История 4
Драгоценная безделушка

День походил на ночь, точнее на раннее утро, когда темнота уже отступила, но контуры предметов расплываются на расстоянии в несколько шагов. Небо было омерзительного грязно-серого цвета, лил дождь, если так, конечно, можно назвать хлещущий сверху поток воды, прибивающий к земле далеко не только растения. Непогода лютовала уже несколько дней подряд. Дороги по всей Самбории были размыты, остатки неубранного урожая побиты, а деревушки в низинах затоплены водой. Однако трудно приходилось не только крестьянам, но и жителям всех четырех городов провинции.

Торалис, столица Самбории, не был исключением, хотя его центральные площади и верхние кварталы не пострадали от капризов природы. Сооруженная не так давно система стоков полностью оправдала вложенные в нее средства. Состоятельные горожане, чиновники и дворяне, состоящие на службе у герцога, конечно, тоже были не в восторге от сырости, но по крайней мере могли ходить по мостовой и не замачивать ноги выше колен.

В отличие от верхов городской общины и знати ремесленникам, мелким купцам, перекупщикам, клеркам и прочим небогатым лицам, кто не мог себе позволить жить наверху, приходилось намного хуже. Стоки местами были забиты, кое-где не справлялись с объемами все прибывающей воды, а кое-где просто отсутствовали по причине недостатка средств. Городской Совет сетовал на дороговизну строительных работ и на необходимость платить завышенный, по его мнению, имперский налог. Герцог понимал, что это всего лишь жалкие отговорки, но не мешал чиновникам воровать. Горожане ворчали, дворяне предпочитали воздерживаться от светских раутов и сидеть по домам, а те, кого судьба закинула в нижнюю часть города, строили из подручных средств, преимущественно старых дверей и сундуков, весьма забавные с виду плавсредства. Жизнь города продолжалась, несмотря ни на что, а некоторым непогода даже была на руку. Приезжие днями засиживались по кабакам и невольно способствовали развитию гостиничного дела.

По узенькой улочке, на которой не было ничего примечательного, кроме маленькой кузни и дома спившегося костоправа, плыли две маленькие фигурки, закутанные в плащи. Мостовая шла под уклон, поэтому путникам приходилось идти почти по пояс в воде навстречу бурному, пенящемуся потоку. Иногда тот, кто был поменьше и потолще, спотыкался или проваливался в яму, и тогда жители окрестных домов слышали сдавленный, но грозный рык. Расточать членораздельные проклятия в адрес городских властей у утомленного путника уже не было сил.

Из подворотни мастерской кузнеца выплыла груженная ящиками телега. Это подмастерье вместе с двумя учениками повезли плотнику готовый заказ. Некоторые дела бывают срочными и их нельзя отложить из-за непогоды. Люди понимают, что обстоятельства порой сильнее погодных условий, а вот лошади нет. Гнедая кобыла упрямилась и ее то и дело приходилось подстегивать кнутом. Почти доходивший до живота поток нервировал животное, которое недвусмысленно косило мордой в сторону хоть и сырого, но более уютного стойла. Вода часто плескалась через край повозки, и держащий вожжи подмастерье громко ругался. Ученики шли впереди, ведя под уздцы лошадей и проверяя длинными деревянными палками, нет ли на дороге ям и колдобин. Однако ехать куда-то по такой погоде на самом деле оказалось гораздо сложнее, чем первоначально предполагал мастеровой люд. Не успела повозка проехать и десяти шагов, как правое заднее колесо провалилось, а половина ящиков со скобами, болтами и мебельными стяжками погрузились в пенный поток.

– А чтоб тя, Мил! – забасил подмастерье, запустив в голову нерадивого помощника кнутом. – Куда смотрел, гад?!

Дальше последовала продолжительная череда ругательств, в произвольной последовательности вылетающих изо рта возницы и характеризующих рослого восемнадцати-двадцатилетнего парня и его родителей не с лучшей стороны.

Напарник Мила бросился собирать товар, а сам виновник случившегося решил перевалить тяжкий труд на проходивших мимо подростков.

– Эй, соплячье, подь сюды! Давай скобы вылавливать! – заорал юнец, выпячивая для пущей убедительности широкую, но еще не успевшую обзавестись достаточным для кузнеца количеством мышц грудь. – Эй, мелкота, оглохли, что ли?! Щас кренделей живо отвешу!

Парочка закутанных в плащи подростков продолжали свой путь и не обращали внимания на визгливые выкрики. Лишь когда зарвавшийся Мил покончил с угрозами и, решив приступить к их осуществлению, кинулся следом, тот из двоих, что был поменьше, недовольно замотал головой под капюшоном и остановился. Ни подмастерье, ни второй ученик не пожелали призвать смутьяна к порядку. Им не было дела, что двое неповинных в их беде мальчишек получат затрещины с оплеухами только за то, что не захотели нырять в холодную воду вместо старшего и более сильного.

Грозно раздувая ноздри и состроив зверскую, по его искреннему убеждению, рожу, парень подлетел сзади к остановившимся путникам и занес руку, чтобы отвесить звонкую затрещину по затылку более низкого. Однако расправе над малышней не удалось осуществиться. Рука Мила застыла в воздухе, когда коротышка обернулся и откинул капюшон.

Густая, черная как смоль борода, сросшиеся брови, зло прищуренные, налившиеся кровью глазищи и лицо, испещренное шрамами. Паренек обомлел, перед ним вдруг возник гном-убийца из страшных сказок, которые в детстве ему любила рассказывать на ночь подслеповатая бабка. Обычно нечестивый злодей занимался тем, что пожирал живьем коней, нападал по ночам на дома добропорядочных горожан и сбивал с пути истинного невинных девиц, притом последнее делал особенно охотно и с различными фокусами.

Волосатый кулак, о размерах которого страшно подумать, взбил желе пресса и откинул задиру шага на четыре назад. Широко раскинув руки и ноги, Мил шлепнулся в воду и поднял волну, которая докатилась аж до телеги. Возмущенный подмастерье бросился на выручку обиженному ученику, но передумал. Грозный бородач скинул в воду плащ, обнажив монолит крепких, разрывающих кожу груди и рук мышц. Одна только толстая, выпирающая из-под бороды и длинных волос шея была достойна наивысших похвал и, естественно, вызвала заслуженное уважение у того, кто не сумел наработать такого богатства за десять лет упорной работы в кузне. Связываться с малышом-крепышом мигом расхотелось, да и гном был, похоже, не в настроении чесать кулаки.

– Подбери, а то потопнет еще! – произнес Пархавиэль Зингершульцо, а затем, уже повернувшись к подмастерью спиной, сердито проворчал себе под нос: – Хотя навряд ли, оно плавучее…

К гному, задыхаясь от кашля, подбежал Нивел. Юноше удалось выловить уплывший вдаль плащ и даже не потерять при этом котомку. Плохая погода не способствовала выздоровлению паренька, он чахнул с каждым днем, но не поддавался уговорам гнома остаться на пару неделек в какой-нибудь из деревенек у теплого очага. Порою Пархавиэлю казалось, что юноша не столько спешит к отцу, сколько боится расстаться с компаньоном, то бишь с ним. Однако гном не воспринимал это предположение всерьез. Они были всего лишь попутчиками, а не друзьями, к тому же нарваться на неприятности в обществе гнома можно было гораздо проще, чем их избежать.

– Сурово ты с ним, – прогнусавил юноша с заложенным носом. – Зачем же так жестоко? Он и так все уже понял.

– Понял, понял, – проворчал гном, беря под мышку мокрый и грязный, как половая тряпка, плащ. – Знаешь, как в старину у нас в Махакане говаривали? «Он не глупый, не осел – понял, об… отплевался и пошел!»

– А это еще к чему? – удивленно захлопал ресницами Нивел, не сумевший вникнуть и прочувствовать потаенный смысл древней гномьей мудрости.

– А к тому, что мерзавцев учить нужно. Коль показал кулак, так бей! Нечего впустую пугать, от этого еще хуже становится. И вообще, ты вон какой умный парень, неужели не можешь понять разницу между «понял» и «прочувствовал»? – проворчал Пархавиэль, уставший за неделю пути объяснять прописные истины применительно к воспитанию разного рода нахалов. – Ну что мог понять этот шантрапа-переросток с тощим пузом и слюнявой физией?! Только то, что прежде чем замахиваться, нужно смотреть на кого. А кулак – проверенное средство, отбивает охоту на раз к другим лезть. Брюхо всего недельку поболит, зато память на всю жизнь останется. Прежде чем кому по башке дать да слабого обидеть, трижды подумает!

– Ага, ты, значит, ему нормы морали и этики втолковал. Грубо, но доходчиво объяснил, что хорошо, а что плохо, – не унимался Нивел, не раз доводивший гнома до трясучки своими наивными, почти детскими взглядами на жизнь и желанием привить их окружающим.

– Слышь, паря, ты лучше того, от меня подальше держись, – затряс бородой Пархавиэль, – а то, говорят, пацифизм и милосердие болезни заразные, еще, чего доброго, подцеплю…

Нивел замедлил шаг и немного отстал. Юноша знал, что если уж ворчливый, но добрый и обладающий обостренным чувством справедливости гном заговорил о пацифизме и милосердии, понятиях, по его мнению, никчемных и ругательных, то его лучше на некоторое время оставить в покое. Взрывной характер крепыша мог привести к новой размолвке, хотя ссорились они обычно не всерьез и ненадолго. Пархавиэль терпеть не мог молчать в дороге, его тянуло поговорить, поэтому более чем на два часа он ни разу толстых щек не надувал.

Путники свернули на другую улочку. Идти стало легче, вода доходила гному только до пояса. Скорость передвижения заметно увеличилась, несмотря на то что продолжительное пребывание в холодной жидкости истощило запас сил. Уже не только хлипкий подросток, но и закаленный непогодой Пархавиэль зашмыгал раскрасневшимся носом.

– Ну что, пора искать трактир, – решил заговорить гном. – Долго засиживаться некогда: пожрем, выпьем, да и дальше в путь, Сушиться не будем, все равно тут же вымокнем.

– Лучше гостиницу, – робко заявил Нивел, опасаясь вспышки гнева попутчика. – Я давно хотел тебе сказать, да как-то…

– Короче! – потребовал гном, нахмурив брови.

– У меня в Торалисе дела, денька на два придется задержаться, – огорчил Пархавиэля Нивел, – но если ты торопишься…

– Да чтоб тя! – взорвался гном и в приступе ярости саданул кулаком по стене дома так, что в окнах первого этажа задребезжали стекла. – Так и знал, дороги не будет, одни хлопоты да задержки! То тащимся еле-еле, а тут вообще два дня на перинах зады просиживать. Ну, удружил, компаньон, нечего сказать, подвел так подвел!

– Я быстро постараюсь управиться, а ты пока отдохнешь, отоспишься с дороги, – успокаивал Нивел грозно пыхтевшего и захлебывающегося слюной гнома. – А там быстрее пойдем, может, мне лошадь раздобыть удастся или нас подвезут.

– Если гном на лошади, значит, украл! Ты что ерунду городишь, человечьей натуры не знаешь?! Ну и влип же я с тобой.

Аргумент не был воспринят Пархавиэлем всерьез, но зато его ярость прошла. Мокрая борода уже не торчала дыбом, а глаза не блестели, как горячие угли. Хитрый подросток ловко научился подавлять вспышки гнева гнома и приводить нужные доводы только в нужное время.

– Послушай, ты мне и так уже многим помог, давай тогда расставаться. Тебя время торопит, я понимаю…

Глаза Пархавиэля блеснули в последний раз, но не зло, а обиженно и сердито. Оттопыренная нижняя губа и наморщенный лоб свидетельствовали, что гном находился в суровом раздумье.

– Нет уж, так не пойдет, – подвел черту под недолгим мыслительным процессом гном. – Коли расстанемся, потом не встретимся, а я тебе еще денег должен. Нет, не пойдет. Пока не рассчитаемся, придется вместе брести.

Долгая дорога, да еще по чужой стране, не только отнимает много сил, но и требует денег. У Пархавиэля не было набитого серебром кошелька, но ему все же удавалось хорошо зарабатывать в пути. Богатырская сила и суеверный страх, который жители Империи испытывали перед его племенем, всегда давали Пархавиэлю возможность погреться у очага придорожной корчмы, набить ненасытное брюхо мясом с капустой и понежиться под теплым одеялом в маленькой комнатушке какого-нибудь постоялого двора. Он чинил кареты, поломавшиеся в пути, отпугивал лесных грабителей, боявшихся не столько его кулаков, сколько порчи, которую он якобы мог на них навести. А однажды ему даже пришлось впрячься в крестьянскую телегу вместо сдохшей лошади и провезти воз с дровами несколько верст. Спасенные от дорожных невзгод путники не подвозили его, боясь людской молвы, но зато расплачивались едой или звонкой монетой. Однако в последнюю неделю дела шли не очень. Разгулявшаяся непогода не способствовала поездкам, им с Нивелом не попалось по пути ни одного экипажа. Гному пришлось залезть в долги. Уже целых три дня юноша великодушно кормил и поил его за свой счет. Пархавиэль не мог покинуть попутчика, пока не рассчитался с ним, точнее мог, но не хотел, поскольку всегда весьма щепетильно относился к денежным вопросам.

– Я быстро управлюсь, – попытался улыбнуться Нивел, но зашелся в протяжном кашле, – а у тебя пока время будет. Отдохнешь да деньжат подзаработаешь.

– Ага, заработаешь здесь, как же, – проворчал гном, подозрительно косясь на идущих по колено в воде навстречу прохожих. – Вы, люди, гнома о помощи просите, только когда другого выхода нет. Мне что, у кабаков ночным дозором становиться прикажешь, гулящих девок от приставучих пропойц спасать подрядиться? И вообще, странно все как-то…

– Что странно?

– А денег у тя полно, вот что! – после недолгого раздумья высказал давнее подозрение гном. – Экипаж мог нанять, чего со мной тащишься? Скучно без приключений, что ли?!

– Зря ты так, – тяжело вздохнул Нивел. – Деньги у меня есть, но они для дела, их дядька в дорогу дал, а экипажи по бездорожью не ездят, сам знаешь.

– Знаю, – буркнул в ответ гном. – Что задело-то хоть, в неприятности не влипнем?

– Нет, что ты. – Нивел растерянно заморгал большими глазищами. Он был поражен, что Пархавиэль не исключал возможности впутаться с ним в преступную авантюру. – Дела книжные, торговые…

– Так книжные или торговые? – переспросил въедливый, докучливый гном.

– Книжно-торговые, – почему-то прошептал Нивел, заговорщически приложив палец к губам. – Клиенты у дяди привередливые, им все новые да новые книги подавай. Особенно въедливы те, что детишек благородных господ обучают, да и управитель Эльружа всякие диковинки любит: эльфийские рукописи, карты старинные. Где какой замок ранее стоял да как границы лет пятьсот назад проходили, знать хочет.

– Ну а ты-то здесь при чем? Это дядьки твоего забота, праздному любопытству богатых особ потакать. Пущай радуется, что дела хорошо идут!

– Идут, да не очень. Откуда в Эльруже серьезным книгам взяться? – Нивел произнес название родной провинции как-то по-особенному, без ненависти, но с искренним сожалением, что его молодые годы прошли именно там. – Провинция маленькая, так, убогий закуток в горах. Торговый тракт в стороне от нее проходит, солидные имперские купцы тоже глухую окраину вниманием не жалуют, вот и приходится самим поставками заниматься. Дядька попросил у одного из местных торговцев книжки заказать, чтоб тот их нам с оказией доставил.

– Ну надо ж, какие сложности, – хмыкнул гном, не очень-то поверивший в рассказ не по годам смышленого паренька. – А почему именно здесь, почему не в другом городе?

Нивел остановился как вкопанный и изумленно уставился на гнома. Так смотрят только постигшие тайны мироздания ученые в момент, когда их посещает озарение, что их многообещающие ученики всего лишь жалкие, ограниченные ничтожества, которые могут хорошо зазубрить тщательно разжеванный материал, но не способны проникнуться сутью научной проблемы.

– В Торалисе самая большая и лучшая библиотека в Империи, даже Кархеонский Университет не может похвастаться таким богатым собранием сочинений, – пролил свет истины на голову невежественного гнома Нивел. – А у местных торговцев, естественно, хорошие связи, почти любую книгу достать могут, если, конечно, хорошо оплачивать их хлопоты.

– Раз так, – пожал плечами Пархавиэль, самочувствие которого за последние часы значительно ухудшилось: ему было холодно, щеки с ушами горели огнем, а горло саднило при каждом вздохе, – ладно, короткий постой не повредит. Но только два дня, и учти, деньжатами в этом городе, чую, не разжиться, так что с возвратом долга придется повременить.

– Не беда, – ответил Нивел, прочищая носовым платком распухший, сизый нос. – Я в Торалисе дважды с дядькой бывал, здесь неподалеку есть одна неплохая гостиница, там и обоснуемся.

– А гномов туда пускают? – подозрительно прищурился Пархавиэль, еще не успевший отвыкнуть от «филанийского гостеприимства».

– Туда не пускают лишь нищих да воров, – Нивел весело подмигнул и позвенел серебром в кошельке, – но это, к счастью, не про нас.

Трактир при гостинице был почти пуст. Постояльцы разошлись по делам и должны были вернуться только ближе к полуночи, голодными и злыми на разрушившую их планы непогоду. Прислуга отсыпалась, готовясь вечером заступить на обещавшую быть тяжелой трудовую вахту. За одним из пустых столов сонно зевал единственный разносчик блюд, которому по велению зануды-хозяина пришлось дежурить днем. Он утомился от безделья и уже распрощался с мечтою наскрести за смену хотя бы пару сонитов чаевых.

Голова юноши медленно повернулась в сторону открывшейся двери и тут же возвратилась в исходное положение. Посетитель был один, к тому же оказался женщиной. Дама хоть и выглядела богатой, но не стала бы швыряться деньгами в трактире, побоялась бы испортить прекрасную фигуру обилием жирных блюд, да и выпить в одиночку более бокала вина не решилась бы.

Складки элегантного платья зашуршали по полу, глубина выреза кружевного декольте привлекла внимание четверых обедающих мужчин, выглядевших вполне обеспеченными, но не настолько, чтобы иметь в Торалисе, городе искусства и богатых бездельников, собственные дома. Им не часто приходилось видеть подобные наряды, в таких платьях дворянки ходили лишь на балах да во дворце герцога, куда не вышедшим ни состоянием, ни происхождением торговцам и чиновникам вход был заказан.

Плотная вуаль незнакомки надежно скрывала лицо. Посещение трактиров, даже в гостиницах на хорошем счету, не считалось признаком женской добродетели. Под черной тканью в равной степени могла скрываться как носатая дурнушка, так и родовитая особа, не желавшая быть узнанной в месте, считаемом в свете обителью порока и разврата.

Окинув беглым взглядом присутствующих, дама поспешила присесть за стол лысого дворянина в белой рубахе без ворота и кожаном жилете, небрежно застегнутом всего лишь на одну пуговицу. Выбор незнакомки удивил всех и прежде всего самого счастливчика, изумленно таращившегося на статную фигуру, обтянутую дорогой материей, и судорожно пытавшегося сообразить, чем же он заслужил особое внимание дамы.

– А-а-а, это ты, – с облегчением вздохнул мужчина, когда женщина грациозным движением откинула с лица вуаль. – Чего вырядилась, праздник, что ли, какой?

– Ага, праздник большого ведра и дырявого корыта, – произнесла девушка, как будто невзначай прикрыв свое лицо огромным веером из перьев диковинной птицы. – Льет целыми днями, хоть жабры отращивай. Скукотища смертная, опостылело все: и гостиница, и твоя рожа. Долго мы еще сидеть здесь будем, Артур, мочи уж нет, и главное, я не понимаю, чего мы ждем?

– Давай внимание зевак не привлекать, поднимемся ко мне, там и поговорим, – тихо произнес Артур, бегло пробежавшись по похотливым лицам таращившихся на его собеседницу мужчин.

– Стены имеют уши, говорю тебе, как специалист по уловкам. В номере нас подслушать проще всего: через камин, окно, потолок, дырку в стене, наконец. А здесь можно говорить тихо, и тебя никто не услышит, даже тот толстощекий пижон в жабо, что не сводит глаз с моей нижней части спины и готов полжизни отдать, чтобы оказаться на твоем месте.

– Там есть на что посмотреть, я его понимаю, – хмыкнул Артур, благоразумно удержавшись от констатации прискорбного факта, что на изуродованное лицо девушки лучше не смотреть. – Однако твой наряд не к месту, чересчур шикарен. Тебе не приходило в голову одеться чуток попроще?

– Приходило, но тут же и ушло. Видишь ли, шрам у меня больно приметный, вуаль только к такому платью подходит. – Флейта невозмутимо взяла со стола единственный бокал, вылила его содержимое под скамью и, заново наполнив его вином, поспешила пригубить. – Не финти, Артур! Давай-ка наконец поговорим начистоту, тем более что мой наряд и прочие светские темы мы уже обсудили. Я устала ждать, я устала торчать здесь с тобой в ожидании дела и денег. Я хочу задать всего три вопроса: «Что?», «Когда?» и «Откуда?». Соизволь на них ответить.

– Хорошо, – хитро улыбнулся бывший пират и, оглядевшись по сторонам, проговорил скороговоркой: – Ты получишь от меня полный расчет, как только мы завершим дело.

– Не строй из себя идиота. У тебя хорошо получается, но… не стоит. – Флейта уже успела привыкнуть к манере общения партнера и не обращала внимания на его двусмысленные шуточки и ловкие отговорки.

– Я не стану дуться, не буду закатывать истерик, но в одно прекрасное утро ты меня не найдешь.

– Зато найду потом. – Лицо Артура мгновенно стало серьезным, а в глазах появилась угроза.

– Не пугай, я не из тех наивных дурочек, что собираются жить вечно. Давай лучше ближе к делу!

– А ты к нему готова? Ты посещала лавку моего друга?

– Конечно. Я уже третью ночь подряд томлюсь в ожидании, глаз не смыкаю, а ты все не идешь…

Артур сдвинул брови и затеребил пальцами проколотую мочку уха. Он понял, что пришла пора вскрыть последнюю карту. Откладывать разговор на потом было опасно. Терпение Флейты подходило к концу, томящаяся в неведении воровка могла покинуть его в любую минуту, оставив один на один с проблемой, которую он не в силах был разрешить.

– Ладно, скажу, но только не здесь. Говорю же тебе, слишком людно.

– А я говорю, что наверху нас скорее подслушают. Здесь же все пялятся на мой зад, а какие песни ты мне поешь да чего обещаешь, поверь, этих господ совершенно не интересует.

– Библиотека, Имперская Библиотека Торалиса… Нам нужно попасть в хранилище и достать один манускрипт, – прошептал Артур.

– Всего-то, – усмехнулась Флейта. – А не проще ли взять почитать и не вернуть?

– Не смейся, дело намного труднее, чем тебе кажется. – От нервного напряжения на зеркально гладкой поверхности лысины Артура проступили капельки пота. – Доступ во многие залы закрыт для обычных граждан. В Зал Мудрости могут войти только служители Единой Церкви, притом в сане не ниже окружного куратора. Зал Доблести открыт только для дворян. Некоторые залы могут посещать лишь знатные вельможи или высшие чиновники Империи.

– За какой же из закрытых дверей хранится наша безделушка?

– Точно не знаю, но полагаю, в Зале Древности, – прошептал Артур и сам испугался своих слов. – Туда даже герцог, управитель провинции, войти не может. Доступ имеют лишь члены Магистрата Единой Церкви и ближайшие родственники самого Императора.

– Значит, ты меня обманул, втянул в политику!

– Не горячись. – Артур быстро схватил за руку собиравшуюся уйти Флейту. – Да, помещения закрытые, да, их хорошо охраняют, стерегут так же тщательно, как имперскую казну, но проникнуть туда все-таки можно, иначе бы я не стал рисковать своею, да и твоей головой! Что же касается обмана, то тогда, в Баркате, я сказал тебе правду. Эта вещь уже давно никому не нужна, она хранится на полках вместе с остальным невостребованным столетиями хламом. Бесценные знания, которыми никто не может воспользоваться и о которых помнят лишь единицы.

– Забавно, – хмыкнула Флейта, – совсем недавно мне уже приходилось столкнуться с нечто подобным, правда, там речь шла о книге, а не о рассохшемся манускрипте.

– Мартин? – догадался Артур.

– Не важно, – очнулась девушка от раздумий вслух. – Скажи лучше, какие знания хранятся на истлевшем клочке бумаги, за какую тай ну твой хозяин готов платить такие деньги: секрет вечной молодости, абсолютной силы или, быть может, рецепт зелья для усиления мужского начала?!

– Не знаю, – пожал плечами Артур, – и не интересовался. Нас с тобой должны волновать совершенно иные вещи: как проникнуть в хранилище, как достать манускрипт и как уйти незамеченными.

– Ты что-нибудь знаешь об охране?

– Мало, – Артур удрученно покачал головой, – только что Библиотеку охраняет рота имперской гвардии. Солдатам и офицерам даже в город запрещено выходить, чтобы случайно в кабаке ничего никому не разболтать.

– Паршиво, – Флейта застучала веером по столу, – никакой предварительной информации и ни малейшей возможности ее раздобыть. Зато теперь хоть понятно стало, почему твой хозяин так щедр. Ну ладно, будет об этом. Скажи лучше, раз все так плохо, так чего же мы тянем, чего мы ждем?

– Я не знаю, как он называется, – признался Артур. – Манускрипт эльфийский, но написан на другом языке, там даже букв нет, одни символы. Даже мой хозяин, который все языки Континента знает, а на древнеэльфийском как на родном болтает, об этом языке понятия не имеет.

– Ты хотел сказать: «этого языка не знает», – поправила Флейта.

– Да нет, в том-то и дело, что он древние закорючки кое-как переводить может, правда, через эльфийский, сразу на наш не получается, а вот чей это язык, кто на нем и когда говорил, вот об этом он как раз понятия-то и не имеет. Видел я недавно эльфов у него в гостях, они наверняка какое-то отношение к манускрипту имеют, и об этом языке что-нибудь да слышали, но темнят «остроухие», лишнего слова из них не вытянешь!

– Постой, это все очень интересно и познавательно, но как ты собираешься украсть неизвестно что? Мы что, телеги наймем и всю Библиотеку вывезем?!

– В том-то и загвоздка была.

– «Была»? – кольнуло слово Флейту. – Значит ли это…

– Да, – самодовольно улыбнулся Артур. – Дождливые дни в Торалисе не были потрачены мной впустую. Не зря я гробил свое здоровье, таскаясь по кабакам да притонам, не зря водил гулящих девиц к книжным червям. Будучи в состоянии, так сказать, душевного успокоения и телесного блаженства один из служащих Библиотеки проболтался, где находится главная регистрационная книга. В нее заносят все поступающие экземпляры, притом названия для удобства записывают на имперском или на древнеэльфийском.

– Ты хочешь сказать…

– «Деминоторес», – торжественно произнес Артур. – Так было переведено название манускрипта на древнеэльфийский. Сегодня ночью мы проникнем в главное здание Библиотеки, найдем книгу, узнаем регистрационный номер, а уж затем посетим Зал Древности. Если не поднимем шума, то управимся за одну ночь. Завтра утром мы покинем этот противный городишко, а через два дня напьемся на прощание и расстанемся богатыми людьми.

– Давай не строить планов. – Флейта не разделяла оптимизма своего напарника. Теперь пришел ее черед быть задумчивой и серьезной. Отсутствие информации об охранных механизмах, планировке здания и расположении постов охраны сводило шансы на успех почти к нулю.

– Абсолютно с тобой согласен, именно поэтому я сейчас закажу еще несколько сытных блюд, а потом, плотно набив свою утробу, – Артур картинно похлопал ладонью по тощему, впалому животу, – отправлюсь спать до заката, чем и тебе советую заняться.

– Спасибо за дельный совет, непременно воспользуюсь. – Флейта поднялась из-за стола и, не забыв накинуть вуаль, отправилась к себе в номер.

Мысли хаотично крутились в голове девушки. Страх перед неизвестностью постепенно отошел на второй план, уступив место странному эльфийскому слову. Флейта вспомнила раннее детство и уроки эльфийского языка, которые ей полгода давал выгнанный за крамолу из Альмирского Университета профессор. Слово было сложносоставным, состояло из двух корней и постфикса «рее», обозначавшего носителя действия, который что-то то ли разбивал, то ли уничтожал. Только ближе к ночи, уже выспавшись и готовясь отправиться надело, девушка вдруг вспомнила, что этот таинственный субъект, оканчивающийся на «рее», кого-то или что-то пронзает.

Тихое потрескивание поленьев услаждало слух засыпавшего с ложкой в руке гнома. Тепло огня и приятное шуршание мягкого одеяла, окутавшего озябшее тело, – как раз то, чего не хватало Пархавиэлю в последние дни. А если еще добавить, что гном только что закончил трапезничать, то есть заглотил подряд несколько порций жаркого и два кувшина вина, то можно понять, почему спешивший на помощь другу Пархавиэль простил Нивелу двухдневную задержку и хоть открыто еще продолжал выражать недовольство, но в душе был искренне благодарен заботливому юноше, устроившему ему такой замечательный и крайне необходимый отдых.

Однако были некоторые обстоятельства, добавлявшие ложку дегтя в огромную бочку с медом. Добродушный паренек вел себя слишком странно. Его манера сорить деньгами ставила Пархавиэля в зависимое положение. За последние три часа его долг перед юным попутчиком увеличился с двадцати пяти до ста трех сонитов, и гному было страшно подумать, сколько поломанных колес ему придется починить в дороге и сколько красавиц спасти от злодеев, чтобы вернуть хотя бы половину этой суммы. Нивел арендовал две отдельные комнаты вместо одной, да еще в лучшей гостинице города, скромно названной «неплохой». Он заказал и себе, и гному новую одежду, не поскупившись на добротный материал, доплату за срочность и кучу чаевых, бесшабашно розданных гостиничной прислуге. Но кроме финансовых вопросов было еще кое-что, насторожившее гнома и заставившее его внимательнее присмотреться к пареньку.

Странности начались, как только они, продрогшие и озябшие замарашки, переступили порог респектабельной гостиницы. Нивел преобразился: в потускневших глазах появился блеск, сгорбившаяся спина выпрямилась, плечи расправились, а распухший, шмыгающий нос величественно задрался кверху.

– Не найдется ли у вас комнаты, милейший? – с неповторимым пафосом и неподдельным придворным снобизмом произнес паренек в драном плаще, небрежно кинув под ноги ринувшегося к ним вышибалы несколько монет.

В горстке раскатившегося по мраморному полу серебра было достаточно сонитов, чтобы оплатить сытный ужин не только для них двоих, но и доброго десятка изрядно проголодавшихся гномов. Отношение прислуги к парочке сразу изменилось. Перед ними залебезили и забегали, низко опуская гибкие шеи и преданно заглядывая в глаза. Нивел тут же заказал дорогую одежду, посетовав на непогоду и нелестно отозвавшись о местной страже, которая ленива, глупа и не в состоянии огородить добропорядочных путников от нападений на дороге разного грязного сброда. Потом он долго капризничал и поджимал губки при выборе апартаментов, залепил звонкую пощечину нерасторопному слуге, приблизившемуся к нему слишком близко, а под конец устроил скандал, возмущаясь, почему ему не подали с дороги теплый плед и бокал горячего вина. В общем, вел себя как настоящий клиент, как взбалмошный барчонок, считавший, что мир вращается вокруг его незаурядной персоны.

Такая резкая перемена не понравилась гному. В книжных лавках так задирать нос не учат. Юноша был явно знатного рода и бессовестно врал, рассказывая байку о дядьке в Эльруже. Пархавиэлю даже показалось, что кашель, мокрота из носа и прочие симптомы запущенной простуды куда-то ушли. Устраивая разнос прислуге, Нивел казался абсолютно здоровым и даже чересчур бойким для своих лет. Зингершульцо насторожился, но смолчал, поскольку не считал возможным портить отношения со спутником, пока не выплатит ему долг.

Сытный обед, заказанный в номер, отогнал на время дурные предчувствия. Пока Пархавиэль шерудил ложкой, Нивел куда-то исчез. До вечера следующего дня гном был предоставлен сам себе и собирался с толком использовать время. Город, конечно, не дорога, в нем много денег не заработаешь, поскольку стража на каждом шагу, да и телеги дальше соседней улочки или рынка не ездят, но испытать удачу все же стоило.

Прежде чем одеться, Пархавиэль настежь распахнул окно. Повеяло прохладой и свежестью. Голова гнома сразу прояснилась, а по согревшимся, размякшим мышцам пробежала волна бодрости. Дождь уже не лил, а еле-еле накрапывал. Вызванное длительной непогодой затишье в жизни города подходило к концу, а вместе с ним куда-то улетучилось и дурное настроение. Еще полчаса назад пустынная площадь перед гостиницей стала постепенно заполняться людьми. Жители робко выползали из теплых домов и в оставшиеся часы до заката стремились наверстать упущенное время, заняться делами, отложенными из-за проливного дождя.

Гном чувствовал, вечер будет удачным, нужно было только собраться с силами и решиться покинуть уютные апартаменты, думать не о блаженном сне в мягкой постели, а о способе хоть немного сократить долг. Высказанная в сердцах идея пошататься по ночному городу в поисках горожан, попавших в беду, почему-то теперь казалась не такой уж и бредовой. Не все же люди настолько неблагодарные существа, что расплачиваются за спасение от грабителей одним лишь никчемным «спасибо».

Таверна «Коварство Гаринолла» находилась в центре города, прямо напротив решетки ворот, ведущих в парк Имперской Библиотеки. Ничего примечательного, кроме выгодного местонахождения, в ней не было. Спешившие попасть к алтарю знаний студенты и ученые, съехавшиеся в Торалис со всех концов Империи, не могли отказать себе в удовольствии пропустить по маленькому стаканчику за полчаса до открытия читальных залов, в обед и, конечно же, под вечер, когда небольшой градус вина тонизировал уставший организм и придавал сил для ночных развлечений. Примерно за три часа до заката наступало небольшое затишье, но зато потом в окнах шумной таверны горел свет аж до самого утра.

Кроме ученых мужей, по ночам здесь любили бывать слуги богатых господ, чиновники, стража герцога, солдаты имперского гарнизона, охранники купцов и, конечно же, те, без кого не обходится ни одно уважающее себя ночное заведение: жрицы любви, пройдохи-авантюристы, предлагающие подвыпившим посетителям пуститься в сомнительные предприятия, и честные шулера. Полный набор, за исключением мелких воров, опасавшихся соседства отдыхавшей стражи.

Иногда, в промежутке между третьим и четвертым кувшинами вина, кто-то из посетителей задавался вопросом: «А почему таверну назвали именно так?» или «А чья это страшная рожа на вывеске?» Завсегдатаи разводили руками, а желавшие выслужиться в надежде на чаевые разносчики блюд плели небылицы одна краше другой, то возводя легендарного Гаринолла в чин генерала, сумевшего лет триста назад обмануть врагов и спасти город от полного разрушения, то одевая его в мантию злодея-мага, наславшего на Торалис полчища ядовитых крыс, а то делая из него подлого разрушителя семейных уз и врага влюбленных сердец. Чудесных небылиц было придумано много, однако даже хозяин таверны не знал, кем же на самом деле был таинственный Гаринолл, но вывеска ему нравилась, поэтому она и раскачивалась на ветру вот уже третий десяток лет. Лицо грозно нахмурившего брови сердитого бородача привлекало внимание прохожих и было уникально, по сравнению с огромным количеством свиных окороков и довольных рож объевшихся толстяков, красовавшихся на вывесках его конкурентов.

Никто из выпивающих и закусывающих не обратил внимания на странную парочку, переступившую порог таверны: рослый дворянин в натянутом до самых бровей берете и девушка в стареньком платье, неизвестно зачем закрывшая лицо вуалью.

«Видно, впервой, видно, еще стесняется», – подумал пробежавший мимо разносчик блюд и тут же позабыл об увиденном, торопясь принять новый, обещающий быть большим заказ. Однако работник таверны ошибся. Девушка была не из стайки ночных пташек, жрицы любви ведут себя более скромно: не щипают клиентов, не подпихивают их локтем в бок и уж тем более не шепчут им на ухо ругательств.

Не реагируя на толчки и бранные пожелания явно нервничающей избранницы, мужчина внимательно изучил лица присутствующих и только после этого четким, уверенным шагом направился к стойке хозяина. Вслед за ним засеменила путающаяся в складках длинного платья девица.

– Комнату, до утра, – отрывисто произнес мужчина, бросив на стойку две серебряные монеты.

– Ошибся, господин хороший, – усмехнулся хозяин, мельком взглянув на помятый берет с обломанным пером, волевое, скуластое лицо дворянина и черный дорожный плащ, – мы не гостиница, мы не постоялый двор, комнат не сдаем.

– А как же эти обходятся? – Посетитель кивнул выдающимся вперед подбородком в сторону хохотавших на коленях солдат девиц.

– Со своей девкой ко мне нельзя, – покачал головой седеющий толстяк, – выбирай здесь.

На столе появилось еще несколько сонитов, но хозяин остался непреклонным. Он молча повернулся спиной, давая понять, что разговор окончен.

– Посмотри-ка сюда, милейший, – решил привести более действенный аргумент Артур и, приоткрыв полу плаща, продемонстрировал висевшую на поясе без ножен абордажную саблю.

– Ну надо ж, а повар мой дивился, куда он свой любимый тесак подевал, – расхохотался хозяин. – Послушай, дружите, шел бы ты отсюда, и воблу свою драную забери! – Второй и третий подбородки хозяина колыхнулись в сторону стоявшей поблизости Флейты. – Я даже вышибалу не держу, незачем. Вишь, солдатики гуляют? Я им все в кредит отпускаю: и вино, и жрачку, и девок. Одно мое слово и тя вмиг порубят на гуляш для свиней!

– Впечатляюще, – кивнул головой Артур и положил на стойку маленький кругляш ярко-красного цвета с выгравированным изображением чьей-то пьяной, небритой физиономии.

– Ну и зачем ты мне всякую пакость на стол кладешь? – возмутился хозяин.

– Да, извини, совсем позабыл, что мы вдалеке от побережья, – покачал головой Артур. – Придется тогда объяснить тебе, жирной сухопутной крысе, что это за побрякушка.

– Шел бы ты отсюда! – еще раз, но более громко и настойчиво повторил предложение удалиться трактирщик, а затем махнул рукой компании солдат из стражи герцога.

Шестеро здоровенных парней без доспехов, но в форменных накидках и с оружием дружно поднялись из-за стола.

– Пошли быстрей, не нарывайся! – прошептала на ухо напарнику Флейта и больно ущипнула его за локоть.

– Успокойся, – ответил Артур и резко отдернул многострадальную руку. – Ну, так вот. – С этими словами Артур снова повернулся к хозяину. – Эта пьяная рожа на медальоне – портрет Эмунута Кора, более известного по кличке Отруби-да-Отрежь! Многообещающе, не правда ли?

Толстяк насторожился и подал знак солдатам немного обождать.

– Он хам и отпетый мерзавец, наверное, именно поэтому и стал предводителем «Эскадры шторма», самого кровожадного и многочисленного пиратского братства на всем побережье. Его корабли нападают не только на торговые флотилии, но и на крупные города.

Дряблые щеки слушателя побагровели. Печальные вести о кровопролитном морском сражении с пиратами возле побережья Милокаса и о полном разгроме имперской флотилии уже докатились и до Самбории, провинции далекой от моря во всех отношениях.

– Так уж получилось, что этот мерзавец обязан мне жизнью. А побрякушка у меня на столе – свидетельство того, что он мне долг еще не вернул.

– Мне-то до чужих долгов! – выкрикнул трактирщик, разозлившись и одновременно сильно испугавшись.

– Послушай, я никуда не уйду. Мне позарез нужна комната в мансарде, – перешел на вкрадчивый шепот Артур. – Если ты, ослина, и дальше будешь упрямиться, то будет драка. Возможно, я погибну, но через некоторое время, месяц, а может, два, сюда приедут очень нехорошие люди. Тебя не спасут ни стража, ни весь гарнизон Торалиса; погибнут одни, им на смену приедут другие. Люди Эмунута Кора будут наведываться к тебе до тех пор, пока кому-то из них наконец не удастся содрать твою шкуру и привезти ее своему обожаемому адмиралу. Так морское братство карает тех, кто встревает не в свои дела и мешает вернуть долг чести!

– Вторая дверь налево, – ответил хозяин и положил на стойку маленький проржавевший ключ, – но только до утра.

Артур кивнул и, взяв под руку Флейту, направился к лестнице.

– Ты сумасшедший, – возмутилась девушка, как только парочка поднялась на третий этаж. – Разве можно так рисковать?! И из-за чего?!

– Ты абсолютно права, – согласился Артур и, найдя нужную дверь, заворочал в замочной скважине ключом, – но с крыши только этого здания мы можем незаметно пробраться в библиотеку.

Диспут на тему: «Допустимая степень риска при общении с потерявшими чувство страха трактирщиками» был окончен, едва начавшись. Напарникам так и не удалось определить, где именно проходит тонкая грань между безрассудством и отвагой, тем более что у каждого из них было свое, проверенное и подтвержденное опытом мнение по этому поводу.

Как только Артур запер дверь изнутри, Флейта скинула платье. Девушка не стала долго возиться с проржавевшими застежками, и там, где крючки не выходили из петель, безжалостно рвала старенькую ткань руками. Под одеждой бедной горожанки скрывались высокие сапоги, обтягивающие стройные ноги брюки и легкая кожаная куртка, доходившая до самых кистей и подбородка. Одежда была удобной, правда, немного затрудняли движения вшитые между слоями ткани стальные пластины. Помучившись вечерок в раздумье, девушка так и не решилась полностью отказаться от брони и оставила вставки там, где они защищали жизненно важные органы: горло, сердце и живот. Остальной металл был удален, конструкция заметно полегчала, но все равно снижала скорость перемещений.

Артур последовал примеру девушки: скинул белую рубаху, отстегнул абордажную саблю и, обмотав во круг левой руки плащ, закинул на правое плечо тяжелую сумку, которую им удалось незаметно пронести, подвесив ее за лямки под юбку Флейте. Теперь стало понятно, почему девушка все время семенила и была не в лучшем расположении духа. Абордажный крюк, длинный моток веревки, упорно называемый бывшим пиратом канатом, четыре кинжала и более двух дюжин метательных ножей не только сковывали движения, но и больно били девушку по ногам при каждом шаге. «Вот она, нелегкая женская доля, – сетовала Флейта по дороге от гостиницы до „Коварства Гаринолла“. – Но делать нечего. Нельзя же на Артура напялить юбку, не с его квадратной рожей переодеваться в девиц и подводить губки эльфийской косметикой!»

– Пошли! – скомандовал пират, открыв окно и ступив на покатый карниз.

– Ты уверен… – не успела договорить Флейта.

– Да, – прозвучал однозначный ответ на все возможные при подобных обстоятельствах вопросы, – я все просчитал и взвесил.

Флейта вздохнула, пожала плечами, морально приготовившись к тому, что все пойдет совершенно не так, как было запланировано ее компаньоном, и полезла в окно. С крыши таверны не только открывалась чудесная панорама светящегося множеством огней ночного города, но и прекрасно просматривалось место предстоящей операции.

Библиотека Торалиса превосходила читальные залы Кархеона не только по количеству, но и по ценности собранных произведений. Испокон веков в столицу провинции свозились лучшие книги со всех концов Империи. Разместить все научные труды в одном, пусть даже огромном здании было просто невозможно, не говоря уже о соображениях безопасности, которые играли немалую роль. Библиотека занимала около десятка отдельных зданий, множество подсобных строений, включая скотный двор, казармы и жилища служителей. Доступ к семи из десяти читальных залов был ограничен, они находились под особым наблюдением и были обнесены каменной стеной. Весь же библиотечный комплекс, расположенный в самом сердце города, был окружен высокой железной изгородью, в зазоры между прутьями которой не смогла бы протиснуться даже самая гибкая и изворотливая кошка.

Пугающие взгляд пространства между домами, похожими на дворцы принцев и особняки родовитых дворян, были густо засажены деревьями, кустами и прочей экзотической растительностью, семена которой были привезены издалека и наверняка стоили целое состояние. В парке было светло, как днем. На выложенных мраморными плитами дорожках через каждые пять шагов светился фонарь, а будки охраны шли точно по периметру изгороди с интервалом ровно в сто шагов. Незаметно пробраться сквозь плотный кордон охраны было невозможно. Кирасы имперских гвардейцев из вороненой стали блестели за каждым деревом, за каждым кустом, по крайней мере растерявшейся Флейте так показалось.

Однако Артур был совершенно спокоен. Сидя на корточках возле самого края крыши, он методично, со знанием дела разматывал веревку, а когда закончил, стал привязывать к одному из концов абордажный крюк. Невозмутимость и даже какая-то сонливость напарника вселила уверенность в Флейту и заставила посмотреть на их положение под другим, более оптимистичным углом. Да, охраны было много; да, парк светился, как центральная площадь во время ежегодного карнавала, но между кустами и строениями все же имелись темные уголки, а солдаты не были достаточно бдительны.

Им приходилось каждую ночь бродить по одним и тем же аллеям, прекрасно зная, что и сегодня ничего не случится. Кому нужен старый рукописный хлам, за который обычный скупщик краденого не даст и пары сонитов. Вещи уникальные и бесценные тем и плохи, что не имеют реальной цены. Найти покупателя трудно, еще труднее отстоять свой интерес и остаться при этом в живых. Как можно выгодно продать старинную книгу, когда во всей Империи едва ли найдется двадцать – тридцать человек, знающих о ее существовании, да к тому же половина из них наверняка заявит на продавца властям? Все прекрасно понимали, что воры не дураки и не полезут в хорошо охраняемый дом, рискуя в случае поимки быть обвиненными не в воровстве, а в государственной измене.

Артур наконец-то закончил приготавливать канат. Выставив левую ногу вперед и перенеся на нее вес своего тела, пират ловко закрутил абордажный крюк над головой. От пронзительного жужжания разрезающей воздух веревки заложило уши. Боясь оглохнуть, девушка отошла поближе к окну. Внезапно монотонный гул оборвался, со скоростью не меньше, чем у арбалетного болта, крюк взмыл вверх, и Флейта на несколько секунд потеряла его из виду. Заметив, куда собирался попасть напарник, Флейта поняла, почему он так упорно препирался с вредным толстяком – хозяином здания. Таверна находилась вдалеке от других домов и намного ближе к изгороди. К тому же прямо напротив них виднелся какой-то сарайчик, то ли курятник, то ли склад садового инвентаря. Именно за крышу этой хлипкой лачуги Артур и пытался зацепить канат.

В первый раз крюк не долетел до сарая несколько метров, во второй – ударился о стену, потом процарапал крышу и соскользнул вниз, вырвав прогнившую доску. И лишь седьмая или восьмая попытка, Флейта сбилась со счета, увенчалась успехом. Раскрасневшийся, как только что сваренный рак, покрывшийся с ног до головы липким потом, Артур тяжело вздохнул и стал обматывать канат вокруг печной трубы. Работа была не из легких и измотала напарника. Восемь бросков отняли у воров более часа драгоценного времени. Каждый раз, когда Артур промахивался, канат приходилось тащить обратно, а пакостный крюк цеплялся за все попадающиеся на пути предметы: деревья, пни, камни и, конечно же, проклятую изгородь, с которой пришлось дольше всего провозиться.

– Ты легче, поклажу возьмешь! – приказал пират и, перекинув плащ поверх туго натянутого каната, резко оттолкнулся ногами от крыши.

Широко открыв от удивления рот и задержав дыхание, Флейта наблюдала, как тело Артура быстро и бесшумно, словно призраке ночи, парило над городом. Канат дрожал, звенел и, казалось, вот-вот должен был лопнуть, но этого, к счастью, не произошло. Артур успешно проскользил до ограды и скрылся в тени деревьев шумевшего листвою парка. Настал ее черед испытать судьбу и доверить жизнь тонкому тросу. Плаща у девушки не было, но зато на руках были кожаные перчатки. Перекинув сумку за спину и закрыв от страха глаза, Флейта крепко вцепилась руками в канат и прыгнула с крыши.

Грога в кружке осталось всего на два глотка, а озноб все еще сотрясал могучее тело. Последние капли дождя упали с небес уже более часа назад, но стены домов так основательно пропитались влагой, что гном чувствовал на улице себя не лучше, чем в старом, заполненном по колено водой склепе. Холодный ветер, внезапно подувший с северо-запада, только усиливал тягу промерзших горожан к стакану горячего вина. Несмотря на ранний для начала ночного пиршества час, в таверне было не протолкнуться. Слуги вынесли несколько дополнительных столов, но это не спасло положения, а только усилило толчею. Поток желающих согреться был слишком большим, и так везде: и в этой таверне, и в той, чья неказистая вывеска маячила на противоположной стороне площади.

Пархавиэль радостно потирал согревшиеся о горячую кружку ладони. То, что ему приходилось пить стоя, да еще в дверях, когда люди снуют туда-сюда и непременно норовят задеть низкорослого гнома костлявыми локтями по затылку, полнейшая ерунда по сравнению с тем, какой прибыльной обещала быть грядущая ночь. Гному даже трудно было представить, сколько горожан переберут по кабакам и, немного отлежавшись под забором или в канаве, побредут ночью домой, скольким юнцам ударит в голову хмель и скольких взрослых мужчин потянет на подвиги, обычно выливающиеся в пьяную драку или приставанию ко всем, кто носит юбку, а не штаны. Впереди ждало благодатное поприще для великих деяний, деньги спасенных от хулиганов обывателей должны хлынуть в его карман рекой. Конкуренция же с ночными грабителями, стремившимися так же, как и он, найти в темных закоулках одиноких прохожих, ничуть не смущала Пархавиэля. Гном, блуждающий по улицам в ночи, ассоциировался у местных жителей с вылезшим из могилы мертвецом или с явившимся за душой грешника чертом. Особенно суеверными и мнительными были бандиты, этот странный факт был уже многократно проверен гномом на собственном опыте и отпечатан в голове, как неоспоримая истина, хотя Зингершульцо так и не смог понять почему.

«Вроде бы врагов у преступников всегда хватало: стражники, горящие от нетерпения прибить их головы к городским воротам; „коллеги“, позарившиеся на лакомый кусок чужой добычи, да и жертвы далеко не всегда оказывались безобидными овечками. К чему выдумывать врагов, когда их и так полно? Может, воров и головорезов мучают остатки совести? Может, им хочется верить, что есть на свете кто-то, кто страшнее и подлее их? А может, где-то в глубинах очерствевшей души еще теплится надежда когда-нибудь перестать воровать да грабить, когда-нибудь начать все заново? Эта мечта жива, пока внутри неприглядных тел теплится маленькая, подслеповатая и глухая к бедам других душонка. Нечисть же, по мнению людей, занимается как раз тем, что губит, порабощает заблудшие души. Разбойники боятся не умереть, а потерять надежду!»

Грубый окрик и сильный толчок локтем в плечо вывели гнома из состояния задумчивости. Остатки давно остывшего грога облили добротные, только утром купленные сапоги. В глазах Пархавиэля вспыхнула злость, а голова мгновенно повернулась в сторону обидчика. Однако кулак опустился, так и не взмыв вверх, пальцы разжались, так и не сломав ребер обидчика. Перед гномом стоял стражник, притом не желторотый юнец-новобранец, а ветеран-сержант. Длинные усы грозно шевелились, а из расширенных ноздрей служителя порядка шел пар, или, быть может, Пархавиэлю это лишь показалось.

– Чё встал, бочонок, дай пройти! – рявкнул служака, брызнув слюною гному в лицо, а затем, оттолкнув обомлевшего Пархавиэля с прохода, вышел на площадь.

«Хорошо, что про бумаги не спросил, – подумал гном, быстро поставив на стойку кружку и поспешив смешаться с толпой выходящих из таверны. – У меня же их нет. Границу бродом перешел, да и дорожную пошлину ни разу не платил. Заберут еще, чего доброго, на каторгу, налоги, за то, что я, негодяй эдакий, имперскую землю топчу, отрабатывать. Вот и будет мне южное побережье, вот и встреча с Гифером под жарким солнцем!»

Внезапно осознав, что он бродяжка, то есть существо вроде бы пока ничего предосудительного не совершившее, но тем не менее находившееся вне закона, Пархавиэль решил немного изменить свои планы. Центр города для него был закрыт. Слишком много патрулей стражи бродило среди домов богатеев. Днем люди герцога не обращали на него внимания, а вот ночью про документы обязательно спросили бы. В бедные кварталы стража не заглядывала, но там нечего было делать и ему. Народец безденежный, если кого и спасешь, то кроме черствой краюхи хлеба ничего не заработаешь.

«Нужно бродить вокруг центра, на стыке богатых и бедных кварталов. Искать кабаки для середнячков; для тех, кто не слишком богат, чтобы иметь дом в приличном месте, но уже смотрит на соседей свысока, или, наоборот, для тех, кто когда-то преуспевал, а теперь медленно опускается на общественное дно, – нашел золотую середину гном. – Нет, точно. Если прицепится стража, я сбегу, в темной подворотне среди трущоб скроюсь, а если грабители на подвыпившего середнячка нападут, я как раз из задворок и появлюсь».

Нелегкое решение было принято, у находчивого гнома оставалось примерно два часа, чтобы как следует изучить местность, проработать маршруты и пути отступления.

Тело стремилось упасть вниз, но неизвестная сила удерживала его от падения и влекла по канату в темноту ночного парка. В ушах засвистело, на Флейту быстро надвигались кроны деревьев и грозная изгородь, ощетинившаяся остриями торчащих кверху пик.

«Только бы не упасть, только бы не упасть! – вертелось в голове девушки. – Если на мостовую, есть шанс выжить, а если…» В воображении Флейты промелькнула ужасная картина. Ее мягкое, подобное сочной ягоде тело налетает на стальные штыри забора. Брызжет кровь, а ее еще не успевшая смириться со смертью плоть бьется в конвульсиях, дрыгает конечностями в предсмертной пляске.

Изгородь пронеслась под ногами так быстро, что Флейта даже не успела ее заметить, по лицу больно захлестали длинные ветки, перед широко открытыми от страха глазами вдруг возникла стена.

«Не успеть, не успеть вытянуть вперед ноги, чтобы смягчить удар!» – подумала с ужасом Флейта и закрыла глаза.

Однако толчка не последовало, ее голове не суждено было проломить доски сарая, а легким протяжно зашипеть и забулькать, когда острые обломки дерева и торчащие из них ржавые гвозди пробьют, сломают, искорежат кожу куртки и грудную клетку. Еще какая-то сила подхватила девушку на лету и увлекла на себя. Флейта вдруг ощутила, что находится в крепких объятиях. Ее плечи и талию сжимали крепкие мужские руки, а под ней шевелилось что-то мягкое, теплое и необычайно сердитое.

– Да слезай же! – проворчал Артур, спихивая с себя не торопившуюся подняться девицу. – Я тебе разве не говорил, что перед приземлением группироваться нужно: спину напрягать и колени к животу поджимать?!

– Ничего ты мне не говорил, – возмутилась такой неописуемой наглости Флейта.

Девушка вскочила на ноги, но голова предательски закружилась, и лицо тут же уткнулось в ковер мокрой травы. Полет над городом не прошел бесследно. Флейта решилась повторить попытку подняться только после того, как в глазах перестал мелькать цветной калейдоскоп звездочек, кружков и прочих геометрических форм, а в ушах затих монотонный гул, такой же назойливый и раздражающий, как и жалобные стенания попрошайки.

– Ладно, могло быть и хуже, – прошептал Артур, оценивая состояние напарницы, а заодно и собственной спины, покрывшейся красными пятнами и мелкими порезами. – Сумку хоть не потеряла?

– На месте, – ответила Флейта сквозь сжатые зубы.

Девушку вдруг охватила злость, и ей нестерпимо захотелось, прирезав оскорбившего ее напарника, перемахнуть через ограду и убежать.

– Вот теперь у тебя пути отступления нет. Из парка тебе одной не выбраться. Первый камень брошен, скоро пойдет лавина, – произнес Артур, как будто прочитав мысли замкнувшейся в себе, встревоженной Флейты. – Пригнись и ползи сюда! Ступай осторожней… ветки.

Сначала пришлось присесть, а затем действительно лечь на живот и осторожно ползти. Сарайчик, за которым они относительно успешно приземлились, находился в пяти шагах от аллеи, по которой как раз проходил патруль. Солдаты медленно перебирали ногами и не смотрели по сторонам. Они устали даже болтать, не то что вглядываться в темноту кустов и деревьев. Однако если хрустнула бы ветка или раздался бы иной подозрительный шум, все бы вмиг изменилось, дремлющие на ходу стражи превратились бы в злющих цепных псов, жаждущих крови нарушителей.

– Нам повезло, – вдруг прошептал Артур, плотно прижавшись горячими губами к уху Флейты. – Аллея заканчивается через двадцать – тридцать шагов, там маленькая площадь с фонтаном. За нею здание, два этажа, на втором контора главного архивариуса. Солдаты дойдут до площади, развернутся и пойдут обратно, у них такой маршрут. Как только они пройдут, короткими перебежками к фонтану!

– Там же охраны полно, как же мы…

– Глупость, – возразил Артур, не дослушав до конца. – Контора – не покои. Там господин Фурбо чаще двух раз в год не бывает. Ценные бумаги он наверняка при себе хранит, а здесь мелкие служки работают: приемка, списание книг, перерегистрация и прочая ерунда с волокитой. Это только так гордо называется, а на самом деле обычный временный склад, где тощие очкарики часами перья стачивают да казенную бумагу изводят. Больше троих охранников в здании нет, да и то скорее всего сидят у входа и в карты режутся.

– Ты еще скажи, вино хлещут и девок лапают. – Флейта не могла поверить, что все складывается так удачно и просто.

– Девок, возможно, и провели, – на полном серьёзе ответил Артур, – если со стражей на воротах договориться сумели, а вот вино навряд ли. Запах от него, да и глазки шальными становятся, а по регламенту караульной службы офицерская проверка должна через каждые три часа проходить.

– А ты откуда знаешь? – удивилась Флейта необычной осведомленности напарника.

– Ну, я в эти дождливые дни не только с библиотекарским людом кутил, – хитро улыбнулся Артур.

– Ага, значит, еще и с солдатами!

– Обижаешь, с офицерами, – уточнил довольный собой пират. – Понимаешь, кроме меркантильного интереса, у меня с благородными господами из имперской гвардии оказалось еще и много общего. Я когда-то месяцами тосковал по берегу, а они сейчас скучают по кабакам. Запретивший выход в город гвардейцам допустил одну очень большую ошибку. Сколько ни пугай солдата предписаниями да инструкциями, а его все равно тянет к порокам. В этом огромном, пыльном книжном царстве катастрофически не хватает казенной корчмы да борделя, поэтому все, от капрала до командира, регулярно бегают в самоволку и не стесняются потом часами трепаться о радостных результатах этих отлучек.

– Мужики, – презрительно процедила сквозь зубы Флейта.

– А я бы был менее категоричен, – возразил Артур. – Люди, простые люди, с обычными потребностями и вполне естественными желаниями. Глупо идти против природы, против человеческой сути, она все равно всегда свое возьмет.

Патруль из трех солдат ненадолго задержался у фонтана, а затем пошел обратно. Как только блестевшие в свете фонарей кирасы скрылись из виду, воры вскочили на ноги и бесшумно перебежали на другую сторону аллеи. Артур закутался в черный плащ и стал настолько незаметен, что даже находившаяся рядом Флейта порою теряла его из виду.

Еще одна перебежка, и они достигли площади с фонтаном. Спрятавшись за статуей какого-то обнаженного мифического существа, отдаленно напоминавшего эльфа, но с двумя головами и без ушей, Артур огляделся по сторонам. Аллеи были пусты, ближайшую от них будку закрывали деревья, а свет горел всего в одном окне запертой на ночь конторы. Первый этаж, вторая комната от входа. Именно там, по предположению Артура, и должны были коротать за игрой в карты долгую ночь охранники.

Пока пират осматривался, Флейта выложила на постамент статуи содержимое сумки. Пару обоюдоострых кинжалов и отмычки девушка забрала себе, кривые кинжалы без крестовины и метательные ножи пододвинула ближе к Артуру. Этим оружием она не умела пользоваться, да и не хотела учиться. Конечно, бросить нож с пяти шагов и попасть в проходившего мимо солдата она бы смогла, но гарантии, что он умрет сразу, без стона и крика, не было. В случае необходимости ей было гораздо привычнее подкрасться сзади и, зажав жертве рот, вонзить кинжал в щель между доспехами. К тому же ее задача – шерудить в замках отмычками. Разбираться со стражей в их тандеме должен был кое-кто другой, у кого больше опыта в подобных вопросах, да и грубой физической силы.

– За мной! – скомандовал Артур и, сгребя в охапку выложенный рядом с ним инструмент убийства, побежал к крыльцу.

Флейта последовала за ним, ожидая, что вот-вот сзади раздастся окрик, и начнется погоня, в конце которой их или затравят собаками, или поднимут на острые пики. Погруженное в тень крыльцо показалось девушке желанным прибежищем, а дубовая двустворчатая дверь – воротами рая, которые, к сожалению, не распахнутся сами, а которые еще предстояло открыть.

Закапав в замок несколько капель позаимствованного с кухни гостиницы масла, девушка вставила в прорезь первую отмычку. Замочные механизмы не заскрипели, хотя масло еще не успело добраться до отдаленных деталей внутри замка. Какой-то скрежет, да должен был быть. Флейта покрутила отмычкой, слишком легко, слишком свободно. Озадаченная воровка отпрянула от двери и застыла с выражением крайней задумчивости, даже скорее растерянности на лице.

– В чем дело? – спросил Артур, сидевший к двери спиной и наблюдавший за площадью. Напарник почувствовал, что что-то пошло не так.

– Замок… его нет, – прошептала Флейта.

– Как нет?! Не может быть, дверь же закрыта!

– Заперта… изнутри, возможно, на задвижку, – высказала предположение Флейта и прильнула щекой к двери.

Сквозь замочную скважину видно ничего не было, но от самой двери шел едкий, противный запах, напоминавший уксус или какой-то раствор на его основе.

– Этого не может быть. Положено запирать охранников на ночь снаружи. У старшего поста даже ключа своего нет, он не мог… – не договорил Артур.

Флейта не видела в темноте лица напарника, но могла поклясться, оно исказилось от внезапно осенившей догадки.

– Оставайся здесь! – приказал Артур и одним бесшумным прыжком подскочил к единственному светившемуся окну.

Привстав на цыпочки, Артур осторожно заглянул внутрь. По-видимому, комната охраны была пуста, иначе пират не разбил бы стекло и не залез бы внутрь. Потянулись долгие минуты ожидания. Мимо здания прошел еще один патруль, следовавший по другому маршруту. К счастью, солдаты не заметили девушку, прятавшуюся в тени, и не обратили внимания на разбитое окно. Лоб Флейты покрылся испариной, руки начинали трястись, задергалось веко левого глаза. Когда же из-за двери раздался скрежет отодвигаемого засова, девичье сердце чуть не разорвалось. Дверь приоткрылась, за ней стоял Артур.

– Живее! – прошептал встревоженный чем-то напарник и, не дождавшись ответной реакции, силой втащил девушку внутрь.

– Что случилось? – спросила Флейта, но тут же поняла, насколько глупо прозвучал ее вопрос.

Посреди едва освещенного холла, широко раскинув руки и смотря глазами навыкате в потолок, лежал мертвый гвардеец.

– Это не я, – пояснил Артур. – Кто-то побывал здесь до нас. Совсем недавно, тело еще не успело остыть.

– А другие? – Голос Флейты дрожал, наверное, как следствие пережитых под дверью мгновений.

Вид мертвых тел уже давно ее не пугал. Даже попрощавшись с опасной воровской жизнью, ей все равно приходилось и убивать, и часто видеть трупы. Инстинктивно девушка повернулась назад. Высказанное ею предположение оказалось верным, замка действительно не было. Расплавленный металл застыл ручейками на поверхности обуглившейся изнутри двери и на каменных плитах пола. Проникший в контору архивариуса до них закапал в замочную скважину какое-то неизвестное, очень едкое вещество. Он не мучился с отмычками и был наверняка не только ловким убийцей, но и весьма изобретательным.

– Ты права, – кивнул головой Артур, как будто снова прочитав ее тревожные мысли. – Он, она, а может, и они очень опасны. Замок расплавлен, стражник задушен тесьмой, комната охраны пуста, следов борьбы не видно. Думаю, солдат выманивали и приканчивали поодиночке: быстро, тихо и без крови.

– А ты не думаешь, что он еще здесь? – Флейта пристально посмотрела в глаза Артуру.

– Я не знаю, но искренне надеюсь на это, – ответил внешне спокойный пират. – Мне почему-то кажется, что он пришел затем же, что и мы. Если его нет, значит, мы уже опоздали и придется возвращаться ни с чем. Не будем гадать, давай поднимемся наверх!

Сказав это, он взял в каждую руку по три метательных ножа и стал осторожно, ступая с пятки на носок, подниматься по лестнице. Флейте ничего не оставалось, как только последовать за ним. Встреча с неизвестным, но явно очень опытным противником пугала девушку, но мысль о возврате аванса и возобновлении службы в Гильдии торговых охранников была невыносима.

Невезение – упрямая штука, если уж прицепилось, то не отстанет, пока не сведет с ума. Сначала напускает дождь, затем истощает кошелек, и вот, когда Пархавиэль наконец-то нашел способ исправить незавидное материальное положение, оно начало выкидывать всякие пакостные фокусы.

Объект для спасения удалось найти не сразу, вначале гном обошел несколько таверн для середнячков. В первой посетители сидели с постными лицами и пили какую-то зеленоватую гадость, напоминающую травяной настой. Оказалось, что высохший, тощий хозяин с мутными, красными, как у крыски, глазками недавно стал рьяным поборником светлого духовного начала и вылил все бочки с вином в сточную канаву. Такой акт вопиющего вандализма возмутил постоянных посетителей, которые тут же перебежали к конкурентам, но их место заняли ученые и доморощенные богословы с такими же мутными взорами, как и у старика. Пархавиэль не выдержал и сбежал, как только один из посетителей ни с того ни с сего вскочил на стол и запел церковный псалом. К великому удивлению гнома, публика не закидала певца объедками, а зааплодировала.

В таверну «Хохолки и пятачки» Пархавиэль заглянул исключительно из-за названия, наивно предположив, что повар специализируется на приготовлении куриных блюд и аппетитных молочных поросят. «Кто много ест, много и пьет», – подумал гном и переступил порог шумной таверны.

В тесном зале находилось более сотни студентов, поглощавших дешевое вино и совершенно не закусывающих. Повара, похоже, здесь совсем не было, но заведение полностью соответствовало названию. Будущие ученые мужи и степенные чиновники толкались, дрались, петушились и вели себя совершенно по-свински, не стесняясь опорожнять желудки и раздувшиеся мочевые пузыри прямо у входа, а иногда и не отходя от стола. Буйству ученой молодежи пришел конец, когда на импровизированную трибуну залез худосочный субъект с опухшей физиономией и гордо заявил, что знает, где живет ненавистный профессор Керфауер, замучивший большую часть присутствующих классификацией трехлепестковых фиалок и постоянными переэкзаменовками. Восторженные крики и овации еще державшихся на ногах разбудил и тех, кто уже притомился, Ликующая толпа подхватила оратора на руки и понесла во двор. Судя по всему, студенты направились бить стекла в доме придирчивого старичка или устроить ему ночной концерт. Тех, кто не мог идти самостоятельно, заботливые соратники по университетскому братству прихватили с собой, как, впрочем, и пару пивных бочонков. Такой ораве были не страшны ни шайки грабителей, ни патрули стражи. Обругав себя за час потерянного времени, впустую потраченного на посещение снаружи вполне приличной таверны, Пархавиэль отправился дальше. Третий по счету кабак оказался закрытым, в четвертом вспыхнул пожар, а в пятом, по слухам, обычно спокойном местечке, внезапно разгорелась поножовщина, для усмирения которой прибыла целая рота солдат.

«Ничего себе добропорядочные горожане, в городе-то страсти кипят. Каждый со скукой по-своему борется, хорошо еще, что так, что, как в Альмире, погромов не устраивают, – нашел хоть что-то положительное гном в уйме без толку потраченного времени. – Это последняя, если и здесь ничего интересного, то придется шататься по темным закоулкам. Авось там кого-нибудь найду».

Внимание уже натершего огромные мозоли в новеньких, еще не разношенных сапогах гнома привлекло маленькое, весьма уютное с виду заведеньице. Двухэтажное здание с балкончиками и замысловатыми завитушками на фасаде. На окнах кружевные шторки, а по оконным рамам и двери шли расписные узоры на вольную тему местной растительности. Народу внутри было немного, горожане почему-то обходили это заведение стороной, хотя те, кто собирался внутри, выглядели вполне прилично и никак не походили на спившихся бродяг.

Со вкусом оформленная вывеска гласила: «Голубчик». «По-видимому, жители Торалиса просто недолюбливают голубцы. А мне вот без разницы, как капусту жрать: кручеными листьями или мелко порубленную, лишь бы к ней еще и мясо прилагалось», – подумал гном и под удивленными взглядами проходивших мимо горожан, важно подбоченясь, переступил порог.

То, что он ошибся, стало понятно сразу. Голубцами не пахло, тушеной капустой тоже, в ноздри гнома ударили омерзительные, приторно-сладкие ароматы духов, забивающие другие запахи. Посетителей было немного, человек двадцать, и все какие-то странные: разряженные как куклы, с подведенными тушью ресницами и напомаженными губами. Шум разговоров затих, как только Пархавиэль переступил порог. Двадцать пар мужских глаз уставились удивленно и растерянно на необычного посетителя. Кто-то недовольно наморщил напудренный носик, а кто-то, наоборот, лукаво улыбнулся упитанному, крепко сложенному гному.

«Ага, а вот и люди искусства, о которых Нивел говорил. Ну и мода в этом городишке! Сразу видно – центр культуры. Не мужики, а неженки, цветочки клумбовые… – вспомнил Пархавиэль рассказы попутчика о том, что Торалис – город искусства и что те, кто с прекрасным сопричастен, немного отличаются от обычных обывателей. Однако скромный юноша постеснялся уточнить, на сколько „немного“ и в чем именно эти отличия заключаются. – Ладно, доходящих до нужного градуса здесь вроде бы нет, но, пожалуй, я все-таки останусь. Судя по одежонкам, деньжата у мазилок да рифмоплетов водятся, значит, и разбойнички на публику эту позариться могут. Авось повезет».

Размышляя, стоит ли оставаться или лучше уйти, гном простоял на пороге около минуты, а потом направился к пустовавшему столику. По затихшему залу волною прокатился вздох облегчения, а из дальнего угла послышались хлопки одобрения. Пархавиэль еще больше нахмурился. Реакция окружающих на его появление была, мягко говоря, неадекватной. Гном привык, что люди смотрят на него с высоты своего роста, то есть сверху вниз, как в прямом, так и в переносном смысле. Многие боятся гномов, другие презирают. Здесь же подавляющее большинство посетителей были почему-то искренне рады его приходу, некоторые даже приветливо подмигивали. Пархавиэль оказался в центре внимания. Ему стало не по себе и захотелось уйти, но негласный закон путешествующих гномов гласил: «Раз сел за стол, нужно выпить и закусить!»

– Чего изволите? – прозвучал вдруг сбоку мелодичный голос шустро подбежавшего к столу разносчика.

Тонкие, подвижные губы двадцатилетнего паренька растянулись в искренне дружелюбной улыбке. Накрашенные ресницы заморгали, а руки как-то странно изогнулись, держа на уровне груди пустой поднос. Вид молодого мужчины был настолько омерзителен, что гному вдруг захотелось со всей силы заехать ему каблуком по зубам.

– Тушеной капусты, свинины, отварной или жареной, пива и огурцов. – Пархавиэлю все-таки удалось подавить душевный порыв и сделать заказ.

– Такого не держим, – пропел юноша, закатив к потолку накрашенные глазки. – Наши посетители люди воспитанные, они терпеть не могут грубости и грубую пищу.

– Так я вроде еще и не хамил, – развел руками пораженный отказом гном.

– Как же не грубил, а разве не оскорбление заказывать такие омерзительные, гадкие вещи? Счастье, что повар не слышал. Ах, бедный Жано, он не выдержал бы такого… – тяжело вздохнул юноша и, вдруг погрузившись в печальное раздумье, удалился.

– Мяса тащи да овощей каких! – выкрикнул гном ему вслед.

Разносчик презрительно фыркнул и отмахнулся от Пархавиэля рукою так же небрежно, как стряхивают крошки со стола.

– Ну зачем ты мальчика обидел, он же такой милый, – пропел нежный голос за спиной.

Пархавиэль почувствовал, как на его плечо легла чья-то рука и кто-то томно, с придыханием задышал в самое ухо.

– Ты почему такой сердитый? Просто злюка какая-то… – шептал мужской голос, а мягкая ладонь начала оглаживать его шершавую щеку.

Вдруг до гнома дошло, почему таверна называлась «Голубчик» и почему у всех мужчин накрашены губы. Не столько со злости, сколько со страху, Пархавиэль вцепился зубами в начавшую расстегивать ворот рубахи руку, а затем, опрокинув стул, вскочил из-за стола и, как обезумевший носорог, сметая все и всех на своем пути, кинулся к выходу.

Только пробежав без оглядки более двух сотен шагов, гном остановился и решил посмотреть, нет ли погони. К счастью, его не преследовали. Мысль о том, что бы могло случиться, пойми он что к чему чуть позже, была настолько противна, что ему захотелось вернуться и сжечь проклятый притон, пристанище жеманных «мужчин», позабывших о своей истинной сути.

Изменение тактики дальнейших действий также не принесло плодов. Карман Пархавиэля оставался по-прежнему пуст, а время шло. Бродивших в одиночку по городу было много, но на них или никто не нападал, или обстоятельства не позволяли гному воспользоваться плодами победы.

Пожилой толстячок в атласных, запачканных грязью трико и рубашке с оторванными манжетами, с трудом перебирая пухленькими ручками по стене, полз домой. Жил он явно в верхней части города, но заплутал и теперь, как бабочка, летящая на огонь, брел на свет горевшего в конце проулка фонаря. Оступившись, богатый купец, а может, уважаемый член городского совета упал и забарахтался в луже, пуская газы рыгая и взывая о помощи несвязным бормотанием, то и дело срывавшимся на визгливый крик.

Возиться с пьяным не хотелось, но когда пуст карман, приходится возиться в грязи. Засучив по локоть правый рукав, Пархавиэль ухватился за ворот рубахи ушедшего в заплыв толстяка и волоком вытянул его на сухое место.

– Куда тебя? – спросил гном у пьянчужки, предварительно приведя его в чувство несильными ударами по щекам.

– Домой, – промычал стопятидесятикилограммовый тюк жира и показал рукой в сторону фонаря.

Незнание куда идти, удушающий смрад винных паров, текущие изо рта ноши слюни и вялое брыкание были далеко не всеми неудобствами, но душу гнома согревало предвкушение, сколько звонких серебряков отсыплет жена богатого толстяка, благодарная за доставку драгоценного сокровища.

Пархавиэль дотащил тело до указанного фонаря, посадил его на землю и после того, как немного перевел дух, стал легонько шлепать по щекам. На двадцать пятом ударе тучный, потный мужчина наконец-то приоткрыл тонкие щелочки слезившихся глаз.

– Куда?! – проорал на ухо толстяку гном, пытаясь узнать направление дальнейшего движения.

– Там, – с трудом произнес мужчина, затыкав сарделькой в перстне себе в живот.

– Что «там»? – прокричал Пархавиэль, стараясь разобрать невнятное бормотание, исходившее вместе со слюной и причмокиванием изо рта.

– Там… плохо… плохо совсем… – выговорило тело и, резко подавшись вперед, оросило новые сапоги и штаны гнома разноцветным содержанием желудка.

– Да чтоб тя! – заорал не успевший своевременно отскочить в сторону гном.

Именно на этот крик в проулок и вбежал слуга в ярко-зеленой ливрее и с факелом в руках.

– Тут он! Господин здесь! Быстрее сюда, какой-то недомерок по его карманам шарит!

Наконец-то Пархавиэль нашел хоть кого-то, на ком можно было выместить злость: за неудачную ночь, за нелегкий труд, за «недомерка», за перепачканные сапоги… Плюнув пару раз на ладони, гном вырвал из забора палку и решительным шагом направился в сторону дурака, неправильно истолковавшего его благородный, хотя и не совсем бескорыстный поступок. Однако проучить глупца не удалось. С соседней улочки выбежало более двух десятков таких же ярко-зеленых слуг, вооруженных палками и факелами.

Пархавиэль не помнил, сколько ему пришлось бежать и прыгать через заборы, как долго он петлял между домами, пока последний из разъяренных преследователей не потерял его из виду. Погоня и тщетность всех предпринимаемых действий истощила силы бывшего караванщика. Пархавиэль подумал-подумал, почесал вспотевшую бороду и принял решение вернуться в гостиницу. Ему не везло, с этим нельзя было ничего поделать. Дальнейшие попытки заработать честным трудом ночного заступника не привели бы ни к чему, кроме еще большей усталости, окончательно испорченной одежды, синяков да шишек.

На обратном пути гном совершил еще несколько самоотверженных подвигов, включая спасение неверной жены от гонявшегося за ней с тесаком мужа и прекращение зверского избиения недостаточно ловкого шулера, но денег в награду так и не получил. Неожиданно вставшая на защиту супруга развратница чуть не повыдергивала все волосья из его бороды и перебудила пронзительным верещанием два-три квартала. Шулер поступил честнее: он незаметно исчез и даже ничего не украл.

«Непруха, сплошная непруха, – печалился гном, пробираясь окольными путями к гостинице. – Я знал, что так будет, но надеялся на лучшее, идиот. Впредь нужно слушаться гласа рассудка. Раз он сказал: „…в городе ничего не заработаешь…“, значит, отсыпайся, Парх! Иди на бочок и храпи, а не по подворотням до зари шастай!»

Забрезжил рассвет. Пархавиэль брел по пустынной улочке, понуро опустив голову и отсчитывая последние сотни шагов до мягкой постели. Громкие выкрики, топот бегущих ног и бряцанье оружием не тревожили погрузившегося в размышления гнома. Он слышал их, но не обращал внимания. Гнались не за ним, а он сам никого больше не собирался спасать каждый день в большом городе кто-то за кем-то гнался, а кто-то кого-то грабил, насиловал и убивал. Знать бы еще, где и когда, чтобы избегать опасностей, или наоборот, встречать их добротными ударами увесистого кулака. Вот тогда бы была жизнь; не жизнь, а сказка!

Внезапно из-за угла дома вынырнула фигура в черном. Рослая женщина, по меркам гнома любой человек великан, налетела на Пархавиэля, споткнулась об него и, увлекая за собой, повалила на мостовую.

«В этом городе так принято знакомиться, что ли?» – почему-то пришло в голову гнома, активно заработавшего всеми четырьмя конечностями, чтобы выползти из-под навалившегося на него тела. Одетая в мужское платье незнакомка тоже интенсивно забарахталась, пытаясь то ли подняться, то ли задушить Пархавиэля. Гном так и не понял, чего же именно от него хотела женщина.

Вскочить на ноги Пархавиэль успел, а вот расспросить торопыгу нет. Из-за того же самого угла выскочил обнаженный по пояс мужчина и занес над головой путника острый кривой кинжал. Сталь лезвия зловеще блеснула в лучах восходящего солнца. Рассудок покинул гнома, кого-то в такие мгновения охватывает панический страх, а Пархавиэль обычно, наоборот, закипал от злости.

Отработанным годами кулачных боев ударом из-под низа в скулу Пархавиэль глубоко погрузил кулак в пах нападавшего. Прием был нечестным, но Зингершульцо был не виноват, что люди такие высокие. Мужчина согнулся пополам и взвыл, выкатив глаза, выдвинув вперед и без того выпирающую нижнюю челюсть и зажав обеими руками разрывающееся от боли место.

«Силен паразит, другой бы по мостовой катался!» – подумал гном, собираясь нанести второй, финальный удар кулаком в раскрытый рот. Но тут за спиной возникло движение. Поднявшаяся девица тоже выхватила кинжал и взмахнула руку, чтобы одним быстрым и точным движением перерезать противнику горло. Пархавиэль услышал свист стали. На время оставив скакавшего вприпрыжку в покое, гном резко пригнулся с разворотом назад, упав на спину, ушел из-под косого удара кинжала и впился зубами в аппетитное бедро девицы.

Разбойница закричала от боли. В безудержной вибрации ревущей гортани послышались знакомые нотки. Гном ослабил хватку острых зубов и, отпрянув назад, наконец-то улучил момент посмотреть в лицо нападавшей.

– Флейта?! – вырвался из груди Пархавиэля то ли сдавленный крик, то ли глубокий вздох.

– Парх, ты?! – не меньше гнома удивилась девушка, крепко сжимавшая ладонью прокушенную и сильно кровоточащую ногу.

«Как ты здесь…» – произнесли оба одновременно, но не успели довести вопрос до конца. В шагах сорока от места схватки появились кирасы имперских гвардейцев.

– Это за нами, некогда объяснять! Парх, помоги! – выкрикнула девушка, схватив своего соратника под руку и потащив его обмякшее тело в ближайшую подворотню.

В этот решающий миг, называемый в народе моментом истины, бывший хауптмейстер караванной службы Независимого Горного Сообщества Махакан и, по воле злодейки-судьбы, неприкаянный скиталец-авантюрист Пархавиэль Зингершульцо не думал, что он нарушает закон, помогая уйти от погони преступникам. Испорченные раз и навсегда отношения с имперскими властями – ничто по сравнению с просьбой старого друга и боевого товарища.

Гном догнал Флейту и, грубо оттолкнув от балансировавшего на грани потери сознания напарника, выкрикнул всего одно слово: «Куда?!»

– Через забор, а там… увидим! – прозвучал необычайно дельный ответ.

Артуру было плохо. С его покрытого рубцами тела капала кровь, пачкая лицо и руки гнома. Мужчина что-то бормотал, а когда боль становилась невыносимой, прикусывал нижнюю губу. Удар Пархавиэля был сильным, но не сокрушительным; не он довел бывшего пирата до плачевного состояния, а большая потеря крови и бурно проведенная ночь. Еще до встречи с гномом парочке где-то крепко досталось. У Флейты была разбита правая бровь и слегка порезана левая рука ближе к локтю. То, что дело было незаконным, не стоило объяснять. Солдаты имперской гвардии не любили утренних пробежек, да еще в полном обмундировании.

Шаги преследователей слышались все ближе и ближе. Добравшись до забора, беглецы стали переваливать тело теряющего связь с окружающим миром Артура на другую сторону, где, судя по всему, находился небольшой дворик или парк. Деревянную доску в нескольких сантиметрах над головой гнома пробил стальной болт, еще два вонзились рядом с Флейтой. Несмотря на близкое расстояние, арбалетчики промазали, поскольку стреляли на бегу.

Тело пирата наконец-то перевалилось через ограду и, наверное, упало на что-то мягкое, поскольку характерного звука падения не было слышно. Пархавиэль подсадил Флейту, а затем ловко подпрыгнул, ухватился за верх досок и, подтянувшись на сильных руках, оседлал, как коня, двухметровую преграду. Перед тем как спрыгнуть, гном оглянулся назад. Погоня была совсем рядом, один из солдат чуть не достал острием алебарды до его нависшего над ремнем живота.

Забор ненадолго задержал преследователей, но кольцо облавы неумолимо сжималось; то слева, то справа убегавшая троица слышала отрывистые команды и крики солдат, сослуживцев тех несчастных, кому, гремя сталью доспехов, приходилось перелезать через проклятый забор.

– Ну и куда теперь? – спросил гном, когда они выбежали из дворика на маленькую площадь, расположенную на пересечении сразу четырех улиц. – Впереди солдаты, вон там, за деревьями, тоже.

– Я ведь города почти не знаю, ты уж сам как-нибудь реши, – запыхавшись, ответила Флейта.

Пархавиэль не удержался и грязно выругался. Достойное завершение неудачного дня. Мало того что он помог и всю дорогу тащил на себе окровавленного бандита, теперь ему нужно было еще и руководить бегством, тужиться мозгами, придумывая, как уйти от погони. Однако провидение в конце концов смилостивилось над многострадальным гномом, а может, просто в это раннее утро в его жизни кончилась очередная черная полоса и началась другая, светлая. Слева внезапно раздался цокот копыт и бренчание давно не смазанных рессор. Прямо на троицу вылетел старенький экипаж, запряженный парой еще вполне пригодных для езды лошадей. Пархавиэль обомлел, на козлах убогой колымаги сидел не кто иной, как его попутчик Нивел.

– Живей, живей! – прокричал подросток, натягивая поводья и с трудом удерживая разогнавшихся лошадей.

Обстоятельства не дали возможности гному задать вопросы. Есть время действовать, а есть – обсуждать. К сожалению, далеко не всегда последовательность этих периодов правильна с точки зрения логики и здравого смысла.

Пархавиэль с Флейтой успели затащить внутрь кареты бесчувственного Артура и запрыгнули сами. Как только в воздухе засвистел кнут, а лошади тронулись с места, заднюю стенку кареты стали дырявить арбалетные болты. Гвардейцы почти настигли беглецов, но отстали. Нивел гнал лошадей, не жалея бренчащей на каждом ухабе кареты. Погоня была еще не окончена, беглецы и пришедший им на помощь юноша прекрасно понимали, что окажутся в безопасности, только когда выберутся из города и скроются в лесу.

– Кто это? – спросила Флейта, кивнув головой в сторону козел.

– Наша удача!

Гном никогда не испытывал слабости к гиперболам, аллегориям и прочим замысловатым философским выкрутасам, придуманным эльфами, охотно перенятым людьми, но никак не приемлемым для порядочных гномов. Однако сейчас он посчитал нужным ответить именно так: уклончиво и туманно, не говоря правды, но и не скрывая ее, напуская таинственности и подчеркивая непричастность Флейты к их с Нивелом отношениям. Слишком много воды утекло с тех пор, как они расстались. Когда-то любимая девушка могла измениться; не только внешне и не обязательно в лучшую сторону. По крайней мере нынешний ее компаньон гному не нравился.

– И давно ты с ним познакомился? – не унималась Флейта.

– Давно, но не очень, – ушел от ответа гном. – Ты лучше про себя расскажи. Я же тебе помог, а значит, с точки зрения парней с гербами на груди, такой же негодяй, как ты… одним словом, сообщник. – Пархавиэль не удержался от соблазна подчеркнуть, что он порядочный гном, а она как была презренной воровкой, так ею и осталась. – Я же имею право знать, во что мы с Нивелом вляпались.

– «Мы с Нивелом», – прошептала девушка, не сумев скрыть досады.

Видимо, события четырехмесячной давности значили для Флейты гораздо больше, чем она предполагала, бежав из Альмиры, даже не попрощавшись с тем, кто открыл ей свою душу. По ночам ей часто снилось, как они с ворчливым гномом бродили среди баррикад разрушенного Цехового Квартала, дрались, боролись и бок о бок выживали. Пархавиэль стал для Флейты не только хорошим другом, хотя она и боялась признаться себе в этом.

– Ладно, расскажу, но только когда окажемся за городскими воротами.

– Так мы уже, – ответил гном, выглянувший в окно.

– Примерно через три четверти часа будем в лесу, там и остановлю! – прокричал с козел Нивел, несмотря на шум ветра в ушах и громыхание колес, умудрившийся услышать разговор внутри экипажа.

Флейта кинула беглый взгляд на бредившего в забытьи Артура, откинулась на спинку и, закрыв глаза, начала рассказ.

Трупов солдат наверху не было. По всей вероятности, их следовало поискать внизу: на заваленных тюками и ящиками складах или в комнатах, где днями напролет трудились над переводами и переписью ослепшие от замысловатых каракулей писарчуки. Зато наверху была регистрационная книга. Она лежала на письменном столе в единственном открытом кабинете. Стоит ли говорить, что и здесь дверной замок был вскрыт таким же неординарным, варварским способом.

Конкурент действовал быстро и не растрачивал времени по пустякам. Он нашел нужную запись и ушел, не только оставив книгу на столе, но даже не удосужившись перевернуть страницу.

«Деминоторес» – гласила надпись в девятой сверху строке на семьдесят восьмой странице. В столбце «перевод» на соответствующей клетке красовалась жирная чернильная клякса. Скорее всего библиотекарь механически перевел слово на имперский, а потом, вдруг вспомнив, что этого не стоило делать, или получив нагоняй от начальства, решил замазать крамольную запись чернилами, чтобы начисто не переписывать целую страницу. «Научной и исторической ценности сей манускрипт не представляет», но тут же, в соседней графе стоял некачественно затертый значок «совершенно секретно». Затем шел номер: длинный, восемнадцатизначный, состоящий из букв и цифр.

– Вот оно, есть! – обрадовался Артур и, схватив со стола перо и первый попавшийся лист бумаги, стал записывать многозначную последовательность. – Видишь, третий символ от конца – буква «Д». Это значит Зал Древности. Нам нужно поспешить…

«…пока еще не поздно», – подумала Флейта, когда загоревшийся энтузиазмом напарник схватил ее за руку и потащил за собой.

До каменной стены, за которой находилась территория ограниченного доступа, воры добрались быстро. Интервалы патрулирования увеличились, солдаты устали наматывать бессмысленные круги и сбавили темп передвижения в ожидании следующей смены. Дело в том, что смена караула проходила в строго определенной точке маршрута. Если патруль прибывал туда слишком рано, то ему приходилось делать лишний получасовой круг, поэтому гвардейцы в последние минуты дежурства особенно не спешили и предпочитали немного потоптаться на месте, вместе того чтобы тянуть лямку за своих сослуживцев. Именно по этой причине Флейта за пятиминутную пробежку не увидела ни одного патруля. Даже будки охраны, к которым авантюристы на всякий случай старались не приближаться, казались пустыми и покинутыми.

Спрятавшись в кустах возле стены, Артур принялся разматывать кусок веревки, предусмотрительно срезанный сразу после приземления и аккуратно обмотанный в несколько слоев вокруг абордажного крюка. Лезть на трехметровую стену было намного приятнее, чем «скользить» по тому же самому канату, а вот со спуском не повезло, спрыгнуть было нельзя Какие-то лентяи, вместо того чтобы отогнать телегу с дровами к хозяйственной постройке, оставили ее возле стены да еще навалили поверх поленьев топоры и пилы, видимо, понадеявшись, что раз дождь лил так долго, то в эту ночь с неба не упадет ни капли.

Артур слез первым и куда-то исчез, жестом приказав Флейте ждать его возвращения. Отсутствовал пират не дольше трех минут, затем вернулся и приказал Флейте идти следом.

Зал Древности находился в северо-восточной части библиотечного комплекса, можно сказать на отшибе, скрытый от глаз имеющих доступ к другим закрытым залам посетителей маленькой рощицей и искусственным водоемом, разлившимся вследствие дождей до неимоверных размеров. Храмом знаний невзрачный домик назвать было нельзя. Выглядел он неухоженным, да и размеры были смешными. Внутри было не более двух-трех комнат и маленькая прихожая, в которой одновременно не поместилось бы более трех-четырех человек.

– А ты уверен, что это не домик садовника?

– Хватит болтать! – сверкнув глазами, прикрикнул на Флейту Артур и, опять приказав остаться на месте, подкрался к закрытой двери.

Еще не дойдя до крыльца, напарник выпрямился и подозвал Флейту взмахом руки. Дверь была приоткрыта, через узкую щелочку струился свет, а от обгоревшей дубовой створки поднимался едва заметный дымок. Неизвестный убийца только что проник внутрь. Они нагнали его и теперь не дадут уйти, по крайней мере с добычей. Артур взял в руку метательные ножи и осторожно, стараясь не вспугнуть противника и не вступить в лужицу еще булькающего, медленно остывавшего металла, скрылся внутри домика. За ним направилась и Флейта, доставшая из-за пояса кинжалы.

Скромное внутреннее убранство помещения, так же как и убогий внешний вид, были всего лишь антуражем, за которым скрывался вход в глубокое подземелье. На кровати в боковой комнатке лежало мертвое тело задушенного солдата. У его напарника в соседней комнате не было головы. Кровавый след вел под кровать, наверное, именно туда и закатилась шарообразная часть тела, которой теперь уже не подумать.

– Он вооружен одноручным мечом, очень легким и острым, – прошептал на ухо Флейте Артур. – С двуручником в тесной комнатке не развернуться. Одно из двух: или наш «друг» силач, каких свет не видывал, или у него очень хорошие связи в имперской оружейной палате. Мало кто из нынешних кузнецов способен выковать такой клинок, а уж на рынках и в лавках подобное оружие тем более не встретить.

– А если все же первый вариант?

– Тогда он орк, – усмехнулся Артур, – к тому же сведущий в сложных магических растворах и имеющий степень магистра алхимии. Не странно ли?

Флейта кивнула. Действительно, ореол таинственности вокруг конкурента, по кровавым следам которого они шли, все больше сгущался.

– Ладно, не кисни, – подбодрил напарницу Артур. – Как правило, отменное качество оружия лишь компенсирует недостаток умений владельца. А если наш приятель к тому же и маг, то в честном бою против нас двоих и минуты не продержится.

– Так то в честном, – ответила Флейта, но напарник уже скрылся за дверью третьей комнаты и ее не услышал.

Последнее помещение в доме было пустым, в нем отсутствовала не только мебель, но и две третьих пола. Внизу зияла огромная дыра, а с потолка свисали стальные тросы, ремни, канаты и части каких-то поломанных механизмов.

– Вот оно что, теперь все понятно, – проворчал присевший на корточки возле края пропасти Артур. – Хитрый, паразит, хитрый, ничего не скажешь!

– Ты о себе? – пошутила Флейта.

– Если бы, – печально вздохнул пират. – Зал Древности, как ты, наверное, поняла, находится под землей. Он спустился в шахту на лифте и, уже будучи внизу, обрубил канаты.

– Ничего он не обрубал. – Флейта снисходительно похлопала напарника по плечу, а затем указала рукою на потолок, с которого свисали искореженные детали спускового механизма и капал расплавленный металл. – Положил склянку с гадостью вон на тот шарнир и начал спуск. Трос раздавил склянку, жидкость вытекла. Чтобы металл разъесть, время нужно, он как раз успел внизу оказаться.

– Наверное, ты права, – согласился с мнением специалиста по уловкам Артур. – Все равно придется по тросу спускаться.

– Нельзя, – категорично возразила Флейта. – Не ты канаты крепил, значит, браться за них не смей! Он же не дурак, наверняка их подрезал или какую-нибудь другую ловушку поставил.

– И то верно, – кивнул головой Артур. – Что же теперь делать?

– Запасной спуск искать, что же еще.

– А он есть?

– Пораскинь мозгами! Зал под землей, его Император и ближайшая свора посещают. Пусть раз в десять лет, но все же. А теперь представь, что будет, если платформа на полпути застрянет или подняться не сможет? Нет, запасной спуск обязательно должен быть. Никому же неохота на каторгу отправляться. К тому же, раз наш «приятель» лифт сломал, значит, возвращаться другим путем собирался.

Флейта приблизилась к стене и начала тщательно ощупывать камни. Примерно через минуту она нашла рычаг. Центральная часть боковой стены ушла вниз, и глазам авантюристов предстала винтовая лестница, ведущая к тайнам подземелья.

– Ну что ж, не напрасно я тебя с собой взял, дело свое знаешь. Поднимай стенку, сквозит уж больно!

– Как, разве мы вниз не пойдем? – удивилась Флейта, но все же послушалась и нажала на рычаг.

– Опасно, – произнес Артур, сев и отважно спустив ноги с края пропасти. – Посуди сама. Что внизу, мы не знаем, только гадать можем: огромный зал с высоченными сводами, лабиринт коридоров и комнат, а быть может, что-то еще. Есть ли в подземелье служители или нет, тоже представления не имеем. Если там пусто, как в портовом кабаке наутро после попойки, то факелы не горят, зал погружен в темноту. Наш «друг» любит нападать внезапно, в умении прятаться и наносить коварные удары ему не откажешь. В общем, если мы спустимся, то вряд ли долго проживем.

– Что предлагаешь?

– Подождем здесь. Он выходить будет, мы нападем. Против двоих, да еще в открытом бою он наверняка не устоит. До банальности просто и скучно, но вполне безопасно и эффективно.

– А если из зала еще один ход есть, который в город ведет?

– Значит, не судьба нам разбогатеть. Печально, но жизнь дороже. Я не буду вступать в схватку, когда заранее знаю, что проиграю. И тебе не советую, молода еще, чтобы могильных червей кормить!

Артур привел весомые аргументы. К тому же Флейте не хотелось не только рисковать жизнью, но и лазить по пыльным полкам в поисках неизвестно чего. Выпавшая возможность перевалить грязную работу на конкурента девушку полностью устраивала.

Однако, несмотря на полнейшее отсутствие желания спускаться вниз, посетить подземную обитель парочке все же пришлось, причем быстро собравшись и чуть не позабыв закрыть за собой стенку тайного прохода.

Снаружи донесся шум, возле дома появились солдаты. Не став дожидаться, пока их поймают, воры открыли лаз и побежали вниз, громыхая сапогами по железным ступеням винтовой лестницы. Другого выхода у них не было. Слабая надежда спрятаться в укромном закутке среди темных залов была единственным шансом выжить.

Хоть спуск прошел в ускоренном темпе и, как следствие, не обошлось без синяков и шишек, но зато ловушек, которых так боялся Артур, на лестнице не было, а на выходе не поджидал коварный убийца с удавкой или с занесенным для удара мечом. Картина, представшая их глазам, потрясла и одновременно разочаровала. От Зала Древности можно было ожидать большего: помпезности колонн и величия высоких сводов, барельефов, узоров и роскошных убранств интерьера, в общем, всяких излишеств, к которым привыкли в повседневной жизни коронованные особы. На самом же деле зал выглядел как обычный продуктовый склад, правда, без мышей, сырости и характерных запахов сгнившей крупы и испорченных специй.

Флейта выбежала первой, ее спину прикрывал не отходивший ни на шаг Артур. Справа, шагах в пяти, светилась гирлянда подвесных фонарей платформы лифта. Слева была возвышенность, похожая на балкон и так же огороженная стальным бордюром. На ней стоял стол, две лампады, десяток светильников и удобное, мягкое кресло, в котором высокопоставленные посланники Императора и первые лица королевства изучали труды неизвестных ученых мужей древности. А впереди был спуск, мраморная лестница, ведущая в темноту огромного зала. Взгляд мог охватить лишь малую часть всеобъемлющего пространства. На каменном полулежали дубовые настилы, а на них высокими стопками были выложены книги и стояли деревянные ящики со свитками. Трудно было даже представить, сколько здесь пылилось рукописей и книг, никому не нужных, но скрупулезно пронумерованных и занесенных в соответствующие тома регистрационной книги. Если бы Артур не узнал номер, а возле каждого настила не была прикреплена табличка, то в пугающем мраке можно было бы блуждать вечно.

– А вот и наш «шалун», – подтолкнул Флейту Артур и показал пальцем на маленький огонек, блуждающей в темноте. – Хитрый мерзавец, факелы зажигать не стал, переносным фонарем пользуется. Посветит-посветит, манускрипт поищет, путь до следующей кучи книг наметит, а потом фонарь гасит и в темноте идет. Осторожничает, видно, носом чует, что не все у него гладко прошло.

Действительно, огонек вдруг неожиданно исчез, а затем засветился уже в другом месте. К сожалению, поохотиться на «светлячка» не удалось. По ступеням железной лестницы загрохотали армейские сапоги. По пустому залу пронесся гул, как от стада убегающих от лесного пожара туров. Такого было невозможно не услышать, фонарь вдали мгновенно погас.

Артур схватил Флейту под руку и потащил в темноту. Они спрятались неподалеку от входа, найдя укрытие в узкой щели между двумя придвинутыми почти вплотную друг к другу настилами. Позиция была чрезвычайно удобной: солдаты вряд ли обнаружили бы их, обыскивая зал, но в то же время до выхода было рукой подать. Они могли пресечь попытку бегства конкурента, а в случае необходимости и быстро исчезнуть сами, возможно, даже оставшись необнаруженными.

Всего за несколько секунд площадка перед входом и императорский балкон заполнились солдатами. Их было много, ужасно много, полсотни, а может, и более. Они не стали топтаться на месте, а, разделившись на десятки, разошлись по залу. Вокруг стало светло, как днем, и Флейта наконец в полной мере смогла ужаснуться, в какую кучу пыли и грязи они умудрились залезть. Безопасность имперского имущества, конечно, важна, но главному архивариусу не мешало бы хоть раз в год пускать в подземелье уборщиков с мокрыми тряпками.

Операцией командовал офицер, молодой, статный, красивый, судя по эполетам, капитан. Он и еще пятеро солдат остались на балконе, откуда было хорошо видно, как продвигаются поиски. Каким бы ловким ни был убийца с удавкой, а всех солдат ему было не передушить, тем более когда они не дремали на часах, а сами охотились.

– Странно, очень странно, – едва слышно прошептал Артур, разглядывая мундир офицера и доспехи солдат.

– Чего странного-то? – спросила Флейта.

– Их форма, – лаконично ответил Артур.

– Форма как форма; доспехи как доспехи, черные, гвардейские. Неужели ты ожидал увидеть деревенщин из стражи герцога?

– Не в этом дело, – возразил пират, – гвардейцы они гвардейцы, да только не те…

– Как не те?!

– У роты охраны Библиотеки эмблема другая, да и снаряжение попроще. У стражей морда кабана на плече, а у этих птица, возникает вопрос…

– Птица, кабан, тебе-то какая разница?

– Может, нет, а может, и есть.

В этот миг по сводам зала эхом прокатился крик: «Нашли, нашли, господин капитан, он здесь!» Гулкий топот и радостные выкрики могли означать только одно: преступник был пойман и обезврежен. Офицер, ловко перемахнув через перила, спрыгнул с балкона и побежал в центр зал а к сбившимся в кучу возле обнаруженного преступника солдатам. Охрана не последовала за ним, а на всякий случай перекрыла лестницу наверх. Некоторые бандиты и воры бывают чрезвычайно шустрыми и умудряются сбежать, когда это кажется совершенно невозможным.

По лицу Артура пробежала тень удивления и досады. Пират не ожидал, что ловкач-конкурент позволит поймать себя так быстро и сдастся без боя. Ни звона мечей, ни шума рукопашной драки не было слышно. Когда же под сводами потолка прогремела брань разозленного глупостью солдат командира, на губах Артура появилась ехидная ухмылка. Флейта недовольно поморщилась, не понимая, чему напарник радуется, но в конце концов списала сочувствие конкуренту на профессиональную солидарность.

– Идиоты, кретины, он вас провел! Это же только плащ и куча старых книг! А ну, живо назад, к входу! Разбиться на группы и прочесать весь зал заново, слышите, заново! – громыхал под сводами голос капитана.

Солдаты у входа насторожились. Сержант отдал приказ обнажить мечи и встать плечом к плечу. Солдаты выполнили команду очень быстро. Преступник обманул отряд и, значит, вот-вот должен был появиться у входа. Теперь оттого, насколько слаженными и отточенными будут действия поста, зависел не только успех операции, но и жизни самих солдат. Враг прятался в зловещей темноте где-то поблизости, а товарищи хоть поспешно и бежали назад, но вряд ли успели бы помочь.

Наблюдавшие из укрытия за развитием событий воры так и не поняли, что произошло. Со стороны балкона взмыла тень и обрушилась на солдат. В свете факелов что-то сверкнуло. «Меч, одноручный меч, острый и очень легкий», – догадалась Флейта, завороженно наблюдая за битвой в полумраке. У гвардейцев были потери. Один из солдат упал, сжимая разрубленную скользящим ударом шею. Однако группа выдержала неожиданный натиск и заставила преступника отступить, снова скрыться во мраке.

– Держим строй, ребята, плотнее, плотнее! – кричал сержант, подбадривая солдат. – Еще минутку, нам всего лишь одну минутку продержаться! Ближе друг к другу, не нападать, только обороняться!

Второй атаки не последовало, к прикрывавшим вход подоспела подмога.

– Что тут у вас, Корс?! – спросил подбежавший капитан, не сводя глаз с уже мертвого, но еще истекавшего кровью тела.

– Оно, то есть он… да, я уверен, это был мужчина… попытался прорваться к выходу, – сбивчиво объяснял сержант, у которого остались о короткой схватке весьма расплывчатые воспоминания. – Он прыгнул на нас с балкона. Это было так неожиданно…

– Понял, – перебил капитан, в общих чертах получивший представление о происшедшем. – Двадцать человек у входа, остальные за мной! Зажгите больше факелов, книги не трогать. Узнаю, что хоть один том сгорел, вздерну поганцев, каждого пятого вздерну!

Видимо, солдаты уважали и боялись своего командира. По крайней мере его приказы выполнялись молниеносно, а угрозы воспринимались всерьез. Еще шестнадцать солдат заняли позицию возле лестницы и платформы сломанного лифта, а остальные разбились на четыре равные группы, во главе каждой из которых встало по сержанту. На этот раз капитан тоже решил остаться у входа, видимо, посчитав, что преступнику все равно удастся проскользнуть мимо разделенных завалами книг поисковых групп.

Вторая попытка обыска зала должна была вот-вот начаться. Капитан уже открыл рот, собираясь отдать приказ о начале движения, но в этот момент сверху донесся шум. На винтовой лестнице снова застучали кованые сапоги и загромыхали Доспехи. Вниз спускался не один, не два человека, не группа, а судя по шуму, целый отряд. Ситуация мгновенно изменилась, а вместе с ней и планы, и диспозиция. Отряд имперской гвардии объединился и занял круговую оборону на маленьком пятачке между лестницей и хранилищем книг.

– Еще лучше, – проворчал Артур, убрав метательные ножи и Достав из-за пояса кинжалы, – мало гвардейцев всех мастей, теперь еще головорезы Корвия табуном пожаловали. Просто парад всех родов войск какой-то!

Напарник Флейты ошибся, появившиеся люди были одеты в красно-черную форму имперской разведки и к армии никакого отношения не имели, однако это не делало их менее воинственными и более дружелюбными.

– Кто такие, что вам здесь надо?! – выкрикнул усатый мужчина в кольчуге, сверкая сталью меча и гладковыбритыми щеками.

– Заткни пасть, деревенщина! – выкрикнул капитан гвардии и, выйдя перед строем своих солдат, демонстративно вложил меч в ножны, показывая тем самым, что не воспринимает ищеек Корвия всерьез. – Я командир отряда и буду говорить лишь с твоим командиром. Позови его, пес!

Старший разведчиков сдержался, хотя далось ему это с трудом. Отсутствие на форме имперской разведки эполет, нашивок и прочих знаков различия чрезвычайно затрудняло общение для непосвященных лиц. Трудно было понять, с кем же ты имеешь дело: с командиром или с обычным солдатом. Флейте показалось, что гвардеец ошибся и нагрубил равному себе и по званию, и по родовому достоинству, но в результате оказалось, что молодой капитан прав.

– Браво, граф, наконец-то вы захотели общаться со мной, а не с лошадьми, – раздался из-за спины слуг Корвия красивый женский голос, полный язвительности и холодного пренебрежения.

Разведчики расступились, пропуская вперед женщину в плаще. Легким движением руки дама откинула капюшон и глазам присутствующих предстала молодая, определенно красивая, но явно переборщившая с пудрой и румянами дама.

– Баронесса, вы? – растерялся и, кажется, оробел капитан.

– Да, граф, именно я, не ожидали увидеть?

– Честно признаться, здесь и сейчас мне бы хотелось встретить кого-нибудь другого.

– Вы правы, Гилион, и я не ожидала… Вам не кажется, граф, что в последнее время мы видимся при очень загадочных, я бы даже сказала, таинственных обстоятельствах: что тогда, что теперь…

Голос женщины казался нарочито официальным, но что-то подсказало Флейте, что особа благородных кровей затаила на графа обиду, в основе которой лежала не злость, не ненависть, а хорошо скрываемая симпатия.

– Не вижу ничего загадочного, госпожа Лиор, ни тогда, ни сейчас!

– Вот как? А что же тогда, позвольте узнать, делает обычный служащий Казначейства в Имперской Библиотеке, да еще в зале, куда может ходить лишь сам Император и члены высочайшего семейства? Неужели такая тяга к знаниям обуяла, господин граф? А почему только с солдатами, где вы оставили любимых вами лошадок?

– Хватит соревноваться в остроумии, баронесса. Вам прекрасно известно, почему мой отряд здесь, да и ваша банда прибыла сюда за тем же. – Граф Гилион продолжал говорить, несмотря на волну недовольства, прокатившуюся по рядам сотрудников доблестной имперской разведки. – Мы можем устроить склоку, но у меня больше солдат, вы проиграете. Вместо того чтобы тратить время на бессмысленные пререкания и прочие пустяки, предлагаю вместе обыскать зал и поймать преступника.

– Согласна, если вы отдадите мерзавца нам, – ответила баронесса, прекрасно знавшая, что оппонент не может принять таких условий. – В конце концов ловить бертокских шпионов не дело солдат Казначейства. Думаю, ваш хозяин, сиятельный герцог Лоранто, поймет и оценит ваше благоразумие. Вы не успели, граф, поймать его до нас, уступите же место профессионалам!

– Вам слишком мало известно о ратном деле. Наверное, именно поэтому вы считаете профессионалами это пугливое стадо разряженных фанфаронов, умеющих только пытать да строчить доносы, – ответил граф, окинув презрительным взглядом пылавшие от гнева лица разведчиков. – О том же, кто таков преступник, мне ничего не известно: может, бертокский агент, а может, продажный чиновник, решившийся выкрасть ценные экземпляры книг и продать их иноземным купцам. Мы вовремя узнали о нападении на Библиотеку и пришли на помощь нашим товарищам гвардейцам из роты охраны. Согласитесь, охранять имущество Императора входит в круг наших обязанностей. Официального разрешения на пребывание под этими мрачными сводами мы запросить не успели, но его нет и у вас, или я не прав?! Конечно, господину Корвию позволено совать любопытный нос в чужие дела, но он не хозяин в стране. Мы прибыли сюда первыми, настоятельно прошу удалиться!

– Означает ли ваша пламенная речь отказ подчиниться моему приказу? – задала встречный вопрос баронесса, поджав тонкие губки.

– К счастью, вы не моя супруга, чтобы беспрекословно потакать вашим прихотям, – ответил капитан и нарочито галантно поклонился. – Пока не поздно, покиньте зал, баронесса, иначе вам долго придется объяснять господину Корвию, при каких обстоятельствах погибли его люди.

Слова командира стали для солдат сигналом к действию. Они плотнее сжали ряды и достали со спин маленькие кавалерийские шиты, приготовились к бою и ждали только приказа. Атмосфера накалилась, непримиримые разногласия между слугами враждовавших вельмож могли привести к кровопролитию. Желание поймать преступника, покусившегося на святая святых, имущество Императора, а также взаимная симпатия отошли на второй план, уступив место более серьезным вещам, то есть дворцовым интригам.

– Мне искренне жаль, Гилион. С вами было приятно общаться, – произнесла баронесса и легким взмахом руки дала сигнал к атаке.

Два десятка людей в красно-черном наконец-то получили возможность поквитаться с гвардейцами за многочисленные оскорбления, за то, что армейская братия всегда высмеивала их и не воспринимала всерьез, за то, что их не боялись, за колкости, шуточки, расточаемые по кабакам, за презрительные ухмылки и прочие издевательства, которые им, настоящим солдатам, знавшим, что такое дисциплина, приходилось молча сносить, увертываясь от плевков, вместо того чтобы дать сдачи. Теперь настала пора смыть старые обиды кровью. Злой пес сорвался с цепи, и его было уже не остановить, не оттащить от окровавленного горла жертвы.

Красная волна нахлынула, но тут же откатилась обратно, понеся ощутимые потери. Среди обоих отрядов не было новичков, но кроме умения драться, гвардейцы знали, как держать строй. Они сбили с противника спесь, погасили дружным напором эйфорию кровожадных страстей и сами перешли в наступление, шаг за шагом оттесняя людей Корвия к лестнице.

– Жалкое зрелище, – прокомментировал ход уже заканчивающегося сражения Артур. – Они понадеялись на мастерство, в разведку с улицы народ не набирают, но недооценили значимость совместных действий.

– Да-а-а, этот капитан молодец, хорошо своих ребят выдрессировал, – поддакнула Флейта.

– Хорошо-то оно хорошо, но все равно проиграют.

– А это еще почему? – удивилась Флейта, чьи симпатии были на стороне гвардейцев.

– Плохо ты жизнь еще знаешь, девица, – тяжело вздохнул Артур. – Честь да сила редко выигрывают у подлости да коварства. Ставлю двадцать сонитов против одного, что через четверть часа с гвардейцами будет покончено.

– Принимаю. – Флейта сильно хлопнула по протянутой ей тыльной стороной вверх ладони.

Наверное, ушлый пират еще в те времена, когда плавал, заключил с морским дьяволом сделку, иначе как бы он мог знать, что к слугам Корвия подойдет подкрепление. Люди в красно-черных мундирах выбегали с лестницы и спускались на канатах по шахте сломанного лифта. Через несколько минут они полностью заполнили площадку перед входом и стали оттеснять изрядно поредевшие боевые порядки гвардейцев в глубь зала. Кровь лилась рекой, схватка превратилась в кровопролитнейшее сражение из всех тех, которые довелось увидеть Флейте со времен гномьего погрома в Альмире.

Не выдержав натиска, строй гвардейцев распался. Сражение перешло в стадию бойни, когда тактические навыки командира и умение солдат быстро и точно исполнять приказы Уже не имели значения, главными факторами победы становятся численный перевес и везение, у гибнувших имперских гвардейцев не было ни того, ни другого.

– Смотри! – выкрикнул в полный голос Артур, крепко сжав локоть Флейты.

Сквозь толпу сражавшихся солдат, ловко орудуя коротким, изогнутым на конце мечом, пробивался мужчина в черной одежде. Его жилет был расстегнут до груди, а из прорези торчал конец свитка.

– Он уходит, мерзавец, уходит! – прорычал закипевший от злости Артур и, оттолкнув стоявшую на пути Флейту, кинулся в гущу сражения.

– Вот повезло так повезло! – вздохнула девушка и, обнажив кинжалы, кинулась за напарником.

Они пробивались бок о бок, отражая удары и тех, и других, даже не заметивших, что в подземной битве появились третья и четвертая стороны. Авантюристы стремились добраться до шахты лифта, в которой прямо у них на глазах скрылся таинственный конкурент. Когда же израненная и замученная сражением парочка поднялась наверх, то агента какой-то там разведки уже след простыл, зато вокруг было полно гвардейцев из роты охраны, ищеек Корвия, стражников герцога и солдат других воинских подразделений, поднятых среди ночи по тревоге.

Никто из невыспавшейся воинской братии точно не знал, что происходило внизу и кто был тому виной. Артур и Флейта были приняты за прорвавшихся наружу членов воровской шайки, обнаглевшей настолько, что осмелились обокрасть Зал Древности.

– Ну вот и все, больше рассказывать нечего. – Флейта открыла глаза и виновато посмотрела на сердито сдвинувшего густые брови гнома. – Прости, Парх, но я, кажется, втянула тебя в очень дурную историю.