29

В модуле, соседствовавшем с операционным блоком, хирург Джефферсон отходил от трехчасовой операции, которую он делал поляку, доставленному в британский военный госпиталь в Мазари-Шарифе.

– Роджер, – сказал он своему ассистенту, недавнему выпускнику медицинской школы Королевского свободного университета в Лондоне, – по-моему, мы заслужили право на несколько глотков виски.

– Сэр, я думаю, что вы заслужили нечто большее, чем глоток виски. Ведь вы спасли этому человеку жизнь, – отозвался ассистент, положивший затекшие ноги на открытое окно модуля. – Я восхищен.

– Да, случай не банальный, – согласился хирург. – Хотя в моей практике бывали случаи и посложней.

– Сэр, вы точно вытащили его с того света. Я восхищен.

– Но не без вашей помощи, коллега. Должен вам заметить, вы грамотно действовали, – похвалил Джефферсон вчерашнего студента.

– Спасибо, сэр. Я очень польщен вашей оценкой. У меня было совсем немного практики, и я никогда не имел дела с огнестрельными ранениями.

– Это дело наживное. Если вы задержитесь здесь хотя бы на год, практики у вас будет более чем достаточно. Моджахеды позаботятся об этом. Они будут рады помочь вашему профессиональному становлению. Так как насчет виски?

– Спасибо, сэр. Но я воздержусь, – отказался ассистент. – Выпью лучше колы.

– Заботитесь о здоровье? Похвально, – прокомментировал хирург, заполнив высокий стакан на одну треть напитком соломенного цвета и бросив в него два кусочка льда. – Однако должен вам заметить, коллега, я не уверен в том, что хорошее виски в умеренных количествах более вредно, нежели ваша кола. Мне кажется, оно полезней.

Джефферсон отхлебнул из стакана и, умиротворенно прикрыв темные веки, выделявшиеся на его бледном лице, откинулся на спинку кресла.

– Вероятно, вы правы, сэр. Но у меня есть причины воздерживаться от алкоголя, – отозвался после паузы Роджер.

– Дурная наследственность? – с нескрываемой иронией предположил хирург.

– Вы правы, сэр. Мой родной дедушка умер в белой горячке, – признался молодой врач, бросив быстрый взгляд на Джефферсона.

– А что отец? – уже серьезно спросил хирург у своего помощника.

– Отец, слава богу, жив и здоров. Насмотревшись в детстве на родителя, он ни разу в жизни не брал в рот даже пива. И меня воспитал в том же духе.

– Запугал, значит.

– Отчасти запугал. Но, думаю, мне это на пользу.

– А вот это главное, – заметил Джефферсон. – Эффект плацебо, когда мы считаем ту или иную вещь полезной для себя, – великое дело. Я, например, абсолютно уверен в полезности для моего организма одного-двух стаканчиков виски каждый день, вы считаете полезным для себя колу – и оба мы благоденствуем и чувствуем себя комфортно. А чувство комфорта – основная доминанта здоровья.

В дверь осторожно постучали.

– Войдите, – разрешил хирург и сделал большой глоток.

На пороге появилась медсестра в белом халате, но с непокрытой головой.

– Что еще случилось, Маргарет? – спросил Джефферсон, с удовольствием глядя на свежее личико медсестры, обрамленное чудными каштановыми волосами. – Какого еще поляка с проникающими ранениями в грудную и брюшную полость привезли на нашу голову?

– Можете спокойно допивать ваше виски, мистер, – несколько более игриво, чем полагалось бы ей по статусу, ответила медсестра, стреляя выразительными карими глазками в сторону стажера. – Действительно, появился еще один поляк, но совершенно целый и без каких-либо изъянов.

Ассистент хирурга, уставившийся было на медсестру, вновь отвернулся к окну.

– Ты утверждаешь столь безапелляционно, – улыбнулся Джефферсон. – Я надеюсь, ты лично убедилась в отсутствии изъянов?

– Насколько мне это было доступно, – сказала медсестра, озарив свое лицо озорной улыбкой.

– Он молод?

– Да, сэр!

– Симпатичен?

– О да, сэр!

– Тогда займись им сама. Хирург, я так полагаю, ему пока не нужен?

– Увы, сэр. Именно хирург ему и нужен. То есть не вообще хирург, а именно вы.

– Не понимаю, Маргарет, зачем я ему сдался?

– Мистер Джефферсон, не делайте, пожалуйста, вид, что вы старше, чем есть на самом деле. Старческое слабоумие, атеросклероз и прочие радости геронтологов вам еще не грозят, – кокетливо и опять на грани дозволенного пожурила медсестра хирурга.

– После таких слов, Маргарет, я чувствую прилив сил, – сделав грозный вид, сообщил Джефферсон. – И не только духовных.

– Так я вам и поверила. Вы уже не первый раз обнадеживаете бедную девушку и каждый раз обманываете ее ожидания. Я вам уже не верю, – рассмеялась Маргарет, а потом добавила: – Однако поляк ждет.

– Он хочет поговорить о своем соотечественнике?

– Вы угадали, сэр.

– Пусть войдет.

Медсестра закрыла за собой дверь, и через несколько секунд в модуль вошел поручик Росиньский.

Представившись, поручик поинтересовался, есть ли возможность побеседовать с раненым, доставленным в британский госпиталь в польской форме.

– У вас неплохой английский, – сделал комплимент хирург Джефферсон молодому польскому офицеру. – Говорите бегло и почти без акцента.

– Я филолог по первому образованию, – пояснил Росиньский. – Во время учебы трижды приезжал в Великобританию, в общей сложности провел там около года.

– На стажировке? – спросил ассистент Роджер.

– Нет. На сельскохозяйственных работах. Клубника, черешня, кукуруза.

– Я тоже работал на каникулах в отцовском магазине, – сообщил Роджер.

– Обычное дело, – подтвердил Джефферсон. – Студенты, как правило, где-нибудь подрабатывают. Должен вас порадовать – если не произойдет ничего из ряда вон выходящего, ваш соотечественник будет жить. Думаю даже, что ранения не окажут существенного влияния на его привычный образ жизни. У вашего земляка очень крепкий организм. Очень крепкий. Хотя, конечно, если бы он еще несколько часов не получил квалифицированной медицинской помощи, ситуация вполне могла стать фатальной.

– Спасибо, сэр, – поблагодарил поручик. – Скажите, с ним можно побеседовать?

– Длинного разговора у вас не получится в любом случае. Сейчас он отходит от общего наркоза, а поскольку перед операцией был без сознания и бредил, то маловероятно, что он будет иметь сейчас абсолютно ясную голову. Ну и потом, когда ваш земляк отойдет от наркоза, мы вынуждены будем почти сразу вколоть ему наркотик, чтобы предотвратить болевой шок. Возможно, минута-другая у вас будет. Присядьте. Хотите виски?

– Спасибо, от виски воздержусь, – отказался поручик. – У нас не приветствуется увлечение алкоголем на службе.

– Какая прекрасная молодежь выросла, – умилился хирург. – Оказывается, Роджер, вы не исключение. У вас есть последователи и среди наших союзников. Тогда колу? Может быть, холодный чай.

– Да, конечно, с удовольствием, – согласился Росиньский.

– Вас не затруднит обслужить себя самому? Стаканы в шкафу справа, а кола и чай – в холодильнике.

– Конечно, конечно, не беспокойтесь, – сказал поручик, взял стакан и, найдя в холодильнике темную пластиковую бутылку, наполнил его. – Скажите, а на теле раненого не было каких-то особых примет?

Джефферсон допил виски и посмотрел на нерастаявшие кубики льда в стакане. Это зрелище, видимо, не удовлетворило хирурга, и он добавил виски, которое на этот раз заняло две трети его стакана. Завершив эту процедуру, хирург отпил из стакана и, облизав губы, произнес:

– Ваш земляк явно бывал в переделках. Я не имею в виду операцию по удалению аппендикса, которую ему пришлось ранее перенести. На теле у него есть следы заживших огнестрельных ранений. Кстати, как его зовут? На короткое время сознание возвращалось к нему, но мы, естественно, спрашивали его по-английски. Создавалось впечатление, что он понимал вопрос, но явно не хотел на него отвечать. Мне кажется, если вы спросите его по-польски, он удовлетворит ваше любопытство.

– Мистер Джефферсон, на предплечье у него была татуировка, – напомнил ассистент Роджер.

– Ах да! – встрепенулся хирург. – В самом деле. Две буквы В. Прописные буквы. И между ними какой-то знак. Я, помнится, удивился. Две строчные буквы b, как известно, обычная аббревиатура в гостиницах – bed and breakfast – ночлег и завтрак. Но у него были вытатуированы именно прописные буквы В и В. Эта аббревиатура известна в среде британских парламентариев, она означает Blue Book, то есть сборник официальных документов – парламентских стенограмм. Но между двумя прописными буквами В был еще какой-то знак.

– Похожий на какую-то греческую букву, – уточнил Роджер.

Поручик Росиньский достал из кармашка кителя маленькую записную книжку и карандаш и начертал некий знак на листке.

– Такой? – спросил он, показывая открытую записную книжку хирургу и его ассистенту.

– Очень похоже, – согласился Роджер.

– Ну да, – подтвердил Джефферсон.

Росиньский практически не знал русского. То есть как любой поляк улавливал смысл сказанного на родственном славянском языке, но весьма приблизительно. Однако как дипломированный филолог поручик, конечно же, был знаком с кириллицей. Как ни удивительно, но Росиньский знал и что означает буквосочетание ВДВ.

В детстве вместе со сверстниками Мечик неоднократно совершал набеги на территорию бывшей советской авиабазы под Познанью. Бывшие хозяева покидали ее второпях, забыв снять или уничтожить плакаты наглядной агитации. Он хорошо помнил один из плакатов с изображением парашютов и аббревиатурой ВДВ – воздушно-десантных войск.

– Думаю, что мы можем попробовать пообщаться с вашим соотечественником, – сказал Джефферсон, осушив свой стакан.

– Это было бы крайне интересно, – согласился поручик.

Вслед за Джефферсоном Росиньский и Роджер прошли по коридору в одноместную реанимационную палату, где на широкой кровати с подключенной системой жизнеобеспечения лежал недавно прооперированный поляк.

– What is your name? – спросил Джефферсон, похлопав раненого по щекам.

– Jak ciebie woіaj? – продублировал поручик.

– Волк, – ответил раненый, распахнув глаза, которые оказались неожиданно очень синими, не бледно-голубыми, а именно синими.

– Вилк? – переспросил Росиньский.

– Да, Волк, – подтвердил раненый по-русски и закрыл глаза.

Уже с закрытыми глазами он добавил по-польски:

– Так. Вилк.

– Pan nie Polak? – решил уточнить Росиньский, хотя уже был абсолютно уверен в этом.

– Не надо его беспокоить, – сказал Джефферсон. – Он испытывает очень сильные болевые ощущения. Сейчас ему вколют наркотик, и он заснет.

Хирург кликнул Маргарет, и она быстро появилась в палате с уже заправленным шприцем, держа его иголкой вверх. Судя по всему, она была весьма квалифицированной операционной сестрой и с полуслова понимала хирурга Джефферсона.