4
Меж тем полученная станцией слежения «Свалсат» информация о российском спутнике, затонувшем на шельфе Гренландского моря, оперативно ушла в Брюссель, в штаб-квартиру НАТО. Это и понятно: персонал норвежской станции, как уже было отмечено, согласно демилитаризованному статусу архипелага Шпицберген, исключительно штатский, военных там нет. Поэтому самостоятельно проводить какие-либо оперативные мероприятия норвежцы не могут, да и не хотят. Установили факт падения, определили координаты, а дальше пускай большое натовское начальство разбирается и решения принимает.
В Брюсселе, что называется, забегали! Там тоже сидели далеко не дураки, там быстро поняли, как им повезло. Давненько таких подарков не перепадало. Поэтому решение было принято немедленно и на самом высоком уровне.
Эксперты Североатлантического пакта ни на секунду не сомневались: Россия так просто с потерей спутника не смирится. Наверняка будет предпринята попытка вернуть его, достать с морского дна. Значит, надо русских во что бы то ни стало опередить! Не особенно при этом стесняясь в средствах. Результатом этого нехитрого умозаключения стал срочный приказ, поступивший из брюссельской штаб-квартиры в Рейкьявик, являющийся не только столицей Исландии, еще одного партнера США по пакту, но и одним из крупнейших на севере центров базирования подводного флота НАТО.
…От длинного бетонного пирса отошла, пофыркивая двигателями, в надводном положении американская дизельная тактическая подлодка. Ее вытянутое веретеновидное тело серо-стального цвета плавно разрезало темную воду рейкьявикского залива; острый нос субмарины смотрел в открытое море. Брызги, срываемые встречным легким ветерком с гребней раздвигаемых подлодкой встречных волн, падали на правое крыло ходового мостика, расположенного низко, у самой воды.
На мостике стояли двое. Одним из них был капитан американской субмарины, военный моряк в третьем поколении Ричард Мертон. Форма американских подводников как-то очень шла этому подвижному сухощавому мужчине сорока с небольшим лет, подчеркивала его безукоризненную выправку и юношескую стройность ладной жилистой фигуры. С чисто выбритого загорелого лица капитана внимательно и спокойно смотрели глубоко посаженные серые глаза. Мертон был красив неброской мужской красотой, что было особенно хорошо заметно, когда он улыбался, широко и открыто. Но сейчас выражение капитанского лица было неуловимо недовольным, словно бы выход в море на сей раз чем-то тревожил его.
Рядом с Мертоном, небрежно опираясь на леерное ограждение ходового мостика, стоял в расслабленной позе моложавый брюнет с бледным, несколько заостренным, словно мордочка у хорька, лицом. Да и вообще что-то во внешнем облике второго мужчины напоминало этого мелкого хищника. Одет он был в простенькие синие джинсики и неброскую полуспортивную курточку и в сравнении с Ричардом Мертоном выглядел на редкость убого-цивильно, совершенно по-штатски, так что невольно возникал вопрос: а что этот шпак делает на ходовом мостике боевой подводной лодки?
Однако из них двоих именно этот невзрачный тип, которого Мертону представили как Роберта Хардера, офицера одной правительственной… организации, был на текущий момент главным. Именно это портило капитану настроение, угнетало его. Привыкнув быть на своей подлодке «первым после бога», он с некоторым внутренним раздражением воспринимал этого, навязанного ему прямым приказом непосредственного начальства, «офицера».
«Да и что за звание такое, господи прости, "офицер", – уныло размышлял Мертон, глядя прямо вперед, по ходу движения субмарины, – а уж что касается той самой организации, где он служит, то тут у меня сомнений никаких нет. Как этих спасителей отечества из Лэнгли ни маскируй, как ни перекрашивай, а шпионские ушки все едино торчат. Ох, не люблю я их брата! Как бы хорошо было договориться с русскими, китайцами, словом, со всеми странами, да и утопить в одночасье всех этих суперагентов к чертовой бабушке, и наших, и их! Право слово, воздух бы чище стал и дышать легче!»
Давно замечено, что настоящие боевые офицеры любой армии мира к работникам ведомства «плаща и кинжала» относятся с брезгливой настороженностью, хотя бы и к своим. И во все времена так было начиная с осады Трои! Так что капитан-подводник Ричард Мертон тут исключением вовсе не являлся… Видимо, какой-то отзвук этих мыслей мелькнул-таки на его лице, потому что его сосед по мостику вдруг широко улыбнулся, похлопал Мертона по плечу и спросил нарочито бодрым тоном:
– Что это вы загрустили, Дик? Кстати, вы не будете возражать, если я именно так стану обращаться к вам? А то Ричард слишком длинно и официально. Вы, в свою очередь, можете называть меня Бобом. Согласны?
– Согласен… Боб, – кисловато отозвался Мертон, решив, что обострять отношения с этой цэрэушной лисой в самом начале похода все же не стоит. – Что до моего настроения, то я ведь до сих пор не поставлен в известность о цели похода. Знаю только, что мы держим курс на Шпицберген. Вы бы прояснили мне ситуацию…
– Всему свое время, Дик! Вот когда оно настанет, обязательно проясню, – Хардер снова ободряюще улыбнулся, даже подмигнул Мертону. – Не забывайте, что командование возложило оперативное руководство на вашего покорного слугу. Ваше дело пока именно что держать курс на Шпицберген. Вот подойдем поближе к архипелагу, тогда и соберем небольшое оперативное совещание.
Капитан недовольно нахмурился и проворчал:
– То-то и оно, что как бы нам это «поближе» не вышло боком! К вашему сведению, Боб, Шпицберген – демилитаризованная зона для всех без исключения государств. Беспрепятственно сюда могут заходить лишь норвежские боевые корабли. Все остальные только с разрешения норвежцев. Наши в том числе. А моя подлодка именно боевой корабль, а не прогулочная яхта. И официального разрешения я не получал. Можем влипнуть в неприятную политическую ситуацию.
– Ну, с политической стороной проблемы я как-нибудь разберусь, если вообще будет с чем разбираться. Вы же не собираетесь, я надеюсь, весь путь до Шпицбергена идти в надводном положении? Нет, через некоторое время нам придется нырнуть… Совершенно незачем, чтобы все кому не лень могли проследить наш курс. Так что давайте, Дик, вволю надышимся свежим морским воздухом, регенерированный нам еще до тошноты опротиветь успеет.
Капитан Ричард Мертон недовольно засопел. Пусть этот «офицер» так и не сказал ему ничего конкретного о поставленной задаче, но у него и своя голова на плечах имеется, а думать ею и делать определенные выводы ему никакое ЦРУ не запретит!
– На подлодке, – с раздражением сказал он, – помимо моего экипажа, людей, с которыми я плаваю не первый год, еще десять человек военнослужащих. Я достаточно опытен, чтобы с ходу определить, кто они такие. Это боевые пловцы, элитный подводный спецназ, знаменитые «морские котики». Значит, надо так понимать, нам предстоит силовая акция?
– А хотя бы и так, – с напускным равнодушием отозвался Хардер. – Вас это смущает? С чего бы вдруг?
– Да с того, – продолжил Мертон, – что в том районе, куда мы направляемся, хлестаться можно только с русскими, больше там никого нет. Не просто же так мы взяли на борт десятку «морских котиков»?
– Н-да… Недаром мое начальство отзывалось о вас, Дик, как о весьма умном человеке. Допустим, что вы правы в своих предположениях. И что?
– Но ведь мы с русскими вроде бы перестали враждовать! Напротив: дружба, совместная борьба с международным терроризмом и все такое…
– Ах, вот вы о чем, – весело рассмеялся Хардер. – Послушайте совет более опытного в таких вопросах человека: не обращайте внимания на квохтанье политиков из Госдепа относительно пылкой любви, которую мы с некоторых пор испытываем к русским, а они, соответственно, к нам. Беззаветная и безоглядная любовь куда как хороша в романах, иногда в постели, но в серьезной политике, равно как и в бизнесе, ее применение требует большой осторожности. По большому счету ничего в наших с ними взаимоотношениях не изменилось и в обозримом будущем навряд ли изменится! Просто русские стали слабее. И наша задача сделать так, чтобы они с каждым годом становились еще слабее!
Он на минуту замолчал, рассеянно глядя на плескавшую о борт подлодки морскую волну, а затем добавил, смягчая жесткость тона широкой и белозубой, истинно голливудской улыбкой:
– Самое же главное заключается в том, капитан, что мы с вами отнюдь не политики, а военные. И посему должны беспрекословно выполнять приказы, даже если что-то в их содержании нам не слишком по нутру. Не так ли?!
«Это я военный, – хотелось докончить Ричарду Мертону, – а ты… Морской черт разве разберет, кто ты такой!»
Однако капитан Мертон угрюмо промолчал. Настроение у него испортилось окончательно. Было в этой завершающей добродушной улыбке Хардера что-то такое, что насторожило Ричарда больше, чем весь предыдущий разговор.
Еще пару часов американская субмарина шла в надводном положении, пользуясь тем, что стоял полный штиль и море было спокойно. Но вот дважды коротко рявкнул ревун, и команда подлодки стала готовить ее к погружению.
Приняв в балластные цистерны стылую забортную воду, субмарина медленно, словно бы нехотя, провалилась в морскую пучину. На глубине в полторы сотни метров ее плавучесть стала нейтральной. Поправив легкий дифферент на корму, Ричард Мертон взглянул на показания гирокомпаса. Курс его подводного корабля оставался прежним, нос подлодки смотрел строго в направлении архипелага Шпицберген. Но теперь заметить субмарину с поверхности стало практически невозможно. До расчетной точки, координаты которой сообщил капитану Роберт Хардер, оставалось около двенадцати часов хода.
«И что там, в этой самой точке? – спросил себя Мертон. – Не пора ли Хардеру наконец-то открыть обещанное оперативное совещание? Терпеть не могу, когда у меня нет четко поставленной задачи! Непривычно как-то, неуютно…»
Вот бы удивился американский капитан, если бы каким-то чудом узнал, что почти дословно повторил про себя слова русского моряка Сергея Павлова, сказанные тем десять часов тому назад!
