25 мая, почти три месяца спустя.
Где-то в восточной части моря Сулавеси…
Третий день в раю выдался знойным, ярким и безветренным. На материке в такую жару была бы полная душегубка, но на море, в двух шагах от красивого необитаемого острова, – очень мило и приятно. Одномачтовый шлюп «Гамбринус» – старенькая десятиметровая посудина, оснащенная помимо паруса относительно тихим двигателем, покачивалась на легкой волне в двадцати метрах от разорванной коралловой гряды, на которой бурно скандалили птицы. Парус был спущен, якорь погружен клыком в илистое дно, на судне царили мир и ленивый курортный покой, не нарушаемый НИЧЕМ. Глеб Дымов – 34-летний подтянутый крепыш с «рискованно» короткой стрижкой – промокнул остатки пены полотенцем и перебросил его через плечо. Еще раз покосился в зеркало – неплохо отлитый торс понемногу покрывался золотистым загаром. Он стянул трико, натянул купальные шорты и, как был, с полотенцем на плече, по шаткой деревянной лестнице поднялся на палубу.
А там царила курортная идиллия. Российские туристы предпочитали отдых на собственном транспорте, вдали от официальных туристских зон. Отполированную до блеска палубу заливал солнечный свет. В небе – ослепительная лазурь, в море – сияющая бирюза. Не далее чем в кабельтове – небольшой необитаемый остров. Короткая полоса намывного пляжа с горками губчатых окатышей, изрезанные каменистые бухты, баррикады из сияющих на солнце валунов, густые джунгли, ползущие в гору. Смотреть на это великолепие без защемления сердца было невозможно. Это была не просто идиллия – это была Идиллия с большой буквы! Кусочек Эдема, сказочный рай – недосягаемая мечта для среднестатистического жителя средней полосы…
Впрочем, за последние дни все это великолепие уже слегка поднадоело.
Татьяна Соколова в недорогом желто-голубом купальнике сидела в шезлонге и лениво перелистывала рекламный буклет, живописующий красоты Юго-Восточной Азии. Татьяна не так давно отметила тридцатилетие, у нее была прекрасная фигура и роскошные каштановые волосы, которые она имела вредную привычку стягивать в конский хвост (но не сейчас). Одни называли ее симпатичной, другие – нет, лично Глебу Танюша напоминала лошадку – впрочем, симпатичную и обаятельную, даже если по какой-то причине лошадка начинала ржать.
Павел Гурьянов – крепко сбитый субъект с мрачноватым лицом и безжалостным чувством юмора – удил с кормы на спиннинг. Купальные плавки он не любил – фигуру «тяжелого» атлета упрощали мешковатые шорты до колен. Он вытащил блесну, пробормотал что-то о несбывшихся надеждах, забросил ее подальше и начал неторопливо сматывать катушку. Эти двое снова спорили – они всегда только тем и занимались, когда оказывались вдвоем.
– Соколова, ты тундра, – беззлобно ворчал Гурьянов, – «Гамбринус» – это название баскетбольного клуба из чешского города Брно. А еще существует «Гамбринус Лига» – так называют в Чехии чемпионаты профессиональных футбольных клубов.
– Нет, Гурьянов, мне стыдно за твою невежественность, – в том же духе отзывалась Татьяна. – Не знаю, с чего ты это выдумал, но «Гамбринус» – это чешское пиво, названное по имени сказочного фламандского персонажа, которому приписывают изобретение пивоварения. Ты можешь со мной не спорить, потому что я об этом ЧИТАЛА!
Глеб не стал вмешиваться в интеллектуальный спор, хотя точно знал, что «Гамбринус» – это пивной ресторан в городе Снежинск Челябинской области, куда он однажды ездил в командировку.
Но его заметили.
– Боже мой, – сказала Татьяна, роняя от неожиданности проспект, – солнышко второе засияло. Это что-то новенькое, господи…
– Хорошо побритое старенькое, – проворчал смутившийся Глеб. – Чего и Гурьянову, кстати, желаю.
– Боги античные на землю спускаются, – продолжала издеваться Татьяна. – Скажи, Глеб, ты сам еще не охреневаешь от своей красоты?
– А чего такого? – ревниво проворчал Гурьянов, покосившись на Дымова. – Мужик как мужик. Подумаешь, побрился. А вот для тебя, Татьяна, будет гораздо лучше, если ты станешь загорать топлес. Ну, не для тебя, конечно, – а для нас с Глебом. Хоть какое-то развлечение. Чего тебе стесняться?
– Действительно, – пожал плечами Глеб. – Ты подумай, Татьяна, нормальное предложение.
– У вас, мужиков, одно на уме, – фыркнула Татьяна, поднимая буклет и невольно прикрывая им самое ценное.
– И это замечательно! – чуть не хором воскликнули Гурьянов с Дымовым и засмеялись. При этом Глеб засмеялся доброжелательно, а Павел – злорадно.
– Да идите вы в Тунис, – пробурчала Татьяна, демонстративно поправила чашечки и развернула буклет.
– Блин, я что-то поймал! – ахнул Гурьянов, подсек спиннинг и начал остервенело сматывать катушку. Напряглись даже те, кто не любил рыбалку и ненавидел рыбаков. Изогнулся конец спиннинга, напряглась леска – он явно что-то тащил! Загорелись глаза в извечном рыбацком предвкушении – для иных посильнее оргазма; он принял стойку человека, готового вытащить – ну, хотя бы акулу! Рывок, он вздернул удило, отпрянул на шаг… и над отполированным настилом зависла на крючке маленькая полосатая рыбешка! У нее были большие выпученные глаза в полголовы – сама, похоже, удивилась.
Гурьянов издал стон, исполненный разочарования. Снимать добычу не пришлось, она сама сорвалась с крючка, пошлепала хвостиком по палубе и плюхнулась в воду. Он сплюнул с досады.
– Барракуда, блин, – голосом, исполненным богатого смысла, протянула Татьяна. – Молодец, Гурьянов, продолжай в том же духе. В голодный год ты нас прокормишь. Ну, если еще потренируешься немного.
– В принципе женщина могла бы и промолчать, – процедил сквозь зубы Гурьянов.
– У женщины нет такого принципа, – парировала Татьяна и злорадно захихикала.
Настроение рыбачить у Гурьянова пропало. Он прикрепил к спиннингу блесну, пристроил к борту орудие лова и принялся без дела слоняться по палубе. Приблизился к левому борту, присел на корточки, опасливо перегнулся и глянул в воду.
– Что-то загулял там наш дельфин. Русалку себе нашел или как… Может, помощь ему требуется?
Не дождавшись ответа, он принялся исподлобья разглядывать безымянный остров, с которого доносился разноголосый птичий гам.
– А он точно необитаемый? – засомневался Гурьянов. – А вдруг здесь уже открыли месторождение демократии?
– Не открыли, – засмеялся Глеб. – В противном случае над ним бы бессмысленно летали самолеты НАТО и все такое. С нефтью в этом районе туговато.
– Ну, не знаю, не знаю… – скептически покачал головой Гурьянов. – А где у нас в этом году проводится чемпионат мира по демократии?
– А хрен его знает, – простодушно пожала плечами Татьяна. – В прошлом году проводился в Ливии, на следующий год будет в Сирии… Или в этом году будет в Сирии, кто знает? – Она задумчиво стала корябать ногтем шелушащийся нос. – Да ладно вам, мужчины, о чем вы говорите? – внезапно воскликнула Татьяна и сладко потянулась. Мужчины насторожились. – Какая, к черту, демократия, если мы в необитаемом раю? Отпуск кончается, на работу скоро, наслаждайтесь каждым мгновением в этом мире… – Ей надоело сидеть, она поднялась, чтобы размять кости, и мужчины дружно, не сговариваясь, на нее уставились, поскольку посмотреть в Татьяне было на что. – Да ладно вам, – смутилась женщина, – окончательно меня раздеть хотите? Любите смотреть на толстых женщин? Смотрите, смотрите, у меня еще будет время, чтобы изящно и незаметно добавить тройку-другую килограммов…
Грациозно виляя бедрами, она направилась к краю палубы, потрепала за холку надувшегося Гурьянова и собралась нырнуть. Но тут вода в том месте, куда она собралась, внезапно забурлила, побежали круги, и Татьяна, ойкнув, отпрыгнула. Из воды возникало что-то черное, блестящее, угловатое – вынырнуло, образовалась водолазная маска и две шеренги сверкающих зубов. Четвертый член группы – молодой русоволосый Дениска Маревич – шумно вынырнул и схватился за выступ в бортовой обечайке. В другой руке он волок какой-то рваный кусок железа с зазубренными краями.
– Во, блин, и этот какую-то фигню поймал, – прокомментировала Татьяна.
Дениска перекинул «фигню» на палубу, Глеб протянул ему руку, помог вскарабкаться, стал стаскивать с парнишки компактный японский ребризер – изолирующий дыхательный аппарат криогенного типа.
– Спасибо, Глеб Андреевич, – выдохнул Дениска, снимая маску и расстегивая серый гидрокостюм из вспененной резины. – Уф-ф, нагулялся… А вы тут от безделья еще не передрались? – Он с интересом покосился на соблазнительные формы полуобнаженной женщины, и та с картинным драматизмом всплеснула руками – дескать, и он туда же. – А вот здесь уже интереснее, Глеб Андреевич, – отдышавшись, начал повествовать Дениска. – Еще десяток метров туда, – он показал на остров, – и начинаются подводные рифы – для судоходства, прямо скажем, не находка. Два-три метра от поверхности – и уже торчат скалы. «Гамбринус» бы прошел, а вот судно с низкой осадкой – уже проблематично, может зацепить. Красота, я вам скажу, – простодушная Денискина физиономия расплылась от удовольствия, – прям неописуемая, хоть не вылезай.
– Ну и не вылезал бы, – проворчал Гурьянов. – Охота любоваться на наши физиономии?
– Долг зовет, – объяснил Дениска, снова покосившись на Татьяну, которая склонилась над шезлонгом и стала придавать ему горизонтальное положение. – Так вот, – продолжал парнишка, – там прямо Марианская впадина, дна не видно, чернота черная. Проплываешь гребень, а сразу за ним начинается резкое понижение. Дыра – и практически до острова. Даже жутковато как-то, – парнишка поежился. – Вроде и земля рядом, а вот надо же как… Интересно мне стало, Глеб Андреевич, осмотрелся, походил кругами – и сунулся в эту яму. Как в склепе, ей-богу. Я не трус, конечно, – он шмыгнул носом, – но как-то неуютно стало, словно смотрит какая-то фигня на тебя из глубины… Опустился метра на четыре, чувствую, хреново мне становится, по ушам бьет, а там еще муть со дна поднимается, не видно ни зги. Фонари нужны – а я налегке пошел, вроде как погулять…
– Отдыхай, турист, – Глеб поощрительно похлопал Дениску по плечу. – Мал ты еще по глубинам ходить. Тут специалисты должны работать. Без обид, да?
– А это что за хрень? – нагнулся Гурьянов над листом искореженного, полусгнившего железа.
– Задний бампер? – предположила Татьяна.
– Со дна принес, – объяснил Дениска.
– Неужели? – удивился Глеб. – А мы и не заметили.
– А вот это тоже интересно, – Дениска сделал таинственную мину. – Эта штука была насажена на один из выступов в скале. Еле отодрал ее, заразу. Не знаю, Глеб Андреевич, может, и появится пища для размышлений, – Дениска лукаво подмигнул. – Мы же ищем следы кораблекрушения, или чего мы тут ищем? Не факт, конечно, мало ли какая хреновина тут навернулась, или из моря принесло, но все равно ведь интересно? Кстати, чуть ниже я другие обломки видел – они в рифы впаялись и уже водорослями обросли, – можно порыскать, вдруг заинтересует?
– И где эта черная дыра, спелеолог ты наш? – спросил Глеб.
– А почти под нами, – осклабился Дениска. – Нырнете – не заблудитесь, Глеб Андреевич. Могу еще раз сбегать, если хотите, вот только отдохну немного. Или сами ныряйте, вы же у нас человек-рыба…
Все четверо сгрудились над куском железа. Холодок предчувствия побежал по позвоночнику. Проржавевшая штуковина, возможно, была фрагментом обшивки носовой части судна. Одна из граней относительно ровная, сохранились заклепочные отверстия. Дышать вдруг стало трудно. Что такое везение и нужно ли с ним бороться… Этого не может быть! Глеб плюхнулся на колени, скинул с плеча полотенце и, не щадя турецкого хлопка, принялся протирать находку. Он отчистил зелень, отскоблил часть ржавчины. Стала проявляться несмываемая краска – когда-то синяя, а сейчас непонятно какая. Белая шелушащаяся полоса, к ней примыкала под острым углом аналогичная – при достатке воображения можно вообразить, что это фрагмент латинской буквы «V». А если развивать воображение, пойти значительно дальше, восстановить в памяти фото «Виктории», вспомнить, что борта ее в верхней части были окрашены синим, а название яхты – белым…
– Послушайте, да ведь это… – сглотнув, выдавила Татьяна.
– В рот мне ноги… – потрясенно вымолвил Гурьянов.
И тут тропическую идиллию раскололо рычание мотора!
Из-за северного мыса, где на краю обрыва обосновалась пальмовая рощица, вынырнул быстроходный катер, сделал вираж, красиво погнав волну, и с ревом устремился к «Гамбринусу»! Люди застыли в изумлении – не ожидали вдали от цивилизации столкнуться с этаким – да еще столь напористым! Реальнее столкнуться с марсианами на Красной площади! А судно быстро сокращало расстояние, красиво разрезая воду. На палубе толпились вооруженные люди! Вылитые разбойники с большой дороги! Косматые, разношерстные, кто в чем – в пестром, кричащем, безвкусном. Они орали, махали руками, тыкали стволами автоматов в сторону «Гамбринуса». Россияне онемели. Совершать какие-то действия, видимо, было бессмысленно – на открытой палубе они являлись идеальными мишенями. А катер уже преодолел половину дистанции – он мчался на таран! Распахнулись луженые глотки, донесся дружный ржач.
– Ой, мамочка, что-то мне не того… – пролепетал Дениска. – А чего они, мы же просто отдыхаем…
– А вы еще спорили со мной, – фыркнул Гурьянов. – Говорили, что остров необитаемый… Блин, это же бандиты!
– Да уж точно не социальные работники… К тому же пьяные, – пробормотала Татьяна и как-то машинально потянулась к цветастому парео, свисающему с ручки шезлонга.
– А кто им запретит? – буркнул Глеб.
– Не двигаться, всем оставаться на местах! – проорал в динамик знаток английского языка.
Татьяна икнула – приступ столбовой болезни, как это своевременно, черт возьми! Она зажмурилась – катер под вопли восторженной публики несся прямо на них! И лишь в последнее мгновение, когда до столкновения оставалось двадцать метров, рулевой вывернул штурвал, и суденышко промчалось вдоль правого борта, едва не коснувшись его, – и Глеб реально ощутил волну перегара из распахнутых, улюлюкающих глоток. Лихачи, сто чертей им в задницу…
Оказавшись за кормой у «Гамбринуса», катер резко сбросил ход, практически встал, но снова затарахтел двигатель, он начал неторопливо и как-то угрожающе разворачиваться по дуге – россияне зачарованно наблюдали за его маневрами – и вскоре снова подошел к правому борту – на этот раз плавно и с достоинством. У судна не было названия – не так давно его затерли и замазали морилкой. Даже номер на борту отсутствовал. Угнанная тачка? – мелькнула глупая мысль. Чувствительный толчок, шлюп тряхнуло – и два судна превратились в противоестественный катамаран, нацеленный в разные стороны. Патлатый субъект в гавайской рубахе и с раскосыми глазами (явно не местный) перебросил канат, перепрыгнул на шхуну, обмотал его вокруг чугунного кнехта на палубе «Гамбринуса». И полезла на борт шлюпа, улюлюкая и свиристя, поддатая шелупонь…
Оробевшие россияне пятились, прижимались друг к другу плечами. Ситуация складывалась довольно грустная. «Пираты» перебрасывались рваными фразами, посмеивались, окружили четверку со всех сторон, и вскоре стало не только трудно шевелить плечами, но и дышать – от невыносимого амбре из десятка глоток. На них взирали любопытствующие физиономии – азиатские, европейские, бритые, заросшие, рябые, морщинистые, угрюмые, ухмыляющиеся. И каждый из этой компании считал своим долгом ткнуть стволом «калашникова» в живот ближайшего к нему россиянина. Обсуждать в такой ситуации было нечего и что-то предпринимать – глупо. Нескладный здоровяк, заросший черным мехом по самые глаза, оттеснил от компании насупившуюся Татьяну и принялся придирчиво ее изучать. Вокруг него тут же образовалась группа интересующихся – каждый норовил не только посмотреть, но и потрогать. Татьяна терпела – но приступ столбовой болезни пошел на спад. Ей было страшно – глаза выдавали все, что творилось на душе.
– Глеб, терпеть будем? – вымолвил свистящим шепотом Гурьянов.
– Придется потерпеть… – глухо отозвался Глеб. – В могилу раньше срока не планируем.
К Татьяне уже тянулись потные ладони, азиат в гавайской рубахе задумчиво теребил завязку ее купальника. Плешивому субъекту, погрузившему компенсатор «калашникова» в живот Глебу, чем-то не понравилась мина визави – он передернул затвор, резко бросил «Пах!» и засмеялся. Глеб, признаться, вздрогнул. Не хотелось раньше времени задумываться о генезисе явления, он лихорадочно перебирал варианты, не находя даже условно приемлемого. Как ни крути, будут потери…
В этот момент на «безымянном» катере громко хлопнули в ладоши, и ослабли клещи, сжимающие «отдыхающих». Отступила публика с автоматами. Джентльмен из Страны восходящего солнца с сожалением отпустил бретельку на Татьяне и отодвинулся, выразительно показав глазами, что еще вернется и закончит начатое. Татьяна расслабилась и, похоже, задумалась. А из надстройки на катере выбрался спортивно сложенный субъект с европейской физиономией – в джинсах и белой рубашке, постриженный «параллелепипедом», с угловатой челюстью и зоркими насмешливыми глазами. Из оружия он имел лишь кобуру на поясе, к которой предпочитал не прикасаться. Субъект расправил затекшие плечи, хрустнули суставы, он исподлобья глянул на пленников, как-то неопределенно пожевал губами. Смерил Татьяну взглядом потенциального покупателя и решил, что на безрыбье сойдет. Скуластая физиономия озарилась улыбкой мартовского кота. Он перешагнул на борт «Гамбринуса», покосился на лестницу, ведущую на нижнюю палубу. Затем он выслушал доклад подчиненного, который уже пробежался по судну и спешил известить, что «лишних» нет, внизу ничего интересного, кроме тройки криогенных ребризеров в полной комплектации и нескольких единиц водолазного снаряжения. Мужчина кивнул, состроил уважительную гримасу, нагнулся над куском изодранного железа, внимательно осмотрел его и тоже проникся интригой. В пытливых глазах зажегся голубой огонек. Он с любопытством уставился на «задержанных», еще раз покосился на железо, поднялся и начал приближаться танцующей «лунной» походкой Майкла Джексона. Подмигнул затосковавшей Татьяне, смерил колким взором Глеба, поняв по наитию, что он тут за старшего. Пестрая публика заткнулась – похоже, этот тип в «джентльменской» среде пользовался беспрекословным авторитетом.
Внешность Глеба субъекту не понравилась, он насупился, мельком глянул на Гурьянова, как-то отрешенно потрогал еще не просохший гидрокостюм на Дениске. И когда молчание стало уж совсем неприличным, соизволил открыть рот.
– Добрый день, господа, – произнес он достаточно вежливо. – Позвольте полюбопытствовать, с кем имеем удовольствие и что вы тут делаете? Полагаю, кто-нибудь из вас понимает по-английски?
Понимали в принципе все, но сносно изъясняться мог только Глеб – остальных к гуманитарным наукам не очень тянуло.
– Послушайте, уважаемый, – забормотал Глеб, решив для начала прикинуться паинькой. – Я не знаю, что вы подумали, но разве воды у этого острова являются чьей-то частной собственностью – мы не видели никаких предупреждающих знаков. Простите, если это так, мы немедленно уйдем… вы так нас испугали…
– Ответ неудачный, – решительно мотнул головой субъект, и автоматчики вразнобой захихикали. – С кем имеем удовольствие, и что вы тут делаете?
– Мы просто ныряем… – забормотал Глеб. – Мы увлекаемся дайвингом, подводной охотой, занимаемся исследованием морского дна… Мы туристы из Украины, из Днепропетровска, у нас туристические визы, паспорта, все законно, мы ничего не нарушаем, вы можете посмотреть наши документы…
– О, це ж не вмерла Украина… – гоготнул русоволосый бородач с бельмом на правом глазу. – Далече же вы, братеньки и дивчины, забрались! Днепропетровские, говоришь? А мы вот из Немирова, последним, так сказать, вечерним дилижансом… – и заткнулся, кашлянул в кулак, перехватив раздраженный взгляд начальства. Главарь не стал задавать дополнительных вопросов, он умел делать выводы из увиденного и услышанного. Он хищно оскалился, пожевал губами, как бы придавая глубокомысленную весомость тому, что собирался сказать.
– Ну, что ж, господа, мне очень жаль, что вы оказались именно в этом месте в это время. Будем считать, что вам просто не повезло. Не возражаете примкнуть к нашей гостеприимной компании и приятно провести время?
– Почему-то мне кажется, что это был не вопрос… – пробормотала в нос Татьяна.
Но субъект услышал. Он повернулся, заинтересованный нотками ее голоса, подошел поближе, вытянул шею и уставился на нее с таким плотоядным интересом, что плечи у Татьяны покрылись гусиной кожей. Оживились морские разбойники, а когда субъект коснулся пальцами ее подбородка и начал поглаживать по сморщившейся от брезгливости мордашке, люди расслабились, стали выдавать скабрезные замечания (в духе – правильно, босс, и нам оставь кусочек). Эпицентр внимания добропорядочной публики сместился к женщине в купальнике и ее эффектному кавалеру. Не воспользоваться ситуацией было просто неприлично – когда еще удастся?
– Сто к одному, Глеб, что нас на волю не отпустят… – шепнул Гурьянов. – Допросят, бритвой по горлу – и в колодец… Еще постоим? А потом локти покусаем?
– Ох, ссыкотно мне что-то, мужики… – пробормотал зеленеющий Дениска Маревич.
– Да уйди от меня, прилипала! – взвизгнула Татьяна, сбрасывая с груди чужую загребущую лапу. Субъект обиделся, «пираты» возмущенно зароптали – что за неуважение к порядочным людям?
– Поехали, – выдохнул Глеб. – Порвем, товарищи офицеры, эту грелку на британский флаг…
Разгоряченной алкоголем публике сегодня крупно не повезло. Кучка «испуганных украинских туристов» самым чудесным образом трансформировалась в подразделение морского спецназа Российской Федерации. И заработала, завертелась, затрещала мясорубка! Татьяна первой обрушила удар – терпения уже не хватало этой доброй женщине! Кулачок, развернувшись в воздухе на девяносто градусов, вонзился в пузо «ухажера», пробил до желудка, невзирая на мускулы, «кубики» и все такое прочее, швырнул изрыгающего рвоту главаря на палубу. Забилась зубодробильная машина. Били по всему, что шевелилось, – мишеней было так много, что промахнуться невозможно! По глазам, испускающим молнии, по распахнутым искаженным пастям, по почкам, по селезенкам – ну, ни разу не жалко! Толпа пришла в замешательство, члены шайки не сразу разобрались, а когда прониклись ситуацией, трое претендентов на инвалидность уже валялись на палубе и корчились от боли. Сверкнула изящная пяточка – и Татьяна чуть не порвала свои миниатюрные трусики, но с треском раздавила грудину возжелавшего ее японца. Дениска рухнул на «мягкую» точку, махнул ногой, делая подсечку, добил локтем упавшего. Подпрыгнув, ушел из-под приклада, ударил в причинное место – да так энергично, что мигом отвалилась вся «причина»! Гурьянов схватил за шиворот одного, схватил другого – хорошенько их встряхнул, столкнул висками, еще и выдал комментарий – про «ушибы мягких тканей головы». Одного отбросил, другого обезоружил, треснул клыком затвора по переносице, выбил опору из-под ног… Глеб бил смачно, напористо, не обращая внимания на боль в костяшках. Кулаком в небритую челюсть, ребром ладони, как топором, разрубил ключицу. А когда возникла в полуметре истерично горланящая, изрытая оспинами рожа и не осталось времени подогнать кулак – треснул лбом по носу: бью челом, кулаком добиваю, мистер! «Боже, как просто создать сложности», – с досадой думал он, подавая безжизненное тело точно в угол кормы. Драка перерастала в побоище, все смешалось. Метался какой-то дохляк с автоматом, издавая звуки корабельной сирены – так хотелось пальнуть, но в этом месиве он попал бы в своих, а это его чем-то не устраивало. Хоть на это мозгов хватило! Глеб опомнился – этот тип уже подпрыгивал рядом с ним и его «партнером по бальным танцам», тыкал стволом. Он треснул «партнера» пяткой в подъем стопы, временно выводя за кадр, – и чуть не проиграл, обнаружив пламегаситель у себя в ребре. Ударил по нему, отвел беду, пролаяла очередь – и завопил, хватаясь за простреленный живот, бородатый хохол из Немирова, захаркал кровью. Глеб набросился правым боком, подушкой ладони – по ноздрям, и еще один нетопырь выбыл из игры. А потом и вовсе загнулся в мучениях, когда, завладев автоматом, Глеб провел ему по груди размашистый росчерк. Выстрелы встряхнули толпу. Началась какая-то вакханалия. Одновременно несколько очередей вспороли воздух – действительно, как докажешь потом, кто первым начал? По палубе метались разъяренные кометы, орали, обливались кровью. Дениска кувыркнулся, уходя от пули, подхватил валяющийся нож, швырнул в стрелка, который подпрыгивал у фальшборта, вопил, как глашатай, и косил рваными очередями исключительно своих. Восторженно взвыл:
– Точняк! – Когда клинок вонзился автоматчику в грудь, тот зашатался, как былинка, и картинно сверзился в воду. И покатился дальше, прекрасно зная, что находиться в такую «погоду» больше двух секунд на одном месте вредно для здоровья. У Татьяны свистнуло над ухом, она вскричала «Ой!», узрев сместившийся ствол – пуля еще летела, а она уже запрыгивала на борт, качнулась влево-вправо и не удержалась – издала слово, очень похожее на одну из музыкальных нот, и камнем бултыхнулась в воду…
– Ложись! – завопил Глеб и толкнул сидящего на коленях Гурьянова – тот увлекся, мастерски квася нос здоровяку славянской внешности. Здоровяк был живучий, как дождевой червь, и норовил выдавить Гурьянову глаза. Гурьянов откатился, пули застучали по палубе, забился в конвульсиях здоровяк славянской наружности, а Глеб уже прицельно бил из десантного «АКСУ», сбивая, словно кегли, двух стрелков, не пожелавших биться вручную. Завертелся вокруг оси – кого еще не обилетили? Патлатый дикареныш, шипя, как утюг, на который плюнули, тянулся к залитому кровью автомату. Пуля расколола лобную кость и навеки успокоила. Еще один недобитый – субъект, командующий «парадом», привстал на локте, издавая горловые шаманские звуки, и уже извлек из кобуры хромированный «вальтер» с золочеными вкраплениями на затворе. «Наградной», – уважительно подумал Глеб, вскидывая автомат. Он обычно не смотрел в глаза людям, которых собирался убить (ведь снятся же, черти, ох как снятся), но тут не удержался – субъект таращился со злостью, запоминал, дескать, приду за тобой даже там, ты уж не затягивай с переездом… Откинулся затылком и испустил дух. Очередь пролаяла над ухом – Гурьянов добивал раненых (и впрямь, куда их). Дениска стегнул где-то справа, но, видно, мало оказалось – добавил длинно и сердито и молотил, пока не превратил рубку катера в решето, и рулевой за стеклом не получил свою заслуженную пулю…
Усердно молясь за здравие коллег, Глеб перепрыгнул на соседнее судно, рванул, отпрыгнув, дверь, ведущую в трюм, и подивился, как все гладко сложилось – из машинного отделения вывалился некто чумазый, бородатый, смуглый, с ножом, зажатым в правой руке! Родным повеяло! И здесь пришельцы с кавказских гор! – поразился Глеб. Боже, как хорошо, где их нет! А где их, интересно, нет? Только там, где живут оленеводы? Он пинком выбил нож, но этот рычащий и матерящийся зверь уже навалился на него, вцепился когтями, рычал на языке своих «осин» – Глеб на минутку растерялся, и кабы Дениска, десантируясь на катер, не всадил в гордого абрека пулю, пришлось бы покататься по палубе.
– Спасибо, Дениска… – прохрипел Глеб, стряхивая с себя умирающего. – С меня причитается, приятель…
– Я запомню, товарищ майор, – расхохотался парнишка, поднимая какой-то диковинный изогнутый нож. – О премии похлопочете, добро?.. Слушайте, Глеб Андреевич, – он как-то озадаченно покорябал рукояткой затылок, – а вам не показалось странным, что, умирая, этот янычар матерился практически по-русски?
Стремительный облет захваченного судна – рубка, палуба, закуток машинного отделения. А когда убедились, что все закончено… какое-то отупение навалилось, шатались по палубам, как лунатики, очумело таращились друг на друга. Дениска с блуждающим взором вывалился из каюты, в одной руке он тащил автомат, в другой две бутылки пива.
– Представляете, Глеб Андреевич, они тут пивасиком разминаются в промышленных масштабах, – поведал он как-то с обидой, демонстрируя бутылки. – Смешно, да – грязные ублюдки потребляют пиво под названием «Грязный ублюдок»? Ведь «Dirty Bastard» – это «Грязный ублюдок», правильно?
– Никакого алкоголя, товарищи офицеры, – бухнул Глеб, яростно расчесывая лоб – вроде как массируя.
– Разумеется, Глеб Андреевич, – согласился Дениска, протягивая командиру одну из реквизированных емкостей. – Держите. Холодненькая…
– Спасибо, – Глеб сорвал крышку, жадно присосался к горлышку. Приятная жидкость заструилась по каналам, дразня вкусовые рецепторы. Он жадно вылакал полбутылки, отдышался.
– Эй, эгоисты, мне оставьте, – обиженно забурчал с «Гамбринуса» Гурьянов.
– Иди и сам возьми, – отрезал Дениска. – Там этого добра больше, чем трупов у нас на палубе.
– Между прочим, баба с воза – бабе очень больно, – пожаловалась мокрая Татьяна, выбираясь из воды на борт захваченного судна. – Вы даже не представляете, эгоисты, как это больно… И ведь ни одного джентльмена, никто не поможет, пиво им дороже… – Отдуваясь, она взгромоздилась на колени, поднялась, и на нее устремились изумленные взоры присутствующих.
– Татьяна Васильевна, даже не знаем, как вам сказать… – Дениска запнулся и потупился. – Возможно, вы не в курсе, мы должны вас об этом немедленно известить… В общем, неприятно об этом говорить…
– Но ты, Танюха, где-то посеяла верхушку от купальника, – закончил за товарища Гурьянов и пошленько загоготал.
Татьяна изумленно выставилась на собственную грудь, издала истошный вопль, закрыв ладошками свое немеркнущее достояние, и камнем рухнула обратно в воду!
– Поздно, Татьяна Васильевна! – крикнул Дениска и чокнулся с Глебом бутылкой. – Мы все уже увидели!
– Бесстыдники! – стонала «обесчещенная» женщина из моря. – Совести у вас нет! А ну принесите мне немедленно полотенце!
Как-то долго спецназовцы отходили от шока. Влипнуть в такую заварушку, переделать массу народу, выжить, не получив ни царапины… на это как-то не рассчитывали. «Вот и завершили силовую фазу операции», – тупо думал Глеб.
– Мужики, а чего это было, а? – бормотал Дениска, озирая заваленную телами палубу. Убитых было не меньше дюжины, еще двое покачивались на волне, уплывая в открытое море.
– До чего же противные рожи, – морщилась Татьяна, кутаясь в полотенце – ее немного знобило. – Аборигены, что ли?
– Ага, аборигены, – фыркал Глеб, – сплошные Бори и Гены.
– Сильвупле, блин, – вздыхал Гурьянов, собирая оружие с боеприпасами. – Спрятались, называется, от унылого однообразия серых будней. Ну, до чего же интересно получилось, черт возьми…
– Релакс удался на славу, – вторил ему Дениска, до которого начинало доходить, что они натворили. – Ладно, – передернул он плечами, – не корову, в конце концов, проиграли…
– Никогда бы не подумала, что мы служим гуманистическим идеалам, – язвительно заметила Татьяна. – Сокращаем население планеты, Глеб Андреевич?
– Причем не самую благочестивую его часть, – передразнил Глеб. Он должен был расшевелить свое тормозящее воинство – нельзя им торчать на открытом месте. – Все в порядке, товарищи офицеры, работать мы пока еще умеем. Работаем, правда, через задницу, но в принципе профессионально. С трудностями справляемся. Кстати, должен объявить – временные трудности, судя по всему, заканчиваются, начинаются трудности постоянные, в чем и состоят, собственно, премудрости нашей профессии. И что стоим с отсутствующим видом, словно мы тут ни при чем? – разозлился он. – А ну за работу, бездельники! Будем ждать, пока нас всех тут накроет второй волной?
Ахнули – чего же мы расслабились? Засуетились, забегали. Всю гору оружия – автоматы Калашникова, несколько автоматических винтовок «М-16», пистолеты, боеприпасы, несколько гранат, ножи – спустили в каюту «Гамбринуса». Рачительный Дениска волок какую-то провизию в консервных банках и вакуумных упаковках, бутылки с водой и пивом, ворчал, что надоели уже эти ежедневные макароны по-флотски – морепродукты, блин. А бананы с камбуза он забирать не будет – они выглядят какими-то уставшими. Перетаскивали мертвые тела на катер – за ноги, особо не заморачиваясь уважительным отношением к покойникам, сбрасывали их в машинное отделение, а люк впоследствии тщательно заперли – чтобы не всплыло ничего «компрометирующего». Гнаться за уплывающими в море телами не стали, махнули рукой – авось уплывут, не заметят. Гурьянов отвязывал швартовый трос от кнехта, остальные бросились в трюм – изыскивать ручной привод кингстона. Нашли – «тарельчатый клапан коромыслового типа», – сумничал Дениска, разворотили проржавевшую конструкцию, и потекла в судно забортная вода…
Дружно переметнулись на «Гамбринус», Дениска бросился запускать двигатель, остальные стояли на палубе и смотрели, как медленно погружается в море безымянный катер, набитый мертвыми телами. Скрылись иллюминаторы, судно накренилось на корму, вода захлестывала ют, палубу с люком, жадно облизывала надстройку, покрытую потеками ржавчины. Корпус «Гамбринуса» начинал подрагивать, заработал гребной винт, шхуна разворачивалась, нацеливаясь брусом бушприта на юго-западную оконечность острова. А от катера на поверхности осталась лишь рубка, она стремительно уходила, бурлила вода, закручиваясь в водоворот…
– Хороним в океане, как Бен Ладена, блин, – фыркнул Гурьянов.
– Пока, пока, – цинично помахала утопленнику Татьяна, – командир и экипаж прощаются с вами…
«Гамбринус» бороздил прибрежные воды, уходя под защиту громоздких скал на южной оконечности острова. Пока им крупно фартило – «вторая волна» не объявлялась. Очевидно, основные силы «пиратов» концентрировались где-то в отдалении, и причудливая местная акустика глушила звуки выстрелов. Катер – первая ласточка, патруль. В наличии же основных сил Глеб не сомневался – во-первых, интуиция, во-вторых, богатый опыт. Если уж намечено крупное мероприятие, то без конкурентов не обойтись. Его предупреждали, что возможны происки со стороны. Не могло это наспех обученное, едва знакомое с дисциплиной воинство возникнуть просто так – вдали от судоходных путей, у берегов никому не нужного необитаемого острова. А остров, судя по всему, не такой уж маленький – какая бы ни была здесь акустика, а не услышать такую пальбу…
С чего он взял, что на юге будет безопасно? По бесхитростной причине, что судно с морскими разбойниками появилось с севера? Глупее не придумаешь, но какие альтернативы? Бросать это глупое занятие и уходить на базу, даже не попробовав переломить ситуацию? Через несколько минут «Гамбринус» уже обогнул величественную скалу-небоскреб, торчащую из моря, как назидательный перст, и вплотную приблизился к берегу. Увешанные оружием спецназовцы залегли за фальшбортом, напряженно всматривались в окружающие реалии. Рельеф береговой полосы был предельно изрезан, при желании здесь можно было спрятать целую дивизию ВДВ – вместе с боевой техникой и женами офицерского состава. Береговую полосу формировала вереница извилистых, загроможденных камнями, заросших диковатой растительностью бухт. Многие из них имели естественную природную маскировку – с моря они не просматривались, их заслоняли каменные островки, гребни коралловых рифов, возвышающиеся над водой, баррикады отполированных валунов. Все это было непривычно, необычно и красиво – ничего подобного Глеб не встречал ни в Мексике, ни в Скандинавии, ни в других странах, «осмотренных» им по долгу службы. «Гамбринус» медленно шел между разбросанными по воде островками-«спутниками», огибал неровности береговой линии. Охапки жухлой травы, кустарники цеплялись за борт, выворачивались с корнем. Над головой громоздились каменные крути – ломаные, расколотые, испещренные провалами и трещинами. Издалека доносился птичий гам – до джунглей здесь было рукой подать.
Подходящая бухта – вполне пригодная для пристройки шлюпа на долгое хранение – открылась внезапно. Обнаружить с моря ее было невозможно. Извилистый проход между скалами, вход в лагуну загромождали груды каменищ – невероятно живописные, причудливые. Между ними открылся узкий проем, порядка пяти метров, куда теоретически мог протиснуться «Гамбринус».
– Тормози, Дениска, – распорядился Глеб. – Разворачивайся в эту щель.
– Опасно, товарищ майор, – возразил Дениска, глуша мотор. – Что там, в бухте, мы не знаем. А вдруг это щель в никуда? Сядем на мель, пробьем днище – полный улет тогда будет. Вы бы сходили десантом, осмотрели сверху этот заливчик, а потом скоординировали бы меня…
В словах молодого офицера прослушивалась истина. Рисковать транспортом было не дело – рай, из которого нельзя выйти, превращается в ад. Татьяна спрыгнула первой, поплыла, отфыркиваясь, к берегу. Спецназовцы увлеченно смотрели, как гибкая фигурка в закрытом целомудренном купальнике (переоделась по случаю) выбирается на камень, карабкается, проклиная тяжелую бабью долю, на какую-то сомнительную наклонную плоскость. Присела на корточки, опасливо покосилась на нависшую над головой кустистую растительность. Ойкнула, хлопнула себя по плечу и как-то недоверчиво воззрилась на размазанную по телу живность.
– Первая кровь пролилась, – усмехнулся Дениска.
За Татьяной поплыл Гурьянов, взобрался на граненый «камушек». Эффектной высадки не получилось – он встал раньше времени в полный рост и замер, озадаченно выставившись на Татьяну.
– На жвачку наступил? – посочувствовала Соколова, протягивая руку. – Ты можешь довериться мне, малыш, иди же сюда.
На скользком камне количество культурных людей резко сокращается. Гурьянов взмахнул руками, засеменил по скользкой поверхности, вспоминая любимые с детства словесные обороты, оттолкнулся, чтобы не размозжить голову, и погрузился в воду. Вынырнул какой-то обиженный, стал отфыркиваться.
– Гы-гы, – сказала Татьяна, – мальчик очень любил плавать, но так ни разу и не утонул. Попытка номер два, Павел Валерьянович, – давай же, не подведи… – и тут в камнях неподалеку от Татьяны что-то заворошилось, заблестело в солнечных лучах – она испуганно охнула. Никто не знает, что у женщин происходит в голове в такие минуты – она оттолкнулась обеими ногами и «солдатиком» бухнулась в воду – почти на голову Гурьянову!
– Соколова, мать твою! – взвыл Гурьянов, выплевывая воду.
Татьяна вынырнула с широко открытыми глазами.
– О боже… там этот… рожденный ползать…
Змея сама, похоже, испугалась. Распрямилась гибкая лента, усеянная перламутровыми блестками, блеснули бусинки глаз, и приличных размеров гадина, извиваясь и шурша, удалилась в расщелину.
– Ну, пипец, товарищи офицеры, – донесся из рулевого закутка злорадный голос Дениски. – И это гордость и краса Российского военно-морского флота? Татьяна Васильевна, Павел Валерьянович, вам не пора на пенсию? Или к позорному столбу?
– Кстати, товарищи офицеры, – предупредил, подавляя хохот, Глеб, – если кто-то полагает, что все это закончится корпоративом, то он ошибается. Вперед, пловцы, чего шипим на старшего по званию? Танцуют все, на вас внимательно смотрят…
С горем пополам морские разведчики заняли «плацдарм» на вражеской территории. Они карабкались по камням, обрамляющим бухту, и вскоре оседлали господствующую высоту. Гурьянов махнул, давая «зеленый сигнал светофора». Дениска для порядка поворчал, что меньше всего на свете доверяет зеленому сигналу светофора, и на медленном ходу начал протаскивать судно в бухту. Глубина здесь была порядочная, подводные препятствия, чреватые для судна, сверху не просматривались. Дважды Дениска шкрябал бортом о камень, ругал себя за нехватку мастерства, но ничего фатального не случилось. Исчезло море за изгибом залива, сомкнулись над головой замысловато перепутанные кроны деревьев.
– Суши весла, – буркнул Глеб, – хватит.
– Бухта разрушенных надежд, вот мы и дома, – сообщила сверху Татьяна. Она сидела на краю скалы и беззаботно болтала розовыми пятками.
– Тесно тут, – посетовал Дениска, выбираясь на палубу и сладко потягиваясь.
– Разве это тесно? – фыркнул Гурьянов, спрыгивая с уступа на судно. – Вот в «хрущевке» на тридцать метров – с тещей и ипотекой – это действительно тесно.
– Не расслабляться, – предупредил Глеб. – Всем одеться согласно обстановке и как следует экипироваться. Выдвигаемся через четверть часа – пешим образом, в колонну по восемь. Надеюсь, у вас нет каких-то особенных планов на вечер?
Он познакомился со своими подчиненными лишь несколько дней назад. Собрал их всех вместе в кафе на проспекте Адмирала Нахимова в Севастополе, где базировался его 102-й Отряд борьбы с подводными диверсионными силами и средствами, придирчиво наблюдал за ребятами, составлял психологические портреты. В профессиональных навыках боевых пловцов, собранных с миру по нитке, сомневаться не приходилось – начальство уверяло, что профи тертые, да и сам он убедился на тренировках. Даже у безусого Дениса Маревича – богатый послужной список, отличные данные и перспективы. Ребята общительные, коммуникативные, слышали про дисциплину и приказы вышестоящего начальства. Капитана Гурьянова перевели из Мурманска, капитана Соколову и старшего лейтенанта Маревича командировали с Тихоокеанского флота – специально для выполнения ответственного правительственного задания. Рассчитывать на силы 102-го отряда уже не приходилось – Черноморский флот трясло и лихорадило, росла текучка, закрывались целые отделы и подразделения, и московское начальство почему-то решило, что команда должна быть сборной – пусть бойцы и не знакомы между собой (это исправимо), главное, чтобы были отличные специалисты. Больше всего на свете Глеб ненавидел работать с незнакомцами, но, сойдясь с ребятами, успокоился – притирка проходила легко и непринужденно. Через неделю ему казалось, что он знает эту компанию целую вечность. То замкнутые, нелюдимые, то шуты гороховые (в рамках, впрочем, дозволенного). У Гурьянова имелась семья в далеком северном Чудове, о которой он рассказывать не любил, у Маревича – мама, папа и «вечная» невеста еще со школы в приморском Артеме – он постоянно показывал фотографию и жаловался, что жениться неохота, а бросить страшно (или наоборот), и вся жизнь из-за этого кувырком. У Татьяны Соколовой имелось три старших брата, и этим многое было сказано – и про образ жизни, и про умение за себя постоять, и про отчаянные попытки из последних сил выглядеть обаятельной и привлекательной и обрести хоть подобие личной жизни.
Под Новый год Глебу Дымову присвоили майора морской пехоты – раньше срока, но он не стал обижаться. Попутно – серенькую медаль и почетную грамоту – за заслуги перед Отчизной. Причина щедрости не уточнялась, но в принципе он понял: за операцию в Мексике – тяжелую, муторную, насыщенную препятствиями, неудачами и большими потерями. Все, кто выжил в той карибской мясорубке, несколько месяцев валялись по госпиталям. Мишка Черкасов отбыл на гражданку – не нашлось его простреленной ноге применения в «обновляющихся» структурах Черноморского флота. Люба Ворошенко со слезами на глазах перевелась на «бумажную работу», и пробитая пулей почка, похоже, не сильно возражала. Интрижка с Машей Кургановой была какой-то скоротечной и нелогичной, хотя по-своему жаркой и пронзительной. Глеб опять убедился – невозможно дважды понять одну и ту же женщину. Нелогичные причины, почему они не могут быть вместе, надуманные предлоги для расставания. Кончилось тем, что у Маши умерла в Тамбове мама, она уволилась со службы и отбыла на историческую родину на веки вечные – воспитывать в одиночку семилетнюю дочь. Глеб залечил простреленное плечо, продолжал тянуть лямку…
Примерно декаду назад произошла знаменательная встреча с непосредственным начальством. Григорий Ильич Бекшанский, капитан первого ранга, верный друг и наставник, выглядел озадаченным и каким-то неуверенным.
– Я помню, Глеб, твоя задница обожает приключения в южных морях, и это задание исключительно для нее, – в своей неподражаемой манере заявил начальник и наставник. И начал излагать какую-то нелепую историю, в которой невероятного было гораздо больше, чем вероятного.
– Ой, не смешите меня, Григорий Ильич, – сказал Дымов. – Три слона из одной мухи? Вы считаете это правдоподобным?
– А правда и не обязана выглядеть правдоподобно, – отрезал шеф. – В общем, слушай дальше увлекательную историю о мальчике из бедной еврейской семьи и как ему утерли нос наши победоносные дипломатические структуры и доблестные внешние органы…
Под «внешними» органами Григорий Ильич понимал Службу внешней разведки, которая в данном случае действительно сработала четко. «Мальчика из бедной еврейской семьи» звали Александром Наумовичем Карениным. «Мальчику» было 57 лет от роду, и работал он преуспевающим, хотя и мало почитаемым отечественными госструктурами олигархом. Поначалу все было нормально, Александра Наумовича в стране уважали и ценили. Владелец крупного медиахолдинга, парочки центральных телеканалов, энергичный бизнесмен со свежим взглядом на бизнес и на события, происходящие в стране. Он процветал и богател – обзаводился яхтами, виллами, замками и целыми городами. Но грянули черные для олигархов времена, господин Каренин не смог перестроиться и загремел под несколько уголовных дел, в которых проходил главным действующим лицом и исполнителем. Учитывая то, что олигарх был тесно связан с криминальными структурами, обвинения не выглядели надуманными. Допустив промашку, Александр Наумович решил не допускать вторую и разработал четкий наполеоновский план – валить из России. В гостях, как говорится, хорошо, а дома ищут. Бегство состоялось успешно. Он окопался в Швейцарии, власти коей приняли его с распростертыми объятиями, а потом тянули из него со смущенным видом «спонсорскую помощь» на разного рода социальные программы. И олигарха, и власти это устраивало. Империя Александра Наумовича жила и здравствовала. Так продолжалось долгих восемь лет. У господина Каренина выросли дети, он женил старшего сына Леонида, обустраивал «скромный» замок на берегу Женевского озера. Испытывал традиционные для своей прослойки финансовые проблемы – не знал, куда деть деньги. Обрюзг, расслабился, подобрел. Как метко выразился Григорий Ильич Бекшанский, «новые русские превращаются в старых евреев».
И вот уже в новейшее время над Александром Наумовичем сгустились тучи. Дипломатические структуры и СВР сработали четко – и в один февральский день швейцарские власти под нажимом российских коллег согласились депортировать Александра Наумовича обратно на родину! Случай уникальный в современной российской истории – когда удалось добиться экстрадиции столь влиятельной персоны! Так уж получилось. Но «контрразведка» у олигарха не дремала, он заранее подготовился, и вот однажды – буквально за день до торжественной высылки на родину – Александр Наумович сбежал из своего замка. Ну, не хотелось господину Каренину осваивать профессию швеи-мотористки. Операция была уникальной, поскольку вместе с олигархом пропали жена, дочь, сын с женой, охранники и несколько доверенных лиц, включая семейного врача. Агенты швейцарских спецслужб впали в ступор, Россия разозлилась и заскрипела зубами, стала инкриминировать швейцарским властям то, чего они не делали. А в это время олигарх переходил границу. И срочно делал ноги окольными путями – вместе с родными и близкими. Он всплыл в Сингапуре (об этом тоже узнали поздно), где в одном из банков хранил свои несметные сокровища. Понимая, что счета арестуют, он заблаговременно конвертировал часть своих активов в золото. В натуральное чистопородное золото в стандартных заводских слитках – прошедшее аффинаж, пробирование, клеймение и, таким образом, поступившее в легальный оборот. Причем этого золота было столько, что пришлось нанимать грузовичок, чтобы в режиме секретности перевезти его в порт. Очевидно, Александру Наумовичу (за достойное вознаграждение) помогали не только те, кто отправился с ним в глушь и забвение, но и некоторые другие законспирированные лица. Он нанимает яхту, в трюм грузится золото на многие миллионы долларов, в каюты – «святое семейство», и «Виктория» отправляется в путь. Конечный пункт – один из крошечных островков в Микронезии, где у олигарха имеется собственный домик и все необходимое для безбедной жизни. Команда про золото, разумеется, не в курсе. Сначала ложный маневр – каботажное плавание вдоль Суматры, «Виктория» огибает архипелаг Линга, делает маневр на северо-восток, проходит между островом Калимантан и архипелагом Анамбас и вторгается в Южно-Китайское море. Далее море Сулу, море Сулавеси… Олигарх ничего не боится, у него все куплено – и береговые охраны Индонезии и Малайзии, и спецслужбы отдельных государств. Не подмасленными остаются лишь силы природы… Похоже, на яхте выходит из строя двигатель, и капитан не успевает увести до шторма судно под защиту одного из попутных островов. Стихия находит «Викторию» в открытом море. Судно треплет, двигатель не работает, приборы навигации выходят из строя. Яхту уносит шторм – в неведомые дали. Радист успевает отправить сигнал бедствия, по нему впоследствии и вычислят это место. Что случилось на судне, куда его унесло потом? Были ли выжившие? На какой глубине оно затонуло и затонуло ли вообще? Российские спецслужбы за олигархом не следили – они понятия не имели, что тот бежал через Сингапур! Наблюдали, похоже, англичане из МИ-6 и других уважаемых королевских ведомств, но и им не повезло. Потеряли олигарха, понесли потери.
Проходят долгие месяцы, пока российские спецслужбы получают требуемую информацию, связывают воедино все известные факты и определяют примерные координаты бедствия – в том числе с привлечением компьютерных технологий и моделирования параметров того самого шторма. Участок моря западнее архипелага Сангихе, примерно сто двадцать морских миль севернее острова Сулавеси – аналитики и опытные специалисты были уверены, что судно разбилось именно здесь – на участке морской акватории в несколько десятков квадратных километров. Слово «разбилось» означает именно то, что оно означает – судно разбилось о камни и затонуло. То есть вынесло его к острову. Сотовая связь в данном районе не работает. Но у капитана Джанджина имелся спутниковый телефон, и, как впоследствии выяснилось (опять же с досадным опозданием), за несколько мгновений до столкновения он позвонил родным домой: был испуган, потрясен, кричал жалобным голосом, что судно несется на камни, и умолял жену передать брату, чтобы тот немедленно обратился в страховую компанию (стихийное бедствие – событие страховое), в противном случае его многодетной семье придется пожизненно выплачивать стоимость яхты. В означенном квадрате были лишь два острова – на расстоянии четырех морских миль. Стало быть, пища для размышлений имелась.
Слишком поздно прояснились подробности, преступно поздно! Живых наверняка не осталось, олигарха потеряли. Но повышенный интерес вызывало золото на энную сумму, лежащее в трюме яхты. Если «Виктория» затонула у острова, то глубина ее залегания должна быть небольшой, и вполне возможно, что драгметаллы на впечатляющую сумму до сих пор валяются бесхозным грузом у безымянного островка. Учитывая масштабы украденного олигархом у собственной страны, это золото принадлежит Российской Федерации и никому другому! И добыть его – не только дело чести, но и первейшая обязанность соответствующих служб и подразделений. А другие соответствующие службы потом решат, как переправить его в страну. А если в дополнение к золоту приложится еще и выживший олигарх, то будет совсем хорошо!
Группа российских спецов под видом увлекающихся дайвингом туристов вылетела в Манилу 17 мая. Из Манилы – в тот же день – в Куала-Лумпур – с заездом на острова Бунгуран; из Куала-Лумпура – в Джакарту… Уже слегка укачивало, но маршрут выбирали те, кто любит перестраховываться. Особой спешки не было, а видимость активного отдыха надо было продемонстрировать. Перелет из Джакарты на остров Сулавеси, оттуда – на архипелаг Талауд – на частном одномоторном самолете и, что особенно противно, в грозу. Резиденты российской разведки в азиатском регионе, что отрадно, еще не перевелись. В одном из рыбацких поселков утомленных «туристов» поджидал хромоногий улыбчивый старичок неопознанной национальности, а при старичке – моторно-парусный шлюп под названием «Гамбринус» (в состоянии «сел и поехал»). На весь «Гамбринус» имелась одна-единственная каюта, но больше и не требовалось. Запас продуктов, необходимое аквалангистское снаряжение, надежные документы на случай проверки береговой службой. Острова, к которым они в итоге пришли, находились в нейтральных водах. Первый исключили довольно быстро – песчаная шишка на теле океана с небольшим пучком джунглей и отлогими намывными пляжами. Там не было ни одной скалы, о которую могла бы разбиться «Виктория». Со вторым же островом было сложнее и интереснее. Немалая территория, сложный рельеф береговой и прибрежной полосы. Начальство не гнало, времени было вдоволь. Отдых неплохо сочетался с работой. Временами спецназовцы забывали, что они на службе. Они прочесывали прибрежные воды западной части острова по квадратам – ныряли поодиночке, ныряли всем сдружившимся коллективом, любовались подводными красотами, а вечерами – закатами…
Чем это кончилось, в общем-то известно.
До начала сумерек оставалось несколько часов. Дымов был безжалостен, никаких поблажек – полная амуниция! На шхуну возвращаться не будем! Всем надеть гидрокостюмы (хорошо хоть короткие – с голыми руками и лодыжками). На ноги – кроссовки. Аквалангистское снаряжение фирмы «Zeagle» – удобное, функциональное, не занимающее много места – сложить и на горбушку. Провизию, воду, медикаменты, запасные боеприпасы – в рюкзаки и тоже на спину. Раньше у «туристов» оружия не было, а теперь вдруг стало – да столько, что глаза разбегались! – Предадимся старому доброму консерватизму, – сказал Глеб, – берем «АКСУ» и запас патронов на три часа полноценного боя. Гранаты, ножи, что там еще…
– Знаешь, Глеб Андреевич, мы тебя, конечно, любим, но как-то уже недолюбливаем, – бурчала Татьяна, взваливая на себя всю эту гору и хватаясь за борт, чтобы не упасть. Курортная тоска опечалила женскую мордашку – вспомнились беззаботные времена двухчасовой давности, солнышко, шезлонг, ленивое ничегонеделанье.
– С палубы все убрать, чтобы порядок мне тут был, – распоряжался он, сдвинув брови.
– Ну, конечно, – ворчал Гурьянов, выполняя приказы начальства. – Отмыть, пропылесосить, бахилы в корзинку. Придут пираты, а у нас не убрано – какая стыдобушка.
Суровый марш-бросок вдоль береговой полосы в обратном направлении. Спецназовцы петляли между валунами, которых здесь было бесчисленное множество, спускались к воде, где позволяли береговые складки, взбирались на обрыв, опасливо косясь на гомонящие джунгли. Лес вставал непроницаемой стеной, джунгли жили энергичной жизнью – там что-то чирикало, ухало и свиристело, потрескивали цикады, раздавался громкий хруст и скрежет. Они заблаговременно обходили расщелины, проверяя их на наличие змей и прочих недружественных человеку существ, старались не углубляться в лес. Получасовая прогулка основательно истрепала нервы и выжала пот. В районе шести вечера по местному времени пловцы расположились на западной оконечности острова, на краю вдающегося в море мыса. Здесь утесы формировали массивный навес, в изобилии громоздились камни, метровыми пучками колосилась трава. Слева выделялась симпатичная бамбуковая рощица, растущая обособленно от джунглей, справа – на северо-западе – заваленная валунами коса, отделяющая северную сторону суши от западной. Солнце клонилось к закату, и море серебрилось от ярких блесток. Отсюда хорошо просматривалось место, где был затоплен пиратский катер, цепочки коралловых рифов, крохотные каменистые островки, разбросанные по мерцающему пространству. Волны практически не было, природа источала спокойствие.
Впрочем, недолго. Нарастало гудение – все ближе, ближе. Спецназовцы сползали с камней, вжимались в землю. Из-за каменистой косы на северо-западе выплывало что-то угловатое и массивное. Сначала показался иглообразный, расширяющийся к основанию бушприт, затем нос судна с небольшой носовой надстройкой – полубаком. Следом постепенно вырисовывалась сама каракатица – продолговатая, окрашенная сверху серой краской, а ниже иллюминаторов – темно-коричневой. Судно имело машинную тягу, но это не мешало ему нести парусное вооружение. Паруса на обеих долговязых мачтах были свернуты, но такелажная оснастка была на месте – многочисленные ванты, тросы, соединяющие бушприт и фок-мачту, канатные лестницы. На борту в передней части было выведено латинскими буквами «Лукреция». Полуют каракатицы представлял отдельную кормовую палубу, задранную на метр относительно основной, и лишь придавал произведению морского судостроения дополнительную угловатость. Двухмачтовый барк, машинально отметил Глеб. Проще говоря, бригантина. Бушприт, передняя фок-мачта, грот-мачта – и вся рангоутная оснастка. По палубе ходили люди, какая-то «обезьяна» сидела на фок-рее, держась за ванты, и вела «мониторинг». Лица с расстояния не читались, дистанция была не меньше двух кабельтовых – вероятно, судно имело приличную осадку, и рулевой побаивался приближаться к рифам. Особую настороженность вызывало зачехленное оборудование, возвышающееся на полуюте. Какие-то лебедки, талрепы, тали, внушительные шестеренчатые брашпили – явно для подъема из воды тяжелых грузов и перемещения их по палубе…
– Японский городовой… – зачарованно прошептал Гурьянов. – Слушай, командир, в натуре, у нас конкуренты объявились. Держу пари, они не просто так тут шныряют… Да у этих парней, не иначе, целая флотилия…
Остальные помалкивали, исподлобья наблюдая за судном. Только Дениска начал что-то утробно мурлыкать на тему «Уходит бригантина от причала». Но замолчал, когда «Лукреция» вошла в квадрат, где он нашел железную штуковину, похожую на фрагмент обшивки судна. Засопел как-то требовательно – проходи, дескать, быстрее, проходи, не задерживай! Облегченно вздохнул, когда бригантина миновала «опасный» участок, и вновь затаил дыхание – теперь «Лукреция» бороздила ту часть акватории, где на дне покоился катер с мертвыми разбойниками. Но и этот квадрат она прошла без остановки, стала огибать левым бортом «перстообразную» скалу, похожую на перевернутый граненый бокал. Несколько тяжких минут, когда не хотелось ни думать, ни говорить, и судно скрылось за бамбуковой рощицей на юго-западе.
Глеб крякнул.
– Ну, что ж, товарищи офицеры, если желаете об этом поговорить…
– Желаем, товарищ майор, но это еще не все, давайте помолчим, – пробормотал чувствительный на ухо Дениска, и снова все заткнулись, невольно подтянув к себе автоматы.
Теперь возник неказистый катер – похожий на потопленный, но значительно крупнее. Судно двигалось у кромки прибоя – осадка и габариты позволяли. Он вывернул из-за того же каменистого мыса, но сделал вираж, прижавшись к берегу, и приближался на малом ходу. По левому борту толпились вооруженные люди, они внимательно разглядывали разбросанные вдоль побережья островки, скалы и расщелины на каменистом берегу, провалы в карстовых гребнях, напоминающих застывшую вулканическую лаву. Спецназовцы машинально подались назад, прижались к земле – воевать в этот час не хотелось, и желание легко объяснялось. Тащились резиновые минуты, тарахтел изношенный мотор. Катер приближался, лавируя между скоплениями камней. Он был уже рядом с затаившимися пловцами, наблюдатели с автоматами наперевес пристально созерцали прилегающую местность. Люди молчали – видимо, прониклись ответственностью. Публика того же пошиба – пестрое многонациональное воинство в расцвете сил и лет (пираты двадцать первого века), скуластые азиатские физиономии с раскосыми недобрыми глазами, парочка бородатых европейцев в пестрых рубахах, щербатый негр со «спортивным обручем» в ухе, угрюмый выходец из Закавказья с легким пулеметом Калашникова на плече. На корме обособленно от прочих возвышалась колоритная фигура – белобрысый субъект в потертом джинсовом костюме, возможно, уроженец Северной Европы, плечистый, выше прочих, физиономия будто вырублена из камня, губы презрительно сжаты – вылитый богатырь из скандинавского эпоса.
– Венец творения, блин… – неодобрительно пробормотал Дениска, погружаясь носом в прелый гумус.
– Суровый, как трубопрокатный стан, – подхватила Татьяна. – Слушай, командир, тебе не приходит в голову, что наши акции на этом рынке как-то понижаются?
– Заткнитесь… – прошипел Глеб.
Их не могли засечь – морской спецназ умеет прятаться не только в воде. Но становилось реально не по себе – такое ощущение, что сейчас прогремит гортанная команда, и шквал огня сметет обрыв, разбросает камни и всех, кто за ними спрятался. Он еле сдерживался, чтобы не проорать команду: открыть огонь, забросать противника гранатами! Вот они, совсем рядом – на расстоянии броска! Искушение было велико, но он не имел ни малейшего понятия, что здесь происходит, каковы неприятельские силы, насколько они информированы. Раньше времени выдать себя – практически приговор…
Сопели под боком товарищи – похоже, они тоже чувствовали себя немного обесчещенными. А катер между тем протарахтел мимо, обогнул «фаллическую» скалу и скрылся с глаз долой. Какое-то время доносился простуженный треск старенького двигателя, но вскоре затих.
– Подождем еще? – вынес предложение Дениска. – Похоже, у них тут хоровод.
Несколько минут висела тоскливая тишина, потом спецназовцы завозились, стали приподниматься, разминать затекшие конечности.
– Ну, что ж, товарищи офицеры, новости не самые утешительные, – резюмировал Глеб. – В первом приближении это выглядит так. Некая компания – не будем называть ее имени, поскольку не знаем, – обладает той же информацией, что и мы. Прибыли эти граждане сегодня и пока еще осматриваются и принюхиваются. Волнует ли их российский олигарх, неизвестно, но то, что их волнует золото, спрятанное в трюмах «Виктории», на обсуждение не выносится. Частные ли это морды или юридические, нас также не волнует – публика явно отмороженная, и вряд ли нас отдадут под суд после того, что мы наделали с их товарищами. А данных товарищей в данный момент тщетно ищут и озадаченно гадают, куда же пропало судно, битком набитое их боевыми коллегами? Пока они просто курсируют вдоль острова, особо не всматриваясь. Но, думаю, с рассветом начнут тщательную зачистку, будут скрупулезно обшаривать все бухты на острове и рано или поздно найдут «Гамбринус». Тут уж ничего не попишешь. Альтернатива в этой связи одна – возвращаться на «Гамбринус», заводить мотор и чесать отсюда к чертовой бабушке, что означает провал высокой миссии.
– Не вариант, – вздохнул Гурьянов.
– Не вариант, – согласился Глеб. – Испокон веков русские просто так не сдаются. К тому же нас догонят в море и зададут по первое число. У нас оружие, мы злы, полны сил и уже выяснили, что противник беден умением, хотя и богат числом. В общем, будем работать с потенциальными клиентами.
– То есть рано или поздно мы перебежим дорогу этим парням в неположенном месте, – хмыкнула Татьяна.
– Вот черт, – щелкнул пальцами Дениска. – Не могли эти уроды приплыть на пару дней позже? Почему так совпало, черт возьми?
– Это судьба, – вздохнул Глеб. – Но мы не ищем легких путей, верно? Мы неделю бездельничаем в раю, это подразумевает, что пора и поработать. В чем проблема, товарищи? Казань – брали, Астрахань – брали… Но работа с потенциальными клиентами не означает, что мы забыли о нашей высокой миссии на этом острове. Надеюсь, не мне одному кажется, что мы в двух шагах от находки? А посему повелеваю…
И наступила тьма. Несколько минут назад закончилась «тайная вечеря». «Предлагаю взбунтоваться, – сыто срыгивая и вытирая рот ладонью, вынес на рассмотрение коллектива Дениска. – Этот консервированный тунец в меня уже не лезет. Где наши стратегические запасы? Где омары, кальмары и мидии в собственном соку?» К ночи усилился прибой, волны с шелестом набегали на берег, с громкими хлопками разбивались о камни. Всходила луна – пока еще бледная, матовая, не разгоревшаяся. Фигуры спецназовцев сливались с темным воздухом – они спускались с валунов, поддерживали друг друга. Перебегали узкое пространство между обрывом и заваленной каменными огрызками бухточкой. Расположились на пятачке между двумя приплюснутыми «обмылками».
– Маревич, в дозор, – приказал Глеб. – И не дай тебе бог заснуть на интересном месте.
– А разве я не поплыву? – разочарованно протянул молодой офицер. – Вообще-то это я нашел ту штуку…
– Разговорчики, – отрезал Глеб. – Никто из вас не поплывет. Сам поплыву. Нечего там теряться и аукаться.
– Я так и знала, – всплеснула руками Татьяна. – Все самое приятное он оставляет себе. Между прочим, это называется «мачизм» – мужской шовинизм.
– Не стоит ходить одному, Глеб, – насупился Гурьянов. – Мало ли что там…
– Что там? – разозлился Глеб. – Засада? Подводная лодка со звездно-полосатым флагом? Успокойтесь, люди, это всего лишь разведывательный нырок. Осмотрюсь и обратно. Помните «краш-тест» в Мартыновской бухте? Под водой вы держитесь отлично, но на глубине спасовали, нет? И куда я там с вами – нянчиться и таблетками поить? Не волнуйтесь, ниже положенного не опущусь.
Они ворчали, но он плевать хотел на их ворчание. Он уже находился в активном поиске! Стаскивал кроссовки, собирал акваланг, натягивал ласты. Снаряжение для подводника, выпускаемое фирмой «Zeagle», было просто игрушкой – мечтой любого боевого пловца! Он еще помнил допотопные советские акваланги – пусть надежные, но такие громоздкие! До сих пор многие пловцы опускаются в них под воду. Два огромных металлических баллона по двадцать литров, наполненные сжатым воздухом, угловатый регулятор, состоящий из редуктора и легочного автомата, воздух из баллона под давлением подается в редуктор, тот понижает давление до приемлемой величины, а далее по шлангу воздух уходит в легочный автомат, загубник которого берется в рот. В современных же ребризерах углекислый газ, выделяющийся при дыхании, поглощается особым химическим составом, смесь обогащается кислородом и снова подается на вдох. Замкнутый цикл. А в криогенных аквалангах жидкий воздух хранится в двустенном баллоне – сосуде Дьюара – с экранно-вакуумной изоляцией. Благодаря чему давление в криогенных аппаратах небольшое, габариты смехотворны, а время работы под водой увеличивается вдвое – по сравнению с обычными аквалангами. Оттого и не извели за три дня весь воздух – и все равно экономить надо, сомнительно, что на этом острове найдутся желающие заправить их баллоны свежей дыхательной смесью…
Он задом вбежал в воду, надвинул маску с фонарем на глаза, прикусил загубник и помахал размытым фигуркам – осиротели, бедненькие. Глубина начиналась в нескольких шагах – распахнулась бездна, прорезаемая направленным лучом света…
Предполагалось проплыть под водой полтора кабельтовых и при этом не расплющиться о какое-нибудь подводное препятствие. Вода остыла градуса на полтора, но менее комфортной не стала. Впервые в темное время суток он созерцал подводные красоты. Волнистое дно, усеянное разноцветными ракушками – красными, желтыми, оранжевыми, причудливые коряги, продолговатые провалы в морском грунте. Стая полуночных рыбешек, плывущих парадным строем, проворно сменила направление и пустилась наутек. Заворошилось что-то на дне, расправило волнообразные «крылья» – он энергичнее заработал ластами, чтобы избежать нежелательного знакомства. Столкнулся с мудрым глазом крапчатого кальмара – и с этим морским творением поспешил разминуться (кальмары хороши исключительно в духовке). Он проплыл под водой примерно метров семьдесят, вынырнул. Берег отъехал, бухту вуалировала серая дымка, товарищи, похоже, разбрелись. Он быстро сориентировался, сместился влево, огибая какой-то сжатый каменный «кулак», выступающий из моря, проплыл мимо него, не погружаясь, вышел на открытый участок. Если «внутренний навигатор» не подводил, то это место должно находиться где-то здесь…
Он нырнул… и как-то дискомфортно стало на душе. Морского дна под Глебом не было, оно куда-то провалилось! Он опустился на несколько метров, застыл на месте и только плавно разводил конечностями. Луч света ощупывал черноту, смещаясь то влево, то вправо, но выявлял лишь бездонный колодец, в котором не было НИЧЕГО. Он успокоил себя – бывает, фонарик слабенький, нужно всего лишь немного спуститься. И вместо того чтобы погрузиться в бездонную бездну, он медленно отправился дальше, полагая, что бездна – это всего лишь провал в морском дне, и где-то у него должны быть пределы. В принципе он рассуждал здраво. Несколько взмахов ластами, и из черноты прорисовались размытые очертания каменистого дна, колонии коралловых полипов к западу от провала. Он плавно опускался на кораллы, напоминающие пучки макаронин, фиксируя разбегающихся крабов, пятнисто-пурпурную морскую звезду, разлегшуюся на грунте, колышущиеся массы морской травы, мелких рыбок, шныряющих в ее переплетениях. Глубина погружения не больше семи метров, пока терпимо…
Инородное тело в выемке между буграми! Он устремился вниз, соображая, что находится примерно в том квадрате, где Дениска нашел кусок железа. Находка, сделанная Глебом, была примерно аналогичной – скрученная и переломанная часть бортовой обшивки. Гребни рифов в этом месте выглядели угрожающе: массивные у основания, сужающиеся кверху – словно сталагмиты в пещере, только в разы внушительнее и опаснее. Продвинувшись вперед, он обнаружил, что скалистые отростки делаются выше и на вид становятся суровее. Он находился в каком-то причудливом «лесу», где «деревья» нелепых конфигураций неудержимо стремились ввысь, и отдельные из них обрывались вблизи поверхности воды. Местная мать-природа была неистощимой затейницей. Голова под водой работала на удивление исправно. Чем не развитие событий? Терпящее бедствие судно штормом выносит к острову. До прибрежных скал оно не успевает добраться. Днище пропарывают именно эти торчащие у поверхности «ножи». Пробоина огромная, возможно, по всей длине судна. Спасению и оживлению плавсредство не подлежит. По инерции, треща и разрываясь на ходу, оно проходит немного вперед… и погружается в яму, где и упокаивается на дне – возможно, в перевернутом виде.
Он энергично задвигался, чтобы проверить свою догадку, начал хвататься за губчатые отростки, чтобы развернуться и отправиться в обратную дорогу. И чуть язык не проглотил от страха: он совершенно упустил из вида, что море – не самое подходящее место для прогулок под луной! Он почувствовал, что над ним кто-то есть – и не только благодаря колебанию воды! Засада? Подлодка со звездно-полосатым флагом? Кожа онемела, и стекла маски покрылись потом – что в принципе недопустимо для подводника! Он присел, подался в какую-то ближайшую щель, хватаясь за выступы в скале, скорчился, перевернулся лицом вверх, готовый выхватить катран из ножен на поясе…
В двух метрах над ним зависло брюхо громадной рыбины! Акула! Продолговатая торпеда не меньше трех метров длиной! Да такому чудищу боевой российский пловец – легкая закуска! Луч света прыгал по ней, вырывая из мрака белоснежно-белое, идеально гладкое брюхо, расправленные треугольные плавники, похожие на латинский парус, плавно шевелящийся хвост, подковообразную линию закрытого рта (вот бы и дальше не открывала)… Акулу что-то раздражало, но она не могла разобраться в ситуации, поскольку не была титаном мысли. И частокол из коралловых наростов мешал ей свободно маневрировать в этой местности. Она сделала ленивое извивающееся движение, и на пару мгновений образовался воспаленный, идеально круглый глаз. Глеб потянулся к шлему, на который была насажена маска, осторожно выключил фонарь. Сделалось темно, как в братской могиле! Он не шевелился, размеренно дышал, стараясь поменьше выпускать пузырей. Он не видел, что происходит над ним, но кожей чувствовал присутствие кровожадной твари. А акула пыталась совладать со своими инстинктами, один из которых настаивал, что поблизости находится нечто, напоминающее еду. Перекусить в ночное время было бы недурно. Заупокойно тянулись секунды, формировались в минуты. Броситься вверх, вспороть голодное пузо – и пусть подавится собственными кишками? Но такое пузо и топором не разрубишь! Глаза постепенно свыкались с темнотой. Проступали очертания предметов местности – и что-то размытое, вытянутое, зависшее над ним. Шевельнулись пласты воды – морская хищница расписалась в собственном интеллектуальном бессилии и двинулась дальше по своим делам – в западном направлении. Глеб облегченно перевел дыхание, но несколько минут предпочел не шевелиться. И лишь после того, как с гарантией убедился, что водное пространство над головой освободилось, рискнул включить фонарь…
Через несколько минут он уже зафиксировался на обрыве. Взялся за выступы, собрался с духом, оттолкнулся и начал плавно снижаться, считая пройденные метры…
Все оказалось не так уж плохо. На глубине десяти метров давление возрастает вдвое – для тренированного организма ничего серьезного. Важнее психологический фактор. Главное, не психовать, не делать резких движений, дышать размеренно… Он опускался медленно, словно лист фанеры. И когда погрузился метров на пятнадцать, обнаружил, что все его логические выкладки верны, а бездна не такая уж бездонная – от силы двадцать метров, что для водолаза не предел. На дне обрывистой впадины – шириной порядка сорока метров – лежало затонувшее судно…
Он сдерживал эмоции. Чем энергичнее дышишь, тем больше поглощаешь кислорода и понижаешь давление в баллоне. Морские пучины неохотно пропускают электрический свет, поэтому судно появилось перед ним внезапно, словно призрак. Это действительно была «Виктория» – корпус окрашен в синее и белое. Яхта лежала на боку и за три месяца основательно вросла в грунт. Киль был выдран с мясом, торчало рваное железо, в левом борту зияла здоровая дыра. Листы обшивки местами оторвались, иллюминаторы разбиты. Валялась переломанная, недорубленная в ходе шторма мачта. Рубка, падая на каменное дно, основательно сплющилась, расползлась. Надстройка над палубой на первый взгляд казалась неповрежденной, не считая оторванных дверей. Заплыв с кормы, Глеб обнаружил, что ударилась «Виктория» о дно, судя по всему, задней частью – полуют был вмят и распался на две половинки, – после чего ее, вероятно, подбросило, а потом уж развернуло на бок.
Морской красавицей «Виктория» при жизни не являлась (не такой уж глупец олигарх, чтобы бежать в изгнание на роскошной яхте), но после смерти выглядела удручающе. Можно представить, чего тут натерпелись люди. Глеб проделал круг почета вокруг места кораблекрушения, озирая ржавеющую, зарастающую илом посудину, подплыл к раздавленной рубке. Стекла были побиты, приборная панель выдрана с мясом. В месиве приборов и аппаратуры, к крайнему неудовольствию, он обнаружил двух придавленных панелью мертвецов. Шансов выбраться у моряков не было, эта парочка находилась на посту до последнего. Первый, вероятно, рулевой, коллега – капитан или штурман. Их раздавила оторвавшаяся приборная панель, и за три месяца тела основательно разложились. Лиц уже не осталось, их объели морские обитатели – лишь лоскутья кожи, отдельные фрагменты волосяного покрова, кости черепа, тоскливо чернели пустые глазницы. Он поспешил убраться из рубки, добрался до надстройки, цепляясь за выступающие части корпуса, протиснулся под прогнувшимся ограждением, уже обросшим скользкой тиной, и опасливо приблизился к дверному проему. Прикинул, не зацепится ли снаряжением, когда полезет внутрь, перевел дыхание – запас кислорода в баллоне пока имелся – и начал протискиваться в нутро утопленницы.
И сразу отшатнулся – навстречу плыла, растопырив перистые, ярко-красные плавники, малосимпатичная рыбина с хорошо развитыми челюстями. Он пропустил «даму», подождал, пока она удалится, – эта штука, судя по всему, в отличие от акулы не питалась живыми аквалангистами. Какое приятное собралось здесь общество… Внутри все было раздавлено, выломано, практически все переборки были разрушены, и он не сразу нашел коридор, разделяющий каюты правого и левого бортов. Плавали обломки мебели, какие-то догнивающие тряпки – возможно, одежда или постельное белье, плавали стулья, дверцы шкафов, предметы быта и обихода… Он медленно смещался по коридору, хватаясь за бронзовые электрические канделябры, когда-то закрепленные на стене, а теперь оказавшиеся сверху – после того, как стена стала потолком. И снова чуть кондрашка не хватила – растопырив руки, ему навстречу плыл широкоплечий мертвец с искаженной, относительно сохранившейся физиономией. Такое ощущение, что он собрался перекрыть ему дорогу, не пускать – дальше нельзя, закрытая зона! Телохранитель, безошибочно определил Глеб. Двух мнений, как говорится, и быть не может. Подавляя неприятное чувство, он отпихнул от себя нового знакомого, и тот подался в обратную сторону, переворачиваясь с ног на голову. В конце коридора Дымов обнаружил еще одного страдальца – причиной гибели послужила не вода. Парню чуть голову не оторвало обвалившейся перегородкой, она и сейчас была защемлена сместившейся стеной, а руки и ноги совершали непроизвольные движения, как у космонавта в невесомости.
Чуть дальше он нашел еще два тела. Миниатюрную пожилую женщину пригвоздило к потолку – она как будто приварилась к нему спиной, покачивала свисающими конечностями. При жизни дама была не дурнушкой – довольно хорошенькая и неплохо сохранилась для своего почтенного возраста. Впрочем, лицо у нее основательно разбухло, посинело, расползалось на лоскутья. С фотографией этой несчастной гражданки он ознакомился неделю назад. Людмила Борисовна Каренина, 54 года, супруга Александра Наумовича Каренина, с которой он прожил в законном браке, в горе и радости, без малого тридцать лет. По имеющейся информации, единственный на свете дорогой ему человек. А где же сам Александр Наумович? Он растерянно озирался, поплыл к блуждающему по пространству господину, который зацепился предплечьем за кронштейн от огнетушителя, и поэтому амплитуда его перемещений была минимальной. Господин благополучно разлагался. Интереса для рыб он почему-то не представлял, его практически не тронули, только выели глаза. Сдерживая тошноту, Глеб повернул его к себе лицом, и тот сорвался с кронштейна и сразу же полез обниматься. Дымов терпел – выворачивать желудок в полном аквалангистском снаряжении не самое блестящее занятие. Он избавился от «дружеских» объятий, отплыл. Мужчина был в годах, черты лица хранили отпечаток интеллигентности, оно предельно скукожилось, расклеилось. Проведи господин Каренин под водой хоть целый год и еще пятилетку в концлагере, он бы все равно выглядел иначе. А кто это тогда? С фотографией данного экземпляра Глеба не знакомили, для сына он выглядел старовато, для секретаря… вероятно, тоже. Впрочем, какая разница?
Он развернулся, выплыл в коридор. Он осмотрел практически все судно, кроме трюма и машинного отделения. Шесть трупов на яхте – имелся повод для сдержанного оптимизма. Безусловно, людей на «Виктории» во время плавания было больше. Но это ничего не значит. Тела могло унести в море. Кто-то мог покинуть судно, но не вынырнуть – от перепада давления и скопления азота в крови. Кто-то мог выбраться, добраться до поверхности, но не доплыть до суши. Помимо прочего, команда перед крушением, с большой долей вероятности, находилась на палубе (скажем, пыталась снести мачту) – тогда их от удара просто выбросило с яхты, и шансы выжить были минимальные…
В машинном отделении, куда он перебрался из коридора (слово «спустился» было неуместно), царил какой-то металлический бедлам. Ноги очередного несчастливца торчали из-под оторвавшейся стальной муфты. В трюме, куда он вплыл с замиранием сердца, было не лучше. Трюма практически не осталось, килевая часть и борта ниже ватерлинии были разорваны – словно гигантская кошка провела по ним когтями. Стальные ящики в количестве трех единиц, в которых перевозился особо ценный груз, по ходу плавания стояли на поддонах, и их крепили цепи. По мере качки цепи разболтались, а когда яхта стала биться в процессе крушения о подводные преграды, ящики поднялись на дыбы, стали наезжать друг на друга, переворачиваться. И теперь лежали в кучке, образуя кубическую горку. Две «единицы хранения» уцелели, у третьей от удара лопнул корпус, разошелся сварной шов, и часть груза высыпалась наружу. Глеб почувствовал, что ему становится как-то нехорошо. Лучше бы он этого не видел… Можно было уходить, он выяснил все, что хотел, но неодолимая сила влекла его к рассыпанным по поддону предметам. Он приближался как-то витиевато, замысловатыми «восьмерками», завис над этой потускневшей, обросшей тиной кучкой. Ей-богу, куча дерьма… И это то, что сводит людей с ума, заставляет их совершать нелепые поступки, терять человеческий облик? Тот самый металл, за который испокон веков гибнет пачками население планеты? Но что-то в этом, несомненно, было. Дрожала рука, когда он поднял один из брусков. Вероятно, тяжелый, но в воде – не очень. Ну и что в нем такого? Он поцарапал ногтем – очистился слой грязи. Заблестел мягкий и ковкий желтый металл – элемент побочной подгруппы первой группы, шестого периода периодической системы элементов – с атомным номером 79…
Он вынырнул из моря в кромешной темноте, дошлепал до берега, стащил ласты и в изнеможении опустился на песок. В небе переливались бисеринки звезд, казалось, оно опускается, сейчас раздавит. Он поднимался с глубины по всей науке, с тремя остановками – как и положено при декомпрессии, и все же голова кружилась, отрывалась от шеи и улетала. К нему метнулись трое, стали стаскивать акваланг, подняли, куда-то потащили – даже не став интересоваться, может ли он передвигаться самостоятельно. Нечего, мол, валяться, не алкаш какой-нибудь – где упал, там и планетарий…
– Ну, точно не зря сходил… – урчал Гурьянов, – по лицу видно… Вы посмотрите, коллеги, – такая физиономия, словно Янтарную комнату посетил. Он сделал это!
– Вы просто забыли его предупредить, что это невозможно, – ревниво бормотал Дениска. – Ну, давайте, Глеб Андреевич, колитесь. Последняя новость с пометкой «молния»! Что там у нас?
– Нашел… – прохрипел Глеб, садясь и тупо растирая виски. – «Виктория» на дне, золото в ней, тело олигарха Каренина не обнаружено… – Он словно отчитывался перед подчиненными. – Это совсем рядом, ребята…
– А что тогда так долго? – хихикала Татьяна. – Золото перепрятывал? Ну, Глеб Андреевич, смотри у нас… Слушай, ты даже брусочка не захватил? Мы тебе на слово должны поверить?
Они уходили с открытого места в лихорадочной спешке. Он еще не отошел от длительного пребывания под водой, а уже генерировал идеи и приказы. Гидрокостюмы не снимать – терпеть. Снять имеет право только он – чтобы высушить, а потом опять надеть. Задание выполнено наполовину – о судьбе олигарха по-прежнему нет информации. Они должны обследовать остров – это раз. Не попасться в лапы пиратам, выяснить, что за шайка, каковы их планы, возможности, проработать вопрос: реально ли их обезвредить? – это два, три и четыре. Сто к одному, что пираты собираются искать затонувшую с золотом «Викторию» (и когда-нибудь найдут), у них на «Лукреции» имеется оборудование. А у спецназовцев оборудования нет, в их задачу не входит поднять золото – а всего лишь выдать руководству информацию, где оно находится. Не позволить этим ублюдкам приступить к работе! А потому бойцы морского спецназа могут позволить себе лишь несколько часов на сон, и не где-нибудь, а прямо здесь – на лоне матушки-природы. Для яркого примера – Ленин в Разливе. И никакой Надежды Константиновны! Если имеются недовольные, то они могут пойти в задницу. Он сказал!
Ночь пролетела, как товарняк, из которого выпал машинист. Состояние было мерзейшее, в голове протекали «похмельно»-взрывные процессы, всю ночь он отбивался от разлагающихся мертвецов, решивших устроить в его честь подводный зомби-парад. Однако еще не рассвело, как он начал тормошить свою команду, попрятавшуюся в расщелины на западном берегу острова. Шуршали и вздымались ворохи травы и папоротника, возникали опухшие физиономии.
– Вот и завтра наступило… – убитым голосом жаловался Гурьянов.
– Глупец… – хрипела Татьяна, безуспешно пытаясь подняться. – Наступило сегодня, завтра наступит завтра… хотя, черт его побери, мне кажется, оно и завтра не наступит… – Тут она обнаружила, что не может подняться, потому что на груди ее лежит рука Дениски, и женское сердце исполнилось праведным негодованием. – Товарищ старший лейтенант, отставить! Что за хрень? Вам, наверное, снилось что-то очень интересное?
– Теперь, как честный человек, он обязан на тебе жениться, – хихикал Гурьянов. – Ночь с Клеопатрой, блин. За которую отрубали голову.
– Я не помню… – оправдывался Дениска, в ужасе отползая от пыхтящей женщины. – Я не виноват, вы сами, Татьяна Васильевна, мою руку взяли и на себя положили…
Татьяна поднималась, словно призрак – лохматая, с воспаленными глазами. Принялась ощупывать свое лицо, потрясенно бормоча:
– Это не я… это точно не я…
– Фантомные боли в голове, Танюша? – подмигивал Глебу уже практически проснувшийся Гурьянов. – Прилетел дракон и всю раздраконил? Поднимайтесь, Надежда Константиновна, поднимайтесь…
– Идите вы в сад… – отупело шептала женщина. – Все в сад… Я так не могу, товарищи, я должна посетить тайную комнату, принять душ, почистить зубы, нанести визит своему психологу… Боже, как невыносимо быть женщиной – постоянно приходится иметь дела с какими-то мужчинами!
Дурачились недолго – кто бы им позволил увлекаться этим делом? Скоро рассвет, выхода нет… Командир не просто так вам трахает мозги, популярно объяснил Глеб. Он хочет зачать в них кроху разума. Рассвет еще не позолотил безмятежно-спокойную морскую гладь, когда четыре человека в полной амуниции снялись со «стоянки человека», провели разведку окружающей среды и стали смещаться к каменистой косе на северо-западной оконечности острова. Смотреть в оба, предупредил Глеб. Не за подснежниками сюда пришли. Скоро вражеская флотилия переберется в эту местность. Они не идиоты, должны сообразить, что если «Викторию» принесло штормом с запада, то и разбиться она должна на западе, а никак не на востоке или, скажем, на юге. Несколько минут, расположившись на обрыве, они вели визуальную разведку. «На юге были, – бурчал Гурьянов. – На западе были. На севере еще не были…» Северная сторона живописного острова (который явно оказался больше, чем того хотелось) была не менее изрезанной, чем южная. Джунгли подступали к обрывам, деревья и кусты сползали в теснины. Крохотные намывные пляжи чередовались заслонами из булыжников и отколовшихся от обрыва глиняных глыб. Берег был немилосердно изрезан, прибрежные воды испещряли каменные островки, и Глеб невольно задумался: морской спецназовец стоит десятка, но ведение разведывательной деятельности на суше – что ни говори, не его конек. Первый же дозор противника, и поднимется невыносимый шум. Как передвигаться по сложной местности, если не знаешь, что будет через десять метров? Верный способ решить проблему через задницу, объявил он и приказал Гурьянову избавляться от амуниции. «Мы понесем твое снаряжение, а ты пойдешь впередсмотрящим – по воде аки посуху. Спрятаться там есть где».
Терпеливо ждали, пока боец примет нужный облик, растворится в морской волне. Он всплыл примерно через минуту – уже на северной стороне, за горкой блестящих окатышей, торчащей из воды. Несколько минут голова Гурьянова, сливающаяся с этими окатышами, изучала береговые складки напротив островка, потом кивнула – путь свободен. Трое, сгибаясь под тяжестью амуниции, перебежали открытое пространство, вскарабкались по корням на обрыв, преодолели по верху живописную бухту и залегли в высокой траве – напротив «лоцмана». Гурьянов удовлетворенно кивнул, ушел под воду. Очередное всплытие состоялось у пирамидальной скалы – словно впаянной в сползающий в море склон. Скрупулезный «мониторинг», снисходительный кивок – и снова трое побежали, маневрируя между бороздами карстовой породы и вывернутыми пластами красноватой глины…
На четвертом «эпизоде» произошло событие, которого с нетерпением ждали. Рассвет уже разгорался, и солнце, вставшее на востоке, озарило часть береговой полосы. Ослепительные блики зажглись на водной глади. Приходилось щуриться, чтобы отслеживать перемещения Гурьянова. Он долго исследовал очередной сектор, в который помимо прочих красот входил овраг, прорезающий часть обрыва, хотел уже включить «зеленый свет», но внезапно насторожился. Начал всматриваться. Потом отчаянно взвился – нельзя! И принялся рисовать знаками: впереди пост, двое, службу тащат, но как-то не в охотку, и лучше обойти их (вернее, обползти) справа, где все в порядке с природными преградами. А там уж сами решайте, оставлять ли угрозу в тылу или как-то с ней сладить…
Сладили своеобразно. Зажав зубами ребристый обушок универсального катрана, Глеб по-пластунски лавировал между камнями, стек в травянистую впадину, оказавшуюся тем самым оврагом. Вражеский дозор расположился в нескольких метрах. Двое не спали, хотя зевали так заразительно, что Глебу тоже захотелось. У парней была ярко выраженная азиатская внешность. Маскировочные штаны, пестрые жилетки на голое тело, у одного серьга в ухе, у другого перламутровое ожерелье на хорошо развитой безволосой груди. Причудливые штурмовые карабины «ФАМАС» французского производства с укороченными стволами и системой «булл-пап», при которой магазин с боеприпасами расположен позади пистолетной рукоятки. Один сидел на корточках и ворошил потертую колоду карт, тасуя ее то вперед, то назад, второй привалился к обрыву и исподлобья посматривал на окружающие реалии. Дозорные негромко переговаривались, но язык, на котором они это делали, был для Глеба сродни венерианскому диалекту. Информированный «язык» был бы кстати – что-то подсказывало, что на английском эти двое должны изъясняться. Он подкрадывался осторожно, прикидывая, как одним ударом обезвредить двух зайцев.
Какого черта?! Зашуршала трава за спиной, покатилась глина с обрыва, и слониха Соколова едва не оттоптала ему ценный копчик! Рассекло что-то воздух, отправляясь в короткий полет. Он и моргнуть не успел, как все закончилось. Любитель карточных игр повалился навзничь – конвульсивно вздрагивал, выплевывая пену с кровью, из сердца торчала костяная рукоятка катрана. Второй успел подметить, что дела неважны, сделал соответствующую мину, но сзади налетела Танюша, обняла за горло, повалила на себя, обездвижив скрещенными ногами, и мастерским движением свернула шею.
– А поговорить? – не понял Глеб.
– С нами поговори, – проворчал Дениска, со скрипом вытаскивая нож из мертвеца. – О чем с ними разговаривать, Глеб Андреевич? Ясное дело, раз они здесь, значит, неподалеку база.
– Действительно, – фыркала Татьяна, выбираясь из-под парня со свернутой шеей. – Будем считать, что обе стороны по итогам встречи остались довольны. Да отстань ты от меня, чего привязался… – зашипела она, отдирая от колена скрюченную длань покойника. – Боже, эти азиаты такие навязчивые, я еще по Турции помню…
– Ну, вы даете, блин, бойцы, – недоверчиво помотал головой Глеб. – Ладно… Ты где так научился? – спросил он у Дениски.
– Детство было сложное, в вигваме вырос, – объяснил пловец и задумчиво уставился на свое безжизненное произведение. – Как вы думаете, Глеб Андреевич, у них должна быть тревожная кнопка?
– К черту кнопку, – опомнился Глеб и завертел головой. Почти напротив, за обломанным «бизоньим клыком», Гурьянов подавал нетерпеливые знаки – вы там спите, коллеги? – Работаем, ребята, работаем, – заторопился Глеб. – Трупы – в лес, идем дальше, смотрим в оба…
«Пиратская бухта», о необходимости которой так долго размышлял майор Дымов, распахнулась через двести метров во всей красе! Это был, пожалуй, самый живописный уголок из всех, что он видел на этом острове. Берега вздымались уступами со щадящим уклоном. Террасы неправильных конфигураций – словно зрительские места в амфитеатре. «Бутылочное горлышко», в котором морская вода меняла цвет с насыщенного синего до легкомысленного бирюзового. Далее бухта сужалась еще больше и метров через пятьдесят упиралась в глиняно-скалистый обрыв, с которого свешивались закрученные корни и мочала травы. Бухту по периметру окружали молодцеватые пальмы с толстыми стволами и пушистыми метелками – такое ощущение, что их здесь специально насадили. У входа в лагуну красовались величественные, словно отесанные топорами скалы, напоминающие невозмутимых стражников. У одной из них уже прописался Гурьянов – скромничал он что-то, спрятался, только глаза моргали из-под величавой каменюки.
Посреди бухты, носом к морю, на якорной стоянке прохлаждалась бригантина «Лукреция»…
Пловцы лежали на краю крутого спуска. Острые глаза уже подмечали потенциальные источники неприятности. За спиной метровый обрыв, заваленный каменной крошкой, – подойти бесшумно неприятель не сможет, да и не осталось за спиной никого живого. На восточной стороне «пиратской бухты» в высокой траве мерцали несколько голов. И у южной оконечности просматривались несколько автоматчиков в пестрой одежде – хорошо, что не в камуфляже. Почему не спят в такую рань? «Ох, рано встает охрана»? Он запоминал и мотал на ус. Два пути отхода – назад и в джунгли, второй – сложнее, обрывистая тропа по левую руку, от бухты ее отделяли каменная насыпь и чахлые кусты – тропа обрывалась в метре над морем, и глубина там, видимо, была не для нервных. Он уже прикидывал – гранату до «Лукреции» не добросить. А так бы милое дело – снять дозоры на суше, забросать палубу простыми русскими РГД (похоже, свой арсенал тутошние разбойники собирали с миру по нитке, польстили и российской оружейной промышленности) – и конец «Лукреции» с ее оборудованием для подъема грузов! И не беда, что гранаты наступательные, повреждения будут чувствительные. А потом уж уходить в «леса», записываться в партизаны и добивать разрозненные группы противника. Спуститься пониже, чтобы добросить? – станут видными мишенями…
Пираты, судя по всему, сонями не были. На палубе уже намечалась утренняя активность. Парочка поджарых малых проволокла с носа на ют тяжелый рундук и стала сгружать его в трюм. Двое копались на палубе с такелажными снастями – один натягивал коуш, прикрепленный к смоленому пеньковому тросу, другой пытался дотянуться до него крюком. Из люка на баке выбралась чернявая парочка с автоматами и предалась неторопливой светской беседе.
Вслед за тем на капитанском мостике, расположенном под небольшой надстройкой между мачтами, объявился еще один персонаж – явно не рядовой бандит. Пловцы насторожились. Шатену было немного за сорок, выглядел статным, вероятно, был спортивно сложен (подробности фигуры вуалировала свободно свисающая рубаха). Прилично пострижен, на носу выделялась горбинка, придающая его облику что-то хищное и неприятное. Мужчина был ухожен и явно не из «местных». В выправке угадывалось что-то подозрительно офицерское, и это наводило на размышления. Он пренебрежительно покосился на колдующих со снастями азиатов, прислонился к перилам и закурил похожую на карандаш сигариллу (еще не сигару, но уже не сигарету). Мужчина был задумчив, цепляющий напряженный взгляд скользил по пальмам, обрамляющим бухту, спустился к террасам, потом взметнулся, прогулялся по камням, за которыми укрылись россияне, убрался в море…
– Что за кекс? – вопрошала Татьяна. – Обрати внимание, Глеб Андреевич, человек другой касты, исполнен пренебрежения к плебсу, служил на приличных должностях то ли в армии, то ли в специальных подразделениях. Вполне подходит на роль главного отрицательного злодея.
– Я заметил, – отозвался Глеб. – И запомни, Соколова, не бывает «отрицательных» злодеев, равно как и «положительных». Злодей – он и в Африке злодей. Бывают «отрицательные персонажи».
– А я просила умничать? – обиделась Татьяна.
– Шлепнем отрицательного персонажа? – простодушно предложил Дениска. – А то не нравится он мне что-то. А что? – пальнем, и тикать. По нему же пуля плачет…
– Отличное предложение, – похвалил Глеб. – Ты бы заткнулся, а?
– А что я такого сказал? – надулся Дениска. – Вы еще помянете мое слово, Глеб Андреевич, мы еще натерпимся от этого хищника.
«Персонаж» испытывал какие-то неудобства. Сделал раздраженную мину, перехватил «курительную палочку» в левую руку, а правой принялся яростно расчесывать висок, где находился источник раздражения. Застарелые боевые шрамы, догадался Глеб. Уж ему ли не знать, как порой досаждают эти напоминания о «боях, пожарищах» и насколько дискомфортен непрекращающийся зуд.
Господин с офицерской выправкой недолго скучал в одиночестве. Он едва сделал несколько затяжек, когда на капитанский мостик поднялся еще один характерный персонаж. Молодой парнишка, смуглый, но европейской наружности – настолько молодой, что Глеб едва успел подобрать отпавшую от изумления челюсть. Жилистый, стройный, с роскошными волнистыми волосами, спадающими на плечи, в распахнутой рубахе кремового цвета. Даже с расстояния было видно, насколько кукольное у него личико и какая гладкая кожа. Сначала Глеб подумал, что это юнга или кто-то из прислуги, но все оказалось сложнее. Уж слишком по-хозяйски вел себя паренек. Он с достоинством поднялся на мостик, хлопнул по плечу задумчивого господина с горбинкой на носу (тот в ответ неохотно улыбнулся), что-то ему сказал, рассмеялся. Потом оперся о перила, расставив руки, и стало видно, что на ремне у парнишки красуется кортик с позолоченной рукояткой в ножнах, а рядом с кортиком – кобура открытого типа, из которой выступала внушительная хромированная рукоятка. Эти двое беседовали на равных! Парнишка ухмылялся, лучился сарказмом, собеседник был угрюм и неразговорчив. Потом парнишка манерным движением отбросил со лба непослушную прядь волос и, сменив тон, грозно прикрикнул на вояк, занятых такелажными работами. Те подобострастно закивали и стали двигаться быстрее и беспорядочнее.
– Ни хрена себе, – удивленно пробормотал Глеб. – Гламурный пятнадцатилетний капитан, бывает же такое…
– А няшка-то какая… – мечтательно протянула Татьяна и засмеялась, чтобы чего не подумали. Потом перешла на серьезный тон. – Нет, Глеб, ты не прав. Думаю, лет восемнадцать ему исполнилось. Но выглядит это действительно не совсем типично.
– И его бы я пришлепнул… – пыхтел в камень Дениска. – Не люблю таких типов, которые из детства направляются прямиком во взрослую жизнь. Они опасные, если вы понимаете, что я хочу сказать. У этих типов напрочь отсутствуют тормоза и чувство меры…
Дискуссия уже намечалась, но события на «Лукреции» не позволили ей развернуться. Еще одна сцена, вызвавшая удивление, – причем Татьяне увиденное решительно не понравилось, а Дениска как-то задумчиво притих. Из надстройки выплыла молоденькая девчушка с таким же кукольным личиком и мальчиковой стрижкой, длинноногая, в возмутительно коротком платьишке с открытой спиной и глубоким декольте, подчеркивающим аппетитный третий размер. Она позевывала и держала в руках бесшерстную крысу-собачку (что-то среднее между чихуа-хуа и китайской хохлатой собакой) с торчащими ушами и выпученными глазками. На макушке у этого недоразумения красовался совершенно идиотский розовый бант! Девчушка продефилировала по палубе (при этом люди, вооруженные автоматами, почтительно здоровались и старательно прятали глаза) и, покачивая бедрами, поднялась на мостик, где примкнула к честной компании. «Пятнадцатилетний капитан» радушно обнял подругу за плечо, поцеловал, не смущаясь, в губы – с продолжительным и страстным засосом. Девчушка радостно защебетала и положила голову кавалеру на плечо, а горбоносый господин раздраженно поморщился и отвернулся. Девчонка нагнулась, отставив аппетитную попку (при этом Дениска как-то подозрительно засопел), выпустила собачку. Та с пронзительным тявканьем скатилась по лестнице и бросилась к людям, работающим со снастями. Стала виться у них под ногами, хватать за пятки. Нормальные бы люди спровадили ее подальше пинком, но эти терпели, работали, игнорируя полнейшее свинство, а молодежь на мостике потешалась и тыкала в них пальцами.
– Не, ну, я даже не знаю, что сказать… – только и вымолвил Дениска.
– Акселерация, туды ее, – вздохнула Татьяна. – А вообще, конечно, странно. Эти двое юнцов неплохо бы смотрелись в подъезде, в крайнем случае на пляже в Ибице, но здесь… Может, мы что-то не понимаем? Знаешь, Глеб, – она легонько ткнула Дымова в плечо, – Дениска, конечно, радикален в суждениях, но мне думается, он прав. Спровадить гламурную троицу к чертям собачьим, одним залпом обезглавить банду…
Он чувствовал, что Соколова права, что эта троица – самое опасное в радиусе ста миль, но как договориться с совестью и этим чертовым воспитанием, не разрешающим расстреливать детей? И может, они действительно чего-то не понимают? Время раннее, настоящие главари и вдохновители еще не проснулись… Он колебался, испытывал какие-то дразнящие чувства. И вдруг за спиной у спецназовцев что-то противно затарахтело! Выдержки хватило не совершать поспешных движений, к тому же тарахтело внизу. Спустя минуту в бухту, чадя прогорклым дымом, вошел знакомый катер, сбросил скорость и плавно пришвартовался к борту бригантины. На палубе толпилась вооруженная публика, но большого оживления там не наблюдалось. Пираты были удручены и растеряны. Многие с отсутствующим видом смотрели под ноги. Даже давешний «викинг» колоритной внешности выглядел придавленным и расстроенным. Невротичный долговязый тип в белой косынке и такой же в качестве галстука отделился от толпы, забросив за спину израильский пистолет-пулемет, перебрался на бригантину и семенящей походкой направился к капитанскому мостику. А кучерявый парнишка, уже почувствовав, что хорошие новости откладываются, расставил ноги и манерно скрестил руки на груди. Девчушка отодвинулась, чтобы не препятствовать «доверительной» мужской беседе. Ее мордашка выражала неподдельное любопытство. Поморщился господин с офицерской выправкой.
Несколько минут кучерявый юнец с брезгливой миной выслушивал доклад. А бледный начальник «абордажной команды» частил, заикался, проглатывал слова. Его визгливый голос прекрасно разносился по воде, бился о прибрежные скалы. Он вещал по-английски, и пусть не все слова доходили до спецназовцев, но суть их улавливалась. Рафаэль, дорогой, на этом острове действительно происходит что-то странное! Люди не спали всю ночь, обшаривали прибрежные воды и бухты на южной стороне этого клятого острова! Да, я понимаю, что ты приказал решить проблему до рассвета, но не все в наших силах. Люди измотаны, им даже половину территории не удалось осмотреть…
Потом его слова делались тише, он частил, спотыкался через слово. Нашли тела неких Вэймина и Вохтара – они долго пробыли в воде, их, похоже, унесло в море, а потом вновь прибило к острову. Оба погибли от огнестрельных ранений. Можно сделать вывод, что убиты все люди Джордана, включая самого Джордана и его неказистую посудину. У берега катера нет, значит, он затонул, но где это произошло, неизвестно. Но есть хорошая новость…
Дальше он лопотал совсем тихо, сбиваясь, обливаясь потом. Глеб вздрогнул, когда явственно прозвучало слово «Гамбринус»…
– Вашу-то в качель… – ухнула носом в траву Татьяна – она не жаловалась на слух. – Эти твари нашли нашу малышку…
– Бли-ин… – стонал Дениска. – Ну, теперь мы точно тут застрянем без еды и зарплаты…
А на что еще они могли рассчитывать? Этого следовало ожидать…
Курчавый юнец хмуро выслушивал своего клеврета, разминая суставы на «музыкальных» пальцах. Презрительно выпятилась нижняя губа. А тот уже срывался на нервный фальцет – они найдут этих «мерзавцев», они обшарят сверху донизу проклятый остров, но не сразу, это невозможно физически! У него не хватает людей! Его люди уже готовы перебраться на восточную сторону, троих он оставил в засаде у «Гамбринуса» – ведь должны они рано или поздно вернуться… Он прекрасно понимает, что не выполнил приказ, но сделает все возможное и невозможное, если ему дадут еще немножко времени…
Он попятился к лестнице, когда юнец с невозмутимым видом достал из кобуры здоровенную хромированную «беретту», что-то умоляюще закричал, закрылся ладонями. Выстрел расколол тропическую идиллию – в бухте была превосходная акустика, – бедолагу отбросило, он покатился по ступеням, вымазывая лестницу кровью и ошметками мозга, свалился на палубу, разбросав руки. Во лбу чернело пулевое отверстие, а затылок расползался по палубе, словно расплавленное олово…
– Хм, отличный парень, – сглотнул Глеб.
– При случае горло ему пожми, – фыркнула Татьяна.
Застыли люди на катере и на бригантине – нормальная воспитательная работа с личным составом. Насторожилась собачка, которой надоело гоняться за пятками, и последние несколько минут она рвала в лохмотья обрывок троса. Помчалась, подпрыгивая, как тушканчик, завертелась вокруг трупа, схватила его за оттопыренный палец. Засмеялась девчонка, которую все произошедшее только позабавило. Она еще что-то весело выкрикнула: дескать, снова Каролина угодила в страну кошмаров. Юнец картинно дунул в дырочку ствола и спрятал пистолет – но не в кобуру, а за пояс. Обнял девчонку за талию, и она отзывчиво к нему прильнула. Укоризненно покачал головой человек с горбинкой на носу, отодвинулся от своих «знакомых», сделав вид, что их не знает, и отвернулся.
– Они ненормальные, они психически больные, – догадался Дениска. – Они не люди, посмотрите, что творят, и это с лояльными-то бойцами…
Судя по всему, у парочки действительно имелись проблемы с адекватностью. К чему такая жестокость? Юнец перегнулся через перила и зашипел, сверкая глазами, на понурую публику на катере. Двое из этой компании лихорадочно переметнулись на бригантину, схватили покойника за конечности и поволокли на катер. Пираты суетились, бегали. Кто-то притащил веревку, рубил ее ножом, связывал мертвецу запястья. Трое дюжих самцов приподняли его, вознесли над передней частью надстройки, еще двое приняли сверху, чуть подали на себя. И через минуту распятое тело красовалось на виду у всей честной компании – с поникшей головой, вернее, с тем, что от нее осталось. Пираты украдкой крестились, отворачивались. И снова что-то визгливо проорал юнец, и оробевшая команда застыла, люди втягивали головы в плечи, прятались друг за дружку. Надменный напыщенный взгляд перебегал от лица к лицу, что-то выискивал, выбирал…
– Сейчас еще кого-то шлепнет, – предположил Дениска.
– Не, – возразил Глеб, – не думаю. Хорошего помаленьку, так и до бунта недалеко. Проводится конкурс на замещение вакантной должности.
Выбор малолетнего главаря пал на рослого «викинга», чья фигура выгодно выделялась на фоне прочих. Он ткнул в него пальцем и что-то проорал с подъемом в голосе. Громила невольно вытянулся – яволь, мой фюрер. И тут же преобразился, обретя кусочек опасной власти, стал орать на своих товарищей, потрясая кулаками. Пираты забегали, как тараканы. Несколько человек нырнули в машинное отделение, двое запрыгнули в рубку, еще двое подхватили багры и принялись отталкивать катер от бригантины. Взревел мотор, забурлила, вспенилась вода под винтом – и ржавая посудина, отойдя от «Лукреции», стала разворачиваться к выходу из бухты. И вот она уже неслась, разрезая бирюзовые воды, сдавая право на борт. Пираты сгрудились на носу, ощетинились автоматами и опасливо поглядывали на новое украшение судна – с головы которого стекала кровь.
– В назидание… – пробормотал Глеб. – Будет висеть, пока не выполнят поставленную мэтром задачу – найти и обезвредить чужаков, то есть нас. И не важно, что через час на этом пекле он протухнет и будет очаровательно вонять.
– На восток пошли, – подметил Дениска. – Что там, интересно? Мы в тех краях ни разу не были…
– Обещаю увлекательную экскурсию, – пообещал Глеб. – Но не сейчас, немного позднее…
Из недр бригантины объявился юркий человечек с тряпкой и ведром, рухнул на колени и принялся размазывать кровь по ступеням. Мимо него, покачивая бедрами, проплыла девчушка в коротком платьишке, брезгливо покосилась на оголившуюся задницу уборщика. Свистнула собачке, та примчалась, преданно таращась в глаза, и обе скрылись в утробе каракатицы. При этом глупое животное делало все возможное, чтобы хозяйка раздавила ей хребет. На мостике остались двое. Юнец уже не выглядел таким напыщенным и надменным, он хихикал, похлопывая по плечу своего делового партнера, который с неприязнью ему что-то выговаривал. Расходиться в ближайшие минуты эти двое не собирались. Шатен извлек из пачки очередную сигариллу, вставил в рот и поджег. Глеб напрягся – катер с устрашающей «символикой» уже скрывался за скалой-стражником. Активность на бригантине затихала. Рассредоточенные по побережью охранники занимались своими делами, к обрыву не подходили.
– Ты какой-то напряженный, – подметила Татьяна, заглядывая ему в глаза.
– Есть такое дело, – признался Глеб и принялся стряхивать с себя амуницию, не отрываясь от земли.
– Далеко? – насторожилась Татьяна.
– Ждите, – лаконично бросил Глеб и пополз налево – к обрывистому склону.
Он спускался по извилистой тропе, делая все возможное, чтобы за ним не хлынула осыпь. Он практически полз, не поднимая головы, благо от бухты его отделял полуметровый каменный барьер. Он уже возился на краю обрыва, гадая, как бы спрыгнуть в воду, не всполошив округу. Поднял голову… и встретился глазами с Павлом Гурьяновым, который примерз к каменному острову и испуганно моргал на него – дескать, ты чего, командир, белены объелся? Он подмигнул подчиненному, сделал знак, что мозги под контролем, сполз с обрыва, держась за острые края, глубоко вздохнул, наполняя легкие воздухом, и в принципе бесшумно ушел в пучину…
Проплыть под водой без ласт и снаряжения (сам гидрокостюм не в счет) предстояло не меньше пятидесяти морских саженей (порядка девяноста метров). Дистанция предельная для организма, который толком не отдохнул. Но он не суетился, не нервничал – нужно излучать спокойствие, даже если задыхаешься и готов склеить ласты. Он двигался вперед, упруго разгребая воду, отталкивался пятками, попутно отмечая красоты подводного мира и отрадное отсутствие акул. Мелкие рыбешки уступали ему дорогу, покачивался, словно маятник, морской конек, отсвечивая туповатым оком. Проплыл какой-то «инопланетянин» с разумным глазом и свисающими щупальцами. Шевелились водоросли, похожие на лохматые деревья с покрытыми инеем ветками. Он не думал, что промахнется – при таком-то размере бригантины. Он ускорялся, энергичнее работал руками и уже жалел, что не надел ласты. Ладно… Глубина бухты была порядка десяти метров – ни скал, ни бесформенных отложений мертвого планктона. Все пространство озарялось восходящим светилом, солнечные лучики расчерчивали воду, словно пули. И уже возникало из голубоватого подводного марева опутанное водорослями брюхо бригантины…
Он проплыл под ней, задев позвоночником шершавый киль, схватился за борт ниже ватерлинии, подался вверх с гудящей головой и вылезающими из орбит глазами. Выныривать, словно черт из табакерки, было как-то чревато, но терпения уже не хватало! Он всплыл под самым бортом, жадно хватал воздух, переживая не самые блестящие ощущения. Справился, ничего страшного… Опасливо глянул вверх – никто там не свешивается с борта, не целится в него? Никто не свешивался и не целился. Он находился в носовой части, предстояло проплыть немного назад – капитанский мостик где-то посредине…
Он плыл, загребая одной рукой, а второй выискивал выступы в ржавеющей металлической обшивке. Иллюминаторы располагались выше, он ничем не рисковал. Корпус судна закруглялся, для потенциальных наблюдателей он находился в слепой зоне. Но пора уже было выбираться. Иллюминатор над головой был задраен – и это славно, он схватился за углубление в округлом створе, подтянулся. Еще немного наверх… Он уже слышал глухие голоса над головой! Сердце убыстряло ритм, липкий пот струился по глазам. Он нащупал выступ во внешней части фальшборта, ухватился за него обеими руками, уперся пальцами правой ноги в углубление под иллюминатором, вытянул голову. Чудная какая-то поза, ненадежная, рискованная, он мог продержаться в ней не больше минуты, от силы полторы… а потом камнем в воду! А еще приходилось вертеть головой, контролируя ситуацию на восточном побережье. Охрана к краю пропасти пока не подходила.
– Вас еще в МИ-6 не потеряли, Гарри? – доносился насмешливый голос юнца. Он говорил по-английски без акцента, этот язык был родным для него. – Сколько недель вы уже прохлаждаетесь в нашей гостеприимной местности? Не потягивает еще на историческую родину?
– Я никогда не работал в МИ-6, Рафаэль, – ворчливо отзывался шатен. – Ты прекрасно знаешь, где я работал… пока не утонул вместе со своими ребятами и подводной лодкой.
– Ах, простите, Гарри, Особая Лодочная Служба Ее Величества… Жива там еще старушка? Ну, и как вам живется в мире мертвых? Что-то не похожи вы на мертвеца, хоть и бледны отчасти. – Юнец лаконично рассмеялся. – Вашим родственникам, наверное, полагается неплохая пенсия – в связи с утратой кормильца, нет? Представляю, как вытянутся их физиономии, когда они узнают, что вы живы и ищете сокровища на краю света в не самой подобающей для джентльмена компании…