Глава 33. Загранкомандировка
Отличительная особенность арабских городов — страшная антисанитария и общая запущенность. Люди будто задаются целью максимально загадить свою среду обитания. Вон, у «Синей мечети», минареты которой сейчас переливаются в лучах солнца своими великолепными изразцами, еще можно пройти, не рискуя вляпаться в коровью лепешку. Дальше это становится затруднительно.
Я сидел в кафешке, выходящей на Дворцовую площадь — место расположения главных достопримечательностей города. За соседними столами во весь голос галдели на своем каркающем языке немцы — туристическая группа, приземлившаяся здесь на обед. Прошелестела дисциплинированно группа японцев и заняла место в очереди за блюдами — шведский стол — мечта туриста, возможность прибавить пару кило к живому весу.
Туристов сюда как магнитом тянули «Синяя мечеть» одиннадцатого века и дворцовый комплекс семнадцатого века. Через квартал отсюда раскинулись развалины античного рынка. От старинной площади расходились улицы красивых многоэтажек, которые в конце девятнадцатого века были построены англичанами. Сегодня общими усилиями туземцев они приведены в состояние разрухи — лепнина сбита, стены исписаны. Особенности местного менталитета.
Я меланхолически жевал лепешку с острой мясной начинкой — дай бог, не отравят, — запивая ароматным восточным кофе.
В потертых джинсах, клетчатой рубашке, в мягких мокасинах, при барсетке, с фотоаппаратом-мыльницей — я типичный турист, ничем не выделяющийся из толпы.
В моих ушах наушники. Мода на гарнитуры и плееры сильно облегчает работу. Человек с наушником в ухе уже не вызывает ни у кого подозрения. И никто не поймет, что слушает человек вовсе не «Рамштайн», а радиопереговоры группы наружного наблюдения.
— Пока никого, — отчитался Робин.
— Ждем до победного, — негромко произнес я в выносной микрофон мобилы, которая сейчас использовалась как рация.
Так, еще одна чашка кофе. Ощущаю себя не в своей тарелке. Внутри как-то пустовато. Я на нервах, как всегда в предчувствии силовых мероприятий. Надо прийти в себя, пусть и с помощью кофеина. Хотя все это лирика — душевные муки, физическое состояние. Лишь бы у нас все получилось.
А получается все по-нашему далеко не всегда.
Немцы, исчерпав лимит времени на обед, с шумом удалились осматривать достопримечательности. Их место заняли не менее шумные итальянцы.
Я заказал мороженое. Сижу тут битый час и уже начинаю вызывать нездоровое любопытство у персонала. Еще минут десять, и надо перемещаться в другую точку.
Черт, назначенное время уже вышло. Пора бы уже.
— Третий, ответь Первому. Ну что там? — снова нетерпеливо спросил я.
— Верблюд сидит, ждет, — доложил Робин. — Объект пока не появился.
— Смотрите не светанитесь там.
— Да как можно, командир?
Официант принес мороженое — три разноцветных шарика, политых джемом и шоколадным сиропом. Мороженое — это хорошо. Солнце в зените начало немилосердно палить. Душно. Жарко. Тревожно.
Ну, когда же? Уснули вы, что ли, господа враги? Где ваша хваленая пунктуальность?
— К посреднику подошел кто-то, — отметил Шатун.
— Наш?
— Дай присмотреться… Так, садится за столик… Ну-ка… Он, точно он!..
Гора с плеч. Вот и объект. Третий Апостол здесь!
— Верблюд звонит кому-то… Что делать?
— А что ты предлагаешь? Ждем…
Попался воробушек. Теперь мы тебя не выпустим… Если только нам не помешают. А помешать могут.
— Так, на горизонте нарисовался еще один знакомый, — прорезался в эфире голос Шатуна.
— Кто такой?
— Объект пять.
— Вот черт!
Как всегда — если что-то получается хорошо, то после этого сразу же наступишь в лужу.
— Как быть? Может, вальнуть его, — хмыкнул Шатун.
— Ты не в горах, братушка…
Верблюд с Апостолом расположились в кафе за столиком на тротуаре. К ним через площадь шел высокий человек лет тридцати пяти — сияющая улыбка и стамеской вырубленное лицо выдавали в нем гражданина «империи добра».
— Вот сука пиндосская, — прошептал я.
Между тем события развивались следующим образом. Верблюд — невысокий араб с вытянутым лицом, действительно очень похожий на благородный корабль пустыни, вскочил, залебезил перед американцем, начал подобострастно кланяться, подвел к столику.
Апостол протянул руку американцу. Улыбка россиянина была далеко не такая широкая, как у американца, но он старался.
Верблюд быстро растворился, будто его и не было.
А собеседники начали душевную беседу. Апостол постепенно все сильнее жестикулировал, доказывая что-то. Американец продолжал улыбаться, глядя на него стальными глазами.
Потом Апостол извлек из сумочки айпад. Поводив по нему пальцем, передал его американцу.
Тот минут пять листал страницы, удовлетворенно кивая. Затем выдал какую-то длинную тираду. И они поднялись из-за стола.
Американец небрежно кинул купюры на стол, и они неторопливо двинулись в сторону медресе.
Робин обрисовал ситуацию.
— Черт возьми, Роб! — воскликнул я. — Он уводит его.
— Как крысолов, — кивнул Робин, глядя, как Апостол послушно плетется за своим новым хозяином.
— Роб, надо решать.
— Приказывай…
Столько потрачено сил, чтобы найти Третьего Апостола. На это работали опера из ФСБ, внешней разведки. И мы.
Получив от Вурдалака сведения о том, какие новые документы выправлены на Апостола, мы пробили эту фамилию на предмет выезда за рубеж. Быстро установили, что он отправился на Туретчину — с ней у России безвизовый режим, да и лететь до Стамбула всего два часа в забитом турецкими гастарбайтерами самолете. Там он поселился в пятизвездочном отеле «Альбатрос» в центре города, где пробыл три дня. А потом убыл в неизвестном направлении.
Служба внешней разведки напрягла своих людей. Понадобилась неделя, чтобы выяснить — Апостол сорвался в одну из ближневосточных арабских стран и теперь пребывает там. Где именно он там устроился, чем занимается — одному черту известно.
Создавалось впечатление, что конкретно никакого плана у него нет, и его просто носит по всему миру, как щепку. Но мне почему-то казалось, что Апостол не сможет просто так уйти на дно и проживать наворованные богатства. Деятельная натура прирожденного авантюриста требует действия, иначе он завянет и высохнет.
Эти соображения были доложены Куратору. Тот со мной согласился. Включил какие-то свои механизмы. И еще через десять дней Третий Апостол нарисовался — похоже, одержимый очередным амбициозным проектом.
Он вышел на связь с туземным сотрудником посольства США и попросил помочь установить связь с полномочными представителями, которые имеют право решения вопросов. При этом объявил, что обладает важной информацией, касающейся национальных интересов США. Оставил запечатанное в конверт послание, взял у сотрудника номер мобильного телефона, объявив, что позвонит в ближайшее время узнать результат.
Сотрудником, к которому обратился Апостол, был пятидесятилетний уважаемый отец семейства, в документах внешней разведки проходящий как агент Верблюд.
Он состоял на связи у заместителя резидента службы внешней разведки России, работающего под посольской крышей в роли третьего секретаря. Разведчик уже не первый день пытался установить местонахождение Апостола — его чуть ли не ежедневно накручивали по этому поводу из Москвы. И, к своему счастью, в описании неизвестного, рвущегося в США, узнал разыскиваемого.
В ответ на свою депешу заместитель резидента получил указание из центра — не предпринимать никаких активных действий, предельно аккуратно продолжить сбор информации об объекте.
А группа «Перевертышей» получила срочный приказ на вылет.
В этой арабской стране российская разведка традиционно обладала серьезными оперативными позициями. Поэтому по прибытии мы были обеспечены прикрытием, транспортом и оружием.
Между тем Верблюд, как и положено добросовестному работнику посольства США, доложил о визите Апостола сотруднику консульского отдела, по совместительству являвшемуся сотрудником ЦРУ, приложив завернутый скотчем в несколько слоев и опечатанный пакет. Вскрыть его, не вызывая подозрений, не было возможности, поэтому российская разведка могла только гадать о его содержимом.
Цээрушник Джеймс Веллингтон, ознакомившись с посланием, воодушевился и незамедлительно согласился на встречу. И когда Третий Апостол позвонил Верблюду, тот торжественно объявил, что представители посольства согласны на встречу. Они быстро утрясли место встречи, которое мы сейчас и контролируем. Вот только это рандеву пошло не совсем так, как хотелось.
— Они прошли через площадь, — доложил Робин. — Подошли к серому «Бьюику». В салоне никого… Садятся в машину. Как быть?
— Они сейчас канут в посольстве, как в омуте, — кивнул я, просчитывая в голове варианты. — И мы не увидим объект никогда.
— И какие предложения по ходу?
— Держись пока за ними.
Я кинул на стол мятые туземные деньги, грязные и стертые до неразличимости картинок, но все равно с удовольствием принимаемые местными. Подскочил официант, обрадовался щедрым чаевым и начал кланяться с радушной улыбкой, но я уже протискивался через толпу японцев с подносами.
Так, пешеходная площадь. Рядом улочка. Там мятая «Тойота» с приличным движком — моя боевая машина.
— Мы ведем его, — сообщил Робин.
— Его не прикрывают?
— Прикрывают. «Форд Мондео» с тремя — телами.
— Им до посольства десять минут езды. — Я решился. — Берем объект.
— А что с американцами?
— Наглухо не гасить… По возможности.
— Мы едем по Асель Мурак. Там поворот на Тенистую.
— Понял…
Нарушив правила движения, которые здесь вовсе не догма, я вжал педаль газа и развернулся. Кинул взгляд на электронную карту. По моим расчетам, пересечемся мы на Тенистой улице.
Я выехал на прямую и длинную улицу Мушарака с раскидистыми деревьями и бетонными лавочками. Поворот направо через четыре квартала, потом переулок — и буду я на Тенистой улице.
Если американец направляется в посольство США, то с Тенистой свернет на запруженный машинами проспект Освобождения. Там нам объект не взять.
Я прибавил скорость, обогнал несущуюся на всех парах местную маршрутку, так плотно забитую пассажирами, что даже двери были открыты и из них свисали тела и ноги. Вслед мне возмущенно засигналили.
Вот и Тенистая.
— Вы где? — спросил я.
— Тут мечеть какая-то.
Я увидел торчащий за двухэтажными домиками минарет и сориентировался. Получается, я выскакиваю на Тенистую точь-в-точь за кавалькадой.
— Я близко, — сообщил я. — На Тенистой по моему двойному тоновому сигналу берете объект. Я нейтрализую сопровождение.
Эх, маловато у нас народу. В фургоне Роб, Шатун и Али — боевик из местной ячейки антиамериканской исламистской организации, которую наша разведка подрядила нам в помощь. Не рассчитывали мы на то, что придется воевать с целой толпой.
Американцы наверняка вооружены. Вообще разведчику ходить с оружием считается признаком дурного тона. Джентльмены не стреляют. Джентльмены разговаривают — и результаты этих разговоров порой грандиознее взрыва атомной бомбы. Но в странах третьего мира, да еще на важном задании, да еще вконец обнаглевшие янки — наверняка вооружены до зубов.
Впрочем, у нас тоже руки не пустые.
Моя машина пролетела переулок и вырулила на Тенистую. Как я и рассчитывал, вынырнул сразу за синим микроавтобусом «Хендай», тащившимся в отдалении от двух американских машин.
Прикинув ситуацию, я подал два тоновых гудка — сигнал к атаке.
Эх, понеслись, родимые скакуны, вскачь!
Дальше события развивались так.
«Хендай» обогнал дребезжащий грузовичок с газовыми баллонами в кузове. Эх, шарахнет шальная пуля — и здесь будет горячо. Но не будем думать о плохом.
Улица была почти пустая. Ребята обошли машину сопровождения. Американцы слежку не засекли — то ли были слишком расслаблены, то ли утратили полезные навыки, то ли микроавтобус «Хендай» был настолько невзрачным.
«Форд Мондео» с охраной следовал метрах в ста пятидесяти от «Бьюика» с цээрушником и Апостолом. Я наддал газу, пошел на обгон и по привычке местных водил нажал на клаксон — мол, расступись, деревня, гроза окрестностей едет.
Янки-водитель не привык к такому обращению, надавил на клаксон и из приоткрытого окна обдал меня отборной бранью на местном языке. Да, служба в этом краю бедуинов деформировала бравых американских парней, которые перенимают темперамент и замашки у туземцев.
Я вжал еще сильнее клаксон. И на обгоне крутанул руль резко в сторону, подсекая нос машины.
Рассчитал точно — «Форд Мондео» с жестяным грохотом поцеловался со столбом и замер. Я что есть силы вдавил педаль тормоза. Мою машину развернуло.
Распахнув дверцу, я выскочил из салона, вздергивая немецкий пистолет-пулемет «MP5SD3». Пассажиры еще трясли головами, а я уже был перед ними.
— Руки поднять! Чтобы я видел!
Этот пистолет-пулемет хорош тем, что специально создан под глушитель, поэтому короткая очередь, пробившая лобовое стекло, прозвучала безобидными глухими хлопками.
— Выходи! — заорал я по-английски, прибавив расхожее и унылое выражение про «фак».
Подействовало. Камикадзе среди американцев не нашлось, поэтому с помощью такой-то матери и пинков, а также автомата, я разложил всю троицу на асфальте. Отборные ребята, серьезные — наверное, бывшие морпехи. Но это торпеды — тела. Они из силовой защиты посольства, подписавшие контракт с ЦРУ. Мясо. Но умирать они совсем не хотят — не для того они здесь. У них инструкции при угрозе жизни подчиняться и не играть в героев — иначе могут быть проблемы с выплатой страховок.
Между тем микроавтобус подрезал массивный «Бьюик», чем-то похожий на американского бизона, с массивной тупой мордой.
Там мои ребята тоже сработали четко — выскочили из «Хендая», под угрозой оружия уложили всех на асфальт.
А потом мы сделали каждому янки по инъекции препарата, входящего в джентльменский набор спецназовца элитного подразделения. Удавки, наручники, ножом по горлу — это вчерашний день. Выбор мастеров — это химия и инъекторы, похожие на небольшой пистолет, рассчитанные на несколько десятков доз парализующего вещества.
Один из лежащих на асфальте бойцов неожиданно вспомнил, что он представитель самой крутой армии в мире, и подло попытался поймать меня на захват, когда я мирно вкалывал ему препарат. Зря он так — я мощным ударом ладони по затылку выключил ему свет.
Готово — гарантия, что часа четыре они никому ни о чем не скажут. А когда их откачают, вспомнят произошедшее с большим трудом. Или, скорее всего, не вспомнят ничего. Российская военная фармакология — это знак качества!
Апостола мы аккуратно уложили в фургон, прикрыв брезентом и проследив, чтобы не задохнулся — нам нужно содержимое его головы, а значит, о его здоровье мы будем заботиться трепетно.
У нас было не так много времени. Вскоре должна переполошиться вся полиция, подгоняемая американцами.
Я оставил машину в надежде на то, что там нет моих следов, пригодных для идентификации, — ладони перед акциями мы обрабатываем специальным раствором, покрывающим кожу пленкой, в результате чего нормальных отпечатков пальцев не остается.
Через десять минут наш фургон остановился на пустыре на окраине города. Вокруг бродили тощие козы, поедая жесткую пожухлую траву. Слышался шелест воды — где-то протекал ручей.
Там нас уже ждал автофургон «Мицубиси» с просторным глухим кузовом. Мы перенесли туда пленного и устроились там сами. В салон «Хендая» приладили зажигательную бомбу, которая сработает через пятьдесят минут, или немедленно — при попытке извлечения.
В кузове стоял густой запах пива и каких-то специй. Грузовик явно не простаивал, а активно перевозил пищевые продукты. А теперь вез живой груз. Притом особо ценный.
Через сорок минут трейлер остановился. Сопровождающий гортанно прокричал что-то на местном языке. В ответ послышалось какое-то не слишком убедительное блеяние.
Минут пять шли переговоры. Потом грузовик тронулся с места. И через пару минут остановился. Дверь распахнулась.
Я спрыгнул из кузова на нагретый солнцем бетон. За мной последовали Робин и Али.
Солнце — яркое, южное — остро било по глазам после тьмы кузова. Через некоторое время глаза привыкли к свету. Некогда расслабляться. Каждая минута на счету.
Мы вытащили тело Апостола и понесли к открытой аппарели самолета «Ан-26» с надписью «Аэрофлот», стоявшего на бетоне аэродрома рядом с нашим автофургоном.
Этот рейс никто досматривать не будет. Все обоготворено заранее. Это чуть ли не официальная дырка в границе, которой Россия пользуется не первый десяток лет.
Я поднялся на борт и уселся на жесткий и неудобный откидной стул. Самолет транспортный, поэтому на комфорт рассчитывать не приходится.
Взвыли винты. Самолет покатил по бетонке, выруливая на взлетную полосу.
Напряжение витало в воздухе. Я сидел, прикрыв глаза и прислонившись спиной к прохладному металлу корпуса. Время от времени бросал взгляд в единственное окошко иллюминатора, за которым медленно ползли уродливые, в стиле а-ля сарай, аэропортовские постройки и старенькие транспортные самолеты с эмблемами местной грузовой авиакомпании «Линия Эйр».
Вот и взлетка. Винты взвыли сильнее. «Ан-26» задрожал и напрягся в предвкушении взлета. Последние мгновения, когда нас еще могут тормознуть.
Сейчас американцы и местная полиция еще могут что-то предпринять. И тогда прозвучит — взлет запрещен. Правда, местные товарищи заверяли меня, что это нереально. Что русский самолет, борт номер 6734, местные досматривать не будут. Побоятся. Не только американцы умеют держать за горло — русская разведка тоже поднаторела в этом деле. Но жизнь богата на сюрпризы.
Нам бы оторваться от земли, и через двадцать минут мы выйдем из воздушного пространства страны. А там ищи ветра в поле, а вора на воле.
Самолет начал разгоняться. И взмыл в воздух.
Все, теперь можно успокоиться и вздремнуть.
До России путь неблизкий, тем более на таком надежном, но очень медленном винтовом самолете.
Первая посадка через два часа.
Счастливого нам полета. И чтобы не встретился на нашем пути американский истребитель. И пусть вовремя коснутся шасси бетона полосы аэропорта в Жуковском.
Как говорят летчики — чтобы количество взлетов равнялось количеству посадок!
