять этот алкаш Бородаенков дом взорвать грозится. Взял жену в заложники, стоит в оконном проеме, гранатой размахивает.

Требует смены правительства… И без того меняют каждые два месяца!.. О чем это я? Ах да, о Бородаенкове! Короче, новенький у них участковый. Испугался, просит прислать спецназ… Я что, Бородаенкова не знаю? Поорет, поорет и успокоится.

Главное, не обращать внимания на его заскоки. Когда нет публики, этому психу становится скучно, он и перестает выпендриваться… Ладно, проехали!

Быстренько откупорив очередную бутылку, он прошелся почти без задержки над стаканами. Поднял свой, задумчиво посмотрел сквозь него на свет и вдруг предложил:

– Давайте, мужики, выпьем за нашего будущего начальника. Чтобы нормальный мужик попался. А то мне уже осточертело быть Ионычем.

Тост поддержали с энтузиазмом. Вторая бутылка разошлась быстрее, чем первая, хотя Миша Гурвич в ее реализации не участвовал. Третью (последнюю!) решили потянуть.

Разговор, как обычно, плавно перетек в русло производственных проблем.

Потом в ход пошли забавные случаи, старожил Дорофеев принялся вспоминать старых начальников. В конце концов вернулись к тому, с чего начали, к убийству Сомова.

– Неужели Сомик все-таки копал под кого-то? – не мог успокоиться Дорофеев.

– Только вот под кого?.. – Он пристально посмотрел на Гурвича. – Миша, ты у него на подхвате был. Должен знать.

– Ну, давай, Миша, колись. – Бабкин локтем ткнул младшего лейтенанта под ребро. – Не заставляй старших товарищей ждать. Видишь, тост застопорился.

Окинув коллег взглядом приговоренного к вышке, Миша тяжело вздохнул и негромко произнес:

– Да ничего особенного. Единственное, что не совсем укладывается… За неделю до смерти он просил навести справки о Полежаеве. Кто под ним ходит, с кем общается…

– Молодец Сомик! – восторженно проговорил Бабкин. – Круто взял!

– Где-то я слышал эту фамилию, – задумавшись, пробормотал Дорофеев. – Больно знакомая… В кино, что ли?

Покосившись на пребывающего в глубоком раздумье майора, Бабкин едва сдержался, чтобы не рассмеяться. Потом, сжалившись, подсказал:

– Полежаев Сергей Федорович. Ну? Так и не вспомнив, Дорофеев с досадой потер лоб и бросил на старлея сердитый взгляд.

– Что у нас есть на Полежаева? Леха ответил смехом, а Гурвич почтительно произнес:

– Это второй зам нашего мэра.

– Все, ребята, я пас. – Калина поднял руки, показывая, что не намерен обсуждать возникшую версию. – Мне квартира от мэрии светит.

– Короче, мимо цели, – подвел итог Бабкин и поднял стакан. – А поскольку все вопросы снимаются, предлагаю тост.

Внезапно оживший телефон заставил его замолчать. Дорофееву опять пришлось снять трубку.

– Ионыч утро майор Дорофеев, – скороговоркой проговорил он и вдруг недовольно поморщился. – А-а-а, это опять ты, лейтенант. Ну, какие еще проблемы?

– Около минуты Ваня молча слушал, потом спросил:

– Тебя где так хохмить научили?

В школе милиции? Нет?.. Хочешь сказать, он в самом деле выбросился? Взял да и бултых вниз?.. И что?.. Не знаешь, что делать дальше? А дальше звонишь, но не мне, а в морг. Пусть вышлют машину. Потом берешь бумагу, двоих своих парней, то есть свидетелей происшествия, и оформляешь несчастный случай. Все понял или повторить? Ну а если понял, действуй. Все. – Дорофеев сердито швырнул трубку на рычаг и, поймав на себе вопросительные взгляды оперов, пояснил:

– Бородаенков выбросился-таки из окна.

– Ну и черт с ним, – равнодушно отозвался Бабкин. – Ты-то чего переживаешь?

Представляешь, сколько людей вздохнуло с облегчением. А у родни и вовсе праздник, такой насос отвалил.

Дорофеев сверкнул на Бабкина глазами, потом отчаянно махнул рукой и примирительно произнес:

– Ладно, пацаны, продолжаем…