Глава 2
Российская Федерация, Москва. Четырьмя месяцами ранее
Предложение Горчакова не просто озадачило, а потрясло меня. Входя в его кабинет, я даже не предполагал услышать то, что услышал. А сейчас – после всего сказанного – он требовательно смотрел мне в глаза и ждал согласия на участие в операции «Цунами-2».
Увы, я не был готов столь быстро принять ответственное решение и сказать что-то вразумительное. Это было выше моих сил.
– Не знаю, – почесав затылок, мотнул я головой.
– Хорошо, давай поступим так, – поднялся он из кожаного кресла. – Предлагаю переместиться в одно засекреченное местечко – там я тебе кое-что покажу. Это займет часика два-три. Заодно и подумаешь…
Я тоже встал и в замешательстве направился к двери.
Однако шеф притормозил:
– Не спеши. Моя служебная машина застряла в пробке на Ленинградке, так что у нас имеется лишних полчаса, – он подошел к шкафчику и выудил початую бутылку коньяка с парой пузатых бокалов. – Давай-ка отметим нашу встречу. Все ж таки столько лет проработали бок о бок – в одной связке…
Одно из любимых выражений моего шефа: «Если вы не пьете и не материтесь, значит, вы не следите за ситуацией в стране». Точно сказано, хотя и мало соотносится с Горчаковым. Он не использует в речи крепких выражений и не употребляет алкоголь. Точнее, почти не употребляет. Иногда, рассказывая о предстоящей операции или видя мою усталость после длительной работы на глубине, сам предлагает пропустить по паре рюмок хорошего коньяка. Или как сегодня – впервые встретившись со мной после нескольких лет моего забвения…
– Тетка вчера звонила, – почти беззвучно выдохнул Сергей Сергеевич, глядя сквозь тонированное стекло на проплывающие мимо кварталы московских улиц.
– Та, что живет где-то за Уралом? – припоминаю о единственной родственнице моего шефа.
– Да, на северо-востоке Свердловской области. Плачет.
– Чего так?
– Рассказывает, что волки последнюю корову задрали. Не знает, как жить дальше…
Посидев еще четверть часа в его кабинете, мы выпили по три глотка хорошего коньяка и, покинув душные коридоры департамента, вышли на улицу. Усевшись в служебный автомобиль, Горчаков назвал водителю адрес, и мы тронулись в путь.
– … Хорошо, что половину урожая картошки успела обменять на муку, – печально продолжал он. – Живых-то денег там практически ни у кого не водится. Самые богатые люди в селах – пенсионеры. Охотиться нельзя: у всех билеты на перерегистрацию забрали, а чтобы получить их обратно, нужно заплатить по две тысячи рублей. А это ж для сельчан огромные деньги! Да и черт бы с ней – с охотой, но в тех краях волки стаями бродят. Нападут – отбивайся, чем сможешь: руками, ногами, граблями…
Голос генерала звучал глухо и безнадежно. Он говорил будто не со мной, а с пустотой, заполнявшей пространство бесконечных московских улиц.
Я безмолвствовал, не зная, что ответить. Мое отношение к происходящему в стране шеф прекрасно знал, и напоминать о нем не было смысла.
– … Потом тетка передала трубку внучке. Ей недавно исполнилось тринадцать. Спрашиваю: в школу-то ходишь? Хожу, говорит. Но нас мало – всего семеро учеников на школу. И это на село из трехсот дворов, где проживает более тысячи человек. Представляешь?! Кому нужна эта школа? Кому нужно в селе образование?! Читать и писать родители научат детей сами. Больница одна на весь район – в шестидесяти километрах от села. Тамошние расстояния между населенными пунктами – огромны. Раньше в селе была своя больничка, работавшая даже в годы войны, а недавно закрылась. Общественный транспорт давно издох, а собственных автомобилей практически ни у кого нет. Вместо роддомов – повитухи; бабы рожают дома. А если, не дай бог, скрутит аппендицит, то все – заворачивайся в простыню и ползи на кладбище. Ты чего молчишь-то? Или не согласен?
– У нас три четверти россиян так живут, – с трудом подбираю слова после некоторой паузы. – Знаете… если об этом не думать, то вроде и не гложет. У кого-то жемчуг слишком мелковатый и денег хватает только на поездку в Доминикану, а у кого-то волки под окнами задрали корову, закончились дрова и минус сорок на улице. У каждого свои проблемы.
– Да, история идет по спирали, – вздохнув, соглашается Горчаков. – В начале прошлого века люди в глубинке жили ровно так же и верили в Ленина с его реформами. В коммунизм верили и в то, что нужно немного потерпеть, а потом жить станет лучше, жить станет веселее. Однако сейчас на дворе двадцать первый век. Нано, черт бы их побрал, технологии. Олимпийский факел в космос запускаем, баб надувных придумали, всем миром коллективно решаем, как президенту назвать свою собачку… А где-то в Сибири еще один волк сожрал бабку, которая в недобрый час вышла из дома в туалет. И кто-то умер от перитонита, потому что нет ни больницы, ни санитарной авиации, ни врачей, ни денег на лекарства. И какой-нибудь первоклассник сегодня в школе примерз попой к стулу, пока выводил карандашом «Мама мыла раму». Это агония, Женя. Так называемая «стабильность». А точнее – судороги и пена изо рта. Пристрелите уже кто-нибудь Россию, как загнанную лошадь. Гордо сдохнуть уже не получится, а возрождать что-либо поздно: пока мы ровно сидели на задницах и ждали светлого будущего – наша власть прохлопала все, что у нас было.
– Сергей Сергеевич, по-моему, вы здорово устали, – гляжу на его бледное лицо. – Бросили бы вы свою службу – сколько можно тащить эту лямку?
– Бросить? И что делать потом? Читать газеты, лежа на диване или слушать вранье по центральным каналам телевидения?..
– Я бы на вашем месте уехал на постоянное место жительства в какую-нибудь спокойную страну с теплым морем и мягким альпийским климатом.
– Это куда же?
– Есть много стран, власть которых не страдает от амбиций и не ворует в космических масштабах. Австрия, Швейцария, Чехия или скромная, тихая Болгария.
– Нет, Женя, никуда я отсюда не уеду, – качает он седой головой, – тут могилы моих дедов и прадедов. Буду живой клеткой этого полутрупа до тех пор, пока он дышит. Но как же не хочется подыхать в навозе!.. Не за такое будущее двадцать миллионов человек полегло. Не за такое…
Поездка на служебном автомобиле Горчакова совпала с концом рабочего дня, и мы надолго увязли в тягучих московских пробках. Из-за них слушать откровения пожилого генерала мне пришлось довольно долго.
Наконец машина свернула с оживленного проспекта, пролетела несколько кварталов по относительно свободным узким улочкам и нырнула в открывшиеся автоматические ворота, встроенные в фасад длинного четырехэтажного здания.
– Приехали, – крякнул Горчаков, открывая дверцу.
– Куда это нас занесло? – удивленно огляделся я по сторонам.
Узкий дворик между двумя почти одинаковыми зданиями. Серьезная охрана на въезде, вооруженный патруль из ребят в камуфлированной форме и с крупной собачкой на коротком поводке.
– Один из немногих секретных НИИ, коим удалось выжить в сложные времена, – потянул он меня в сторону парадного крыльца. – Ты не представляешь, сколько сил и терпения пришлось вложить для его сохранения. Работает, кстати, и на подводный флот.
– Странно. Почему же я ничего не слышал об этом институте?
Старик с загадочным видом усмехнулся:
– Ты много чего не знал…
Мы прошли с ним по череде коридоров. Время от времени дорогу преграждали посты с охраной, и каждый раз генерал терпеливо лез в карман за удостоверением.
Наконец мы попали в большой зал, дальний правый угол которого был огорожен этаким театральным занавесом.
– Прошу, – приподнял Горчаков полу.
Я нырнул под тяжелый темный полог и замер в изумлении. Под десятком ярких ламп на специальных стапелях стояла небольшая подводная лодка.
– Узнаешь? – пихнул меня в бок генерал.
– Да, – кивнул я. – «Пиранья». Проект 865.
– Почти в точку. Ну, пошли, познакомлю тебя с одним уникальным человеком, и мы с ним кое-что расскажем…
Обойдя подлодку с кормовой части, мы оказались у приставленного к левому борту шаткого алюминиевого трапа.
– Так это макет! – понял я, заметив зияющее отверстие в борту.
– Конечно, макет. Настоящая подлодка сверхмалого класса уже проходит испытания в акватории Белого моря, – пояснил Горчаков. И, прежде чем начать восхождение, окликнул: – Петр Степанович! Вы внутри?
– Да-да, Сергей Сергеевич. Прошу на борт.
– Слава богу, Женя, закончилось то время, когда экономисты, юристы и психологи восторгались друг другом и собственной крутизной, – опять философствовал шеф, штурмуя высокую лесенку. – Вакханалия гуманитарных специальностей закончилась, и все наконец-то поняли, что деньги из ничего может делать только старик Трамп. Остальным необходимо что-то производить. И тут из вонючих подземелий повылазили злые технари. Перед тобой один из них, – кивнул он на пятидесятилетнего мужчину, одетого в темно-синий комбинезон. – Познакомься, Пирогов Петр Степанович – главный конструктор этой подводной лодки. Кладезь ума, золотые руки и просто замечательный человек.
– Эк вы меня представляете, – смутился тот, подавая мне руку. – Можно просто Петр Степанович.
– Евгений.
Я с интересом огляделся вокруг. Внутри полноразмерного макета, судя по всему, была тщательно воспроизведена каждая мелочь. Командирское кресло перед несколькими мониторами, приборы, рычаги и вентили управления; кровать напротив крохотного камбуза, трап к верхнему рубочному люку, кормовая переборка с двумя овальными дверцами…
– Неужели одноместная? – интересуюсь у конструктора.
– Совершенно верно. В полном соответствии с государственным заказом.
Обменявшись новостями, конструктор Пирогов и генерал Горчаков, словно заправские экскурсоводы, наперебой рассказывают мне о тактико-технических данных сверхмалой подводной лодки. Судя по всему, они давно знают друг друга и уже не один год занимаются засекреченным проектом под названием «Барракуда». Их воодушевление постепенно передается и мне.
Благодаря Петру Степановичу я вскоре узнал много нового о проекте сверхмалой подводной лодки «Барракуда», а также о специальном тренажере, созданном вслед за единственным действующим образцом.
– Внутреннее убранство и устройство тренажера полностью соответствует настоящей подлодке, – с нескрываемой гордостью объясняет конструктор. – После специального комплекса занятий у вас не будет сложностей в управлении и обслуживании «Барракуды».
– Ну как аппарат? – довольно спрашивает Горчаков, видя мой искренний интерес.
Признаюсь, тренажер произвел на меня хорошее впечатление. На мониторах послушно высвечивались данные всех систем и агрегатов. Приборы показывали значения глубины, скорости, параметров течения, температур, давления… Органы управления послушно изменяли эти значения.
– Неплохо, – кивнул я, а про себя подумал: «Если с такой любовью и дотошностью сделан макет, то стоит ли сомневаться в качестве исполнения самой подлодки?»