15

Спрыгнув со стены, капитан перекатился в сторону, в тень, подальше от плящущих по траве языков костра. Распластавшись, он замер, очень надеясь на то, что прыжок его останется незамеченным. Но надежды его были напрасны. Перестав хрустеть, один из троих чехов отложил в сторону цилиндр с чипсами, беззвучно похлопал в ладоши, сбивая с них масляные крошки, — Стольникову показалось: аплодирует его горной подготовке. Затем боевик поднялся и, перехватив автомат за ствол, двинулся в его сторону.

Саша лежал, прижавшись к земле, в полной темноте. Чем ярче у стен горели костры, тем непрогляднее вокруг них была тьма. И сейчас он невидим. Но как только боец Алхоева зайдет в эту тьму, она перестанет быть помощником. Отпустив автомат, капитан медленно донес руку до голени и вытянул один из позаимствованных у Маслова ножей. Перевернулся на бок и отвел руку назад.

Уверенный, что шум — не что иное, как дерзость голодного шакала, боевик вышел из освещенной пламенем зоны и вошел в темноту. Еще несколько шагов он сделал по инерции, привыкая и присматриваясь. Сдержавшись, чтобы не выдохнуть шумно при броске, Стольников резко послал нож в черную тень.

Автомат упал за землю, боевик рухнул на колени, и обе руки его — Стольников видел — взметнулись куда-то к голове.

Нож, просвистев, вошел точно в горло. Невидимый своими боевик упал на бок и стал двигать ногами, как если бы ехал на велосипеде. Он не мог крикнуть. Чтобы известить своих, не имел возможности даже захрипеть. Приближение смерти, такой нелепой и неожиданной, было сильнее пронзившей тело боли. Он рыл каблуками землю с таким усердием, что на одном из армейских ботинок разорвался шнурок — Саша услышал этот звук, и он показался ему почти выстрелом.

Медлить было нельзя. Взяв автомат и прыжком подобрав под себя ноги, он быстро, стараясь не ступать шумно, побежал от крепости. Между постами оцепления, обозначенными словно в помощь Стольникову кострами, было не менее пятидесяти метров. Невидимая зона составляла не больше десяти. И вот сейчас Саше нужно было уходить от крепости, стараясь не оказаться на свету.

Разбить так посты при осаде мог только дурак, думал он, удаляясь все дальше и дальше. Чехи словно специально указывали место своего нахождения. Если только нет второй линии оцепления, невидимой…

Как только эта мысль пришла к капитану, он сбавил скорость и стал вглядываться в темноту более пристально. Не хватало еще нарваться на засаду, после того как удалось успешно покинуть пределы крепости.

Когда стали появляться кусты, он понял, что отошел от города метров на триста. Двигаться к подземному бункеру Алхоева по прямой он не мог. Единственным слабо защищенным местом в оцеплении была восточная стена, с которой он прыгнул. И теперь приходилось делать крюк, что отнимало силы и время.

Стольников уже не думал о растяжках, которые могли быть установлены здесь много лет назад, о змеях, водившихся здесь. Если принимать во внимание еще и эти мелочи, то не стоило вообще покидать город. Он всего лишь боялся нос к носу столкнуться с патрулем армии Алхоева.

Луна была затянута облаками, но ее место на небе все-таки определялось. Рассмотреть Большую Медведицу было делом трудным. В кармане был компас, но чего он стоил, когда вынуть его и откинуть крышку было все равно что пустить в небо ракету. Фосфорный циферблат тут же выдал бы Стольникова. То же самое случилось бы, включи он навигатор.

Когда капитан вошел в «зеленку», за спиной его раздался выстрел. Любопытный боевик, получивший нож в горло, был обнаружен. И теперь, пальнув для острастки, бандиты пытались сообразить: нож вылетел из крепости или его бросил кто-то с земли? Выстрел — это машинальная реакция, сигнал. Значит, у Стольникова есть еще порядка двух минут до той поры, пока на выстрел не явится сам Алхоев. Тот сразу поймет, в чем дело, и тут же организует погоню.

— Я должен дойти, — пробормотал Стольников, успев подумать, что выглядит это слишком по-киношному. Должен — так дойди.

Наверное, ему хотелось поддержки. Чтобы кто-то, дыша рядом, бросил насмешливо, грубовато: «Не ссы, кэп! Две, ну три сотни чехов! Это раз плюнуть! Это ж не с телкой на экономическом форуме познакомиться!» Но катализатором его активности сейчас, источником второго дыхания были только бойцы, оставшиеся в городе. Это ради них он рискует. Он, командир. Это он должен пройти этот путь. Потому что его не сумеет пройти никто другой.

Оглянувшись, он увидел несколько светящихся точек. Это горели костры вдоль стен города. Сейчас Алхоев просит часового на стене пригласить Стольникова для разговора. По любому поводу. Чтобы проверить, что маячок, двигающийся внутри крепости, по-прежнему у капитана. Еще несколько минут пустой болтовни, и Алхоев поймет, что маячок играет против него — Стольников ушел.

И что тогда сделает Кровавый Магомед?

— А что бы сделал я?.. — пробормотал, учащая шаг, Саша.

На месте Алхоева он бы тут же известил оставшихся в бункере о скором появлении гостя. Ирония происходящего заключалась в том, что это были бы пустые хлопоты, реши Стольников уйти водным тоннелем под водопадом. Алхоев не знает об еще одном входе в этот свет. Но идти к водопаду Саша не мог. С ним навигатор, а он запрограммирован, если догадка Мамаева верна, на коридор подземный, выход которого находится в бункере Алхоева. Поэтому, имея возможность дойти до водопада незамеченным, Стольников упрямо двигался к опасности.

У Алхоева связь была — в этом не было никаких сомнений. Но в каком диапазоне частот она работает? Мамаев мучается над решением этой проблемы всю ночь и не находит решения. Длинные волны, короткие, ультракороткие, дециметровые… Какие там еще есть?

Встреча оказалась настолько неожиданной, что даже готовый к ней капитан растерялся. Выбравшись из «зеленки», он уже в последний момент увидел раскинувшийся перед ним овраг. Последние очертания леса — деревца дикой яблони — росли прямо на его краю. Подвернув ногу до хруста в суставе, Стольников покатился вниз и, когда встал и понял, что с ногой все в порядке, поднял голову и увидел стоящих прямо перед ним чехов.

Двое людей Алхоева, держа уложенные на плечи автоматы за приклады, открыв рты смотрели на него, пытаясь понять, что происходит. Это секундное замешательство спасло Стольникова. Вскинув автомат, он нажал на спусковой крючок и очередью прошил того, что стоял справа. И тут же почувствовал в руке боль — ботинок второго боевика, угодив капитану в запястье, выбил оружие из его рук.

Опускать свой автомат чех не стал. Откинул его в сторону и выхватил из кобуры на бедре пистолет. Стой он тремя метрами дальше, и для Стольникова его действия оказались бы невидимы. Темная ночь, а теперь еще и на дне оврага, куда вообще не достигает какой-либо свет.

«Передерни затвор», — мысленно попросил Стольников, думая вдогон этой мысли о том, что если пистолет боевика снят с предохранителя и патрон уже в стволе, то положение его худо.

И когда вторая рука чеченца передернула затвор, Саша сделал выпад и положил левую руку на пистолет. Не попытался выбить или отвести, а почти нежно — положил. Не ожидавший такого странного отношения к себе чех нажал на спусковой крючок. Курок мягко щелкнул, и выстрела не последовало. Средний палец капитана лежал между курком и ударником.

Отшатнувшись, Стольников резко качнулся в сторону чеченца. Переносица не выдержала ломового удара и раздался треск. Выбирая из его пальцев пистолет, капитан подумал, что очередь его скорее всего в ночи не была услышана. Опыт подсказывал, что выстрелы, если они прозвучали в овраге, не будут слышны на расстоянии километра. А он удалился от города дальше чем на километр. Но кто сказал, что нет чехов поблизости? Эти ведь двое появились откуда-то… Значит, есть и другие.

Он добил раненого и быстро обыскал трупы. Радиостанций нет. Да если бы и нашлась одна, толку от нее не было никакого. Со своими по ней на связь не выйдешь, а чеченская речь для Стольникова была китайской грамотой.

Нет раций, и не надо. Зато есть плитка шоколада, две пачки сигарет, зажигалка и… Нет, Стольников не мог не пожадничать. Карманы его жилета были наполнены магазинами до отказа, но какой разведчик не прихватит еще парочку? Думая на бегу, куда их поместить, он сунул в карманы брюк. Много патронов не бывает. Бывает нескорострельное оружие.

Выбравшись из оврага, капитан осмотрелся. Никого. Прикинув на глаз маршрут, мягко побежал по направлению к бункеру.

Саша методично переставлял ноги, дышал бесшумно и ровно и чувствовал, как тяжело и часто бьется его сердце. Не боится на войне только дурак, а дураки долго на войне не живут. Он боялся каждый день, каждую минуту. Только страх позволял ему выжить на работе, устроиться на которую мечтал с детства. Он позволял себе бояться, не позволяя другим видеть его страх. И сейчас Саша тоже боялся. Боялся, что его сломают, и он окажется беспомощным, и люди, ждущие его в городе, умрут. Это было по-настоящему страшно. Пушков мертв. Он не доложил командованию о том, что группа вылетела под Ведено. Так, во всяком случае, он утверждал. Единственный, кто может прояснить для комбрига ситуацию, — это командир вертолетного полка. Вылететь с аэродрома Северный без его ведома невозможно, и это с ним Пушков связывался, чтобы перебросить группу. И конечно, командир летчиков скажет комбригу о том, куда ушла «вертушка». Уже сказал. «Вертушка» не вернулась. Стольникова и части его взвода нет. Пушков исчез. Что сделает комбриг? Он направит под Ведено разведку и укрепит ее парой оперативных рот. Они прибудут и обнаружат костровище, останки «вертушки», следы боя, возможно, трупы боевиков. Все станет ясно. Но никто и никогда не узнает, куда исчез Стольников и его люди. Единственное предположение — плен.

Комбриг перекроет все тропы к горам, к границе с Грузией, зачистит все территории, но никого не найдет.

И поиски сначала замедлятся, а после остановятся. Их будут искать, но как искать людей, если неизвестно, куда они пропали? Разве кто-то из тех, кто по ту сторону водопада, сумеет предположить, что есть Чечня другая? Не мистическая, не придуманная, не параллельная, а просто — неизвестная?..

Саша кашлянул и чертыхнулся. Он не знал, какую Чечню пытался сейчас покинуть. Но в ней, как и в Чечне, ему давно известной, были спасающие свои жизни русские, чувствующие себя хозяевами и убивающие без сомнения боевики, кролики, гады, шакалы, растительность. Стольников сам все видел. Это все есть. Это Чечня. И что это за Чечня и почему ее никто не видит — предмет, который может ответить на эти вопросы, он нес в кармане жилета. Навигатор должен быть включен только в бункере. Если включить его сейчас — Алхоев мгновенно его обнаружит.

Пусть навигатором и этой Чечней занимаются ученые, политики и остальные, кому не нужно думать о жизни людей, оставшихся в крепости. О жизни разведчиков он должен подумать сам. Что должны были чувствовать те сто человек, что оказались здесь сто семьдесят пять лет назад? То же самое, что чувствуют сейчас Баскаков, Жулин, Мамаев и почувствует, придя в себя, Маслов, — надежду на спасение. И Стольников не хотел, чтобы эта надежда жила в них до старости, он хотел вернуть их домой.

Саша бежал и чувствовал, как страх проникает от сердца в голову, руки, ноги. Бояться нужно, но нельзя, чтобы это чувство тебя захватывало и тобой управляло.

Его мысли перескочили на другое: «Пушков убит и доставлен в эту Чечню. В бригаде крыса. Пушков так и сказал — „в штабе у них есть кто-то“. Он был прав. Ничего, — пообещал Стольников. — Вернусь — вычислим… Вычислим, кто тебя Алхоеву отдал, старик…»