Глава седьмая
Краснодарский край, Сочи – Новороссийск
Наше время
Неладное Георгий почуял в турецком Самсуне. Он не умел предугадывать события, но чей-то далекий голос будто настойчиво шептал о грядущем несчастье.
«Гиацинт» стоял под погрузкой у длинного причала; огромные шагающие краны легко перемещали причудливые металлоконструкции с железнодорожных платформ на судно. Вначале небольшие по габаритам железяки опустили в трюмы, затем приступили к погрузке огромных балок на верхнюю палубу.
– Слышь, Степаныч, – поднялся к капитану Георгий, – трюм полупустой, а палуба забита под завязку. Центр масс получается высоковато – как бы не опрокинуться.
– А-а, начальству сейчас не до инструкций и правил! Ему лишь бы вовремя сдать олимпийские объекты, – отмахнулся опытный моряк. – К тому же погоду обещают хорошую – как-нибудь доковыляем…
В принципе, Степаныч был правильным мужиком с тонкой погрешностью на географию проживания. Жора пару раз пытался навести порядок в грузовом хозяйстве команды, но получил недвусмысленную отповедь капитана: «Ты должен сидеть на попе ровно и высказывать мнение «в русле». Белых ворон у нас либо не замечают, либо отстреливают – в зависимости от обстановки».
«Что ж, он опытнее меня. Он тут и бог, и прокурор, – решил Георгий и вернулся на палубу. – Однако швартовку этих проклятых конструкций надо проконтролировать. Если они сместятся во время качки, то придется до родных берегов добираться вплавь».
Он проверил каждый узел крепления и кое-где заставил команду увеличить натяжение тросов. После чего капитан подмахнул грузовой план и дал команду к отходу…
Рассчитавшись и получив на руки положенные при увольнении документы, Георгий Устюжанин вернулся в родной город Сочи. Отдыхал он ровно полмесяца, после чего неугомонная натура заставила отправиться на Пластунскую улицу.
Выслушав подтянутого и широкоплечего мужчину, начальник Южного регионального поисково-спасательного отряда МЧС России поглядел в его документы и на всякий случай переспросил:
– Заместитель командира специального отряда «Фрегат-22»?
– Бывший заместитель. Бывшего отряда, – уточнил Георгий.
– Неужели и до легендарного «Фрегата» добрались?
– Так точно. Свои оказались опаснее заклятых врагов.
– Вот дела-а…
– Ну, так как – возьмете?
– Возьмем, Георгий Иванович. С удовольствием возьмем! У нас в Сочи специалистов такого уровня – раз, два и расчет закончен!..
Воодушевленный удачей, Устюжанин возрадовался:
– Могу писать заявление?
– Погоди, – поморщился эмчеэсовец. – Штат у меня полностью укомплектован, понимаешь? Надо подождать немного или единицу под тебя лишнюю пробить.
– Что же делать?
Тот побарабанил пальцами по столу, поднял телефонную трубку и у кого-то справился насчет вакансий.
Положив трубку, предложил:
– В порт временно пойдешь? Есть неплохое место.
– Можно. А что за работа?
– Вторым помощником капитана на небольшое грузовое судно морского класса «Гиацинт».
– Ого! – почесал затылок Устюжанин. – Если бы предложили на подлодку – ни одной минуты не сомневался бы, а на гражданское судно…
– Брось, Георгий! – рассмеялся главный спасатель. – Второй помощник отвечает за груз – довольно спокойная работа. Главное – принять, грамотно разместить и довести до порта назначения.
– А что перевозит «Гиацинт»?
– Коптит небо поперек Черного моря, таская из Турции на сочинские стройки базальтовый щебень, металлоконструкции, цемент… Месяца три-четыре покантуешься – деньжат заработаешь, а там и у нас местечко освободится. Ну, согласен?
– Куда ж деваться – семью-то содержать надо!..
– Лоханулись! Опять наши метеорологи лоханулись! – накручивая на палец левый ус, проговорил капитан.
В желтых прожекторных лучах, режущих мрак южной ночи, густо сыпал дождь. «Гиацинт» прилично швыряло волнами, изредка крен достигал предельных значений, и в такие моменты вахта в ходовой рубке, затаив дыхание, слушала угрожающий скрежет проклятых стальных конструкций.
– Штурман, запроси-ка погоду у Новороссийска, – приказал капитан.
Держась одной рукой за подсвеченный стол с морской картой, третий помощник схватил микрофон и вызвал порт Новороссийска…
– Штормовое предупреждение по всему побережью, – спустя пару минут доложил он капитану.
– А точнее?
– Скорость ветра до двадцати метров в секунду, волнение моря до десяти баллов. Может, повернем обратно, Николай Степаныч?
– Поздно вертать взад – сейчас и у турок такое же безобразие творится. Сколько до Сочи?
– Сто сорок миль.
– А до Новороссийска?
– Восемьдесят пять.
Капитан почесал затылок.
– Знал бы, что будет такая катавасия, – пошел бы в Севастополь. Уже час бы стояли в спокойной Балаклаве… Давай новый курс. Идем в Новороссийск.
В это мгновение сильная волна ударила под углом в правый борт, и судно, накренившись, едва не перевернулось. Левый борт основательно ушел под воду. Словно подумав, «Гиацинт» выровнялся и продолжил нелегкий путь к северным берегам Черного моря…
– Степаныч, – тихо сказал Устюжанин, потирая ушибленное плечо, – а что, если снять швартовые тросы с парочки самых верхних конструкций?
– Это зачем же?
– Чтоб улетели к чертовой матери за борт.
– Сдурел, Георгий?!
– Кто ж нас упрекнет в том, что во время такой бури сорвало часть груза? Зато команду спасем и корабль.
Капитан упрямо мотнул головой:
– Ты не знаешь новых сочинских начальников, отвечающих за стройку. Сами-то воруют – будь здоров, а с нас шкуру живьем сдерут. Ты лучше пройдись по низам и проверь иллюминаторы – вдруг повышибало волной…
Георгий всегда был дисциплинированным, грамотным и самым серьезным офицером среди боевых пловцов «Фрегата». Наверное, потому начальство не особенно долго раздумывало, когда подбирало кандидата на должность заместителя командира.
В молодые годы Устюжанину довелось проходить практику на кораблях военно-морского флота; после училища он несколько лет прослужил в экипаже атомной подводной лодки. В общем, новичком он во флоте не был, однако работу на «Гиацинте» посчитал для себя новой и незнакомой, отчего на первых порах напрочь забыл об отдыхе. Пока судно стояло в сочинском порту, готовясь к очередному рейсу, он не сходил на берег и почти не спал. Георгий часами сидел в каюте за изучением документов и инструкций, затем хватал план судовых трюмов и спускался вниз, дабы вживую и наглядно совместить теорию с практикой.
Команда во главе с капитаном приглядывалась к новичку до первого рейса в Турцию. Там во время напряженной погрузки гражданские моряки по достоинству оценили трудолюбие и деловую хватку Устюжанина.
Михаил Жук, Игорь Фурцев и я сидим в кабинете одного из заместителей генерального директора ООО «Порт Сочи Имеретинский». Директор порта еще ночью отправился в Новороссийск, неподалеку от которого затонуло приписанное к Сочи грузовое судно «Гиацинт».
Услышав страшную новость, мы сидим, избегая смотреть друг другу в глаза. Как же так? Почему мы не приехали за Георгием раньше? Или почему этому проклятому шторму не состояться на день позже?
– Видимо, в открытом море их не так сильно бросало, – устало объясняет заместитель. – А в прибрежной зоне – на относительном мелководье – волна пошла выше и… того, значит… опрокинуло.
Он успел рассказать о том, что из-за шторма новороссийские спасатели не имеют возможности организовать масштабную поисковую операцию. Что еще ночью удалось выбраться на берег трем членам экипажа (Устюжанина среди них не оказалось). Поведал он и совсем печальную весть: утром на берегу найдены два выброшенных волнами тела – этих людей пока не опознали.
Кашляю, проталкивая в желудок вставший поперек горла ком.
– А сколько всего было моряков на борту «Гиацинта»?
– Семеро.
– Значит, двоих не нашли?
– Ищут.
– Это случилось далеко от берега?
– Говорят, где-то на входе в Цемесскую бухту. Совсем немного не дошли…
Дедвейт «Гиацинта» составлял около восьми тысяч тонн. Это было типичное полнонаборное судно без твиндека, с большими люками трюмов и с набором устаревших погрузочно-разгрузочных приспособлений в виде поворотных грузовых стрел с лебедками.
Георгий прошел по нижней палубе от самой кормы до глухой переборки, отделявшей жилую надстройку от трюмов. Он заглядывал в каждое судовое помещение и проверял каждый иллюминатор…
Нет, опасения капитана напрасны: все они задраены, а стекла целы. Зато из-за толстой переборки отчетливо доносится жуткий скрежет металлических конструкций, лежащих на дне трюма.
«Выдержат ли швартовые крепления? – в который раз подумал Устюжанин, подходя к трапу. – Надо проверить…»
Сразу проконтролировать груз не получилось: сначала Николай Степанович попросил подменить рулевого матроса, опорожнявшего свой желудок, потом втроем рубили тросы сорванного волной и рухнувшего за борт поворотного судового крана. В территориальные воды Российской Федерации вошли около трех часов ночи, и чем ближе подходили к берегу, тем выше становилась волна.
Наконец впереди блеснула путеводная звездочка Суджукского маяка, обозначавшего левую границу входа в Цемесскую бухту. И одновременно со вздохом облегчения у Георгия перехватило дыхание от жуткого грохота в низах.
– Ступай посмотри, – коротко распорядился капитан.
Спустившись по трапу до главной палубы, Устюжанин приоткрыл дверцу и невольно зажмурился от сильного ветра и мелких соленых брызг. До первого трюмного люка он добрался, держась за поручень и стальную ферму негабаритного груза. Нырнув под массивную крышку, включил внутреннее освещение. Одного беглого взгляда хватило, чтобы определить, на каких именно конструкциях лопнули швартовые тросы. Обследовав их, Георгий понял: нужна помощь – одному в этом аду не справиться.
Он двинулся обратно и почти достиг трапа, когда сверху под крышкой люка показалась голова Степаныча.
– Ну, что у тебя? – крикнул он.
– Позовите еще кого-нибудь – втроем подвинем на место пару железяк и закрепим.
– Нет больше свободных: двое лежат пластом, остальные при делах, – ответил тот кряхтя, спускаясь вниз. – Давай попробуем вдвоем…
Им удалось сдвинуть с места одну конструкцию, но зафиксировать ее запасными тросами они не успели. Судно почти легло на левый борт. Секунду подумав, будто решая, что делать дальше, начало выравниваться… И скрылось под накатившей гигантской волной.
* * *
К полудню штормовой ветер стихает, а небо светлеет.
После звонка в Москву Горчакову нас довольно быстро перебрасывают вертолетом из Сочи в Новороссийск. На вертолетной площадке близ грузового порта встречают на машине два сотрудника Управления ФСБ по Краснодарскому краю; вместе с ними едем в МЧС. Заходим к руководителю местного подразделения. Представляемся.
– Да, мне уже позвонили из порта Сочи, – устало трет он красные глаза. – Извините, мужики, обрадовать не могу: вашего парня среди живых нет. Но нет его и среди мертвых.
Это вселяет надежду. Небольшую, но все-таки. Интересуемся:
– Где именно затонуло судно?
Спасатель подходит к висящей на стене карте.
– По докладу выживших моряков, «Гиацинт» перевернулся примерно здесь – в четырех милях к юго-востоку от поселка Мысхако.
– Пятьдесят метров, – гляжу на отметки глубины. – Что собираетесь предпринять для поиска двух пропавших моряков?
– Погода налаживается, и два наших катера уже вышли для осмотра акватории. Готовится к выходу спасательное судно, а также из Севастополя обещали прислать «Коммуну».
Понятно. «Коммуна» – старейшее в мире судно, спасавшее английских подводников во времена Первой мировой войны. Служат на нем хорошие профессионалы (с двумя я знаком лично), но ждать их подхода к Новороссийску не можем, ибо для себя уже решили: Георгий жив. Нам хорошо известны его способности, его отменное здоровье и богатейший опыт моряка. Он в состоянии справиться с любой проблемой на глубине до сотни метров, если не какая-нибудь роковая случайность. А случайности мы в расчет не берем.
Сухопутные фээсбэшники курят в сторонке и в наше экспресс-совещание не вмешиваются. Зато у спасателя глаза округляются:
– Жив? И где же он, по-вашему?
– Если бы в момент катастрофы он оказался на поверхности моря, то доплыл бы до берега сам и помог бы другим.
– То есть вы хотите сказать…
– Совершенно верно. Мы хотим сказать, что Устюжанин находится на судне и надо срочно спуститься вниз.
– Хорошо, – все еще растерянно говорит мужчина в эмчеэсовской форме. – Что вам для этого необходимо?
Переглядываемся. Это уже другой разговор.
На ходком катере идем к стоящему на входе в бухту спасателю. Современное оснащение спасательного судна позволило довольно точно и быстро найти место, где затонул «Гиацинт».
На борту катера четыре комплекта стареньких ребризеров с кислородно-гелиевой смесью, три раздельных гидрокостюма из тонкого неопрена, ласты, маски и фонари. Увы, но со связью вышел облом – где-то у кого-то есть современная гидроакустическая станция с парой индивидуальных переговорных устройств, но, как всегда, этого «кого-то» найти не получилось. Ладно – не впервой работать в режиме молчания.
Команда спасателя встречает у правого борта; моряки принимают швартовые, помогают поднять снаряжение. Мы торопимся. Если наш товарищ действительно каким-то чудом уцелел, то запас воздуха у него здорово ограничен.
Поспешно надеваем костюмы. Рядом пожилой мужчина предупреждает о замусоренном дне: беспрестанно талдычет о затопленных кораблях в восемнадцатом году прошлого века.
– Я понял, – говорю я, застегивая лямки ребризера. – Какая под нами глубина?
– Около пятидесяти метров. Дно должно быть ровное.
– Приготовьте фал, маркерный буй и четвертый дыхательный аппарат…
При выполнении привычной работы я разбиваю состав отряда на три смены – по две пары в каждой. График таков: одна смена отдыхает после погружения, вторая на глубине, третья в готовности. Сейчас нас всего трое, и поэтому решаю идти к затонувшему судну в полном составе – мало ли какие задачи придется там выполнять?..
Медленно проходим промежуточную глубину в двадцать пять – тридцать метров. Это та глубина, после которой в мутной черноморской воде из-за нехватки света видимость ухудшается до критического значения. Если бы нас было четверо, а также имелась бы устойчивая связь, то я оставил бы на этой глубине дежурную пару – на всякий пожарный случай.
Включаем фонари и продолжаем спуск. Вскоре из мутного мрака проступают первые детали лежащего на боку судна: выпуклый коричневый борт, поврежденное леерное ограждение, торчащий обломок балки поворотного крана…
«Мы у цели», – показывает Михаил Жук на крупные буквы названия.
Да, вижу – это лежащий на левом боку «Гиацинт». Рядом по дну рассыпан груз – огромные металлические конструкции, вероятно, перевозимые на верхней палубе. Закрепляю за одну из железяк уходящий к поверхности фал и показываю товарищам: «Держимся вместе. Идем вдоль борта к надстройке». Сам же пытаюсь представить картину гибели судна и ответить на единственный вопрос: откуда начать поиск?
Осматриваем надстройку, состоящую из камбуза с кают-компанией, ходовой рубки и нескольких небольших вспомогательных помещений. Передаю Игорю четвертый дыхательный аппарат и сигналю: «Остаешься здесь. Мы идем вниз».
«Низ» – это две жилые палубы под надстройкой. На верхней расположены каюты комсостава, на нижней – двухместные каюты матросов. И здесь никого. Двигаемся в машинное отделение. Открываем тяжелую овальную дверцу, шарим фонарными лучами по стеллажам, потолку, машине… Ни одного признака жизни. Мы уже готовы отчаяться. И вдруг слышим далекий стук по металлу.
«Что это? – переглядываемся с Михаилом. – Кто-то зовет на помощь или Игорь Фурцев требует нашего возвращения?..»
Разворачиваемся в узком коридоре и держим курс на выход…
Выбравшись из надстройки, натыкаемся на радостного и неистово жестикулирующего Игоря. Последовав за ним, подплываем к крышке палубного люка, ведущего в отсек грузового трюма. Крышка слегка приоткрыта и упирается в одну из стальных конструкций – тех, что «Гиацинт» перевозил на верхней палубе. Когда судно переворачивалось, швартовые тросы полопались; конструкции поехали к левому борту, сметая все на своем пути. Большая часть груза сорвалась в море и затонула, а некоторые фермы остались «на привязи», намертво перекрыв дорогу в трюм.
Фурцев тычет пальцем в темную щель. Приблизившись к ней вплотную, освещаю трюмное нутро фонарями. А через секунду сердце едва не выпрыгивает из груди – откуда-то сбоку под желтый луч подныривает голова Устюжанина.
Жив, бродяга! Жив!!!
И снова разговор «на пальцах», из которого я узнаю, что воздушный пузырь, благодаря которому Георгию удалось выжить, уменьшается, а дышать в нем становится все труднее. Изъяснившись, он исчезает для того, чтобы глотнуть порцию воздуха. Я тем временем просовываю в щель между палубой и крышкой люка маску ребризера с двумя шлангами для вдоха и выдоха.
Появившись снова, Жорка хватает маску и делает несколько жадных вдохов. Какая жалость, что в масках нет привычных переговорных устройств!
Пробуем с Жуком и Фурцевым отодвинуть проклятую конструкцию из сварных ферм. Куда там! По виду в ней тонны три-четыре – она даже не стронулась с места. Подзываю Мишу и, объяснив задачу, отправляю на поверхность. Он парень толковый и настырный – приказ выполнит. Главное, чтобы выполнил его быстро – у нас всего четыре ребризера, а запасных баллонов и сменных регенеративных патронов нет.
Ждем пять минут, десять, пятнадцать…
Глубина далеко не предельная, и расход дыхательной смеси небольшой. Однако у всякого запаса есть предел – на исходе двадцатой минуты я начинаю волноваться. В голове рождаются различные варианты, связанные с возможностью продлить пребывание нашего товарища в подводной западне. Самый верный из них – оставить ему второй ребризер, а самим рвануть на поверхность с одним. С Фурцевым мы как-нибудь поднимемся. А наверху придется снова звонить шефу и с его помощью ставить на уши всех, включая местные власти. По-другому в нашей стране получается крайне редко…
Понимая сложность своего положения, опытный Устюжанин экономит дыхательную смесь ребризера и, оставляя маску, периодически исчезает из полоски желтого луча.
«Молодец, дело знает, – оцениваю действия друга, – поднимается к верхней стенке трюма и дышит в воздушном пузыре…»
Наконец на фоне размытой серо-бирюзовой поверхности появляется темное пятно, а позже зажигается желтая точка. Это Жук, державшийся одной рукой за опускавшийся на стальном тросе гак. Отлично! Но это только полдела.
Лебедка на спасателе травит лишние метры, поэтому приходится обернуть тросом проклятую конструкцию несколько раз. Проверив крепление, даю Жуку очередное указание: «Двигай на поверхность и вели выбрать ровно три метра. Понял?» Миша кивает. И жестами интересуется: «Мне возвращаться?» – «Нет. Жди наверху…»
Трос натянулся и пару раз осторожно поддернул конструкцию, словно где-то на поверхности сидел исполинский рыбачок и в ожидании поклевки блеснил мормышкой.
Пока вокруг фермы стягивались петли, мы с Игорем, обосновавшись вокруг свободного конца длинной конструкции, ухватились за стальные перекладины и, упершись ногами в палубу, приготовились сдвинуть с места блокировавшую люк махину…
Судовая лебедка выбрала трос на положенные три метра, немного приподняв конструкцию из сварных ферм. Этого хватило, чтобы отодвинуть ее от палубы. Люк приоткрылся и в образовавшемся проеме мы увидели выбиравшегося наружу Георгия. Первым делом он застегнул лямки ребризера, затем вытащил из чернеющей дыры трюма изуродованное тело пожилого мужчины. А уж после обнял нас с Фурцевым…