Глава 11

С утра на верхней палубе большого российского рефрижераторного рыболовного судна царила повышенная оживленность. С утра командир судна объявил о «рыбном дне», и команда начала бурную подготовку к лову норвежской сельди.

Командир корабля, капитан второго ранга Виктор Леонидович Олешкевич никогда не принадлежал ни к органам ГРУ, ни к какой-либо российской разведке. Он был потомственным моряком, умным, находчивым человеком и патриотом. Когда командование, изучив его послужной список и личное дело, предложило Виктору Леонидовичу, кадровому офицеру, стать командиром рыболовецкого судна «Муромец», он только взял под козырек. И подводная лодка, командиром которой стал Макаров, и БРС еще находились в стадии строительства. И если Морской Волк стал командовать субмариной уже после ходовых испытаний, то Виктор Леонидович Олешкевич подобрал команду, будучи командиром судна, которое еще находилось на стапелях. Он быстро разобрался, для каких целей предназначен его корабль и какие задачи будут входить в его обязанности. Исходя из этого Олешкевич и старался подыскивать к себе в команду как офицеров, так и рядовой состав.

Одна из главных задач, которая ставилась перед ним, – ни в коем случае не рассекретить истинное предназначение БРС. Следовательно, судно всячески должно маскироваться и соответствовать своему гражданскому прототипу. И дело тут касалось не внешней скрытности. С виду «Муромец» ничем не выдавал себя – тут конструкторы постарались. Все ремонтные мастерские и службы обеспечения скрывались в огромном трюме, который на обычных судах-сейнерах предназначался для хранения пойманной рыбы. Так что по внешним признакам БРС, как рыболовное судно, был безупречен для стороннего наблюдателя. Сложности заключались в другом.

Во-первых, судно хоть и было замаскировано под гражданское, все-таки было военным, и экипаж на нем состоял из офицеров и моряков. И то обстоятельство, что все военнослужащие носили вместо кителей и роб исключительно гражданское платье, вовсе не являлось показателем скрытности. Как ни крути, а дисциплина, скажем, на рыболовецком сейнере и военном корабле отличается. Построения, поверки, осмотр механизмов, отработка задач по тревоге и так далее, и так далее. Как это скрыть от стороннего наблюдателя?.. А как завуалировать взаимоотношения офицерского и личного состава? Ведь если даже запретить отдавать воинскую честь, все равно опытный глаз различит, что это, скажем, беседуют не два рыбака, а матрос и офицер. И таких, на первый взгляд, мелких деталей и проблем Виктору Леонидовичу досталось с избытком. Как их решать – никто советовать не брался, да точно никто и не знал. Поэтому это бремя, вместе с огромными полномочиями и спросом, просто скинули на плечи Олешкевича, а там – как знаешь, так и выворачивайся. Хоть наизнанку. И капитан второго ранга крутился с утра до вечера, кляня про себя сверхосмотрительное командование, которое, казалось, не помогало Виктору Леонидовичу решать проблемы, а, наоборот, добавляло новых.

Но главной головной болью для Виктора Леонидовича было рыболовство. Ведь если кто-то обратит более пристальное внимание на его судно, то первое, что бросится в глаза, это не уставные порядки, не офицерская выправка «промысловиков», а то, что рыболовецкий сейнер ловом рыбы не занимается. Капитан второго ранга и рад был бы наладить рыбный промысел, да только улов некуда было девать – все занято под службы обеспечения и ухода за «Макаровым». Вот и приходилось Виктору Леонидовичу время от времени обучать свой военный экипаж имитировать путину: ставить сети, ловить рыбу, сгружать ее в специальный трюмный контейнер, из которого рыбешка снова отпускалась в море. Труд для команды тяжелый и, что самое неприятное, бесполезный. Ну, разве что какая-то совсем незначительная часть улова попадала на камбуз. Поэтому заставить моряков создавать иллюзию правдоподобного лова было делом трудным и неприятным. Но необходимым. Вот поэтому сегодня с утра и был объявлен очередной «рыбный день».

Сразу после утреннего построения, которое проводили в ангаре, вся спецкоманда высыпала на верхнюю палубу и занялась снастями. Чтобы приободрить людей и проследить за исполнением приказа, командир тоже с утра прогуливался среди «рыболовов» в потертой кожаной куртке.

Ближе к полудню, когда сети уже готовы были уйти под воду, к командиру подошел вахтенный офицер и передал, что старший помощник и штурман просят его подняться в ходовую рубку. Это очень важно.

– Виктор Леонидович, – начал штурман, едва командир переступил порог ходовой, – только что получено сообщение от наземных метеослужб об огромном скоплении льдов, и эти льды двигаются как раз в наш квадрат. – Он протянул командиру метеосводку.

– Странно, – Олешкевич быстро пробежал глазами строчки, – не сезон сейчас для ледяных полей.

– Совсем не сезон, – поддакнул старший помощник.

– Может, это простое «сало»? – предположил командир.

– Ну-у-у, если это можно назвать «салом»… – качнул головой штурман и протянул командиру бинокль.

Виктор Леонидович покрутил настройку окуляра и отчетливо увидел на горизонте большие льдины, между которыми топорщились довольно внушительных размеров ледяные горы, хорошо различимые даже на таком расстоянии.

– Айсберги, товарищ командир, – доложил старший помощник, – достаточно крупные, довольно много и по фронту занимают несколько десятков миль.

– Думаете, не увернемся? – поинтересовался командир мнением своих главных помощников. – Нам ведь уходить отсюда нельзя. «Макаров» под водой, а им без нас – никак.

– Теоретически обойти поле, конечно, возможно, – отозвался штурман, – ледник местный, сошел с берега и поэтому как следует еще не расползся. Но айсберги кучно не двигаются, и чем дальше – тем большую площадь они будут собой покрывать. – Штурман глянул на карту и продолжал: – Несколько десятков километров – это весьма условная цифра. Здесь, у берегов Гренландии, встречаются и дробятся несколько различных течений – Гольфстрим, Северо-Атлантическое, течение Ирмингера. Они расходятся в разные стороны, и ледяное поле будет расширяться с неимоверной быстротой – предполагаю, что по нескольку квадратных миль в час.

– В час? – недоверчиво переспросил командир.

– Так точно, – подтвердил штурман. – Кроме того, уверен, что уже сейчас вокруг этого плотного поля в несколько десятков миль существует и другое, менее насыщенное, но по площади гораздо большее.

– И что это значит? – поинтересовался командир, передавая бинокль старшему помощнику.

– Это значит, – ответил штурман, – что, если мы станем обходить основную массу льда, нет никакой гарантии, что не натолкнемся на отдельные айсберги, увернуться от которых будет довольно сложно.

– Да-а-а, – протянул старпом, – видимость сегодня как раз не очень.

– А скорость у айсбергов, несмотря на почти полный штиль, как раз очень, – откликнулся на его замечание штурман.

– То есть, – командир потер подбородок, – я так понимаю, ваше мнение – сворачиваться и идти отсюда подальше?

– Так точно, – в один голос отозвались штурман и старший помощник.

– В других обстоятельствах я бы так и поступил, – понимающе кивнул командир, – но мы здесь не одни, а предупредить экипаж «Макарова», пока они в подводном положении, у нас нет никакой возможности.

– Льды через десять-двенадцать часов из этого квадрата отнесет достаточно далеко, – откликнулся штурман, – а субмарина за это время может и не всплыть. Насколько я знаю, точного времени выхода на радиосвязь с нами у них не предусмотрено?

– Нет, – подтвердил командир, – они самостоятельно решают задачу и сами определяют, когда им всплывать и всплывать ли вообще. – Командир был задумчив. С одной стороны – штурман и старпом правы – «Муромец» не может стоять здесь, имитируя лов рыбы, и ждать, когда на него налетит ледяное поле, которое расплющит корпус в два счета. Но с другой – где-то здесь, недалеко, под водой экипаж «Макарова». Они, конечно, могут и не всплыть, а если всплывут прямо посреди айсбергов?

– Во всяком случае, – пробормотал командир, – рыбной ловли сегодня точно не будет. – И обратился к старшему помощнику: – Отдайте приказ «рыбкоманде» сворачиваться, а я пока свяжусь со штабным КП и доложу сложившуюся обстановку. А вы, Петр Артемьевич, – обратился Олешкевич к штурману, – рассчитайте пока курс, да подальше от льдов, но так, чтобы через десяток-другой часов мы бы могли сюда вернуться.

Меньше чем через час «промысловики» уложили на места так и не использованные тралы, и БРС, снизив крейсерскую скорость до маневренной, взял курс к берегам Гренландии, уходя от столкновений со льдами.

Из штаба флота командир получил категорический приказ – уходить. Решение понятно: если исчезнет «Муромец», то и «Макарова», собственно, не станет. Экипажу субмарины просто некуда будет возвратиться.

Штука вышла, конечно, нехорошая. Не умел капитан второго ранга Виктор Леонидович Олешкевич подводить товарищей. Он скорее пожертвовал бы своим судном, чем поставил бы под угрозу жизнь экипажа «Макарова», но приказ есть приказ, и он отдал распоряжение лечь на новый курс, надеясь, что Морской Волк, его друг, опытный подводник, сможет разобраться с ситуацией и выпутаться из нее без осложнений.

– А еще лучше, – пробормотал про себя Олешкевич, видя, как нос его судна стал медленно отворачиваться от близкого ледяного поля, – чтобы ты, Макаров, ближайшие часов двадцать вообще не всплывал. Сиди ты себе под водой, ладно, Илья Георгиевич? – то ли попросил, то ли пожелал удачи подводникам командир БСР.