Глава 38
Казалось, обуявший повстанцев ужас был не менее болезненным, чем инстинктивный рефлекс животных. Учитывая, что почти все наемники были, по сути, аборигенами, неконтролируемый подсознательный импульс стократно увеличивал их страх. Цивилизация коснулась лишь внешней стороны их жизни, в то время как внутри они оставались по большей части примитивными людьми с архаичным, мифологизированным складом ума. Эмоции и желания преобладали над рациональным, легенды, сказания, мифы, древние языческие верования заполняли для них всю природу. Живые камни и деревья, одухотворенный огонь, коварная вода, благосклонная земля контрастировали с культом предков, жестоких духов умерших родичей. Варварская традиция большинства племен Экваториальной Африки не представляла мироустройство без ужасов и призраков дочеловеческих времен, без мистических и необъяснимых сил, которые «в реальности» управляют всем на Земле. И когда эти люди сталкивались с открытым проявлением фантастических сущностей, в их разуме не оставалось места для собственно разумного.
Африканские наемники в ужасе побросали оружие и с дикими воплями обреченных на смерть кинулись врассыпную. Несколько человек в общей давке напоролись на торчащие со всех сторон острые обрубки стволов деревьев. Их товарищи, увидев пронзенные и окровавленные тела, окончательно «удостоверились» в присутствии нечистых сил, и паника приобрела характер массового суицида. Онигминде ничего не мог с этим поделать, более того, он сам начал поддаваться царившему вокруг хаосу и безумию.
Собравшись с мыслями, Джулиус выдал очередь из своего неразлучного «АК-47», с которым не расставался даже во сне. Никакого эффекта эта демонстрация силы не возымела. Тогда Онигминде решил, что уж лучше попытаться спастись хотя бы самому. Он начал отходить с пути стада, одновременно держась в стороне от общей суматохи: испуганные наемники могли в страхе прикончить кого угодно. А тем временем отряд стремительно редел. Кто-то сорвался в трясину, выбраться из которой самостоятельно было просто невозможно, кто-то распорол себе живот об корягу, кто-то был случайно зарезан или пристрелен своим же товарищем.
Огромный африканец в разорванной униформе с большим окровавленным ножом в безумии выкрикивал имена древних богов Черной Африки: «Н…гаста! Квата! К…тонг! Они пришли! Н…гаста! Квата!..»
Его глаза горели первобытной яростью, смешанной с чувством фатальной предрешенности. Онигминде попытался обойти его, но потерявший контроль африканец, размахивая своим гигантским ножом, не давал никакой возможности прошмыгнуть мимо. Онигминде не оставалось ничего, кроме как разрядить в этого исполина оставшуюся половину обоймы. Но и после этого гигант устоял на ногах. Пена, смешанная с кровью, проступила на губах, ноги его подкосились. Но в последнем рывке предсмертной агонии он вложил весь свой огромный вес в чудовищный удар, обрушившийся на голову Онигминде. Недостаточно быстро среагировав, тот не успел отскочить, и его череп раскололся надвое как спелый арбуз, а клинок ножа распорол еще полтела, остановившись только на уровне груди. Африканец упал, подмяв под себя обмякшее тело мертвого Онигминде.
Но буйство страха и безумия тем временем продолжалось. Мешанина из людей и животных казалась кровавым адом, жирные туши сминали своих невольных жертв, дробили кости, давили тела и отрывали конечности. Казалось, что даже заря окрасилась в кроваво-багряный цвет. Вопли умирающих в ужасных муках повстанцев заглушались диким ревом стада бегемотов, прокладывающего себе дорогу через человеческую толпу. Немногочисленным счастливцам все-таки удалось спастись, но таких было немного. Всего четверо из шестидесяти семи человек избежали в тот дьявольский день кошмарной участи своих братьев по оружию. Трое из них впоследствии сошли с ума, добравшись до лагеря, а еще один умер от полученных ран.
В отличие от людей, ни один из бегемотов не пострадал, во всяком случае, до смертельной степени.
Когда спасательный отряд прибыл на место трагедии, в живых не осталось никого. Картина, представшая перед глазами спасателей, была ужасной. Десятки раздавленных тел, растасканные по земле конечности, пронзенные тела, размозженные головы… и среди всего этого карнавала смерти, в самом центре месива из внутренностей, крови и костей, возвышался труп черного исполина, из-под которого виднелась рука Онигминде, мертвой хваткой сжимавшего рукоять оказавшегося столь бесполезным «АК-47».
