Фокс на мгновение сощурил и тут же вновь широко раскрыл глаза. Коллинз склонил голову набок и нахмурился.
Адвокат произнес:
– Это весьма… примечательное утверждение, мисс Мерфи. Надеюсь, вы знаете, о чем говорите?
– Да, – твердо ответила она.
– Это с вами Тингли говорил по телефону?
– Нет. С мисс Йейтс. – Она сглотнула, но глаза ее оставались спокойными, а голос ничуть не дрожал. – Во вторник вечером я заглянула к ней домой. Мы кое-что обсуждали, и ей… пришлось позвонить мистеру Тингли. Они проговорили три-четыре минуты. Мисс Йейтс звонила ему в кабинет. Когда она повесила трубку, была одна или две минуты девятого, потому что сразу после этого явилась ее подруга, и я ушла. Было восемь с копейками.
– Вы посмотрели на свои часы? Они не врут?
– Каждый день в шесть часов я сверяю их по радио. В любом случае разговор о времени заходил, так как мисс Харли, подруга мисс Йейтс, должна была прийти в восемь. Она явилась вовремя.
– Вы сами слышали, как мисс Йейтс звонила Тингли?
– Разумеется. Я была рядом.
– А сами вы с ним говорили?
– Нет.
– Но все же уверены, что это был Тингли?
– Конечно. Она говорила с ним о… том деле, которое мы обсуждали.
– О чем же именно?
– Это… – Мисс Мерфи заколебалась и снова сглотнула. – Это касалось дел фирмы. Если я расскажу, меня могут уволить. Запросто. Вчера я говорила мисс Йейтс, что ради Эми мы должны об этом рассказать. Она ответила, что в этом нет необходимости: Эми невиновна и обязательно выпутается. Но когда я прочла вечернюю газету… то решила рассказать вам о том телефонном звонке. Этого вполне достаточно. Дело, которое мы обсуждали, тут ни при чем.
– Вы часто заглядываете к мисс Йейтс?
– О нет, очень редко.
Коллинз откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел на женщину.
– В общем, так, мисс Мерфи. Если мы передадим эти сведения в полицию, даже не сомневайтесь: они с вас живой не слезут, пока не допытаются, какое дело вы обсуждали с мисс Йейтс. Ведь именно о нем она беседовала по телефону с Тингли. Они непременно спросят и у нее, их будет интересовать каждое слово. Боюсь, мы будем вынуждены поделиться с полицией, потому что все равно не сможем с толком распорядиться столь отрывочной информацией. Мне очень жаль – не хотелось бы втягивать вас в неприятности, но что поделаешь.
Она в упор посмотрела на него:
– Если я разболтаю, мисс Йейтс об этом узнает.
– Не обязательно. Может, она сама решит все рассказать, и нам не придется вас выдавать. Попробуем вас спасти.
– Ну хорошо. Сказала «а» – говори и «б». Это долгая история.
– У нас вся ночь впереди.
– О, не настолько долгая. Вам, безусловно, известно о хинине.
– Да.
– Так вот, мы занимались расследованием целых три недели. Поголовно опросили всех работниц. И конечно, пытались предотвратить новые случаи. На складе и в упаковочном цехе на первом этаже поменяли замки. Наверху был установлен ежеминутный надзор. Мы с Эдной Шульц знали, что мистер Тингли велел мисс Йейтс и мистеру Фраю приглядывать за нами, но они не знали, что и мы приглядываем за ними. Однажды он вызвал нас с Эдной в свой кабинет и сказал, что не подозревает ни нас, ни мисс Йейтс, ни мистера Фрая. Но ему приходится вести себя так, будто мы все под подозрением. Только он не хочет, чтобы мисс Йейтс и мистер Фрай об этом знали. – Она выпалила все это одним махом, явно желая побыстрее покончить с неприятной задачей. – Когда заварилась вся эта каша, смесители и конвейеры находились под непрестанным наблюдением кого-нибудь из нашей четверки. Если смесью занимались Эдна или я, мисс Йейтс либо мистер Фрай снимали пробу, перед тем как смесь выгружалась в лотки, отправлявшиеся на фасовочный конвейер. Они делали это открыто, а еще выкладывали немного смеси в специальную баночку, наклеивали этикетку с номером смеси и относили мистеру Тингли на пробу. Но когда смесь делали мисс Йейтс или мистер Фрай, мы с Эдной забирали образец на пробу втайне от всех. Хозяин велел нам не приносить пробу ему в кабинет, потому что прежде мы почти никогда туда не заходили и нас обязательно заметили бы и стали расспрашивать.
– Где же вы ее оставляли? – перебил ее Фокс.
– Я относила баночку в раздевалку и прятала в карман своего пальто, а мистер Тингли приходил и забирал ее. Эдна делала то же самое. Это было совсем несложно, ведь в наши обязанности входило выгружать продукт из смесительных баков. И все же я, видимо, утратила бдительность, потому что во вторник после обеда мистер Фрай застал меня за этим занятием и страшно разозлился. Он потащил меня в цех соусов и заставил во всем признаться. Потом пришла мисс Йейтс, и он рассказал ей об этом. Мисс Йейтс возмутилась и сказала, что все работницы, в том числе мы с Эдной, находятся в ее ведении и она сама уладит дело. Они разругались в пух и прах. Мистер Фрай пришел в такую ярость, что совсем потерял дар речи и выскочил из цеха. Мисс Йейтс спросила, что это мне взбрело в голову, и я поняла, что попала в переплет. Я разволновалась, мало-помалу мы обе вышли из себя. Понятно, что мне только и оставалось пойти к мистеру Тингли и обо всем ему доложить. Я выскочила из цеха соусов и побежала к кабинету. Он оказался закрыт. Я постучала и услышала голос мистера Тингли: он крикнул, что занят и его нельзя беспокоить.
– Сколько было на часах?
– Шестой час. Примерно четверть шестого.
Фокс кивнул:
– В это время он разговаривал с сыном. Вы случайно не слышали, о чем они говорили?
– Я не стояла под дверью. Прошла через другие помещения, вышла с фабрики и отправилась домой. За ужином я поняла, что вела себя как круглая дура. Если бы я увиделась с мистером Тингли и все ему рассказала, то он растолковал бы мисс Йейтс, что ему известно о случившемся, и приказал бы ей забыть об этом, а я навсегда испортила с ней отношения. В конце концов, она моя начальница. Она имела полное право требовать объяснений, а мне не следовало так кипятиться. Я решила, что не стоит ждать до утра, чтобы помириться, отправилась к ней домой, на Двадцать третью улицу, и сказала…
– В котором часу вы туда добрались?
– Около половины восьмого. Я честно рассказала, что мы с Эдной просто выполняли распоряжение мистера Тингли. Сначала мисс Йейтс не поверила – верно, потому, что не могла и вообразить, что мистер Тингли или кто-то еще посмеет заподозрить, будто она замешана в истории с хинином. Она позвонила Эдне, чтобы проверить мои слова, но Эдны не было дома. Мисс Йейтс засыпала меня вопросами и в конце концов позвонила домой мистеру Тингли, но оказалось, что он еще не приходил. Тогда она позвонила на фабрику и застала его там. Повесив трубку, мисс Йейтс была в таком бешенстве, что едва могла говорить. Наверно, она бы меня побила, но тут явилась мисс Харли, и я сбежала. Я надеялась, что к утру начальница поостынет, хотя не сомневалась, что мистер Тингли спустит на меня всех собак за то, что я позволила поймать себя с поличным. Но утром… – Мисс Мерфи махнула рукой.
Нат Коллинз задумчиво сдвинул брови и почесал подбородок. Помрачневший Фокс уныло пялился на кончик носа мисс Мерфи.
– Если на то пошло, – с вызовом проговорила она, – пускай меня уволят. Эми Дункан – хороший товарищ, и моя совесть будет спокойна! Главное, я рассказал о том, что в восемь он был еще жив.
Фокс хмыкнул:
– Я рад за вашу совесть, но буду вам очень признателен, если вы объясните, каким образом это поможет мисс Дункан.
– Ну… Конечно поможет! Ведь я уже говорила… И вы говорили… Если она была без сознания…
– Это она утверждает, что была без сознания, – сухо заметил Фокс. – До настоящего момента я ей верил. Мне и сейчас хочется ей верить. Но если вы говорите правду…
– Я не лгу!
– Похоже на то. Но если вы хотите, чтобы мисс Дункан арестовали по обвинению в убийстве без права освобождения под залог, пойдите и расскажите обо всем в полиции.
– Если я… – Мисс Мерфи потрясенно уставилась на него. – Боже, я вовсе не хочу, чтобы ее арестовали! Я пришла сюда только затем…
– Прошу вас! – сурово оборвал ее Фокс и встал. – У меня нет времени посвящать вас в подробности, это сделает мистер Коллинз. Вы нанесли нам оглушительный удар. Но перед тем как я вновь отправлюсь на поиски, пожалуйста, скажите: баночка, с которой поймал вас мистер Фрай, все же попала к мистеру Тингли?
– Я что-то не пойму…
– После моего ухода мистер Коллинз вам все объяснит. Просто ответьте на вопрос. Баночка попала к Тингли?
– Да. Во всяком случае, я оставила ее в раздевалке, в кармане своего пальто… На часах было четверть пятого… Когда я надевала пальто, баночки в кармане не нашла.
– В тот день Тингли получал другие образцы смеси?
– Да.
– Сколько их было?
– Четыре или пять. – Мисс Мерфи задумалась. – Дайте-ка сосчитать… Один от Фрая, два от Йейтс, два от Эдны… Это был ветчинный паштет…
– Отлично. – Фокс взял шляпу, пальто и опять обратился к ней: – И еще кое-что. Если вы расскажете обо всем этом в полиции, то мисс Дункан, скорее всего, обвинят в убийстве и бросят за решетку. По крайней мере, ей придется совсем несладко. Поступайте как знаете. Надеюсь, вы сумеете пару дней держать язык за зубами, но решать только вам. Что скажете?
– Ну, я… – Мисс Мерфи совершенно смешалась и была слегка напугана. – Я бы не хотела… А они могут… Если я ничего не скажу, а они все-таки узнают, меня могут арестовать?
– Нет, – уверенно ответил Коллинз.
Фокс ободряюще улыбнулся:
– Он хороший адвокат, мисс Мерфи. Если вы дадите мне время, чтобы исправить положение, скажем пару дней, буду вам очень благодарен. Где тебя можно будет найти, Нат, если ты мне сегодня понадобишься?
Коллинз ответил, что собирается в театр «Черчилль», а затем в клуб «Фламинго», и Фокс ушел.
Он зашагал на север по Мэдисон-авеню, затем свернул на Сорок первую улицу, где минувшим утром поставил в гараж автомобиль. Если кто-то из друзей или коллег, хорошо знавших Фокса, увидел бы сейчас его лицо, то вряд ли осмелился бы остановить детектива, чтобы перекинуться с ним словечком.
Собственно, не стоило и пытаться: говорить с человеком, который ничего и никого вокруг не замечает, бесполезно. Служитель гаража, почувствовав, что клиент глубоко погружен в размышления, выбежал на улицу впереди автомобиля, чтобы Фокс, выезжая, по рассеянности никого не задавил.
Однако, ощутив под рукой руль, Фокс автоматически заставил себя сконцентрироваться и отбросить лишние мысли, как это бывает с любым хорошим водителем, и, несмотря на полный разброд в голове, прибыл к месту назначения, на Двадцать третью улицу, даже не поцарапав бампер.
Здание, перед которым он остановился, выглядело не слишком современно, но изо всех сил напускало на себя респектабельный вид; в подъезде было чисто; отполированные латунные дверцы почтовых ящиков сияли, включая тот, на котором красовалась табличка с надписью: «Йейтс». Фокс нажал на кнопку возле таблички.
Лестничные клетки были прибраны и хорошо освещены. Этажом выше Фокс снова нажал на кнопку, и дверь ему открыла сама мисс Йейтс.
– О! – вырвалось у нее.
Фокс извинился за неожиданный визит и попросил позволения войти. Ему не слишком радушно, но, впрочем, и без раздражения было предложено снять пальто и шляпу, оставить их на вешалке в прихожей и пройти в большую комфортабельную комнату. Мебели в ней, пожалуй, было многовато, однако складывалось впечатление, что хозяйка вполне довольна обстановкой.
Гостю указали на стул. Сама мисс Йейтс присела на краешек мягкого дивана, точно это была жесткая деревянная скамья, и с ходу заявила:
– Если вы думаете, что сегодня днем вам удалось кого-нибудь одурачить, то напрасно. Артур Тингли говорил мне, что не доверяет вам. И я тоже вам не доверяю.
– Тогда мы квиты, – в тон ей ответил Фокс. – Я, признаться, тоже не питаю к вам особого доверия. Судя по всему, и сам Тингли не был склонен слепо верить вам, коль скоро приказал Кэрри и Эдне проверять вас.
Мисс Йейтс пробормотала что-то нечленораздельное. Мускулы на ее лице напряглись, но выражение, появившееся в глазах, никоим образом нельзя было принять за испуг. Она произнесла:
– Так Кэрри… – и тут же осеклась.
Фокс просто кивнул.
– Очень хорошо. – Она облизала пересохшие губы. – И что же?
– А вот что, мисс Йейтс. Во-первых, вы вели себя весьма странно. Это правда, что во вторник, в восемь часов вечера, вы говорили с Тингли по телефону?
– Да.
– Вы совершенно уверены, что это был его голос?
– Совершенно. И то, что он говорил… Ошибки быть не могло.
– Тогда почему… Я не спрашиваю, почему вы не поделились со мной, ведь вы и не обязаны, если не хотите… Но полиции-то вы рассказали?
– Нет.
– Почему?
Она в упор посмотрела на него.
– Почему? – настойчиво повторил Фокс. – Вы достаточно умны, чтобы понимать, что эта информация не просто важна – она имеет решающее значение для раскрытия убийства! Вы что, намерены мешать расследованию?
Глаза мисс Йейтс были по-прежнему устремлены на него.
– Вы только что сказали, – невозмутимо произнесла она, – что я не обязана ничем делиться с вами, если не хочу. Но я не дура и отлично понимаю, что упираться бессмысленно, теперь, когда Кэрри… – Она стиснула зубы, но через мгновение продолжила: – Вы спрашиваете, намерена ли я мешать расследованию? Мне на него совершенно наплевать.
– Вам наплевать, отыщут ли того, кто убил Тингли?.. Кто оглушил его, а затем полоснул по горлу?
– Ну… Не совсем. Полагаю, любой нормальный человек не хочет, чтобы убийца ушел от возмездия. Но мне было ясно, что если я расскажу об этом телефонном звонке, то придется рассказывать и обо всем прочем. А у меня, как у любого человека, есть гордость. В моей жизни есть только один повод для гордости – работа. Работа и фирма, которой я отдала всю жизнь… А последние двадцать лет именно от меня зависели ее успехи. Об этом знают все мои друзья и знакомые… но главное, об этом знаю я сама. И когда Кэрри… Когда я узнала, что Тингли заподозрил и меня, заставив мою же подчиненную за мной шпионить… – В ее глазах вспыхнули и тут же погасли огоньки. – Я и сама могла бы его прикончить. Да, могла бы. Я бы поехала туда, если бы не Синтия Харли…
– Но вы не поехали.
– Да, – с горечью ответила она, – не поехала.
– А про звонок не стали рассказывать потому, что желали скрыть, что Тингли приказал вашим подчиненным присматривать за вами?
– Да. А позже появилась еще одна причина. Выяснилось, что Эми получила удар по голове и валялась там без чувств. Я была в недоумении, да и сейчас ничего не понимаю и все же не верю, что она могла убить дядю или была как-то в этом замешана. Я сообразила: если станет известно, что в восемь он был еще жив, то ей придется туго. Вот вам и вторая причина. Но не главная.
– Тем не менее существовала еще одна, куда более веская причина, отчего вам следовало рассказать о звонке. Разве нет?
– Не понимаю.
– Ваше собственное положение. Вы, конечно, сознаете, что до сих пор на подозрении у полиции? У вас нет алиби на тот период, который они считают ключевым. Не очень-то приятно быть подозреваемой в убийстве. Если бы вы рассказали про звонок…
Мисс Йейтс фыркнула:
– Пускай подозревают. В конце концов, если бы меня действительно заподозрили, что толку рассказывать им про звонок? Кроме меня, никто не слышал голоса Артура Тингли – они легко могли бы заявить, что я лгу.
– Наверное, могли бы, – согласился Фокс, окинув ее мрачным взглядом. – Позвольте вам сообщить, что в настоящий момент в мои планы не входит информировать об этом полицию. Думаю, что и Кэрри Мерфи последует моему примеру. Во всяком случае, пока. А как насчет вас?
– Зачем ставить их в известность теперь, раз я не сделала этого раньше? Если они каким-то образом выяснят это и явятся ко мне… Я все равно не доверяю ни вам, ни Кэрри…
– Я вас не виню. – Фокс встал. – Сегодня я и сам себе не доверяю. Сердцем все чувствую, а вот голова отказывается соображать. Большое вам спасибо. Не провожайте меня.
Но мисс Йейтс сочла необходимым из вежливости выйти с ним в прихожую и открыть ему дверь, пусть даже он и не вызывал у нее доверия.
Фокс сел в машину, доехал до Седьмой авеню и покатил на запад. Неподалеку от станции подземки на Восемнадцатой улице он остановился перед рестораном, зашел внутрь и велел официантке принести ему чего-нибудь поесть – только не трески и не цветной капусты.
Вовсе не равнодушный к еде, Фокс даже в нынешнем, угнетенном состоянии духа заметил бы, если бы ему подали нечто совсем несъедобное. Но когда через полчаса он поднялся из-за стола, то ни за что не сказал бы, какое именно блюдо одарило его ощущением приятной сытости – грудка цесарки или же печеная фасоль.
Часы на приборной панели, которые он включил через пару минут после того, как уселся в машину, показывали без пяти восемь, когда машина остановилась у дома триста двадцать по Гроув-стрит. Он вышел и направился к подъезду.
Из темного угла появилась какая-то фигура. Это был мистер Олсон с зубочисткой во рту. Он объявил, что домофон мисс Дункан все еще не реагирует на звонки, впустил Фокса и стоял, прислушиваясь, пока голоса, доносившиеся сверху, не убедили его, что этот посетитель по-прежнему остается другом.
Однако выражение лица Эми безошибочно подсказало Фоксу, что если он и остается другом, то сейчас его тут совсем не ждут. Когда дверь распахнулась, перед ним предстало небесное создание в премилом зеленом платье, с блестящими глазами и нежными щечками, порозовевшими в предвкушении долгожданной встречи. Тень досады, промелькнувшая по лицу молодой женщины, не ускользнула от проницательного взгляда Фокса.
– Это всего лишь я, – сказал он. – Простите.
Она попыталась справиться с разочарованием.
– О, я рада! Как мило… То есть я надеялась, что вы… Проходите, давайте же пальто…
Фокс позволил ей повесить свое пальто на крючок. Обведя комнату быстрым взглядом хищника, он тотчас уловил, что здесь недавно прибирали: по дивану аккуратно разложены подушки, на столике ровной стопкой высятся журналы, с ковриков исчезли все пятна, а пепельницы девственно чисты.
– Вы куда-то собираетесь?
– О нет. Садитесь. Нет, я никуда не собираюсь. Я… хотите сигарету?
– Спасибо. Наверное, надо было сначала предупредить вас по телефону…
Он осекся. В дверь позвонили, и она мгновенно сорвалась с места.
– Простите, – бросила она на ходу, подбегая к двери и распахивая ее.
Фокс, разумеется, догадался, кто это, и уже был готов напустить на себя беззаботный вид, чтобы ничем не выдать своих чувств, но тут его внимание отвлек внезапно изменившийся голос Эми, в сдержанно-радостном щебетании которой зазвучали нотки растерянности и удивления. Его брови тоже изумленно взлетели вверх, и тут в комнату вошел Леонард Клифф, мрачный, как грозовая туча. Его зловещий вид не предвещал ничего хорошего.