Мужчины озадаченно уставились друг на друга. Никаких подходящих к случаю комментариев при этом не последовало. В конце концов Коллинз обратился к Эми:

– Мы должны точно знать, спотыкались ли вы на ступеньке.

– Скорее всего, спотыкалась, – заметил Фокс и постучал себя по нагрудному карману, в котором лежала анонимка. – Займусь этим на досуге. А что там с Филипом Тингли? Это ты его пригласил или он явился по собственному почину?

– Пригласил. Я долго допытывался у мисс Дункан, зачем дяде могла понадобиться ее помощь. Она не знает. Ей неизвестно, есть ли тут какая-то связь с делом о хинине. Она лишь осмелилась предположить, что дядя позвал ее поговорить о кузене Филе. Тингли часто ругался с приемным сыном, мисс Дункан же всегда принимала сторону Фила. Она считает, что Тингли преувеличивал ее влияние на Фила. Однажды дядюшка даже снизошел до просьбы употребить это самое влияние и сделать из парня человека. Итак, я связался с Филипом и предложил заглянуть ко мне.

– Что ж, давайте на него поглядим. Ты позволишь увертюру исполнить мне?

– Сделай милость.

Коллинз снял трубку, чтобы отдать соответствующее распоряжение мисс Лэраби, и через несколько секунд Филип Тингли вошел в комнату. Высокий, нескладный, тощий, он был одет точно безработный из очереди за пособием. Любой увидевший его впервые без раздумий объяснил бы эти ввалившиеся щеки и скорбно опущенные уголки рта недавней трагической утратой.

Фил сдержанно поздоровался с Эми, окинул Коллинза и Фокса пронизывающим взглядом глубоко посаженных глаз и, позволив им пожать его костистую руку, опустился на стул, который только что занимал Леонард Клифф.

Эми, считая себя обязанной что-то сказать, печально проговорила:

– До чего все это ужасно, не так ли, Фил?

– Не особенно, – заявил последний из Тингли, на самом деле Тингли не являвшийся. – Смерть экономически бесполезного члена общества, пусть даже чудовищная, прискорбна лишь в очень ограниченном смысле. Возможно, будь он моим отцом, я думал бы иначе. Но он не мой отец.

– Поздравляю, – ласково заметил Фокс, – не многим людям удается достичь философского равнодушия к смерти. Вы ведь не притворяетесь, правда?

– С чего это мне притворяться?

– Ну мало ли. Все же, думаю, не притворяетесь. Скорее вы могли бы изобразить показное горе, такое не редкость. А что, к судьбе своей кузины вы столь же равнодушны?

– Кузины? – удивленно приподнял брови Фил. – Ах, вы имеете в виду Эми. Нет, отнюдь. Я мало к кому ощущаю привязанность, она – единственная, кому я предлагал выйти за меня.

– Фил! – запротестовала Эми. – Ты ведь говорил не всерьез.

Он помотал головой:

– Нет, всерьез. Я решил, что хочу на тебе жениться. Конечно, теперь я рад, что из этого ничего не вышло. Женитьба стала бы мне помехой.

– Это было давно?

– В мае-июне тысяча девятьсот тридцать пятого года.

– Вот как! Верно, весна вскружила вам голову. Надеюсь, вы по-прежнему к ней расположены? Я спрашиваю потому, что ей нужна небольшая дружеская помощь. Вы знали, что ваш отец… ваш приемный отец… звонил ей вчера и просил приехать на фабрику?

– Нет. А он звонил? В «Таймс» об этом не писали. Я читаю только «Таймс».

– Да, он звонил ей без четверти шесть. Сказал, что у него проблема и нужна ее помощь. Попросил, как члена семьи, оказать ему услугу и приехать к семи на фабрику. Вот почему она оказалась там. Но у полиции нет доказательств, подтверждающих, что этот звонок действительно имел место. Нам не помешают какие-либо свидетельства. Среди прочих мы рассматриваем версию, что проблема, на которую он ссылался, каким-то образом связана с вами.

– С чего вы взяли?

– Это просто предположение.

– Хорошо, – согласился Фил. – Пускай предположение.

– Благодарю вас. Но, может быть, вы превратите предположение в нечто большее? Не достигло ли ваше… э… общение с отцом за последнее время особенного накала?

– Наши споры всегда были жаркими. Неизменно жаркими.

– Но, может быть, начиная с трех часов понедельника до шести часов вчерашнего дня разразился новый кризис?

– Нет.

– Значит, нет? – улыбнулся Фокс. – Я выделил именно этот промежуток потому, что в понедельник мисс Дункан заходила к вашему отцу и расстались они в половине четвертого не лучшим образом. Ваш отец был настроен враждебно и явно не расположен просить ее о каких бы то ни было родственных услугах. И тем не менее без четверти шесть во вторник он позвонил и попросил об услуге. Нам важно установить, что за событие, происшедшее в этот период, заставило его сменить гнев на милость. Вы ведь понимаете, что это очень поможет вашей кузине?

– Да, понимаю.

– Но просветить нас на сей счет не можете?

– Не могу.

– Вчера ваш отец просил вам передать, чтобы вы в пять часов явились к нему в кабинет, и вы пришли. О чем шла речь?

Фил поджал губы, отчего опущенные уголки рта ушли вверх.

– Ни о чем. – Он поерзал на стуле, устраиваясь поудобнее. – Вы как полицейский попка. Они тоже об этом спрашивали. Я понимаю, что вы просто пытаетесь защитить Эми.

– Верно. Я выстраиваю оборону и с флангов, и с фронта, и с тыла. Если вы расскажете, о чем толковали вчера с отцом, возможно, мы поймем, зачем он звонил Эми.

– Мы толковали, о чем толкуем всегда.

– Без вариаций?

– Да, – кратко ответил Фил, недовольный тем, что его вынуждают говорить на столь неприятную тему. – Можно сказать, без вариаций. Я неизменно вызывал у него бешенство, поскольку у меня хватало мозгов замечать преступную ненужность и деградацию традиционной капиталистической экономики и финансов и я не мог положить эти самые мозги на прогнивший алтарь ничтожного бизнеса, которым ограничивались все его интересы. Я тоже был взбешен, хотя контролировал себя куда лучше, ибо у него имелась возможность вложить значительную сумму в дело, которому я себя посвятил, а именно в исправление и обновление мировой экономики, но он отказался. За мою деятельность в качестве торгового агента он платил мне сущие гроши. Сорок долларов в неделю. Я живу на пятнадцать, а остальное вкладываю в дело. Деньги идут на публикацию… – Он резко оборвал себя и покосился на Эми: – Кстати о брошюре, которую я тебе дал. Ее забрали полицейские. Ты прочла?

– Полицейские? – удивилась Эми. – Но я не… Ах да, конечно! Она была у меня в сумочке… которую я оставила там…

– Что еще за брошюра? – поинтересовался Фокс.

– Двадцать шестой номер бюллетеня «Труденьги». – Фил испытующе взглянул на Фокса. – Полагаю, вы слышали про «Труденьги»?

– Боюсь, что нет. Я хорошенько не расслышал. Как вы сказали?

– «Труденьги», – медленно и отчетливо произнес Фил. – Они призваны устранить раковую опухоль мировой экономики. «Труденьги» означает «труд – деньги». Эта основополагающая революционная доктрина гласит, что основой всех денег должно стать среднее значение человеческого труда, вычисляемое…

– Простите, это и есть то дело, которому вы себя посвятили?

– Да.

– Значит, вы не анархист?

– Господь с вами! – в голосе Фила звучало неописуемое отвращение. – С чего вы взяли?

– Неважно, – отмахнулся Фокс. – Вы сказали, что на жизнь у вас уходит пятнадцать долларов в неделю. Но ведь вы, без сомнения, живете в доме отца.

– Нет. Я съехал два года назад. Вдобавок ко всему прочему там мне приходилось постоянно увиливать от игры в бридж.

– Можно узнать ваш адрес, на случай, если…

– Конечно. Восточная Двадцать девятая улица, девятьсот четырнадцать. Телефона у меня нет. Вход с черной лестницы, пятый этаж.

Зазвонил телефон. Адвокат извинился, снял трубку и произнес:

– Нат Коллинз у аппарата, – после чего секунд двадцать просто слушал, затем прокричал: – Алло! Алло? Алло, алло?

Он повесил трубку, отодвинул телефон, взял блокнот и карандаш, быстро нацарапал несколько фраз, вырвал листок и вручил его Фоксу:

– Появилась одна зацепка. Проверь, когда улучишь минутку.

Фокс взглянул на листок и пробежал глазами наспех набросанные слова:

– Спасибо, – кивнул Фокс. – Попробую разобраться с этим завтра. – Он сунул листок в карман и улыбнулся Филу: – Итак, мистер Тингли, мне очень жаль, что нам не удалось выяснить, зачем ваш отец обращался к мисс Дункан. Насколько я понимаю, ваш разговор с отцом начался, когда пробило пять?

– Верно.

– Не подскажете, когда он завершился?

– Пожалуйста. Без двадцати шесть.

– Что было потом?

– Я отправился на Бродвей, перекусил в кафе-автомате, затем добрался до пересечения Тридцать восьмой улицы и Шестой авеню – у нас там небольшая контора.

– У нас?

– Я имею в виду «Труденьги».

– А. Вы часто бываете там вечерами?

– Почти каждый день. Я трачу на это все свои деньги и время. Оттуда я вышел около семи часов с пачкой рекламных буклетов – анонсом собрания, которое мы устраиваем, – и стал раздавать их на Сорок второй улице. В девятом часу я вернулся в контору и оставался там до девяти часов, когда мы закрылись.

– Итак, с семи до восьми вы находились на Сорок второй улице, где раздавали буклеты.

– Все правильно.

– Но ведь шел дождь? Вы раздавали буклеты под дождем?

– Конечно. Это самое подходящее время. Люди собираются у подъездов и под козырьками, поэтому есть шанс вручить побольше буклетов. – Фил скривил рот. – Если вы решили избавить Эми от неприятностей, свалив их на меня, боюсь, вам это не удастся.

– Хотите сказать, вы не боитесь оказаться замешанным в убийстве собственного приемного отца?

– Не только не боюсь, но и впредь бояться не собираюсь.

– Что ж, это сильная позиция. Главное – на ней удержаться. Впрочем, не забывайте, что и у вас есть слабое место: вы ведь наследник Артура Тингли.

– Наследник? – Презрительная гримаса, кривившая губы Фила, превратилась почти в оскал. – Это называется – наследник? При том что бизнес полностью передан в руки трех давно выживших из ума опекунов?

– Однако за этот бизнес предлагают триста тысяч долларов наличными. К тому же Тингли помимо фабрики, очевидно, владел и другой собственностью, разве нет?

– Владел, – едко заметил Фил, – однако вся она поступила в распоряжение опекунского совета. Даже дом и обстановка.

– Вы знали о содержании завещания?

– Даже не сомневайтесь. Это была его любимая дубинка, которой он вечно размахивал у меня перед носом, угрожая оставить ни с чем.

– Несладко вам приходилось, должно быть, – сочувственно заметил Фокс, вставая. – Большое вам спасибо, мистер Тингли, хотя вы и не слишком нам помогли. – Он подошел к вешалке и взял пальто и шляпу. – То, о чем я собирался с вами поговорить, мисс Дункан, может подождать. Я свяжусь с вами утром. До встречи, Нат.

Он уже повернулся к выходу, но тут за его спиной раздался голос:

– Эй, подождите минутку! – Фил Тингли что-то вытащил из кармана и протянул Фоксу. – Это наша «Декларация об основных потребностях мировой экономики». Обязательно прочтите. Я пришлю вам комплект бюллетеней «Труденьги»…

– Весьма признателен. Весьма. – Фокс взял декларацию и поспешно вышел.

В приемной сыщик, который только что очень торопился, внезапно притормозил. На стуле у стены Леонард Клифф читал вечернюю газету. Фокс подошел к столу, за которым сидела мисс Лэраби, и наклонился к ней с такой решимостью, будто недавний эпизод с мисс Дункан сформировал у него устойчивую привычку к поцелуям. Однако вместо поцелуя он тихо прошептал ей на ухо: «Он все это время сидел здесь?»

Мисс Лэраби, очевидно, испытывала отвращение к подобного рода перешептываниям. Без лишних слов, нисколько не переменившись в лице, она повернулась к печатной машинке, заправила в нее лист бумаги, что-то напечатала, вынула бумагу и передала ее Фоксу. Он прочел:

– Спасибо, – сказал Фокс, сложил листок и убрал его в карман. – Если будут новости, я дам вам знать. – Он подошел к Леонарду Клиффу: – Мистер Клифф, рассуждая о порче продукции Тингли, вы сказали, что подозреваете Корпорацию производителей злаковых, так как вам знакомы их методы.

Клифф, опустив газету, кивнул:

– Да, верно. Я ляпнул, не подумав. Но вы обещали об этом не распространяться.

– Обещал. То есть я обещаю не говорить об этом с теми, кто этого еще не знает. В разговоре, который состоялся у нас с Артуром Тингли в понедельник, он тоже упоминал Корпорацию производителей злаковых. Это ваши основные конкуренты?

– Пока что нет. Но они… – Клифф умолк, затем пожал плечами и продолжил: – В конце концов, многие в курсе, вам кто угодно об этом расскажет. Около года назад Гатри Джадд из банка «Метрополитен траст» положил глаз на Корпорацию производителей злаковых и подмял ее под себя. В интересах своего банка, разумеется. Вы знаете Джадда?

– Нет, но я о нем наслышан.

– Тогда не надо вам рассказывать, что это за человек. Говоря, что мне знакомы методы этих ребят, я имел в виду именно Гатри Джадда.

– Ясно. Вы будете завтра у себя в конторе?

– Разумеется.

– Возможно, я к вам заскочу. Всего хорошего.

Фокс откланялся, спустился на улицу, где ранние ноябрьские сумерки уже превратили вечер в ночь, быстро добрался до Мэдисон-авеню, отмахал шесть кварталов на север, вошел в вестибюль другого делового здания и сверился с планом расположения помещений. Затем поднялся на лифте на тридцать второй этаж, вступил в длинный коридор и отыскал дверь с табличкой:

Войдя, он очутился в маленькой уютной приемной, являвшей собой полный контраст с приемной фабрики Тингли: стены выкрашены в светло-зеленый цвет; свет мягкий, рассеянный; на полу – темно-красная резиновая плитка; из обстановки – стулья, маленький столик и вешалка черно-красного лака с хромированной отделкой.

Приемная была пуста. Фокс завертел головой, прикидывая, как ему быть, и в это время открылась внутренняя дверь и из нее вышла Дол Боннер, в пальто, шляпке и перчатках.

– Как раз вовремя, – заметил Фокс. – Я боялся вас не застать.

Она холодно улыбнулась:

– Я польщена. – Ее карамелевые глаза встретились с его глазами. – Очень жаль… У меня встреча…

– У меня тоже, поэтому я вас не задержу. Какая милая комната… Так о чем вы в прошлую субботу беседовали с Леонардом Клиффом в баре «Рустермана»?

– Да бросьте! – Она если и не сменила гнев на милость, то, по крайней мере, развеселилась. – Это даже забавно. И многого вы добиваетесь подобными методами?

– Когда есть чем крыть, то многого. Было бы славно посидеть тут, посудачить в свое удовольствие, но, к сожалению, мы оба спешим. Дело в том, что Клифф предложил свою версию вашей с ним беседы. А теперь я хочу выслушать вашу, чтобы их сопоставить. Вы же знаете, как это делается. Рутинная работа.

– Да, но я предпочитаю другие подходы. – В ее глазах плясали веселые огоньки. – И это Текумсе Фокс? Стыдитесь! Кто я, по-вашему? Прислуга, отвечающая на телефонные звонки?

– Ну что вы! И все-таки вы расскажете. Это дело об убийстве не имеет к вам отношения, так стоит ли в него впутываться? Если ввяжетесь, у вас могут возникнуть большие неприятности. Возможно, вам кажется, что это вполне правильно и этично – подрядиться следить за В для А, а потом по поручению B присматривать за C. Но вы же знаете, что́ подумает полиция. У них появятся сомнения, и они непременно начнут вам докучать. В лучшем случае вас заподозрят в двойной игре, в обмане доверия клиента, а в худшем – в том, что вы способствовали его гибели. Я в этом вовсе не заинтересован. Мне просто нужен ответ на мой вопрос. Рассусоливать некогда. Если ответа я не дождусь, немедленно звоню инспектору Дэймону. А дальше вы знаете: доставить живой или мертвой; допросы, протоколы; пожалуйста, подпишите это заявление; явитесь утром; не покидайте пределов штата…

– Будьте вы прокляты! – в сердцах бросила мисс Боннер. Все ее веселье мигом улетучилось. – Вы этого не сделаете. На что вы рассчитывали?

– Подумайте сами. Я уже говорил, что Клифф раскололся. Я просто его проверяю. Разве мои А, В и С ничего не доказывают?

– Я не обманывала Тингли.

– Прекрасно. До прошлой субботы вы когда-нибудь встречались с Клиффом?

– Нет. – Мисс Боннер сглотнула. – Будьте вы прокляты! Он позвонил сюда, и мы договорились увидеться в «Рустермане». Я рассчитывала с его помощью поскорее завершить работу, которую делала для Тингли, но когда узнала, чего он хочет, то решила, что не вижу причин не взяться и за это дело тоже. В любом случае Тингли это не навредило бы. Да и Клиффу, если он не блефовал, тоже…

– Чего же он хотел?

– Он заподозрил, что за порчей продукции Тингли стоит Корпорация производителей злаковых, и попросил меня выяснить, верны ли его подозрения. А если получится – то и собрать доказательства. Это расследование понадобилось ему потому, что он, во-первых, надеялся купить фабрику Тингли и не хотел, чтобы она обесценивалась, а во-вторых, желал разоблачить конкурента.

– Он называл какие-либо имена?

– Да. Гатри Джадд из банка «Метрополитен траст», который недавно завладел корпорацией.

– Он просил вас о чем-то еще?

– Нет.

– Вы говорили, что работаете на Тингли?

– Нет.

– Он звонил вам около полутора часов назад?

– Что? – переспросила мисс Боннер, нахмурившись. – Кто мне звонил?

– Клифф. Чтобы вы знали, что́ мне говорить.

– Он не звонил. Вы… Вы невыносимы…

– Перестаньте! У меня чувствительное сердце. Я не хочу этого слушать. Большое вам спасибо, мисс Боннер.

Фокс повернулся и вышел. Очевидно, и мисс Боннер была не расположена с ним общаться. Хотя он больше минуты ждал лифт, а стрелки показывали уже седьмой час, снова он ее так и не увидел.

Очутившись на улице, Фокс и не подумал возвращаться к тому месту, где припарковал свою машину, а вместо этого быстро зашагал в сторону центра. На Тридцать восьмой улице он повернул на запад.

Дойдя до Шестой авеню, заскочил в аптеку, заглянул в телефонную книгу, снова вышел, огляделся, пересек улицу и направился к входу в здание, которое знавало лучшие дни, а ныне, видимо, предназначалось под снос.

Внутри он справился с планом здания, затем старенький лифт отвез его на третий этаж, а тесный коридор привел к двери, на грязной стеклянной панели которой в центре красовалась надпись: «Труденьги», а сбоку: «Входите».

И он вошел.