33
К домику Берестецкой американцам удалось пробраться незаметно, как и хотел Хардер. Ни давешнего полицейского не повстречали – встречи с ним цэрэушник опасался больше всего, – ни кого другого из жителей поселка. Лонгйир словно вымер – хоть бы один человек на улочке! Идеальные условия.
– Брать его живым! – приказал Хардер. – Только живым, мертвый он мне без надобности. Оглушите его, чтобы не орал и не дергался, и немедленно уходим к моторке. Труп мы из него позже сделаем, после того, как я с ним побеседую. Я сам его убью. Никаких звонков и стуков. Хаттлен! По моему сигналу ломайте дверь. И врываемся все сразу. Он этого не ожидает, сопротивления оказать не сможет. Приготовились, парни! Билл, давайте!
Широко размахнувшись, Большой Билл изо всех своих немалых сил саданул прикладом «М-16» чуть ниже замочной скважины. Второго удара не потребовалось. Раздался громкий треск, дверь распахнулась. «Морские котики» ворвались в дом Валентины Берестецкой. Роберт Хардер, несмотря на весь свой охотничий азарт и ненависть к русскому, порог домика переступил последним, прячась за широкими спинами «котиков». Азарт азартом, но получить автоматную очередь в живот Хардеру не улыбалось!
Быстро выяснилось, что получать автоматную очередь не от кого. Домик Берестецкой был пуст. «Котики» вихрем промчались по всем его комнатам, не забыв про ванную, туалет и кладовку, но никого не обнаружили. Хардер поверить в такое никак не мог. Размахивая своим «хорном», он лично обшарил домик, даже под кровать заглянул. Затем повторил эти бессмысленные действия еще раз.
Выражение лица у цэрэушника стало как у маленького ребенка, которому обещали дать большую вкусную шоколадку, а вместо нее вручили собачью какашку.
– Но куда он мог деться?! – вопрошал Хардер неизвестно кого. – Он же не мог знать, что мне известно, где он прячется! Неужели меня обманули? Этого не может быть. Что, вообще ничего не нашли? – безнадежно спросил он у Хаттлена.
– Почему же ничего? Гидрокостюм его нашли, – несколько иронично сказал Большой Билл. – Кроме того, в той комнате, где отыскали гидрокостюм, на кровати и на полу кровавые пятна. Довольно большие. Так что был он здесь – никаких сомнений. Только вот сейчас его здесь нет. Тоже – никаких сомнений. Опять прокол получается, Бобби. Что-то частенько мы за последнее время прокалываться стали. Не нравится мне это.
Командиру «морских котиков» Уильяму Хаттлену не нравилось не только «это», но и многое другое. С того момента, как Хардер вызвал его на ходовой мостик субмарины, осчастливил известием, что сейчас они двинутся в Лонгйир сызнова ловить русского, и приказал готовить группу захвата, Хаттлен никак не мог ответить себе на вопрос: зачем это нужно? Неужели ненависть к русскому подводнику стала у Хардера маниакальной, совершенно затуманила ему мозги? Сейчас все силы надо бросить на то, чтобы возможно быстрее извлечь спутник и удирать с добычей без оглядки, пока норвежцы не разобрались, кто истинные виновники инцидента с их катером. Их сюда за этим послали, а вовсе не на охоту за русским подводником. Интересно было бы узнать, думал Хаттлен, откуда у Хардера взялась такая уверенность, что русский скрывается именно в этом домике? Хардер не ошибся, скрывался здесь русский, тут никаких сомнений. Но как Хардер об этом узнал? Сорока на хвосте принесла?
Кстати, в отличие от Хардера, никакой ненависти к Полундре Большой Билл не испытывал. Напротив, испытывал чувство уважения как к сильному противнику. Мало того, к уважению с недавних пор добавилось что-то вроде благодарности. Хаттлен недаром считался отличным командиром. Он всегда старался беречь своих парней, он очень тяжело переживал гибель каждого из них. После взрыва понтонов «Ниппера» ребята доложили ему, что русский мог преспокойно убить двоих. Но он не сделал этого! Хаттлен сам расспросил эту незадачливую парочку, которой необыкновенно повезло: они добрались до поверхности на одном дыхательном аппарате! Опыт у Большого Билла был громадный, не уступающий, пожалуй, опыту Павлова. Он легко реконструировал то, что произошло на глубине: атаку своих ребят, ответ Полундры, дальнейшие действия русского, которые привели к столь впечатляющим результатам. И сказал себе: «Вот это классная работа!» Так при чем тут оголтелая ненависть? Он делает свое дело, они делают свое. У них приказ, у него – тоже. Интересно, кто из них двоих оказался бы сильнее при встрече один на один? Причем желательно без смертоубийства обойтись…
Хардера же Большой Билл с недавних пор стал тихо презирать. За редкостное тупоумие, ослиное упрямство и ненужную жестокость. Спецназовец Хаттлен крови не боялся, он сам ее пролил немало и с тактической точки зрения признавал, что расстрел гринписовского катера был неплохим ходом. Но сам бы он за такое грязное дело ни за что не взялся и капитана Мертона в чем-то понимал. Сейчас Большой Билл с удовлетворением думал, что пока в этом рейде ни на нем самом, ни на его ребятах крови нет. Он постарается, чтобы и не было. Когда этот псих прикажет открыть пальбу, то он еще очень подумает, стоит ли подчиняться. Если не будет положительного результата, если они не привезут спутник, то Хардер по возвращении в Штаты утонет так мгновенно, что даже пузырей не пойдет, потому что Мертон молчать не будет. И пускай тонет на здоровье! Только – без нас.
Большой Билл, однако, несколько заблуждался насчет мотивов Хардера. Командир «котиков» забыл про одну очень важную деталь.
Да, конечно, ненависть к Павлову Хардер испытывал лютую. Только ее с лихвой хватило бы, чтоб, наплевав на все подъемные работы, броситься ловить русского подводника. Но в поведении Хардера присутствовал и прагматический расчет. «Нерпа» – вот что интересовало цэрэушника! Хардер пребывал в полной уверенности, что стоит ему как следует, с применением «форсированных методов» допросить североморца, как тот не выдержит, сдастся и скажет ему, где он спрятал секретную мини-субмарину. Можно даже пообещать, что в обмен ему сохранят жизнь. Кто потом проконтролирует выполнение такого обещания?
Ничего равного «Нерпе» по тактико-техническим данным ни у американцев, ни у союзников США не было. Поэтому все разведывательные ведомства НАТО спали и видели, как бы заполучить хотя бы техническую документацию на этот уникальный подводный аппарат. А уж если приволочь в Штаты саму «Нерпу», живьем, так сказать, то расценят такое как очень крупный успех. Это страховка, думал Хардер. Если операция с русским спутником сорвется – она с самого начала пошла вкривь и вкось! – то, раздобыв «Нерпу», он частично прикроет свой провал. Еще большой вопрос, что для родной конторы в Лэнгли важнее: спутник, набитый неизвестно чем, или секретная русская мини-субмарина. Очень может быть, что как раз второе. А если спутник все же удастся раздобыть, то «Нерпа» станет роскошным соусом к основному блюду. Во всяком случае, найти ее нужно. Когда они гнались за русским в прошлый раз, у того было совсем немного времени, чтобы спрятать свою подлодочку. Минут пять-десять, не более. Но Хардер понимал, что найти ее в запутанном извилистом фьорде самостоятельно практически невозможно. Это посложнее, чем со спутником. Времени на такие поиски у них нет. А вот если как следует прижать русского… Сам скажет! Именно поэтому, а не только из желания вволю поиздеваться над североморцем, Хардер требовал, чтобы того взяли живым.
Роберт Хардер привык мерить всех людей по себе. Сам он при первой же угрозе своей жизни не задумываясь выдал бы противнику все что угодно. Лишь бы не убили. Цэрэушнику не могло прийти в голову, что даже возьми он Полундру, тот скорее умрет под пытками, чем откроет ему место, где спрятал «Нерпу». Хардер совершал ту же психологическую ошибку, что и в случае со Стеценко. С тем немаловажным отличием, что Стеценко-то был у него в руках, а вот с русским подводником все как-то… не получалось.
Не обнаружив североморца в домике Берестецкой, американцы растерялись. Хардер снова впал в состояние дикой ярости, он размахивал пистолетом, гнусно сквернословил, брызгал слюной. «Морские котики» угрюмо посматривали на него: дальше-то что делать? Не пора ли убираться подобру-поздорову, а то, не ровен час, принесет кого-нибудь… Того же местного полицейского. И что тогда? Мочить его как нежелательного свидетеля? Или дружно отправляться в камеру местного полицейского участка за взлом и проникновение в частный дом гражданки Норвегии? Хороша альтернатива, нечего сказать!
Большой Билл было уже собрался изложить Хардеру эти соображения, раз тот сам не понимает, в какой опасной и двусмысленной ситуации они оказались, как рядом с домиком раздалось пофыркивание мотора автомобиля, скрип тормозов. Дверца серого «Пежо» захлопнулась, и Валентина Берестецкая направилась к своему дому.
– Это она, хозяйка, – лихорадочно зашептал Хардер. – Ее надо взять. Она должна знать, где русский. Только тихо!
То, что ее дверь взломана, Валентина увидела сразу. И тут Берестецкую подвели эмоции: слишком не чужим человеком за это короткое время стал для Вали Сергей Павлов. Назовем вещи своими именами: Берестецкая успела без памяти влюбиться в Полундру!
Самым разумным в такой ситуации было бы бежать в полицейский участок поселка, по крайней мере позвать соседей. Но Валентина даже не подумала об этом. Сердце женщины подкатило под горло от холодного ужаса, голова закружилась. Что произошло, пока ее не было?! Выяснить, выяснить срочно! Ведь никто не знал, что Павлов у нее! Она распахнула дверь и бросилась в домик.
Что она ожидала увидеть? Самое страшное – труп Сергея? Следы яростной борьбы?
Во всяком случае, дуло автоматической винтовки «М-16», направленное ей в лоб, она точно увидеть не ожидала. Равно как и мерзкую физиономию недавнего знакомца, Роберта Хардера. Мысль о возможной засаде просто не пришла в голову Берестецкой. Правда, засады, собственно, не было. Появись Валентина пятью минутами позже, она не застала бы никого. Лишь обнаружила бы взломанную дверь да пустой дом с перевернутой мебелью. Те самые следы борьбы… Не повезло Валентине!
– Где твой гость? – Хардер попытался задать этот вопрос зловеще-холодным тоном, но не выдержал, сорвался и заорал: – Отвечай немедленно, с-сучка, иначе мы тебя прямо здесь на куски порежем!
Цэрэушник вспомнил, как она одурачила его совсем недавно, как оставила с носом. Ведь когда эта зараза строила глазки да любезничала с ними на кухне, русский подводник лежал в соседней комнате! Совсем беспомощный, его можно было тепленьким брать! А его, Роберта Хардера, так провела какая-то норвежская тварь! Хардер почти свихнулся от ярости, снова увидев Берестецкую. Он испытывал такую злость, что, действительно, мог бы резать ее на куски, получая от этого огромное удовольствие.
Большой Билл никакой особой злости не ощущал. Скорее удивление с оттенком самоиронии: как же лихо его вокруг пальца обвели! И уж чего он ни в коем случае делать не собирался, так это резать на куски подданную норвежской короны в ее собственном доме. Если до подобных «подвигов» докопаются – а докопаются ведь! – то это стопроцентная тюрьма что в Норвегии, что в Штатах. Сумасшедшему Хардеру не терпится попасть за решетку? Бог в помощь – пусть сам и режет. А мы с ребятами ему не помощники в таком героическом деле. Так, попугать… Это можно, отчего же, вдруг струсит, выдаст, куда русского перепрятала. А что серьезнее… Это без нас.
Он обвел взглядом своих парней. Те поняли своего командира без слов, молча кивнули.
Но нет! Никаких ужасов не произошло, и никто никого резать не стал. Случился у Роберта Хардера очередной облом.
Около домика Берестецкой вновь раздался скрип тормозов: это рядом с серым «Пежо» остановился микроавтобус с тонированными стеклами. На борту машины красовалась надпись «Арктикуголь».
Снова широко распахнулась покалеченная дверь, и в домик вошли трое: контр-адмирал Петр Николаевич Сорокин, подполковник Тиняков и крепкий широкоплечий парень в кожаной куртке и джинсах, водитель микроавтобуса. Валентина, которая еще не успела опомниться, не успела сказать ни слова вломившимся в ее дом американцам, вздохнула с облегчением: теперь ей ничего не грозит!
Сорокин никак не ожидал увидеть представшую перед ним картину. Он ехал в Лонгйир лишь для того, чтобы мирно и незаметно забрать из Валиного дома Полундру и переправить его в Баренцбург, а тут черт знает что происходит. Здорово, что интуиция не подвела его и они с Тиняковым предварительно заехали к Васильеву. Хороши бы они были сейчас с двумя авторучками наперевес против «хорна» и трех «М-16»!
Ни возраст, ни годы кабинетной работы не сказались на быстроте реакции контр-адмирала. Он просчитал ситуацию мгновенно и так же мгновенно среагировал на нее. В руке Сорокина вдруг словно по волшебству возник пистолет Стечкина. Очень надежная полуавтоматическая машинка… Тиняков и водитель оказались вооруженными точно такими же пистолетами.
Интересное сложилось положение! Трое русских против четверых американцев. У американцев три автоматические винтовки «М-16» и австрийский десятизарядный «хорн» у Хардера. У русских – три «стечкина». Это приблизительно поровну, если учесть, что в ближнем бою «стечкин» много сподручнее автоматической винтовки.
Самое любопытное заключалось в том, что ни русские, ни американцы огневого контакта не хотели. Даже предельно разъяренный Хардер, у которого аж палец на спусковом крючке «хорна» побелел, понимал: один выстрел, и начнется та-акая мясорубка, что вряд ли кто выйдет из домика живым. Если даже и выйдет, то далеко не уйдет: подлетят на вертолете норвежские спецназовцы – имеются таковые и у Норвегии! – и повяжут как миленького.
Две группы вооруженных людей застыли друг напротив друга в напряженном молчании. А между ними стояла Валя Берестецкая.
