Глава 31
В нескольких кварталах от резиденции Абуиси, вдоль развалин, по грязной и пыльной улице стремительно несся грузовик с боевиками. Группировка Юсуфа, вооруженная до зубов, патрулировала улицы Дирэль-Балах. В тентованном грузовике находилось человек пятнадцать хамасовцев. Командир боевиков, сидевший рядом с водителем, снял солнцезащитные очки, протер их от пыли и снова водрузил на нос. Юсуф был плотным мужчиной с ослепительно-белыми зубами и бородой, не меньшей, чем у его колеги Омара Абуиси. Его группировка считалась одной из главных в этом регионе.
Заслышав неподалеку стрекот автоматных очередей, Юсуф приказал водителю ехать в сторону, откуда доносилась стрельба. Грузовик, проезжая один за другим кварталы населенного пункта, подъехал к резиденции Абуиси и, протаранив ворота, влетел во двор.
Десантники, уже подошедшие к гаражу, обернулись. Заметив несущийся на приличной скорости автомобиль с явно враждебными намерениями, они открыли огонь. Стрелять десантники умели — водитель грузовика, получив пулю в грудь, захрипел и остановил автомобиль, который едва не перевернулся.
Боевики как горох посыпались из машины и заняли позиции. Юсуф, быстро оценив ситуацию, отдавал команды своим людям, с ходу вступавшим в бой.
* * *
Черток, лежа в какой-то яме, сплевывая пыль, поднявшуюся с земли, тихо матерился по-русски. Действительно, он оказывался в неприятном положении.
«Между двух огней, — подумал он, — иначе это и не назовешь. И что тут выбрать — непонятно…»
Впрочем, слишком много времени на размышления у него не было. Перекатившись в сторону, израильтянин дал очередь по противнику. Однако на той стороне, похоже, также имелись неплохие стрелки. Пуля ударила Чертоку в плечо. Вместе с резкой болью пришла и слабость, накатившая волной.
— Проклятие! — простонал он, видя, что его правая рука повисла плетью.
Ощущение собственного бессилия, не говоря уже о боли, оптимизма не прибавляло. Похоже, пуля попала в кость или сустав, поскольку теперь даже самое незначительное движение отдавало страшной болью. Боевики, словно почувствовав это, резко усилили натиск, пытаясь подойти ближе.
Что-то пронзительно крича, несколько человек бросились вперед при поддержке остальных. Сгоряча Черток попытался хоть как-то стрелять, но это было невозможно. Гоц и российские десантники огнем своих автоматов преградили путь боевикам, обрушив на противника всю огневую мощь. Передовая группа хамасовцев из трех человек рухнула на землю, успев сделать всего несколько выстрелов.
Леонид попытался отползти в сторону, стиснув зубы от боли, пронизывавшей все тело. Вдруг он почувствовал сильный удар в бок. Изо рта вырвался глухой стон. Приложив руку к боку, Черток ощутил мокрую ткань. Он стонал, весь бок набухал влагой, видимо, от сильного кровотечения.
— Локис! — позвал он слабеющим голосом. — Помоги…
Больше ничего Черток не успел сказать. Взрыв гранаты буквально изрешетил его осколками.
— Леонид! — вскрикнула Гоц. — Ты жив?!
— Ему уже ничем не поможешь, — отозвался Локис, подползший поближе, — а вот нам надо что-то делать.
Ситуация действительно складывалась угрожающая, и каждая минута промедления могла дорого стоить.
— В гараж! — скомандовал Климов. — Я прикрою!
Локис первым поднялся с земли и ласточкой прыгнул в разбитое окно — ему надо было выяснить, что происходит внутри. Суламифь готовилась последовать за ним. Старшина бил короткими очередями, прикрывая отступление товарищей. Оглянувшись и видя, что сержант уже скрылся в проеме, он продолжал вести оборону.
Пролетев через оконный проем, Локис, сгруппировавшись, выполнил кувырок через голову и оперся на колено. Вторую ногу он выставил чуть вперед, используя ее как упор для локтя. Руки крепко сжимали цевье автомата. Осматривая помещение, в котором он оказался, Владимир искал взглядом Абуиси. Рывком быстро поднялся на ноги, обошел автомобили и установку «Град», стоявшую здесь же. На полу лежало мертвое тело хамасовца, убитого Локисом. Абуиси нигде не было видно.
Следом за сержантом в окно «впорхнула» Суламифь. Заняв позиции, спецназовцы продолжили бой с наступавшими хамасовцами, которые действовали еще агрессивнее и наглее.
Климов обернулся — из окон гаража раздавались выстрелы, но старшина видел — возможности оказаться там у него уже нет. Террористы пристрелялись, и попытки Климова высунуться из-за укрытия встречались шквалом огня. Патроны у старшины были на исходе…
Хамасовцы подступали все ближе. Мелкими перебежками, не переставая стрелять на ходу, они окружали осажденных в гараже и находившегося в одиночестве Климова.
Старшина быстро почувствовал, что боевики усиливают натиск, пользуясь благоприятным моментом. Затем по нервам ударила резкая дергающая боль. Он посмотрел вниз — из левой ноги хлестала, текла и расползалась по штанам кровь.
— В ляжку меня долбануло… — сквозь зубы прошептал Климов.
Он повернулся на бок, выдернув из штанов узкий брезентовый брючной ремень, накладывая повыше раны жгут — при ранении главное кровью не истечь. И только потом осмотрелся.
— Огонь! — приговаривал Климов, поводя стволом «АКМ».
Он сменил расстрелянный магазин и опять принялся осаживать настырно лезущих вперед хамасовцев, с удовлетворением отметив, что один из них замолчал и больше не беспокоил. Впрочем, их было много, и на месте прежнего появился новый.
— Ну, давай! Вперед! — кричал старшина, вкладывая в голос и действия всю злость. Он уже видел, что последовать за товарищами в гараж ему вряд ли удастся. Земля фонтанчиками вскипала рядом, пули ложились совсем близко.
Хамасовцы залегли и пока не рвались вперед. Однако их огонь менее плотным не становился. Климов больше не видел ничего, кроме автомата и мелькавших силуэтов напротив, сконцентрировавшись только на этом. Несмотря на боль в ноге, он, перекатившись, сменил позицию, к которой враг уже пристрелялся, и продолжил оборону. Вот только патронов оставалось совсем мало…
* * *
Внимание Юсуфа привлек какой-то крик. Он обернулся — из дома Абуиси выползал человек. Это был единственный уцелевший хамасовец. Взрывом гранаты боевику оторвало часть ступни, и он, жутко крича от дикой боли, катался по дому. Услышав во дворе стрельбу и приказы, произносимые на арабском языке, он, матерясь сквозь стиснутые зубы, пополз к выходу. Тратя последние силы, вытекающие из его тела вместе с кровью, он терял сознание, однако жажда жизни придавала ему энергии.
— Я здесь! Помогите мне, братья! — крикнул он, с трудом выбираясь из дома на крыльцо.
Оказавшись снаружи, он схватился за раздробленную ступню и, обливаясь холодным потом, снял со своей головы арафатку, пытаясь обмотать рану.
— Скорее, — стонал он, — перевяжите меня, иначе мне конец!
Тем временем Климов, пользуясь затишьем, попытался все же пробраться в гараж. Однако один из боевиков, зорко его стерегущий, выпустил очередь в спину десантника, скосив того наповал. Привставший было старшина рухнул на колени, а затем набок. Кровавая пелена в несколько секунд отрезала его от всего живого.
Подойдя к раненому хамасовцу, Юсуф присел около него на корточки. Пострадавший представлял собой печальное зрелище. Его лицо было залито кровью, а сам он клацал зубами, пытаясь держаться в сознании.
— Кто в гараже? — спросил Юсуф.
Раненый хамасовец с трудом открыл глаза и мутным взором уставился на лидера группы. Было видно, что он уже с трудом понимает, что от него хотят.
— Омар сказал, что это плохие русские… помогающие евреям, — тяжело дыша, ответил человек Абуиси. — Они прилетели, чтобы забрать у нас установку… и убили всех моих братьев по оружию! — от боли по его лицу пробегали гримасы. — Я один остался в живых. Мы в доме устроили засаду… и ждали их прихода.
— Где установка? — гнул свою линию Юсуф.
— Она вместе с ракетами находится внутри гаража. Я видел, как наш командир… и еще один из братьев заперлись там, и слышал выстрелы… потом все смолкло. Я думаю, что они мертвы.
— Есть ли еще вход в гараж?
— Туда ведет дверь из дома, но теперь через нее не попасть. Только если взорвать. В гараже есть… — не договорив, боец обмяк, и его голова свесилась набок. От потери крови хамасовец провалился в бессознательное состояние.
— Помогите ему! — прикрикнул Юсуф на одного из своих подчиненных, сидевшего рядом. — Перевяжите!
Его люди схватили раненого под мышки и оттащили подальше, за дом. Сам же командир занялся осмотром местности. Войти в гараж оказалось не так просто, а бездумно жертвовать своими людьми Юсуф не любил. Установка, в данный момент находящаяся в гараже, очень уж была нужна командиру для своих целей, и повреждать ее никак не хотелось. Юсуф попытался решить вопрос мирным путем.
— Ну что, Юсуф? Как этих крыс выкуривать будем? — подмигнув лидеру, спросил помощник.
— А зачем нам их выкуривать? — пожал плечами командир. — Все равно им деться некуда. Сами выйдут.
— Хотелось бы надеяться… — задумчиво проговорил помощник, еще раз осторожно выглянув во двор. — Прекратить огонь!
В гараже также замолчали. Там не было ни слышно, ни заметно никаких звуков. Люди из «Хамаса» занимали позиции поудобнее, готовясь к последнему броску.
Юсуф размышлял, покусывая тонкие губы. Положение у этих, в гараже, было, конечно, патовое. Они не могли покинуть окруженный дом, там их всего двое, так что на прорыв особо не пойдешь. Стоит только высунуться, как отправишься в ад! Так что — либо сдача, либо верная смерть.
Его группа настраивалась на штурм. Стрельба посреди населенного пункта остаться незамеченной не могла. Наверняка сюда уже спешит полиция, а когда она будет здесь, противника выкурят тем или иным способом, в этом можно не сомневаться. Но вот то, что внутри… Делиться, а тем более отдавать это Юсуф не собирался.
— Эй, вы, сдавайтесь! — начал он свой монолог. — Я знаю, что вас осталось только двое, вам не спастись. Можете не думать, что вам удастся выскользнуть. Вы в мышеловке, и выхода у вас нет. Не стоит напрасно проливать свою и нашу кровь — мы можем договориться. Мне нужно то, что находится в гараже, и я получу это. Я гарантирую вам жизнь!
В ответ на его заявление Локис, прицелившись, выстрелил, угодив в лоб нерасторопному хамасовцу, высунувшемуся из укрытия. Тот рухнул на землю. Автоматные очереди ударили по стене гаража. Один из боевиков, пригибаясь, бежал от грузовика, таща с собой гранатомет.
— Если через пять минут не сложите оружие, даем залп из базуки! — закричал Юсуф. — Время пошло.
— Ты что, собираешься оставить их в живых? — недоуменно уставился на него один из боевиков. — После того, что они сделали?
— Конечно, нет, — хищная гримаса исказила лицо Юсуфа, — такую глупость совершить я просто не в состоянии!
Он сплюнул под ноги.
— Пускай только выйдут…
* * *
В это самое время в Балашихе, в квартире Локисов, Антонина Тимофеевна смотрела телевизор и думала о своем сыне.
«Ну, хоть бы позвонил, ведь совсем не думает о матери. А я тут — переживай, ночей не спи. Вот и сердце что-то прихватило… — тяжело вздохнула она, положив руку на левую сторону груди, ощущая частое сердцебиение и ноющую боль. — Как бы с Володькой чего плохого не приключилось!» — тревога серой тенью отразилась на ее лице.
На экране мелькали лица, но женщина, задумавшись о Вовке, уже не видела развития сюжета сериала. Вторые сутки Антонине Тимофеевне снился один и тот же сон, от которого она вздрагивала и просыпалась: что ее Володенька заперт в каком-то помещении, из которого нет выхода. Черная лапа смерти протягивает к нему свои крючковатые пальцы, пытаясь дотянуться до горла и сомкнуться на нем мертвой хваткой. А Володя весело улыбается, подмигивает матери.
«Ничего, мам, выберусь! Все будет отлично!» — словно говорил он.
«Приснится же такое, — рассуждала Антонина Тимофеевна. — Да и если что, мне сообщат. К тому же он на учения поехал, а что с каптерщиком произойти-то может? Ведь он сам мне говорил: «Самое страшное, это если, уснув на дежурстве, со стула на пол грохнешься».
И все-таки, как она ни уговаривала себя, материнское сердце не успокаивалось. Тревожные мысли не давали покоя. Встав с кресла, женщина прошла на кухню и накапала в стакан с водой валерьянки. Вернувшись в комнату, она взглянула на лежавший у зеркала Володькин бинокль, который тот, будучи еще сорванцом, выменял у кого-то из друзей. Улыбка появилась на лице матери. Взяв в руки, Антонина Тимофеевна повертела его из стороны в сторону. Старенький бинокль с поцарапанным корпусом был некогда самой любимою игрушкой ее сына. Он таскал его с собой постоянно.
Да, сколько времени прошло, а все кажется, что это было вчера…
Антонине Тимофеевне вдруг вспомнился ясный летний денек. Володька шагает рядом, на шее болтается бинокль, и сын с важным видом подносит его к глазам, осматривая окрестности парка, по которому они идут. Он смотрит то высоко вверх на редкие облака, проплывающие над головой, то на реку, шумящую впереди. Мать треплет его волосы и спрашивает:
— Кем ты хочешь стать, сынок?
Она видела, что у детей пристрастия меняются быстро. Сегодня он хочет стать пожарным, завтра — космонавтом. Так и Вовка — сорванец и озорник.
— Не знаю, мама, — задумчиво ответил тогда он, — хотя нет, знаю! — посмотрел ей в глаза. — Я хочу быть… — выдержал небольшую паузу. — Хорошим человеком, потому что плохих на Земле очень много!
Мать запомнила эту фразу сына. А ведь ему тогда было всего лишь одиннадцать лет. Она помнила его взгляд по-взрослому умных глаз…
Покрутив еще раз бинокль, Антонина Тимофеевна положила его на место и, немного успокоившись, села обратно в кресло.
«Хорошего я вырастила парня, настоящего, — думала она. — На работе Володю любят, уважают, порой даже нахваливают. А что еще нужно матери?»
Вспомнилось, как она не любила ходить на школьные родительские собрания, где ее сына, бывало, ругали за разные шалости, нежелание учиться, за хулиганство, да мало ли еще за что. Окно разбил — вызывают, подрался с каким-нибудь мальчишкой и поставил тому синяк под глазом — иди. Зато соседки, уже пожилые люди, всегда, завидев Антонину, здоровались с ней, говоря:
— Вовка твой молодец. То сумку тяжелую поможет поднести до подъезда, то по лестнице спуститься, то дверь подержит, чтоб не закрылась!
«Вот еще бы девушку хорошую Вовке встретить, — размышляла мать, — а то ведь окрутит какая-нибудь вертихвостка — и поминай, как звали! Ну да Вовка — парень рассудительный…»
Сердце понемногу отпустило, боль утихла, и Антонина Тимофеевна задремала прямо перед телевизором. Тревога за сына ненадолго ушла прочь, растворившись во сне.
