Глава 19

«ЗИЛ», в кабине которого находились водитель, мужчина в белом халате и офицер в полевой форме майора, подъехал к воротам тюрьмы и остановился. Двигатель машины работал, двери кабины оставались закрытыми.

Информация о том, что машина выехала, застала Хараева в тот момент, когда он входил в операторскую.

– Девку оставить здесь! – приказал полевой командир, уже не надеясь на крепость замков и надежность охраны. – Будет лучше, если девчонка останется с ним.

Двое боевиков завели Ирину в стеклянный «аквариум» центра управления и стали за ее спиной. В этот момент сработал вызов видеосвязи.

– Оставьте меня! – сказал Хараев, кладя автомат на стол и расстегивая воротник влажной от пота рубашки почти до пояса. – Я сказал – выйти!..

Боевики поспешно покинули помещение. Ирина сидела за столом с другой стороны.

На экране появился генерал Зубов. «Как вовремя», – подумал Хараев, понимая, что второй раз отсрочить разговор генерала с дочерью не получится.

– Я слушаю тебя.

– Хараев, через час машина остановится у ворот «Миража». Свои обязательства я выполняю. Теперь хочу убедиться, что ты верен своему слову. Где моя дочь?

– Рядом со мной.

– Тогда пригласи ее к монитору.

Хараев встал, не забыв прихватить автомат, и кивнул Ирине на освободившийся стул.

– Папа! – прошептала девушка, увидев на мониторе генерала.

– С тобой все в порядке?

– Да!

– Ты не ранена?

– Она же сказала – с ней все в порядке, – произнес, прикуривая, Хараев.

– Ирочка, слушай меня внимательно, – заговорил Зубов. – Сейчас к воротам тюрьмы подъедет машина. Веди себя благоразумно. Все будет хорошо. Они посадят тебя в машину, и вы поедете от тюрьмы. Потом тебя высадят…

– Ну, хватит инструкций, – прервал разговор Хараев, беря Ирину за руку и поднимая из кресла. – Генерал, здесь вообще-то я командую. Какого черта ты распоряжаешься?

– Я ее успокаиваю, чтобы она не доставила тебе хлопот, – объяснил Зубов. – В машине те, кого ты требовал. В кузове то, что ты хочешь.

– Это хорошо. Надеюсь, не нужно объяснять, что произойдет с твоей дочерью, если ты решил меня переиграть?

– Никаких подстав, Хараев. Я знаю, чем рискую.

– Молодец. А теперь ждем машину.

– Еще один вопрос. Ждан у тебя?

– А где же ему быть? Пока у меня.

– Ты его вернешь мне?

– О полковнике мы не договаривались.

– Чего тебе стоит его отпустить? Ни его смерть, ни его перевозка не принесет тебе никакой выгоды.

– Правда? А как же удовлетворение?

– Удовлетворение ждет тебя в сумке, в кузове машины.

– Хорошо, я верну тебе твоего придурка, – ответил Хараев, решив убить полковника сразу после того, как окажется за стенами тюрьмы. Если Ждан – человек генерала, туда ему и дорога. Если же он представитель людей, ищущих для него, Хараева, свободы, тоже ничего страшного. Погиб при выполнении боевого задания. И никто не сможет потом рассказать как. Рисковать Хараев не хотел.

Едва он отключил связь, в стеклянную дверь постучал помощник.

– Что тебе?

– Хозяин, к нам гости.

– Какие гости? Что опять не так?!

– Тот русский, который от нас сбежал, пришел без оружия.

Ирина помертвела и вжалась в кресло. Посмотрев на Хараева, она заметила, что тот в замешательстве. И сердце ее забилось, когда тот обмяк и повел рукой как правитель:

– Введи. Выслушивать последние слова перед смертью мне всегда доставляло удовольствие.

Через несколько минут, в течение которых Хараев успел закинуть ноги на стол и отложить автомат еще дальше от стола, трое боевиков ввели капитана в центр управления.

– А ты храбрец.

– Эта дурная привычка у меня с детства. Есть предложение.

– Что? Предложение? Ты сказал – предложение? – Хараев хотел вытолкнуть из себя гнев, но гнева не было. Тогда он рассмеялся. – Какое предложение может мне сделать человек, который через минуту будет мертв?

– Я пришел выменять жизнь этой девушки.

– Интересно, на что? – Хараевым овладело искреннее любопытство.

– На твою жизнь.

– Ты сумасшедший?

– А я похож на сумасшедшего?

– Да.

– Значит, у меня получается прикидываться. Хараев, я предлагаю тебе отдать мне девушку и спасти свою жизнь.

– Мне это надоело, – полевой командир утратил интерес к разговору. – Выведите его в коридор, я сейчас выйду. Не хочу пугать генеральскую дочь. А то, чего доброго, папа ее не узнает.

Почувствовав на плечах руки и увидев, что Хараев поднялся, Стольников рывком выбрался, перекатился через стол и, зайдя за спину Хараеву, обхватил рукой его шею.

– И что дальше? – прохрипел полевой бандит.

– Дальше мы будем сидеть и разговаривать, – объяснил капитан и сделал движение рукой, словно выбрасывал что-то из рукава куртки. Только сейчас Хараев вспомнил, что в последний раз, когда он видел этого русского сумасшедшего, тот был без рубашки и его мощное тело блестело от пота.

Выхватил из рукава тонкую, как вязальная спица, заточку, он одним движением поднес ее к шее полевого командира.

– Шакал!.. – взревел помощник Хараева, сходя с ума от ярости.

– Назад, – тихо попросил Хараев. По-русски попросил, чтобы его понял капитан.

– До сонной артерии полсантиметра, приятель, – проговорил Стольников, вжимая шило под левое ухо бандита. – Самое время успокоиться и поговорить. Девочка, зайди мне за спину.

– Ты не выйдешь отсюда, – прохрипел, стараясь придумать что-то толковое, чеченец.

– Это спорное заявление. Вот этого слюнявого на метр отодвинь. От него воняет как от осла.

Посыл относился к помощнику, который пытался сообразить, как помочь хозяину.

– У меня рука устает, – сознался Стольников, и острие вошло в кожу на несколько миллиметров. – Еще минута, и она сорвется.

Боли, на удивление, Хараев не чувствовал. Лишь ощущал горячую струйку, забегающую под расстегнутый воротник рубашки. Под воротником было тепло, но ниже, куда сбегала кровь, она была сырой, прохладной и липкой.

– С этого момента – ни слова по-чеченски, – попросил капитан. – Я сижу так, что, если сзади меня ударит пуля, упаду вперед. Ты понимаешь, что это значит?

– Говори дальше.

– Попроси одного из твоих людей спуститься в бойлерную. Там трое моих приятелей. Твоих все равно больше, а мне на виду у них геройские поступки совершать будет легче.

– Эй! – прокричал Хараев, морщась. – Приведите троих мертвецов сюда! Они… где они?

– В бойлерной.

– В бойлерной! Как тебя зовут?

– Когда-то я был капитаном, командиром разведвзвода Стольниковым. Сейчас просто Стольников. «Сашья», как звал меня полевой командир Алхоев.

– Ти думаешь, ти самый умный, капитан Стольников? – стресс заставил Хараева говорить с легким акцентом.

Если бы у Саши была еще одна пара глаз, он увидел бы гранату еще до того мгновения, как Хараев вытянул из ее запала чеку. И теперь сложилась странная ситуация. Оба сидели в тесной комнате. Саша держал вонзившееся в горло чеченца шило, а тот держал в кулаке гранату, радиус разлета осколков которой двести метров.

– Что будем делать, воин? – спросил Хараев, сжимая дрожащей рукой гранату и морщась от боли под ухом.

– Сидеть и молча молиться, что наши люди окажутся благоразумными и не начнут стрельбу, пока мы не договорим. Кстати, где ты взял гранату?

– Люди добрые в ящике стола оставили…

– Вот видишь, нет веры охране. Любой охранник – предатель. Я всегда так думал. – Стольников заметил поднимающихся по лестнице Жулина, Айдарова и Ключникова. С автоматами на плечах они медленно шествовали под прицелом нескольких «калашниковых» бандитов. – Скажи своим людям, чтобы палец ни у кого не сорвался. От греха подальше убери всех утырков отсюда – наркоманов, психопатов и просто пидоров.

Хараев попытался что-то крикнуть по-чеченски, забывшись, и шило тут же въехало ему в шею. Он вскричал и дернулся, словно его ударило током.

– Я же сказал – ни слова по-чеченски.

Строители тюрьмы были людьми дальновидными. Кому-то из них все-таки пришла в голову мысль, что «Мираж» может быть захвачен. Стекло центра управления было пуленепробиваемым. Могло оно выдержать и взрывную волну от гранаты и ее осколков.

– А теперь поступаем так, – сказал Стольников. – Забираем девушку и дружно топаем к выходу. Ты мне не нужен, нужна она. Но если ты попытаешься помешать моим планам, я тебя убью. Это понятно?

И в этот момент неожиданно сработала видеосвязь.

– Хараев!

Услышав голос генерала Зубова, Стольников замер.

– Хараев, немедленно подойди к монитору!

– Ну, пойдем подойдем, – прошептал боевику на ухо Саша, поднимая его и направляя к экрану.

– Добрый вечер, товарищ генерал-полковник, – поздоровался Стольников.

Увидев на экране сразу двоих, причем в необычной для селекторного совещания позе, Зубов побледнел.

– Вот как ты выполняешь условия договора, генерал?.. – пробормотал, стараясь не двигать шеей, Хараев. – Вот что значит верить таким, как ты…

– Саша… – выдавил Зубов.

Помощник Хараева вскинул автомат, и раздался выстрел.

Никто не понял, что произошло.

– А-а-а… – Голова помощника, завалившись набок, потянула его к полу. Пуля, отбрасывая в противоположную сторону с пригоршню кровавого месива, с мертвым стуком ударилась о стену. Стольников видел, как из ноздрей боевика, побелевших от раздвинувшихся хрящей, хлынула кровь.

– Нам сегодня везет, Хараев, – заметил капитан. – Пулька вошла в стену под прямым углом. Ты скажи своим абрекам, чтобы они больше не пытались выстрелить. Иначе здесь начнутся рикошеты, и нам всем хана.

Полевой командир выкрикнул что-то.

Как только боевики опустили оружие, опустил дымящийся ствол и Ключников.

– Ш-шакалы!.. – всхрипел от горя, чуть дернув головой и гранатой, Хараев.

– Ну, ну… – успокоил его Стольников, чуть вытягивая из раны лезвие и трогая чужую шею свободным пальцем, чтобы убедиться в отсутствии хлынувшего из сонной артерии водопада крови. – Будем жить дальше.

– Саша, – спокойно заговорил с экрана Зубов. – У меня с этими… людьми… договоренность.

– С каких пор генерал Зубов стал договариваться с ваххабитами? – сурово поинтересовался Саша.

Ирина бросила в его сторону взгляд.

– С тех самых пор, когда дочь моя, глупая девчонка, посмела ослушаться отца.

– Может, хватит базарить? – вскипел Хараев. – Генерал, у меня сейчас нервный срыв случится, я заору «огонь», и все здесь лягут. И насрать, что я тоже. Я сверху смотреть буду, как ты свои седые волосы рвать будешь!..

– Саша, тебе нужно отпустить Хараева и…

– Закройте дверь! – заорал полевой командир. – Закройте дверь! Все выйдите вон!

В помещении остались только Стольников с Хараевым.

– Генерал, ты хотел меня сейчас подставить?!

– Я думал, с тобой те, кого ты решил вывезти с собой!

– Еще раз так подумаешь, я тебе дочь в трех посылках пришлю! Говори своему отморозку, что делать?

– Кто отморозок? – спросил Саша, убрал лезвие от шеи бандита и локтем ударил его в челюсть. Зубы бандита клацнули. – За базаром следи, утырок помойный! А то зубья все повышибаю, понял?

– Саша, у ворот тюрьмы машина. Там офицер, врач и водитель. Хараеву и трем десяткам боевиков, которых он назовет, необходимо сделать инъекции антидота. Как только ксеролит дезактивируется, вы все садитесь в машину и выезжаете на территорию Грузии…

«Понятно, Зубов затеял игру, – понял Саша. – Хараев по-прежнему не в курсе, что он не в Грузии». Значит, Стольников по-прежнему в деле.

– И что дальше? – уточнил Саша. – На блок-посту остановят грузины, о чем нам с ними говорить?

– Говорить будешь не ты, а офицер, что сидит в кабине. На территории Грузии вы находитесь легально. Проблем не будет.

– Дальше?

– Дальше Хараев должен освободить вас и уехать с людьми, куда хочет. Таковы условия нашего с ним договора.

– Прошу прощения! – повысил голос капитан. – Вы сами-то верите в то, что говорите? Я удерживаю себя от искушения насадить эту тварь на шило и передать криптозоологам для изучения, а вы говорите «Он вас высадит». Где? В виде чего он нас высадит?!

«Сейчас нужно поругаться с генералом, пусть Хараев это видит…»

– Я дал слово… – выдавил полевой командир.

– Заткнись, сука! – вскипел Саша. Посмотрел в сторону. – Прошу прощения…

– Ничего, ничего, продолжайте, – прошептала Ирина. – И не такое слышала.

– Генерал, – чуть тише заговорил капитан. – Я хочу, чтобы вы разъяснили мне порядок наших действий. А то видите, что случается, без распорядка?

– Хараев, дай команду тридцати заключенным войти в бокс «Б». Туда же проследуете и вы все. Там врач введет заключенным антидот. После этого все идете через коридор, ведущий из бокса «Б», к контрольно-пропускному пункту, – генерал надел очки, – грузитесь в машину. Ваши действия остальным заключенным не видны. Выезжаете из ворот и двигаетесь… – Зубов помолчал. – До грузинского блокпоста вас поведет офицер, сидящий в кабине.

– Ждан? – напомнил Саша.

– А что, его нет в комнате?

– Я бы не спрашивал.

– Хараев, прикажи привести полковника, – произнес Зубов.

Полевой командир кивнул, и один из его людей, заметив жест хозяина через стеклянную стену центра, в сопровождении Жулина вошел в комнату.

– Приведи сюда русского, – сказал он по-русски, чтобы все поняли, что дурных намерений у него нет. – И вели нашим людям спуститься в бокс «Б».

– Отлично, – заметил Зубов. – Процесс пошел. А теперь отдай гранату Стольникову.

– И после этого он вставит мне заточку в кадык?

– Чтобы после этого твои люди ворвались в центр и изрешетили мою дочь?

– Логично, – согласился полевой командир. – На!

Стольников принял гранату, прижав чеку к корпусу пальцами, и убрал шило от лица Хараева. Освободившись, тот с ненавистью посмотрел на капитана и растер шею ладонью.

– Где ты намерен высадить моих людей, Хараев? – спросил Зубов.

– Когда отъедем.

– Нет, ты должен сделать это в ближайшем селе.

– Я же не дурак, генерал. Откуда мне знать, сколько там грузин? И грузины ли там вообще? Как отъедем подальше, так и отпущу. Кстати, какое там село поблизости?.. – и он, прищурившись, посмотрел в монитор.

– Пасанаури или Ахмета. Налево дорога после развилки – на Ахмету, направо – на Пасанаури, – без промедления ответил Зубов.

Было ясно, что Хараев не раз спускался в Грузию и довольно хорошо знал географию севера этой страны. Ответ генерала его не встревожил. Лишь на мгновение он помедлил, поморгав, соображая, видимо, где это в принципе – середина между Ахметой и Пасанаури. Поняв, снова выпрямился.

Через минуту, подталкивая, ввели в центр управления Ждана. У полковника была разбита губа и припух нос. По тому, как Ирина окинула его взглядом, Стольников понял, что они знакомы. Впрочем, ничего удивительного в этом капитан не обнаружил – Ирина жила в доме отца, где часто появлялся Ждан.

Жулин постучал в стекло стены. Саша махнул ему, и прапорщик вошел.

– Там передают, что тридцать утырков к ширеву готовы…

– Ну что, Хараев, в путь? – спросил Стольников. – Не шути со мной.

– И ты со мной не шути, капитан.

На том и порешили.

Спустившись в бокс «Б», Стольников увидел человека в белом халате, сидевшего на стуле перед медицинским лежаком. Бокс «Б», или «жмуровая», как называли это помещение заключенные и охранники, имел вполне официальное название – «морг». Вдоль стен располагались холодильные камеры, из которых свободно выезжали на колесиках носилки. Первым делом, спустившись, во избежание недоразумений Хараев велел выкатить, проверив, все камеры. Не обнаружив ничего подозрительного, он приказал боевикам приготовиться к инъекции.

Стольников смотрел на врача, стоявшего к нему спиной, и пытался побороть искушение признать его. Он видел этого человека. Он его знает. Лицо врача было перетянуто маской, но капитан узнавал в нем знакомого, давно знакомого, по движениям, голосу, поворотам туловища, наклонам.

«Ерунда какая-то…» – подумал он, и вдруг его словно током ударило.

Чтобы скрыть эмоцию на лице, он даже отвернулся от Хараева. Айдаров оторвал от ограждения кусок стальной проволоки, капитан вставил его в запал, и теперь граната покоилась в его кармане.

«Не может быть, – снова решил он. – Этого не может быть. Ермолович мог оказаться здесь только по одной причине – встретившись со мной на втором этаже ЦУМа».

И все-таки это был Ермолович. Санинструктор из разведвзвода капитана Стольникова. Раз посмотрев на капитана и на секунду задержав на нем взгляд, Ермола отвернулся. Саша узнал эти глаза.

«Зубов в четверг был в Москве. Он прибыл в ЦУМ, поднялся на этаж и ждал. Узнав Ермолу, подошел и все объяснил. Зубов все это время работал… Но что задумал генерал?»

Саша боялся сделать что-то, что пойдет вразрез с планами отца Ирины. Если генерал был в Москве и раскрыл бойцам явочное место для экстренного сбора, значит, у него есть план.

Один за другим боевики ложились на кушетку, Ермолович вводил им в вену раствор, после чего шприц выбрасывал, вынимал новый, ломал головку ампулы и заполнял шприц антидотом. Конвейер не останавливался ни на минуту. Пока санинструктор управлялся с порциями, боевики отлеживались после инъекции. Но как только Ермола, подняв полный шприц, говорил: «Следующий!», предыдущий вставал со своего места, уступая его очередному.

И вдруг случилось неожиданное…

В бокс ворвался, оттесняя плечами стоявших у входа, взмыленный арестант.

– Я так и знал, что нас хотят кинуть!.. – проорал он и развернулся ко входу. – Ломай двери, нас кидают!..

Хараев прокричал что-то на чеченском, и пятеро или шестеро боевиков, которым еще не был введен антидот, развернулись навстречу арестанту.

Но тот был настроен решительно. Вскинув автомат, он прошил одного из бандитов очередью и вырывался из захвата.

– Черт возьми! – прокричал Саша. – Этого еще не хватало!.. Заприте двери, мать вашу!..

И в этот момент ворвался второй арестант. Настроен он был не менее агрессивно. Еще одна очередь – и один из приближенных Хараева повалился замертво, а второй, уронив автомат, взвыл и бросился в глубь бокса.

Пули прошили воздух над головой девушки. Ермолович, вводя раствор, даже не обернулся.

Стольников ногой подбросил лежавший на стуле автомат, поймал и, не целясь, выстрелил одиночным.

Человек, стоявший у самой стены, чуть завалился назад и стал падать. Его затылок, крепкий, поросший черной и густой щетиной, прикоснулся к толстому стеклу, и оно осыпалось, как горох из сита. Осколки падали на лицо его, ранили скулы, щеки, но он даже не закрывал ни рта, ни глаз. Он был мертв задолго до того, как лопатки его коснулись мощеного тротуара.

Автомат вылетел из рук второго боевика – это Жулин, достав бандита ногой, падал теперь на пол вместе с ним…

Первым вскочил боевик.

Увидев смерть друга, поняв, что обратно мозги не собрать и голову его не склеить, он оставил попытки дотянуться до оружия и дернул из рукава нож. Он блеснул в воздухе, и сразу стало ясно, что держит его не уличный хулиган, а знаток своего дела. Короткие полувзмахи, шутейный дриблинг, уверенные движения в плечах.

– Мужчина, да? Иди, возьми! Положи автомат! Иди и возьми! А? – горец только что не танцевал лезгинку. Было видно, что он находится в состоянии порядочного наркотического опьянения.

«Вот почему Зубов велел идти в морг, а не в лазарет, – понял Саша. – Он понимал, что все медикаменты расхищены, а сам лазарет служит местом, где можно получить в очередь очередную дозу».

Хараев с усмешкой посмотрел в сторону Стольникова.

– Тебя зовут, нет? – почти серьезно бросил он.

– Ты уж прости меня, – сказал капитан, поднимая автомат и стреляя вооруженному ножом бандиту в колено. – Не до героизма мне.

Гортанный вскрик мучающегося от боли боевика заглушил все движение вокруг. Катаясь по полу и всякий раз наваливаясь на лежащее на бетоне лезвие, бандит резал на лоскуты свою рубашку, а вместе с нею и кожу. Боль в руках от порезов была ничтожной по сравнению с той, что разрывало колено.

– А руками слабо? – с ненавистью процедил Хараев, подходя к боевику и выстреливая ему в голову. – Илля лях ваххамадун рассуллю лах… – пробормотал.

– Живы будем, как-нибудь проверим… – пробормотал, не сводя глаз с Хараева, Саша.

– Обязательно.

Последний из боевиков поднялся с кушетки, на нее лег Хараев.

– Дага! – прокричал он по-русски за мгновение до того, как Ермолович вонзил ему в вену иглу. – Я подойду к забору первым. Выходить будем пешком через ворота, ты понял меня, Дага? Машина выедет следом, Стольников!

– Что ты задумал? – спросил капитан.

– Дага, подойди к девчонке и возьми ее за руку. Если со мной что-нибудь произойдет, убей ее первой!

– Хорошо, хозяин!

– Стольников, – глядя, как ему в руку входит содержимое шприца, проговорил Хараев, – если я вдруг почувствую хотя бы насморк, ты и эта девка умрете первыми.

– А если все будет нормально?

– Живы будем – посмотрим.

– Обязательно, – заверил Стольников.