36
Но нет, так же легко, бесшумно и с налету захватить «Большую Берту» не удалось: охрана гаубицы оказалась более многочисленной и бдительной, чем охрана пленных. Русских заметили, завязалась ожесточенная перестрелка.
Неразбериха вокруг «Большой Берты» царила неимоверная, это обстоятельство, а также неожиданность нападения играли на руку Голицыну. Был еще один важнейший фактор, который помогал поручику: под его началом дрались сейчас боевые офицеры, военные профессионалы, к тому же обозленные своим пребыванием в плену, который, по счастью, закончился. Еще раз попадать в плен они не собирались и дрались насмерть.
Турок было почти вдесятеро больше, но они остались без грамотного командования, а солдаты без офицеров воюют плохо.
Дело в том, что Голицын заметил стоящий на путях рядом с гаубичной платформой вагон со светящимися окнами и послал к нему группу из пяти человек под командованием штабс-капитана Левченко, дабы Андрей выяснил, что это за вагон и кто в нем находится. Кроме того, Левченко должен был проделать с вагоном еще один хитрый трюк.
В вагоне жили и работали турецкие офицеры и прикомандированные к турецким войскам германские военные. Именно сюда фон Гюзе послал своего агента, чтобы тот с помощью специалистов по артиллерии рассчитал координаты целей для супергаубицы. Работа кипела, когда поблизости раздалась винтовочная пальба, а затем с вышек ударили пулеметы, захваченные командой Голицына.
И что же? Турки и немцы не успели выскочить из вагона, чтобы ввязаться в бой, возглавив своих солдат. Вагон превратился для них в ловушку, в западню, откуда не выбраться.
Как же так случилось?
Это Андрей Левченко постарался.
Старший брат Веры Холодной штабс-капитан Андрей Левченко отличался изрядной сообразительностью и своеобразным чувством юмора, кроме того, он был зол на турок, немцев и в особенности на Дергунцова, которого разглядел, заглянув в окошко вагона.
Андрей не стал стрелять по офицерам врага, их было не менее пятнадцати человек против его пятерых, и большая часть успела бы выскочить из вагона. А ведь четверо человек и сам Левченко очень нужны возле «Большой Берты», численное превосходство противника и так подавляющее, турки могут позволить себе разменивать пятерых на одного и все равно задавят количеством.
Значит, нужно не вступать в огневой контакт, а сделать так, чтобы вражеские офицеры из вагона не выбрались, чтобы на короткий срок, за который решится исход боя, вагон сделался для них тюрьмой.
Задача облегчалась тем, что окна вагона были забраны решетками, — бог весть, зачем это было сделано и чего опасались турецкие офицеры в собственном тылу. Не иначе, что нижние чины их обворуют. Впрочем, основания для подобного рода опасений у турецких офицеров имелись: их солдаты славились своей вороватостью…
Левченко одним резким движением захлопнул тяжелую вагонную дверь и дважды выстрелил в скважину щелкнувшего язычкового замка из «нагана». Теперь, чтобы отпереть ее изнутри или взломать, придется изрядно потрудиться!
Двух человек из числа своих бывших товарищей по плену Левченко оставил по обе стороны запечатанного вагона, приказав бить по окнам, ежели кто-то все-таки умудрится выломать решетки и полезет наружу. А сам, быстро выполнив еще одно хитроумное распоряжение Сергея Голицына, метнулся с двумя другими бойцами к центру сражения, к «Большой Берте».
Дело было сделано: турки остались практически без офицеров, которые в ужасе и растерянности метались по тесному вагону, бессмысленно палили по окнам, пытаясь выбраться из непонятно кем устроенной западни. На лже-Дергунцова было страшно смотреть, так он побледнел. Агент одним из первых догадался, кто напал на них и что происходит снаружи. Ничего хорошего для себя бывший оператор Веры Холодной от исхода боя не ожидал, за эти сутки он повидал Голицына и его команду в деле и знал им подлинную цену.
Меж тем русские, ударив в штыки и потеряв треть людей, все же штормовой неудержимой волной прорвались к гаубице! В руках сборного отряда Голицына оставалась еще одна караульная вышка с пулеметом, который бил сейчас длинными очередями, отсекая турок, пытающихся отбить «Большую Берту». Пространство вокруг гигантской железнодорожной платформы с гаубицей было завалено трупами. Но патроны у пулеметчика были на исходе.
— Я со своими товарищами займу круговую оборону! — прокричал в ухо Голицыну подполковник Ростовцев. — Но нам не продержаться дольше десяти минут!
— Мне хватит! — прокричал в ответ поручик. — Сейчас я устрою им фейерверк! На всякий случай прощайте, господин подполковник, вы — настоящий русский офицер!
Они обнялись. Затем Сергей, не обращая более внимания на кипевший за спиной бой, бросился к «Большой Берте». То, что он собирался сделать, поручик не мог доверить больше никому. Только сам, тем более что шансов остаться в живых у него мало.
Трудно ставить жизнь на карту, даже если делаешь это, все хладнокровно рассчитав и обдумав. Но ни один уважающий себя русский офицер и дворянин не поколеблется перед выбором между жизнью и честью, так полагал князь Сергей Михайлович Голицын. А сейчас для него было делом чести уничтожить проклятую гаубицу, что безнаказанно убивала его соратников на том берегу горного озера Ван.
В одной руке Голицын сжимал вещмешок с камнями, загодя подобранными на берегу. Динамитных шашек у поручика не было, да хоть бы и были, не хватило бы времени грамотно заминировать вражеское орудие, ведь в распоряжении Голицына было хорошо, если десять минут. А потом пулемет на вышке замолкнет и турки прорвут редкий заслон русских офицеров. Выход подсказала природная смекалка Сергея и та особенность конструкции «Большой Берты», о которой ему рассказали еще в Эрджише, перед уходом в рейд. Кстати, и сегодня один из бывших пленных, артиллерийский капитан, подтвердил: гаубица готова к стрельбе, снаряд в ее казенную часть подают заранее, сразу после предыдущего выстрела и чистки ствола.
Значит, если снаряд при выстреле заклинит в стволе хоть на несколько долей секунды, там он и разорвется, не выдержав громадной температуры сгоревших пороховых газов. Тут-то «Берте» и конец, вот для этого, чтобы помешать снаряду свободно вылететь из ствола, и понадобились Голицыну камни.
Вот только самому в живых остаться, сидя на стволе громадного орудия, в котором должен рвануть громадный же снаряд… Проблематично, мягко выражаясь! Но тут уж как Господь сулит…
Кстати сказать, на тот свет Сергей Голицын не собирался, хоть понимал умом, что надежды выжить у него практически нет и быть не может. Однако надеялся вопреки разуму: не верилось поручику в собственную гибель, сколько раз уже безносая дура с косой за плечами об него зубищи обламывала!
Кроме того, была у них с Андреем Левченко одна хитрая задумка, и если она выгорит… То поживем еще!
Голицын шел по толстенному стволу «Большой Берты». Ствол был задран вверх почти на сорок пять градусов к горизонту, удерживать равновесие и продвигаться вперед поручику было весьма нелегко, приходилось балансировать на манер канатоходца.
Покамест турки не замечали его, потому что внизу творилось нечто невообразимое. Стремительно тающая группа русских офицеров под командованием подполковника Ростовцева из последних сил сдерживала натиск пришедших в себя турок. С вышки тоже последними очередями, словно раскаленными свинцовыми плетками, хлестал по наступающим туркам пулемет.
Двое молодых казаков из первоначальной диверсионной группы поручика и великий князь, которые подстраховывали начальный этап налета на лагерь, оказались чуть в стороне и сзади бешеной круговерти, бушевавшей рядом с «Большой Бертой». Некоторое время они удачно били по туркам с фланга, отвлекая на себя внимание части врагов и помогая тем самым подполковнику Ростовцеву сдерживать атаки турок. Почти сразу к ним присоединился и Петр Бестемьянов, который даже в невероятной кровавой суматохе ночной схватки сумел-таки найти своего соколика.
Когда патроны кончились, двое станичников кинулись ловить коней, мечущихся среди выстрелов: как бы ни сложилось дело, лошадки не помешают! Казак — он только на коне настоящий казак, а пеший — полказака…
Голицын тем временем уже почти добрался до широкого, как устье колодца, жерла чудовищной пушки, ему оставалось пройти не более двух саженей. Но тут турки все же заметили поручика и открыли по нему прицельный огонь.
Рой пуль зажужжал вокруг Сергея рассерженными пчелами, но поручик только усмехнулся. К тому, что в любую секунду его может подстеречь смерть от вражеской пули, Голицын давно привык и относился как к неизбежной издержке профессии офицера. Главное — погибнуть не глупо и не зазря, а для этого нужно пройти еще пару шагов и накормить «Большую Берту» порцией камешков. Ведь недаром после каждого выстрела канал ствола супергаубицы тщательно чистят! А он вот сейчас пустит все старания чистильщиков под хвост шелудивому шайтану. Вряд ли немецкой дуре это понравится…
Но тут фортуна отвернулась от Сергея Голицына: одна из злобных свинцовых «пчел» все-таки ужалила его в руку чуть пониже локтя. В левую руку, в которой поручик удерживал мешок с камнями, предназначенными для угощения немецкой дуры.
Словно раскаленным железным ломом по руке ударили, перед глазами поручика заметались огненные круги и спирали, от боли он чуть не потерял равновесия и лишь чудом удержался на стволе. Но кисть раненой руки непроизвольно разжалась, и мешок с камнями улетел вниз.
В последнем рывке, напрягая всю силу воли, Голицын ухватился правой рукой за кромку орудийного дула и, подтянувшись, заглянул в темный тоннель ствола «Большой Берты». Из ствола тянуло тухлой вонью сгоревшего пороха.
Да, он все-таки добрался до жерла окаянной супергаубицы, но что теперь бросить в него? Чем заклинить снаряд на несколько неуловимых долей секунды, которых хватит для того, чтобы отправить злобного стального монстра в преисподнюю, где «Большой Берте» самое место?
В отчаянии Голицын стал забрасывать в ствол все, что мог, что оставалось у него при себе. Пасть «Большой Беты» поглотила «браунинг» поручика, с которым Голицын никогда не расставался, портсигар, офицерский ремень с пряжкой и даже медальон с портретом Веры Холодной. С камнями, конечно, надежнее, но и этот разномастный набор мог заклинить снаряд при залпе, по крайней мере, Сергей надеялся на это, потому что больше ему не на что было надеяться.
Увидев Голицына на самой верхушке исполинского ствола, у дульной насадки, штабс-капитан Левченко выполнил специальный приказ поручика, который тот отдал персонально ему. Андрей махнул двоим своим бойцам, оставшимся у вагона с вражеским офицерьем, из-под его колес вышибли тормозные башмаки. Когда они с Голицыным договаривались об этой завершающей части плана, ни тот ни другой еще не знали о назначении вагона, о его, так сказать, начинке!
Левченко мрачно усмехнулся: что ж, тем лучше!
Сейчас вагон тронется под небольшой уклон, а к его буферу загодя уже была привязана длинная прочная веревка, другой конец которой закрепили на спусковом механизме «Большой Берты»…
По всем расчетам, Голицын должен был, покуда вагон наберет скорость и веревка, натянувшись, приведет спусковой механизм в действие, успеть покинуть гаубицу и присоединиться к Левченко в заранее присмотренном укрытии. Весь трюк с вагоном и веревкой был задуман именно ради того, чтобы никому не пришлось давать залп вручную, находясь прямо у орудия, ствол которого в результате этого залпа должно разорвать.
Но сейчас собственная хитрость оборачивалась против раненого поручика: провозившись со странным набором предметов, он мог не успеть покинуть ствол «Берты», самое опасное место!
Когда Андрей Левченко подбежал к Бестемьянову и Николеньке, те уже сидели на конях.
— Сейчас рванет! — выдохнул штабс-капитан и затейливо выругался. — Что с Сергеем, почему он не уходит?!
— Мы уходим! — решительно сказал Бестемьянов и перекрестился. — Его уже не спасти, а мы должны спасти великого князя!
Так уж был устроен старый унтер, что в первую голову думал и заботился о своем ненаглядном соколенке.
Штабс-капитан не успел возразить, потому что возразил лично соколенок и самым решительным образом.
— Уходим?! Никогда! Я его спасу! — закричал Николенька, свесился с седла, неожиданным рывком выхватил из руки Бестемьянова поводья коня, приготовленного для Левченко, и поскакал к гаубице, прямо под дульную насадку, рядом с которой стоял, пошатываясь от боли и головокружения, Сергей Голицын.
Провисшая веревка постепенно поднималась все выше над шпалами, начала натягиваться…
И грянул залп! Над «Большой Бертой» встало облако огня и дыма, ствол гаубицы превратился в некое подобие уродливой стальной орхидеи, с рваными лепестками, торчащими в разные стороны. Прямо голубая мечта скульптора-авангардиста, которые в начале века стали плодиться, как кролики.
Метались среди возникшего внизу пожара бешено ржущие лошади, ярким пламенем горел вагон, в котором завывали от предсмертного ужаса заживо поджариваемые офицеры…
