Глава 13. Путешествие в глубинку
«Суперджет» набрал высоту, и я комфортно развалился в кресле у иллюминатора — слава те, господи, салон был полупустой и мне никто не упирался коленками в спину.
Я лечу над Землей. Беззаботно воспарил над мирскими проблемами на полтора часа. И снисходительно смотрю на плотную пелену облаков внизу, прикрывшую поверхность нашей грешной планеты.
Впрочем, это занятие мне быстро наскучило, и я прикрыл глаза.
Куратор хотел навязать мне сопровождающих. Мои соображения по поводу утечки информации его встревожили.
От сопровождающих я отказался. Сам справлюсь. Чем меньше толпа, тем меньше ненужного внимания.
Перед моим отлетом Куратор сообщил сведения о том, как движется официальное расследование по перестрелке в Твери. У полиции моих данных нет, машину они не засекли, ни в какие камеры внешнего наблюдения я не попал.
— Нет ничего на тебя и не будет, — заверил Куратор. — Работай спокойно, «перевертыш».
— Это обнадеживает, товарищ генерал.
— Тебя нет. Ты бесплотный дух, майор. А материализовывать духи опасно.
— Все понял.
Куратору не впервой гасить волны от моих показательных выступлений. С его нынешним статусом это не представляет особой проблемы.
Не радовало меня то, что полиции и нам ничего не удалось узнать по нападавшим. На месте перестрелки остался труп киллера. Личность его осталась неизвестной. Его водительское удостоверение, которое я прихватил с собой, было поддельным. Отпечатки пальцев ничего не дали. Еще один человек «из ниоткуда».
Как у «правдолюбов» все это получается? Тут, чтобы нужного человека завербовать, — так набегаешься, проявишь чудеса хитрости, изворотливости, знание самых темных закоулков человеческой души. А эти гады пачками вербуют киллеров, смертников. Находят где-то невидимок, не проходящих ни по каким учетам.
Видимо, что-то мы еще в этой жизни не знаем и не понимаем. А они понимают…
Я ненадолго задремал. И проснулся от требования стюардессы пристегнуть ремни. Пожалуйста, мне нетрудно.
— Пристегни, расстегни, — заворчала миловидная дама лет тридцати пяти на вид в кресле справа от меня.
— Надо пристегивать, — со знанием дела отметил я. — А то будет как в прошлый раз, когда самолет грохнулся на взлетную полосу.
— А что было в прошлый раз? — Она настороженно посмотрела на меня.
— Кто не пристегнулся, тех размазало по потолку.
— А кто пристегнулся?
— Сидели такие хорошенькие, как живые, — выдал я бородатый анекдот.
Соседка криво улыбнулась и укоризненно произнесла:
— Между прочим, я панически боюсь летать.
— На самолетах летать не страшно, на них страшно падать. А вообще это иррациональный страх, — все с тем же видом знатока выдал я. — Погибнуть в авиакатастрофе — исчезающе малая вероятность. Вам нужно больше летать. Страх страхом вышибают.
— Спасибо за совет, — хмыкнула дама.
Двигатели изменили тональность, и самолет ощутимо пошел вниз, так что в районе солнечного сплетения образовалась сосущая пустота. Соседка откинулась в кресле, прикусив губу. Таджик впереди нас закрыл глаза и, перебирая четки, нашептывал молитву — еще один с аэрофобией.
А я стал пялиться в иллюминатор на открывшуюся под облаками землю с игрушечными постройками и муравьями-автомобилями, ползающими по узким полоскам автострад. Все было какое-то ненастоящее, казалось, можно накрыть всю землю ладонью.
По салону пронесся вздох облегчения, когда шасси глухо ударились о бетон посадочной полосы. Зазвучали жидкие аплодисменты. Каждый пассажир, сколько бы он ни летал, опасается не услышать этого стука шасси. Ближе к небу, ближе к богу, отсюда всякие мысли о бренности — существования и смерти, от которой отделяет только ровный рокот двигателей и надежность крыльев.
Я снял с полки сумку. Багаж я не сдавал, так что ждать его в зале прилета не пришлось. Однако вынужден был помаяться, получая в служебном кабинете аэропорта по удостоверению майора полиции и командировочному предписанию сданный на хранение экипажу пистолет Макарова. Пришлось отстоять очередь. Передо мной получали оружие трое омоновцев, прибывших с Кавказа.
В зале прилетов к людям привычно цеплялись извозные жуки:
— До города. Недорого. До города. Совсем даром. До города…
Я выбрал из них худощавого, в кожанке, промасленного, лет за сорок на вид водилу с наименее наглой рожей и осведомился о цене.
Цена была в целом приемлемая — это ведь не Москва, где авиабилеты порой дешевле, чем проезд от аэропорта до города.
— До Башмаковского района за сколько? — спросил я.
— Докуда? Это сто семьдесят километров!
— Поселок Юбилейный.
— Не, — покачал головой извозчик.
— Сколько?
— Не поеду.
Боялись извозчики лихих людей. Одно дело домчать с ветерком от аэропорта до города. И совсем другое — тащиться в дальний район.
— Да не тушуйся, цену называй.
Извозчик пожал плечами и загнул запредельную цену, которая, по его мнению, должна была отвадить такого опасного на вид типа.
— Плачу вдвое, если дождешься и добросишь обратно до города. Половина авансом, — я вытащил из кармана деньги и протянул извозчику.
Мне-то что — деньги казенные.
На лице извозчика отразилась эпическая битва в глубинах его души — там страх боролся с жадностью. Исход единоборства был предсказуем. Жадность победила.
— Пошли, — недружелюбно кивнул он.
У аэропорта нас ждала белая «Волга» во вполне приличном состоянии. Не иномарка, конечно, но мне сойдет — лишь бы доехала.
— Что-то вещей негусто, — подозрительно кивнул водитель на мою сумку через плечо.
— Мне хватает, — отрезал я.
Добирались почти три часа. Навигатора в машине не было, поэтому пользовался водитель картой да языком, когда спрашивал дорогу в особо запутанных местах.
Но добрались. Поселок оказался деревенькой в три улицы.
Мы остановились напротив типичного для российской глубинки, дощатого, на три окошка дома с жестяной крышей. На небольшом участке за хлипким забором теснились два сарая. По двору бродили куры и цыплята. За столом скучала пожилая дородная женщина — скорее всего это Светлана Дмитриевна, соседка, на которую ссылался Паша Архимед в своем предсмертном послании.
Я крикнул:
— Встречайте, хозяюшка, гостя.
И прошел на участок. Отчаянно залаяла сидящая на цепи здоровенная собака неизвестной науке породы.
— А что, жданные гости? — хитро прищурилась хозяйка, поднимаясь со скамейки.
После объяснений, что я знакомый Павла и приехал глянуть на его дом, она вынесла из дома тяжелую связку ключей и, положив ее на дощатый стол, спросила:
— К нам надолго?
— Даже чайку не попью, — усмехнулся я, отхлебывая квас, который хозяйка мне щедро налила в кружку. — Вон кабриолет ждет. Посмотрю на дом.
— Чего на него смотреть? Дом и есть дом.
— Да забрать кое-что надо, — не стал юлить я. — И сразу обратно.
— Жалко. Мы соседям всегда рады. Паша вон парень какой обходительный. Только бывает редко.
Насколько я понял, Паша Архимед прикупил этот дом, когда был одержим идеей бегства от городской цивилизации. И оформлять его не стал — дома здесь дешевые, а с документами набегаешься. Поэтому мы и не нашли никаких следов его недвижимости.
В доме было чисто и прибрано. Соседка не только присматривала за сохранностью жилища соседа, но и следила за чистотой. Что ж, Пашка умел находить общий язык со всеми людьми. Потому что никогда никого не презирал, всем искренне сочувствовал и помогал по мере сил.
Я спустился в подпол. И там, где было указано в послании, нашел тайник. В нем — целлофановый пакет.
Поднявшись из подпола, уселся за стол и положил перед собой пакет. В нем была всего лишь тетрадка — обычная ученическая, на сорок восемь листов.
Закатное солнце бросило красный отблеск на целлофан, и мне почудилось, что на нем запеклась кровь.
А ведь на самом деле эта тетрадка вся в крови. Она забрала жизни двоих людей только на моих глазах.
Ладно, нечего рассиживаться.
Я бросил сверток в сумку. Она будто сразу потяжелела так хорошо знакомой тяжестью проблем и будущих действий, которые придется предпринимать.
Я отдал ключи соседке, радушно попрощался с ней и уселся в «Волгу». Насупившийся извозчик терпеливо ждал. Он пробурчал что-то невразумительное и наддал газу. Ему хотелось побыстрее выбраться отсюда и заполучить обещанные дензнаки.
Самолет отлетал утром, поэтому я попросил отвезти меня в какую-нибудь гостиницу.
— В дорогую или ночлежку? — с интересом осведомился извозчик.
— В дорогую, — сказал я.
— Хорошо, когда можешь себе позволить, — завистливо протянул водитель, державший меня за заглянувшего в их глушь из самой Москвы богатого Буратину — эдакого лоха с пятью золотыми.
— Тут ты прав, — согласился я.
В гостинице в центре города я взял полулюксовский номер — мне простор нужен. Сидя за столом, распечатал пакет. Вытащил тетрадку. На обложке было выведено: «Ни один человек не вправе вести столь созерцательную жизнь, чтобы забыть о своем долге служения ближнему. Аврелий Августин ». Любил Паша цитаты древних.
Я открыл тетрадку. Первое, на что наткнулся глаз, слова «методика тотальной деформации личностных установок»…
Черт, ни паролей, ни явок. Научная мутотень.
По второй специальности Паша Архимед был психологом. Был бы жив, получил бы еще какое-нибудь образование. Он жадно поглощал знания.
Из-за этого научного труда столько крови?
Я пробежал глазами еще несколько строчек. Стиль тяжеловатый. А я совершенно не был предрасположен к тому, чтобы сейчас продираться через словесные колючие заросли, чтобы добраться до вожделенного смысла. Да еще голова смурная — день выдался трудным. И в сон клонит.
Все на потом. Отдых.
Я дополз до кровати и намертво отключился.
Утром проснулся от трели будильника с тяжелой головой. И с каким-то странным настроением.
Такое всегда бывает, когда мчишься вперед, танком ломаешь преграды, сносишь вражеские укрепления. И вот ты на финише. И ничего не ощущаешь, кроме опустошения.
Да тут еще выясняется, что твой путь только начался. И впереди новая, куда более важная финишная ленточка.
Дальше был знакомый аэропорт. Стойка регистрации. Сдать оружие. Подняться на борт. Прилететь в Москву. Пройти по гофрированной кишке в здание аэропорта Домодедово. Получить оружие. Взять со стоянки машину.
И через пробки — в Москву. Ненадолго же я тебя оставил, дорогая моя столица. Я всегда буду возвращаться к тебе, даже из Преисподней. Потому что кому-то надо беречь тебя…
Я подъехал к своему дому. Припарковался на давно застолбленном месте. Вышел из машины.
Сегодня у меня еще дела. Нужно отксерить тетрадь. Подлинник передать Куратору — пускай колдуют его головастики над Пашкиной писаниной. Заодно посмотрят, нет ли между строк хитрушек типа невидимых чернил, следов других записей, когда листы использовались как подложка.
А я стану вдумчиво изучать каждую строчку.
Я прошел мимо детской площадки, окружающих чахлую клумбу лавочек, где грелись под холодным апрельским солнцем трое местных алкашей, с которыми я чинно поздоровался. Они кивнули мне в ответ с достоинством. С окрестной пьянью надо дружить и иногда подкидывать им на пиво. Зато они незаменимый источник информации о том, что творится в округе.
Ступил на дорожку — до подъезда мне оставалось метров двести.
Дворник мел двор метлой с железным вжиканьем. Навстречу мне угрюмо брела пара бомжеватых субъектов.
И вдруг мое шестое чувство взбунтовалось. Сдавило обручем ощущение какой-то недоделанности и недосказанности в окружающем мире.
У третьего подъезда, опершись о лавочку, рядом с объемистой кожаной сумкой стояла девушка — миловидная, в длинном синем плаще. На глазах ее выступили слезы.
— Молодой человек, — с мольбой произнесла она, когда я приблизился. — Не поможете донести?
— Силы не рассчитали?
— Тяжелая. Все мои вещи… От молодого человека переезжаю домой.
— Не сошлись характерами?
— Да такой козел оказался.
Я взял сумку. Она оказалась не такой и тяжелой. Поднял ее.
И ударил девушку ногой по голени — сильно, чтобы отрубить наверняка…
