Воссоединившись, мы медленно поднялись на поверхность. Нас троих и бездыханное тело пожилого моряка тут же подбирает шлюпка. У борта спасательного судна толпится вся команда: и те, кто верил в отчаянную затею, и те, кто посмеивался над поспешными усилиями трех пловцов из «Фрегата». Нам помогают перебраться через борт. Сегодняшнее погружение не назовешь продолжительным, однако мы чертовски измождены – видно, здорово переволновались за жизнь товарища.

Снимаем снаряжение и вдруг слышим аплодисменты – для спасателей и простых портовых работяг наша маленькая победа представляется настоящим чудом. Что ж, наверное, так и есть.

– Замерзли? – гудит капитан.

– Мы не успели. А вот он, – киваю на Георгия, – с ночи ванну принимает.

– Тогда вот что, ребята: одевайтесь в сухое и айда в кают-компанию! Вам сейчас самое время согреться водочкой…

Согревшись и легко перекусив, мы возвращаемся в порт, откуда все те же местные фээсбэшники помогают вылететь вертолетом в аэропорт краевого центра…

– Признаюсь, я уж распрощался с жизнью, – негромко делится впечатлениями Устюжанин. – В стольких передрягах мы с тобой побывали, Женька, а такой ледяной безысходности я никогда не ощущал…

Наш самолет летит высоко над облаками. Вечер; низкое солнце заглядывает в левые иллюминаторы. До посадки в Москве остается не более часа.

– Представляешь, никогда такого не бывало – всегда отыскивалось решение, выход. Всегда сохранялась надежда! – горячится друг. – А тут хоть голову расшиби о железную переборку – ничего сделать невозможно! Представляешь – ни-че-го!

– Видел я, Жора, какие конструкции разбросаны на дне рядом с «Гиацинтом». Одна из них и не давала открыть люк…

Мой товарищ порядком измотан, но вида не подает. Граммов триста хорошей водки быстро согрели его организм, привели в порядок нервную систему. Только вот сон не идет – мозг слишком перевозбужден чередой сильнейших впечатлений: трагедией с «Гиацинтом», западней в трюме затонувшего корабля, нашим внезапным появлением и чудесным спасением. Потому, не смыкая глаз, он рассказывает о сильнейшем шторме, что происходит на Черном море не чаще одного раза в пятнадцать лет; об ошибке при загрузке судна; о погибшем капитане… Затем расспрашивает о предстоящей работе.

– Я и сам толком ничего не знаю. Сидел себе дома на кухне – культурно запивал коньяком бутерброд с колбаской. Вдруг нарочный с депешей: срочно прибыть к Горчакову на Лубянку. Шеф встретил радушно и поведал загадочную историю о пропавшей в далеком девяностом году подлодке К-229. Показал видеозапись, подброшенную в наше посольство в Вашингтоне.

– Запись? В Вашингтоне? – не перестает удивляться друг.

– Да. Запись, сделанная на приличной глубине.

– А место съемки?

– В ста милях к северо-западу от Фаральон-де-Пахарос.

– Значит… между Марианским архипелагом и японскими островами Кадзан?

– Да, примерно посередине.

– Съемка велась с робота?

– Похоже на то. Для обитаемого аппарат выглядел слишком шустро.

– И объект съемки – К-229?

– Разломленный в двух местах корпус без носовой части.

– Припоминаю слухи о пропавшем «Кальмаре». Давно это было…

До чего же приятно разговаривать с профессионалом! Ничего не нужно объяснять, разжевывать.

– Серьезная штука, – скребет небритую щеку Георгий. – Если мне не изменяет память, у нее на борту шестнадцать чушек?

– Точно. По шестьсот килотонн в каждой.

Пару минут мой товарищ смотрит на заходящее за облачный горизонт солнце.

– А знаешь, – довольно посмеивается он, – как бы там ни было, а служба во «Фрегате» в тысячу раз интереснее.

– Чем что?

– Чем работа на старом гражданском корыте…

В столице мы не задержались. Гостиница, хороший ужин, крепкий сон. Утром часовой инструктаж в исполнении генерала Горчакова, из которого становятся очевидны следующие детали. Во-первых, передышки не будет – через несколько часов нам предстоит дальняя дорожка. Во-вторых, товарищ генерал-лейтенант летит тем же рейсом. Это означает, что он возглавит экспедицию с российской стороны. В-третьих, у обозначенной координатной точки нас уже поджидает один из кораблей Тихоокеанского флота – эсминец «Боевитый». И, наконец, в-четвертых, командировка продлится ровно столько, сколько понадобится для решения деликатного вопроса с погибшим подводным ракетоносцем.

Итак, снова тащимся по московским улицам на аэродром. Никогда не думал, что буду с ностальгической нежностью вспоминать сотрудников ГАИ, тормозивших нас раньше за превышение скорости в тех местах, где нынче торчим в часовых пробках…

После двухчасовой пытки вырываемся на свободу: въезжаем на широкое летное поле и подкатываем к симпатичному лайнеру – на этот раз небольшому и сугубо ведомственному. Вскоре рядом останавливается машина с оружием и снаряжением, которое мы спешно загружаем в салон. Последним появляется взмыленный Горчаков с традиционным портфельчиком под мышкой.

Наконец, взлет и восемь часов утомительного перелета до Владивостока, где нас ждет пересадка в менее комфортабельный «салон» эмчеэсовского Бе-200. Он уже под парами, – нам остается перебросить в него свой багаж, поужинать и дождаться окончания нервотрепки с разрешением на пролет через японское воздушное пространство…

Последний этап путешествия кажется самым изнурительным: организм отказывается спать в неудобных позах; спина с пятой точкой изнывают. Иногда мы встаем из кресел и совершаем променад по довольно длинной герметичной кабине летающей лодки, разминая затекшие мышцы. Все газеты с журналами прочитаны, а за иллюминаторами лишь однажды – примерно через час полета появилось море огней.

– Остров Хонсю, – поясняет генерал. – Во Владивостоке мы задержались из-за японской стороны – долго согласовывали маршрут.

– Не разрешали пролет даже гражданскому поисково-спасательному самолету?

– Только это и помогло получить разрешение. Иначе самураи не пропустили бы.

Понятно. Бе-200 – отличный самолет-амфибия, но даже с установленным внутри грузовой кабины дополнительным топливным баком дальность его действия не безразмерна. Долететь почти до Марианских островов в обход Японии, а затем вернуться назад он не в состоянии.

Оставив позади все намеки на цивилизацию, мы окунаемся в непроглядную черноту южной ночи и два часа «висим» под яркой звездной россыпью… Наконец гул от реактивных двигателей меняет тон – лайнер начинает снижение. В салоне появляется один из членов экипажа и, наклонившись к Горчакову, предупреждает:

– Вышли на связь с эсминцем. Посадку произведем через двадцать пять минут.

Генерал откладывает книгу, снимает очки.

– Понятно. А что, садиться будем ночью?

– Уже светает. Пока подойдем и снизимся – рассветет.

На Земле не так уж много мест, где не побывал бы кто-то из моего отряда. Архипелаг Марианских островов – одно из них. Всю сознательную жизнь я мечтал оказаться над знаменитой впадиной и окунуться в океан над Бездной Челленджера, ощутив под собой одиннадцать километров заполненного водой пространства. От координатной точки, где нам предстоит разыскать погибшую подлодку, до знаменитой Бездны – около шестисот морских миль. С одной стороны далековато, с другой – ближе я никогда не был и вряд ли буду.

Пока пьем крепкий кофе из термоса, небо за иллюминатором действительно обретает таинственное свечение. Самолет делает несколько разворотов, снижается и готовится к приводнению…

Покачиваясь на низкой волне, Бе-200 принимает к борту катер. Перебрасываем шмотки и, простившись с летчиками, прыгаем на палубу маломерного судна. Через несколько минут поднимаемся по парадному трапу «Боевитого», а за спиной гудят авиационные двигатели, помогая амфибии разогнаться по водной глади.

У леерного заграждения нас встречают два старших офицера. Представившись, командир корабля – бравый капитан второго ранга с ленинской бородкой знакомит нас с обстановкой:

– Получив радиограмму об изменении курса, прибыли в указанный район. Посторонних целей в радиусе ста двадцати миль не обнаружено…

– Ясно, – говорит генерал и поднимает воротник ветровки. – Мы находимся в точке, согласно переданным координатам?

– Точно так, товарищ генерал-лейтенант. Не хотите ли горячего чая с бутербродами?

– Не помешало бы.

– Прошу в кают-компанию…

Мы идем за командиром. Нам действительно следует подкрепиться с дороги; затем разместиться в каютах и вздремнуть в привычном горизонтальном положении. Ведь позже нас ждет серьезная работа.