13

В этот летний день калининградский аэропорт не отличался особой оживленностью. Обычного столпотворения, массового скопления зевающих туристов или встречающих не наблюдалось. Конечно, люди спешили, старались двигаться быстро и точно – туда, куда нужно. Блестели отделанные металлом чемоданы на колесиках, черные «дипломаты» бизнесменов средней руки, пестрели разноцветные рюкзаки путешественников, семенили, держась за ручку мамаш, девочки в красных юбочках и белых гольфиках, мальчики в синих шортиках. Степенно проходили пожилые дамы и их мужья. Все было чинно и деловито.

Напротив VIP-зала стояла Вероника. В руках она держала картонку с надписью:

Из VIP-зала постепенно начали выходить опрятные пожилые дамы и господа. Некоторых сопровождали розовощекие очкарики с признаками раннего ожирения или юношеподобные девушки в кедах и с брекетами на зубах. Даже не слыша говора новоприбывших гостей Калининграда, можно было легко, по одежде и поведению, понять, что это гости из Германии. Взгляды пожилых сверкали любопытством и опаской – значит, приехали проведать родину своих предков.

Из-за спины Вероники выскочила высокая широкоплечая брюнетка в сарафане и энергично замахала небольшим транспарантом на одной ручке. На нем аккуратными зелеными буквами было выведено по-английски и по-немецки:

«Помощь зоопарку» – прочла Вероника на транспаранте.

К бойкой брюнетке подошла кругленькая американка, заулыбалась, потом подтянулись немцы. Все начали здороваться друг с другом, что-то усиленно объяснять на немецко-английском языковом винегрете. Эта пестрая компания зоологов заслонила собой всех выходящих из зала приезжих.

– Эск'юз ми... Эндшульдигунг, бите... Извините, пожалуйста, – говорила Вероника одно и то же на трех языках, пытаясь протиснуться через застопорившуюся посреди дороги ученую братию.

Вероника увидела, как в сторонку от прибывших неспешно отошли пожилая, немного сгорбленная старушка и выше среднего роста мужчина. Старушка была удивительно миловидная – крашеные и ровно завитые белые локоны под небольшой шапочкой, круглые голубые глаза, щеки аккуратно напудрены и нарумянены. Одета она была в длинное кремовое платье со складчатой юбкой, руки в белых кружевных перчатках. Мужчина, держащий ее под локоть, был удивительно на нее похож. Осанка такая же – гордая, ее безукоризненно подчеркивал светлый двубортный костюм. Своим внешним видом эти двое сильно выделялись на фоне остальных гостей. Держалась парочка очень невозмутимо. Вероника сразу же их узнала.

– Гутен таг, – вскрикнула девушка и усиленно замахала своей картонкой.

Увидев Веронику, баронесса фон Пфайфельгофф расплылась в улыбке. Когда девушка подбежала, старушка подала ей ручку в белой перчатке. Барон тоже подал Веронике руку, но как-то надменно. Фердинанд фон Пфайфельгофф был не то чтобы недоволен, что Вероника их не сразу заметила, а как-то удивлен таким вот, с первых минут приезда, невниманием.

Вероника хотела уже было оправдаться, что, мол, это зоологи немного ей помешали, но передумала.

– Прошу за мной, – сказала она.

Девушка повела гостей к бежевому «Гольфу», припаркованному на бесплатной стоянке. Вероника открыла перед баронессой заднюю дверцу, потом попыталась открыть переднюю перед бароном, однако Фердинанд опередил ее. Его лицо красноречиво говорило о том, что машиной ему тоже не угодили.

Пока они втроем рассаживались в машине, подошел носильщик с каталкой. Вероника подняла «пятую дверь» легковушки. Носильщик положил в багажное отделение внушительных размеров пластиковый чемодан, который едва там поместился, после чего подошел к окошку, крякнул. Барон опустил стекло, протянул десять евро и быстро закрыл окошко. Носильщик улыбнулся, в благодарность чуть поклонился, козырнул, приставив два пальца к форменной кепке, и повез каталку назад в здание аэропорта.

Во время этой сцены Вероника звонила по мобильнику:

– Прилетели. Я встретила. Все в порядке.

Девушка положила мобильник в сумочку, запустила мотор и аккуратно вырулила на дорогу.

Барон и баронесса отказались жить в гостинице. Они заказали себе на окраине города частную виллу. Хозяева восстановили в ней немецкий довоенный интерьер и теперь с успехом сдавали ее туристам из Германии и других стран Европы. Стоило это, конечно, значительно дороже, чем в отеле, но обслуживание было на высоте.

– Какой у вас хороший немецкий, – похвалила Веронику баронесса.

– Спасибо, – улыбнулась девушка в своей привычной манере.

– Была страшная война, столько безвинных жертв. Вы не представляете, как это страшно. Мы, конечно, понимаем, что у нас, в нашем народе, что-то произошло. Что-то такое, несуразное...

– Мама... – у барона был низкий голос с каким-то почти металлическим звуком..

– Несуразное... Все бестолковое оказалось наверху. А вы знаете, бестолковость, наделенная властью, – всегда жестока.

– Да-да, – пыталась поддержать беседу Вероника.

– А вы так хорошо говорите на нашем языке...

– Немецкий язык не только язык Гитлера, Геббельса...

В зеркале заднего вида Вероника увидела, что когда она произносила эти имена, баронесса испытала чуть ли не физическую боль. Фрау Энгельберта вжалась в кресло и побледнела.

– ...но это язык великого Гёте, Гейне, Баха, Иммануила Канта, который всю жизнь прожил в этом городе и никогда не покидал его... Могила Канта находится в Калининграде.

– Да-да-да, – согласилась баронесса.

– Нет плохих и хороших народов, нет плохих и хороших языков. Ведь и русский – язык не только Сталина, Берии и Ежова, но и Достоевского, и Чайковского... – продолжала Вероника.

– А где ваш дядя? – барон или хотел переменить тему, или скорей перейти к делу.

– Он на раскопках.

– Он занимается только раскопками?

– В основном да... У них патриотический клуб. Все официально и профессионально. Имеется лицензия, – проговорила Вероника заранее отработанную фразу.

– Это его единственный вид деятельности... с которого он живет? – барон пытался выудить как можно больше деталей.

– Мм... Да..

– Ясно, – сказал Фердинанд, сделал небольшую паузу, затем продолжил. – Вы... сказали... в основном?

– В основном... Да... Ах, да, – замялась Вероника. – У дяди еще есть антикварный магазинчик.

– У вашего дяди антикварный магазинчик? – переспросил Фердинанд.

– У дяди и моего отца. Они вместе ведут дела.

– Интересно... А вы нам покажете ваш магазинчик? – полюбопытствовал Фердинанд.

– Если вы не очень устали с дороги...

– Мама, вы как? – в вопросе Фердинанда чувствовалась настойчивая просьба.

– Давай заглянем, – ответила баронесса.

Вероника почувствовала, что фрау Энгельберта души не чает в своем единственном сыночке.

И, как будто угадав, о чем Вероника думала, баронесса сказала:

– Фердинанд родился в конце сорок третьего. Его признали младенцем нации... – она замолчала, сообразив, что сказала что-то лишнее, то, чем можно втайне гордиться на территории Германии. Здесь же, несмотря на немецкие силуэты домов, была совсем не Германия.

– ...Он у меня очень образованный...

Вероника прикинула, что немцу уже больше шестидесяти, но она бы ему никогда столько не дала.

– Я немного коллекционирую, холодное оружие. Может быть, у вас что-нибудь куплю, – продолжил начатый разговор Фердинанд.

– Да-да, – нашлась Вероника, – у моего отца есть самодельная финка русских солдат времен Второй мировой войны.

– Самодельная? – переспросил барон.

Сначала ему это не очень понравилось, однако он продолжил:

– Может быть, это будет весьма интересно.

Наконец машина остановилась. Фердинанд вышел первым, обошел «Гольф», осторожно переступил небольшие лужи на асфальте на проезжей части, распахнул дверцу матери.

Посмотрев в зеркало заднего вида, Вероника убедилась, что никакой драндулет ее не обгоняет, и вышла из машины. Держа свою самую гордую осанку, девушка направилась к крыльцу магазина с вывеской «Вещи истории», написанной гражданским шрифтом императорской России. Буквы были выведены коричневой краской на желтом фоне. Звякнув связкой ключей, Вероника открыла магазин и радушно пригласила гостей проходить внутрь. Хозяйственным жестом девушка выключила сигнализацию и включила освещение.

– Прошу!

Из магазина пахнуло янтарной смолой – запах старого комода, смешанный с еловой иглицей.

– Осторожно! – вскрикнула Вероника.

Она заметила, как баронесса оступилась на ступеньках.

Ее поддержал Фердинанд, и баронесса с достоинством шагнула в зал магазина.

– Ох, как интересно, – фрау Энгельберта обратила внимание на витрину с янтарем. – Я определенно у вас что-нибудь для себя выберу.

Фердинанд окинул взглядом начищенные до блеска немецкие знаки отличия, пуговицы и бляхи. Потом заинтересовался советскими экспонатами.

– Ну, и где же это холодное оружие? – спросил он.

– Сейчас-сейчас, – ответила Вероника.

Она открыла небольшим ключиком ящичек в шкафу, рукой аккуратно, чтобы не порезаться, из нескольких ножей выбрала один и протянула Фердинанду.

Это был нож с рукояткой из копытца молодого оленя и лезвием из стали неизвестной марки.

– Да-да, – Фердинанд повертел в руках «финку времен Второй мировой войны». – Интересно... Интересно... А может быть, у вашего отца еще есть кортики русских морских офицеров? Желательно того же периода.

– Может быть... Есть... Точно, должны быть... Только я не знаю, где они... Я спешу.

Фердинанд отдал ей самодельный нож. Вероника понимала, что этот немец очень и очень непростой человек.

– Фердинанд, ты видел такой янтарь! – восхитилась баронесса. – Тут доисторические насекомые.

– Нет, мама, еще не видел.

– Посмотри, как прелестно...

Фердинанд издали глянул на витрину и остановился.

– А может быть, мы вас пригласим к себе на чашечку кофе на свою виллу? – с улыбкой предложил барон Веронике.

– С удовольствием. А когда?

– Прямо сейчас.

– Мы уже уходим? – спросила у сына баронесса.

– Да, мама. Вам надо отдохнуть с дороги.

Барон не быстро, но и не медленно направился к выходу. За ним последовала баронесса.

Вероника закрыла магазин, поправила на дверях табличку «закрыто» и включила сигнализацию.

Девушка подошла к машине. Она слышала, что герр Фердинанд и фрау Энгельберта тихо разговаривали между собой, но когда увидели Веронику – замолчали.

Девушка села за руль.

– Теперь прошу прямо на виллу, пить кофе, – сказал Фердинанд.

Остаток дороги они ехали молча. Фердинанд разглядывал город и ничему не удивлялся. Баронесса, утомленная, периодически клевала носом, но изо всех сил старалась держаться, поэтому тоже смотрела в окошко.

Наконец «Гольф» подъехал к вилле, и у Вероники зазвонил мобильник.

– Где вы там? – говорил Антон.

– Уже у виллы...

– А чего так долго?

– Они захотели наш магазин посмотреть, – оправдывалась Вероника.

– И?..

– Я им показала.

– Что ты им еще показала? – голос Антона было очень злым.

– Барон интересуется холодным оружием. Я показала ему финку, сделанную нашими солдатами во время войны.

– Что? – закричал в трубку Антон.

– А фрау Энгельберте понравился янтарь... – от такой неслыханной грубости у Вероники задрожал голос.

– Какой янтарь?

– С насекомыми...

– Ты с ума сошла! – гаркнул Антон. – Быстро их высаживай и ко мне на разговор...

Он разорвал связь.

В этот момент подошел швейцар, и Вероника снова открыла «пятую дверь». Швейцар взял чемодан, а Фердинанд помог фрау Энгельберте выбраться из машины – взял ее под ручку.

– Ну как? – обернулся он к Веронике. – Идете пить кофе?

– Простите, нет, – Вероника чувствовала, что вся покраснела после разговора с дядей.

Немец, кажется, этого не заметил.

– Нет-нет, спасибо. У меня еще много дел. Вот вам карточка для мобильного телефона. Позвоните вечером... Или я вам позвоню. Ауф федерзейн!

– Ауф федерзейн! – хором ответили Веронике барон и баронесса.

Девушка захлопнула дверцу машины, выжала сцепление, прибавила газу и рванула с места.