Открывшийся Сирано де Бержераку мир Солярии был столь благоустроен, прекрасен, справедлив и многогранен, что знакомство с ним напоминало Сирано соединение его собственных грез с учениями любимых философов

Он был принят соляриями как равный, к нему относились почтительно и старались не утомлять любознательностью.

Живя в доме учителя, семья которого говорила на земном языке эллинов, к счастью, изученном Сирано еще в коллеже де Бове, он естественно познавал новый для него мир через Тристана, Ольду и особенно через юную Эльду.

Она, посвятившая себя воспитанию самых маленьких соляриев, взяла землянина на правах «несмышленыша» под свою опеку.

Став его первой наставницей, она стремилась показать ему свое знакомство с культурой далекой Земли, а потому говорила с ним на древнегреческом языке только «гекзаметром размеренными строками», подражая изученным ею поэтам Эллады.

Выходило это у нее так естественно и мило, что придавало ее речи особый, волнующий Сирано колорит:

– Нет в мире достойнее долга, чем воспитание соляриев малых, – певуче говорила она. – Они, как птенцы, что у вас на Земле или в древнюю пору у нас на Солярии. В сердцах, как забьются они, еще нет ничего. Расцвести они могут цветком доброты или черной гирляндой злодейства. И лишь воспитанье насытит их чувством и радостью братства.

– Ты совершенно уверена, Эльда, что все мы появились на свет неразличимо одинаковыми, и Природа продолжала создавать нас неизменными?

– Ты мыслью своей пронизаешь насквозь Конечно, права я отчасти, но все же… Вспомни, у вас на Земле каждый живет ценой жизни другого. Смерть съедобных питает вас всех. Убийство вам же подобных приносит желанные блага. В несчетных веках на Солярии нашей не знали убийств, «кровавая склонность» изжилась сама. От мысли одной, чтобы жизни лишить, здесь каждый из нас содрогнется. И если теперь я о том говорю, то лишь ради тебя в том себя принуждаю.

– Спасибо тебе, наставница, которую у нас на Земле сочли бы обитательницей Олимпа. Но как же вы обходитесь без убийств «съедобных» ради поддержания своей жизни? Ведь вы же не боги Олимпа, чтоб питаться лучами светила!

– Пропитанье соляриям нашим дает вечно враждебный нам мир.

– Что это за мир? – удивился Сирано.

– Невидимый нам без хитрейших устройств Ничтожные злобные звери стремятся проникнуть к нам в кровь и вызвать недуги. «Хранители жизни», такие, как мать, незримо помогут нам выиграть сраженье в крови и победить там болезни.

– У нас для этого «отворяли кровь».

– Бесконечно давно и у нас так лечили, не зная того, что органы наши, кровь восполняя, «друзьями здоровья» ее насыщают, мельчайшими стражами тела, способными злобных врагов уничтожить, возвращая больному и радость и силу, все то, что во мне так вскипает и рвется наружу. Прости

И мудрая наставница Сирано де Бержерака начинала танцевать, кружилась, взлетала в воздух, быстро меняла грациозные позы, бросалась на траву (они гуляли в одном из парков), вскакивала и подбегала к Сирано, невыразимо женственная, и, застыв, подобно статуе, достойной античного резца, всматривалась в него бездонными в своей черноте глазами Потом порывисто начинала кружиться, заливалась смехом. Наконец, утомленная, садилась в волнующей близости к Сирано и, переводя дух, сразу начинала говорить опять своим певучим по-земному, но неземным голосом о том, что злобное невидимое зверье размножается с непостижимой быстротой в специально создаваемых для этого условиях под влиянием минеральной питательной среды и животворных лучей светила. В своей слившейся массе они представляют то необходимое питательное вещество, которое в былое время выращивалась древними соляриями в почве планеты, завися от внешних условий и терпя бедствия из-за капризов погоды. Получая питательную массу от невидимых своих врагов, солярии ныне научились приготовлять из нее самые изысканные и вкусные блюда.

Сирано слушал, дивился сам не зная чему больше: изобретательности соляриев, сумевших отказаться от всех видов убийств, или столь резким, но очаровательным переходам в поведении Эльды.

Эти переходы и восхищали, и вместе с тем смущали Сирано.

Ему трудно было сосредоточить внимание на том, что Эльда снова говорила на певучем языке эллинов. И она учила, как не смог бы учить никто на Земле.

И вдруг однажды из учительницы она решила превратиться в ученицу, пожелав непременно овладеть родным для Сирано французским языком.

Ей нравилось его звучание, и она с радостным упоением воспроизводила каждую услышанную фразу, сразу усвоив произношение.

Это были непередаваемо прекрасные для Сирано взаимные уроки!

Эльда делала поражавшие Сирано успехи в освоении второго и даже более любимого, по ее словам, земного языка.

И однажды она спросила, как истая парижанка:

– Зачем ты носишь эту уродливую черную повязку на лбу? Я хочу видеть тебя, таким, каков ты есть.

Сирано, смутившись, рассказал и о своем прирожденном уродстве (искренне удивив этим Эльду, привыкшую к носолобым соляриям), и о своем ранении, когда брошенный врагом кривой нож мачете снес ему верхнюю часть носа, оставив безобразный шрам.

Эльда захлопала в ладоши совсем по-земному (чему научил ее сам же Сирано), заявив, что теперь дело за ее матерью Ольдой, недаром она уже не «дочь» и даже не «сестра», а прославленная «Мать здоровья».

Величественная Ольда по просьбе дочери явилась к землянину.

– Я могу избавить тебя, Сираио, от твоего нежелательного шрама, остатка невежественного лечения после ранения твоего,

– Что же ты хочешь сделать, «Мать здоровья»?

– Пусть не беспокоит тебя мной задуманное. Это не будет связано ни с каким кровопролитием, как в былые времена у нас и ныне на вашей прекрасной, по словам Тристана, планете.

– Прости меня, «Мать здоровья», но я не из тех, кто боится крови!

– О, речь идет не о том, чтобы щадить тебя, а скорее приобщить тебя к нашим знаниям живого организма.

– Я преклоняюсь перед знаниями, соляриев и радуюсь всякой возможности обогатиться ими.

– Тристан уже поведал тебе жизненный уклад соляриев Все вместе мы составляем наше неделимое общество, и каждый из нас представляет живую ячейку, могущую существовать лишь в содружестве с другими ячейками, стремясь сделать все, на что способен каждый для других.

– «Мне ничего, а все, что есть, – другим!» – перевел Сирано на древнегреческий язык последнюю строчку своего сонета, посвященного философу Кампанелле.

– Я знаю этот стих Тристан, запомнив, читал его мне. Твой философ предвосхищал некоторые черты нашего общества, в основе которого лежит стремление каждого служить всем. Представь теперь, что живой организм подобен нашему обществу, состоя из несметного числа живых ячеек, которые не способны обходиться друг без друга, не служа своим существованием всему организму Операции, которые у нас делают, вторгаясь внутрь тела для его исправления, как я хочу это сделать с твоим лбом, не нарушают целостность кровяных протоков, а лишь раздвигают по граням раздела живые ячейки (клетки), не повреждая их, и внутрь тела можно проникать легко и безболезненно, исправляя в нем неладное и позволяя потом вновь соприкоснувшимся живым ячейкам снова быстро срастись неповрежденными краями.

– Ты должна, «Мать здоровья», так же ловко владеть ножом, как мне привелось на земле пользоваться длинным клинком – шпагой.

– О нет, землянин. Любое острие слишком грубо для нежного обращения с составляющими наш организм ячейками. Я Делаю это пальцами.

– Пальцами? – удивился Сирано, разглядывая тонкие и нежные пальцы солярессы Ольды, которые восхитили бы античных ваятелей.

– Да. Пальцы мои служат направляющими особого излучения, которое с нужной чуткостью раздвигает живые ячейки, не повреждая их. Посмотри. – И она показала, что в тени ее пальцы заметно светились.

То, что произошло в дальнейшем, конечно, скорее всего могло бы привидеться Сирано во сне, если бы не изменившаяся ею внешность, когда надобность в черной повязке начисто отпала, что отражено было впоследствии земным художником.

Как в тумане вспоминались Сирано мгновения, когда Ольда попросила его оголить бедро, откуда она, нежно прикасаясь пальцами, совершенно безболезненно взяла кусок кожи и перенесла его на лоб и часть носа Сирано, сделав это с неподражаемым искусством ваятельницы, предварительно сняв оттуда поврежденный шрамом покров. Перенесенная кожа, словно всегда была на этом месте, с непонятной быстротой прижилась, преобразив лицо Сирано, а шрам с былого переносья прирос на бедре.

Он был по-мальчишески рад своему новому облику, робко помышляя о том, какое впечатление произведет он теперь на Эльду.

Эльда же радовалась результату операции матери как девочка смеялчев, прыгала, шутила Потом обняла Сирано и «по-земному», как научил отец, поцеловала чистый и новый теперь лоб.

От этого инопланетного поцелуя Сирано бросило в жар, и он не удержался и прочел своей ученице посвященный ей сонет на французском языке.

Эльда притихла, ушла в себя, потом смущенно сказала;

– Я хотела бы слышать это и еще и еще раз…

Пораженный Сирано понял, что она неведомо как повторила слова деревенской красавицы с постоялого двора, спасшей жизни ему и Тристану.

– А что такое вулкан? – робко спросила Эльда.

– Это огнедышащая гора. Такие горы прежде существовали на Солярии, а на Земле они ДРЕМЛЮТ И ДАЖЕ ДЕЙСТВУЮТ.

– А что значит «вскипит страстей твоих вулкан»?

– Это когда в тебе пробудится женщина или когда извергающая пламя гора губит все вокруг.

– Я не хочу ничьей гибели, но… я вскипаю…

И она, совсем по-земному покраснев, убежала.

К Тристану приходили знатоки знаний, чтобы просветить гостя с Земли, поскольку Тристан, будучи их переводчиком, ручался за его нравственные устои.

Сирано узнавал удивительные, неизвестные на Земле вещи, вроде тайны светящихся без огня баллонов (очевидно, электрических ламп!), шепчущих книг (звукозаписи!), экранов-зеркал с отражением на них отдаленных предметов (телевидение!), а главное, великих и непреложных для всей Вселенной законов Природы, которые позволили ему в понятной для современников форме на языке XVII века написать неожиданно для всех, знавших лишь забияку-дуэлянта, трактат по физике, затронув в нем математику.

Знакомясь с откровениями соляриев, он был несколько удивлен явными пробелами их знаний и, казалось бы, намеренными ограничениями.

– Видишь ли, гость Солярии, – переводил Тристан, – они просят объяснить тебе, что наше общество здесь может существовать лишь на основе одного из первых законов, ставших непререкаемой традицией, – это САМООГРАНИЧЕНИЕ. Никто не позволит себе потребить больше того, что необходимо для поддержания его жизнеспособности. Ты понял? Вери найс! Но это традиция с веками распространялась на некоторые знания. Знатоки его намеренно ограничивали себя, не позволяя проникать в области, признанные запретными. Так, в тайны строения вещества наши знатоки проникать не желают. Клиэ? Ясно? Эти опасные знания поставили когда-то нашу планету на край всеобщей гибели. Тогда и бежали с нее желавшие уцелеть и одичавшие потом на вашей Земле первые звездные переселенцы. Подобная опасность всеобщей гибели будет грозить в грядущих столетиях и вашей Земле, если не позаботиться об ее отвращении заранее. Иначе вери бед, будет очень скверно! Наши знатоки, пришедшие к тебе, в равной степени хотят убедить тебя, что не меньшая опасность заключена в попытке воздействовать на наследственность не воспитанием, условиями жизни, примером, а вмешательством в механизм наследования, хотя это сулило бы на первый взгляд такие выгоды, как исправление врожденных пороков или улучшение рода. Однако, владея подобными тайнами, возможно искусственно вырастить неполноценных соляриев (или людей), которых легко угнетать, удалив из их сознания все то, что возвышает разумное существо над всем остальным миром. «Амен!» – как сказали бы по-латыни земные попы.

– Я понял, Тристан. Поблагодари своих знатоков знания за этот урок Никогда мои сородичи на Земле не услышат от меня о том, что может повредить их будущим поколениям.

– Уэлл! Знатоки знания одобряют тебя, – закончил Тристан.

А Сирано уже ждала Эльда.

– Я хотела спросить тебя, землянин, что значит «сыны неба входили к дочерям человеческим»? «И пошло с тех пор племя гигантов»?

Сирано ужаснулся. Откуда это юное инопланетное существо знает продолженную цитату из земной Библии, которую он, Сирано, мысленно вспоминал при первой встрече с Эльдой?

– Можешь не отвечать, – сказала Эльда, угадав мысли Сирано. – Мне рассказал об этом отец. Я спросила тебя только для того, чтобы ты выслушал мое желание.

– Твое? Оно для меня, закон.

– На Солярии закон – непреложность действия. А ты на Солярии, землянин. – И она шутливо погрозила пальцем.

– Я счастлив здесь, прелестнейшая соляресса! Так что ты желаешь?

– Я хочу превратить в лаву инопланетный камень.

– Вот как? – поднял брови и наморщил свой новый гладкий лоб Сирано.

– Ты не все понял? – запальчиво спросила Эльда.

– Я боюсь это понять.

– Не бойся, я приняла решение за тебя. Моя мать хотела стать подругой прилетевшего с Земли. Я буду такой же!

– Но здесь пока никого не ждут оттуда.

– Отец прилетел не один.

Теперь Сирано готов был покраснеть и спастись бегством, по смог лишь невнятно выговорить:

– Но… но я, прекрасная Эльда, не могу не улететь обратно на Землю, оставив здесь свою подругу.

– Я полечу с тобой! – решительно заявила она.

Поистине на этой планете «все наоборот»! Начиная с лошади, едущей в самокатящейся карете, лестнице, уносящей ввысь, кончая подругой, которая первой избирает себе желанного!

Если сказать, что Сирано де Бержерак, так жаждавший женской любви на Земле, отказался от этого счастья па Солярии, то это было бы неправдой, которую автор не хотел бы допустить ни в какой из частей своего романа.

Не решение, а вывод, что на Землю полетят трое, был сделан на Солярии с той же естественностью, с какой был включен в сообщество соляриев гость Земли.

В назначенный день на знакомом лугу в новое его разноцветье, появившееся спустя прошедший солярийский год, в корабле, напоминающем снова выросшую крепостную башню в Альпах, уже находились Тристан и Сирано, овладевший обращением с аппаратом управления.

По солярийским традициям никаких торжественных (или горестных) проводов (как и встреч!) не было. Недоставало лишь Эльды, опоздание которой для соляриев казалось невозможным.

Но вот по ровному лугу, как под горку, покатилась карета без упряжки. Из нее на ходу ловко выскочила проворная Эльда. Однако она не была одета для путешествия. Ее нарядное полупрозрачное одеяние развевалось от быстрого бега.

Остановившись у подножия корабля-башни, она звонко крикнула:

– Отец! Я не могу лететь с вами. Я жду нашего с Сирано ребенка. На Земле я буду только обузой Миссии, а здесь принесу дитя с кровью «Сына Неба» в сердце. И от него пойдет на Солярии «ПЛЕМЯ ГИГАНТОВ». И я всегда буду любить его отца, как моя мать любила тебя.